Д.М.Милеев. Воспоминания. Свобода

Дата публикации: 15.11.2015 2:52:31

Через месяц я решил, что достаточно отдохнул и сидеть без дела, взаперти стало тяжело. Обдумав все факты, я написал прокурору жалобу, и в тот же день меня освободили. Люди из административной камеры не запирались и свободно ходили по двору — они все меня провожали до ворот; из камеры «басмачей» неслись на киргизском языке пожелания доброго пути и здоровья, и просьбы не забывать. Мне было жалко их. Для меня это были люди с их добрыми возможностями, которых от них не могли получить.

Однако, получив свободу, мне надо было искать работу. Здесь это было бессмысленно делать. Денег на поездку куда-либо у меня не было. В тюрьме я порядочно истощил свое здоровье и решил, что надо прежде всего добыть мяса — отправиться на охоту, но где взять ружье и хлеба на несколько дней? Мой старый приятель Ишанхан посоветовал мне найти знакомого мельника возле Архангельского и попросить у него несколько лепешек, а винтовку я надеялся достать у бывшего партизана по борьбе с басмачеством П-ва. Так я и сделал.

Достав винтовку и пять лепешек, отправился в горы, на япкаках, т.к. снегу было на метр. Пять лепешек я рассчитал на пять дней охоты — неужели ничего за это время не убью? Сколько не ходил, нигде не мог найти зверя. Однажды ночевать пришлось в пещере. Выбившись из сил, я оставил в лесу свою шубу, рассчитывая на костер и теплую пещеру, но топливо оказалось далеко, а сил мало, и мне пришлось померзнуть, но то, что я видел — до сих пор стоит перед моими глазами: эту красоту забыть невозможно. В пещере сверху капало, вода замерзала сосульками, они висели с потолка и образовали сказочное царство ледяных столбов, тумб, иголок, источников, прозрачных или матово-белых сталагмитов и сталактитов. Когда всходило солнце и бросало свои лучи на это царство узоров и кристаллов, то грани их играли всеми цветами радуги, всеми достоинствами самоцветов. Я делал физзарядку и не выходил из темпа движений, чтобы не окоченеть в холодной пещере, но глаз не мог оторвать от этой красоты — даже когда вдруг увидел возле пещеры на снегу следы барса, ночью делавшего свой обход и проделавшего глубокий траншейный след в снегу. Я решил, что если нет кабанов, то след барса меня куда-нибудь приведет — неужели ему ничего не достанется за эту ночь. Я переходил из одного ущелья в другое, выглядывал из-за скал и, наконец, вышел на гору, южный склон которой на солнцепеке освобождался от снега. Тут я увидел, что барс прошел недавно — он продолжает свою охоту и днем. Петли, которые он делал, я обычно сокращал и теперь у меня появилась надежда даже его увидеть. Его след пошел снова стороной, другим гребнем, а я пошел прямо, думая выйти опять на его след наверху. Вдруг слышу сверху грохот камней; на меня бежит стадо кииков, и в двадцати шагах, увидев меня, козлы метнулись в камни и скрылись прежде, чем я вскинул ружье.

Вскочив, я побежал за ними, чтобы увидеть их из-за камней, но новый шум привлек мое внимание — на меня мчался огромными прыжками барс и, увидев, круто свернул в сторону, куда скрылись козлы. Опять неудача! Как это я, увлекшись козлами, забыл о барсе! Бежать уже не было нужды — я стал смотреть, кто появится скорей из-за скалы. Появились козлы, но далеко в стороне на снегу; они не бежали, а, застревая в нем, плыли, едва вытаскивая ноги и передвигаясь, лежа на животе. Стрелять было далеко, и барса не было — он прекратил свое преследование, хотя здесь-то он и мог догнать свою добычу. Двойная неудача — спугнул барса, когда он мог бы догнать козла и попасть мне на мушку. Три дня преследований по следам то барса, то козлов не дало результатов, и, съев последнюю лепешку, я вернулся в поселок, где меня накормили старые знакомые и я имел возможность добраться до Джалалабада. Тут я пошел к начальнику милиции и предложил ему: «дай лошадь, винтовку и я привезу тебе кабанятины». Начальник согласился. Я снова был на коне. В Арсланбобе убил-таки кабана и, вернувшись, отдал начальнику коня, обещанный свиной окорок, но ружье оставил себе, он не спросил. Ружье это было — шнейдеровская охотничья винтовка, отобранная у моего приятеля, т.к. он не имел разрешения на ее хранение. Я охотился с ней без удостоверения, но никто с меня его и не спрашивал.

Надо рассказать, что возвращение из Арсланбоба было не безопасно. Я поехал коротким путем, тропами по адырам. Километрах в 10 от поселка Благовещенского, когда солнце уже садилось и ледяной январский ветер свистел на буграх глубокой снежной целины, по которой одиноко убегала едва проторенная тропа, впереди у меня появилась толпа казахов, человек тридцать — мужчины и женщины. Увидев меня, они остановились и стали было совещаться. Это были голодные люди, сейчас направлявшиеся к Арсланбобским лесам, где они из под снега выгребали опавшие орехи и питались ими. На дорогах они убивали и грабили. Сейчас эти несчастные сговаривались как овладеть всадником, у которого лошадь и полные курджумы пищи. Сговорившись, они двинулись мне навстречу. Выхода не было, возвращаться назад бессмысленно. Я направил на них винтовку, велел сойти с дороги и идти стороной.

Броситься на меня было еще далеко, к этому они не были готовы, подчиниться — жаль добычи; когда они на минуту остановились в нерешительности, я показал им, что шутить не намерен и открою стрельбу. Женщины свернули с дороги, за ними потянулись мужчины. Пока они шли мимо, я не спускал с них глаз, т.к. шли они в две линии, окружив меня на расстоянии 12-15 шагов. Одни глаза с ненавистью и досадой, другие — подчинившись судьбе, у третьих в глазах было столько невыразимых мук, что мне стало не по себе. По глубокому снегу, проваливаясь полуголыми ногами выше колен, подбирая свои черные лохмотья и запахивая на морозе голую грудь, шли люди, обреченные на смерть. Куда они дойдут сегодня по этому снегу? На сорок километров нигде нет ни одного жилья. Они, вероятно, не знают дороги и идут наобум, держась направления к горам.

Таких толп я встречал много. В Джелалабаде голод. Голодающие тысячами стремятся в Арсланбобские леса, где рассчитывают протянуть на подножном корму. В Джелалабаде, где по прежнему в ашханах топки печей расположены с улицы, каждую ночь набивается туда по нескольку человек, а кто задыхается в глубине — того уже не выпустят наружу. Милиция регулярно каждое утро выволакивает оттуда по два-три трупа. Арсланбобские рассказы полны тяжелых подробностей. Парнишка поехал на мельницу на быке смолоть чаксу ячменя и не вернулся. На третий день нашли его быка, привязанного к дереву, истоптавшего все кругом, а мальчик лежит в кустах зарезанный. Толпа казахов разграбила пасеку в урочище Анатукты, сторож едва убежал. В Гаве в одиночку боятся ходить и ездить по дорогам из-за частых убийств. Бездомные казахи насильно вламываются в юрты, в дома, жгут топливо, отнимают продукты, одежду, одеяла — даже у тех, которые сами голодают и перебиваются, побираясь у родственников.

И все же — в Арсланбоб.

Январь — февраль — март — голодно. Кабаны худые, срок охоты на них истек, хотя здесь никто этого не соблюдает. Ходить на охоту нет сил. Киргизы приносят иногда то проса, то мяса, помогают, как «родственнику» – «тугаку».