Д.М.Милеев. Воспоминания. Конец Халхаджи

Дата публикации: 08.06.2014 2:17:36

Раненого С.Ю.К. перевезли к нам в дом на Махрамском и поместили в отдельной комнате. Сюда приезжали его навещать командир Ферганского фронта Коновалов, командующий войсками Туркестанского военного округа Городовиков и другие. Он был окружен большим вниманием. По выздоровлении он снова в Красной Армии, с действующими частями против Халхаджи. С.Ю.К. перевалил через перевал Койджулы в Алайском хребте, чтобы зайти в тыл басмачам. Халхаджа застрял в горах Кичи Алая, а попытка его двинуться на перевал окончилась для него роковым образом: киргизы, засевшие на склонах ущелья, устроили обвал. Снежная лавина погребла все халхаджинское войско, а по весне, когда стаял снег, отрывали одежду, оружие, конскую сбрую. Судьба золота осталась неизвестной.

В последних операциях против Халхаджи я не участвовал, так как заболел возвратным тифом и сердце у меня окончательно вышло из строя: болезни подорвали когда-то крепкий организм и на всю жизнь оставили свой тяжелый след. Я перешел на нестроевую должность завхоза Ферганского отдела отделения конского запаса Туркфронта, а как только в Ташкенте учрежден был Туркестанский Государственный Университет, воспользовался вакансией, поступил на военный факультет, военно-инженерного отделения. Очень хотелось учиться чему угодно, лишь бы учиться, закончить свое образование. Тяга к учению тогда проявлялась как стихия. Условия для учебы были идеальные для того времени, мы, курсанты, военфака получали довольствие по должности командира роты и могли все свое время посвятить наукам. Весной все экзамены за первый курс были сданы на «весьма» (тогда не было еще «отлично», — этой оценке соответствовала «весьма удовлетворительно»).

И тут произошло непредвиденное: началась чистка. Вычищено было большинство. В коридоре висели списки, в которых против фамилии «вычищенного» значились причины: у меня стояло: «сын крестьянина, эс-эр, бывший белый». Первые два основания были неверны, третье — формально правильно, фактически, конечно, неверно, так как то, что я там делал, было в интересах Красной Армии, а моя личная задача — узнать, что такое басмачество, чтобы стать компетентным в историческом материале для своих будущих картин, тоже не может быть поставлено под рубрику «белых» — но доказывать теперь свою правоту не было возможности, где было искать правду, да еще в таком щекотливом деле, как мое. Привлекать в свидетели единственного моего друга, посвященного в мои дела и поступки — Д.П. К-ва — могло и на него навлечь тень, да и могли ли его свидетельства лечь на чашу весов, когда в эти списки люди вносились пачками. Кроме того, мне надо было бы вообще тогда хлопотать о восстановлении в партии, а это было уже очень сложно — дело вернулось бы в первичную организацию, где у меня было много врагов, а кроме того, мои убеждения, что политическая работа — не для меня, она не позволит мне осуществить мою мечту — стать художником. Все формального рода соображения я отбросил, считая, что жизнь — не в формальностях, а в отыскании основ того искусства, которому себя посвятил. Распространению декадентства и формализма в искусстве надо было найти исторические и философские основы, чего нигде в литературе я не находил и своим долгом я считал (для оправдания своего служения искусству) найти эти основы и в самой жизни. Я знал, что это будет долгий путь: надо все увидеть и философски обобщить. Ключ к этому лежал у меня, уже рядом (это оказалась марксистко-ленинская философия), но я не знал теории марксизма, так как все мои знания о философии были на поверку поверхностны, но, осмысливая жизненные явления, я чувствовал, что в них я нахожу эти основы.

Взяв документы, я подал на с/х факультет и вместе со своим товарищем, тоже вычищенным с военного факультета, Г.М.-вым (только за то, что он бывший офицер), был принят и тут же направлен в Капланбек, где находилось университетское имение, на практику.

Успешно сдав экзамен по практическим занятиям (геодезия и прочее), я вновь не допущен был к дальнейшей учебе на том основании, что был «вычищен» на военном.

Тогда я сделал еще одну попытку — и принят был на физико-математический. Однако, через две недели и отсюда меня «вычистили». Тогда не оставалось ничего делать как идти работать. Меня направили делопроизводителем в Управление начальника броневых частей Туркфронта, где я прослужил до лета тысяча девятьсот двадцать второго года, а затем подал заявление в Московскую комиссию, производившую в Ташкенте переосвидетельствование знаний служащих коннозаводства. Я «оказал блестящие теоретические познания» в коннозаводском деле и мне было предоставлено право занимать должность помощника управляющего Государственным конным заводом по технической части.