Дата публикации: 23.08.2015 1:34:07
На утро все было тихо. Рассвет, заря — мы подкладывали хворост в костер и наслаждались теплом и отдыхом: нам предстояло волочить по глубокому снегу эти тяжелые туши.
Вдруг послышался сверху шорох — собаки вскочили и ринулись на бугор. По почерневшим среди снега обнаженным камням скакал большой козел; увидев собак, он бросился в сторону и исчез из глаз. Я схватил винтовку и побежал протоптанной вчера тропой к этому обрыву и вижу, как козел по шею в снегу пробирается на ту сторону промоины, а собаки ползут за ним с отчаянным лаем. Выстрел сквозь снег остановил его, и голова его упала в снег, оставив торчать загнутые кверху рога; собаки тут же настигли его и все скрылось под их живым клубком, где вперемежку теперь грызлись свои и чужие. Т. успел быстро надеть япкаки и побежал туда разгонять собак и выручать убитого для него козла. Теперь и они были с мясом. Козел был очень тяжел и по весу не уступал среднему кабану. Т. и Ш. вдвоем бережно распотрошили тушу, Ш. принялся поджаривать шашлык, а Т. отделил рога с частью черепа и приладил их к дереву так, чтобы они как бы увенчали и нашу стоянку, и ту крепость, в которую случай загнал это стадо кабанов.
Собаки едва успокоились, как опять сверху послышался шорох, а затем и людские голоса: вчерашней кабаньей тропой шли к нам русские охотники, грубо нарушившие горную тишину. Среди них один в очках, хрипловатый голос которого выделялся среди молчавших. Ружья были гладкоствольные, одежда и снаряжение рябили в глазах какой-то неслаженностью. Я спустился к ним для встречи, неосмотрительно не взяв ружье, за что чуть было не поплатился жизнью.
«Это вы постреляли кабанов?» - заорал очкастый грубо, увидев на снегу туши. «Да, это я», - отвечал я ему, - «еще вчера». «Из под наших собак?» - продолжал допрашивать грубиян. «Да, и мои, и чьи-то чужие собаки гнали этот табун. Хотя, они и не нужны были здесь, собаки не держали, я их стрелял из ружья. Но чтобы и вы были с «полем», я готов вам отдать вот ту свинью». «Мы берем половину. Сколько их у вас?». «Тогда я вам ничего не дам» - заявил я, - «и ступайте, откуда пришли; среди охотников таких правил не существует, чтобы, не участвуя в охоте, получать половину». «Ты еще, гад, будешь грозить!?» - взревел неистово этот бандит, вдруг весь покраснев и взведя оба курка своей двухстволки и пропустив оба пальца в скобу, наступая на меня и почти прицеливаясь. Ствол его ружья направлен был мне в грудь, он шел неверными шагами по утоптанному снегу, все приближаясь, показывая, что этот человек не знает границ своих чувств, что он невменяем. Бежать от него было уже поздно. Единственной мерой против таких было полное спокойствие, надо было устоять, пока он подойдет совсем близко, чтобы потом попытаться выбить у него ружье. Оглянуться на своих мне тоже не было времени, а его шайка безмолвствовала, чувствовалось, что она для него чужая. «Разве так встречаются русские люди, которые пока даже не знают друг друга?» - постарался я ему сказать как можно мягче и безразлично. Эта фраза, по видимому, сыграла свою решающую роль — он не смог еще нажать на спусковые крючки, а, шагая все еще вперед, приблизился настолько, что теперь уже намеревался ударить меня дулом ружья в грудь.
Я, стоя твердо на притоптанном снегу, резко схватил его ружье и одновременно отвел его в сторону; прогремели выстрелы и пули из обоих стволов просвистели в сторону. Левой рукой я схватил его ружье у цевья и, рванув на себя, свалил бандита в снег; он выпустил из рук ружье и, потеряв очки, поднял руки, стараясь ими защитить свое багровое от злости и растерянное лицо, стал умолять о пощаде визгливым, хнычущим голосом. Никто из его товарищей не сделал и шагу ему на помощь. «Мы тут ни при чем. Это гуртоправ, его скотина пасется тут возле поселка, а он пристал к нам на охоту, мы и не знали что он за человек» - отвечали четверо его молодых спутников — жители поселка С...ского.
«Ну, ладно» - говорю, - «бить я тебя, лежачего, теперь не буду, но чтобы ты помнил этих кабанов, я тебе устрою памятку». Вынув свой нож, я отвинтил курки его ружья и забросил их в снег. «Ну, ступай, гуртоправ, да больше не попадайся». Его фамилия была А-пов, тезка моего старого приятеля, но негодный человек.
Они ушли. Ребятам я все же посоветовал захватить с собой свинку. Собак они никак своих отозвать отсюда, т.к. они знали, на чьей стороне правда (и мясо, конечно).
Отойдя вниз сотни две шагов, гуртоправ что-то орал мне, но я не разобрал его слов. Винтовку мне принесли мои товарищи и все говорили, что таких людей не надо жалеть. Нужно было хоть побить его как следует. Я тоже пожалел об этом, но было противно представить себе, как это я ударил бы его в его гадкую, красную харю, с вздувшимися жилами на шее и на висках, с мокрыми, свалявшимися рыжеватыми волосами и левым налитым кровью глазом, который у него совсем затянула катаракта. Видно этот человек не выходил из дебошей и где-нибудь в драке он найдет свой конец. Но все хорошо, что хорошо кончается.
Только за полдень мы вышли в обратный путь. Кабанов потом мне помогли вытащить отсюда мои посельчане, а платой за это была охота на козлов, устроенная для Ш. и Т., которые своего козла отдали своим помощникам.