Дата публикации: 15.03.2015 2:26:50
Прошло два года. Объявлено было об организации Киргизской автономной области в составе РСФСР, с центром в Пишпеке, теперь уже Фрунзе.
Лошадей отогнали на Масловку по приказу управляющего заводом.
Зимой я приехал сюда на охоту. Исенбай дал мне двух спутников, опытных в охоте на кабанов, т.к. они участвовали с русскими на этой охоте.
Мы отправились верхами в горы. У места охоты спешились. Лошадей взял один из спутников, ехавший теперь вдоль ручья. Я пошел серединой склона горы, а другой мой спутник полез выше. Склоны горы представляли собой длинные километровые осыпи, перемежающиеся зарослями стелющейся арчи, оврагами и кое-где выступающими скалистыми грядами.
Я заметил на снегу крупный след кабана, настолько крупный, что мне все казалось, что это след быка, но отпечаток давал явные доказательства, что это именно кабан: по обеим сторонам копыт были вмятины задних отростков. Следы шли через овраг в заросли. Сверху иногда доносились звуки катившихся камушков и шуршащей осыпи — это вверху, в полукилометре от меня шел Джунус, мой товарищ. Кабан, очевидно заслышав этот шум, вышел из своего укрытия и теперь стоял, вглядываясь в мою сторону. Я стоял неподвижно и медленно, чтобы не спугнуть зверя, поднимал ружье. Расстояние было шагов 140 через овраг. Ружье у меня было превосходное — Гускварта. Прицелившись, я выстрелил. Звук выстрела громом развалил ущелье. Кабан вышел на хребет оврага и пошел вверх, подставив всего себя под выстрел. Очевидно, я промахнулся, но куда прошла пуля не заметил. От второй пули у кабана поднялась щетина на спине, он упал на колено, но тут же поднялся и пошел вверх — туда, где находился мой товарищ.
Я пошел преследовать. Кабан залег невдалеке. Я видел, как мой товарищ, забравшись на скалу, установил на сошки свой «мылтык» и долго метится. Его собачка кружит вокруг раненого зверя и заливается лаем. Когда я подошел уже довольно близко, мой товарищ выстрелил с расстояния, явно недостаточного для его, хотя и дальнобойного, ружья. Кабан бросился бежать вниз, обходя меня стороной, густыми зарослями. Мне стрелять не удалось. Раздосадованный трусливым поступком Джунуса, я выругал его за трусость. Он оправдывался тем, что кабан очень большой, и что он целился ему прямо в лоб. Я помчался вниз по насыпи вслед за кабаном. Против того места, где, как я заметил, кабан залег, я должен был остановиться, но осыпь двигалась, мои ноги погружались временами чуть ли не по колено и остановиться было невозможно — я стал выбираться на край, и тут нога уперлась в ствол арчи, присыпанный камнями — кабан бросился на меня. Выстрелив в неудобной позе как-то сбоку, наугад, я все же угодил ему в шею, под рылом. Счастье мне сопутствовало: кабан вскинул голову в расстоянии одной четверти от моей руки и повалился на осыпь, которая его и понесла вниз на самое дно ущелья. Я провожал его взглядом, переживая все, что тут было. Туша его была так тяжела, чтобы втроем не смогли сдвинуть ее, чтобы завалить в яму, выкопанную в снегу. Тогда один из моих спутников сел на лошадь, взял аркан под ногу — и тогда мы его стащили с места. Внутренности зарыли поодаль, а над кабаном на снегу я положил попону и стреляные гильзы, чтобы отпугнуть хищников. Больше мы ничего не убили в эту охоту.
Через три дня, вернувшись за кабаном, погрузили мясо на трех лошадей, а сами шли пешком, держа их в поводу. Мяса оказалось 18 пудов, клыки были толстые длиной в две четверти-четверть снаружи и четверть в челюсти.
Таких кабанов мне больше не приходилось убивать, хотя на моем счету их более сотни. И мясо не было жирным. Если бы такой кабан откормился на арслан-бобских орехах, в нем были бы все 25 пудов. Такие гиганты теперь уже не водятся, т.к. у них уже нет спокойной жизни, слишком много их преследуют охотники, и кабаны, водившиеся тогда в этих местах тысячами, теперь встречаются лишь единицами.