Д.М.Милеев. Воспоминания. Искания в живописи

Дата публикации: 05.04.2015 2:25:00

Живя в этих местах, я часто выезжал в Данги, поднимался на гору Нурали-тау, откуда рисовал обширную картину ущелий, гор, лесов, горных озер, осыпей. Однажды, спускаясь по длинной осыпи этой горы в сторону Чичкана, пытаясь нагнать катившегося вниз убитого архара, я чуть было не свалился в пропасть: пот, затекая в глаза, мешал зрению, и всего за три-четыре десятка шагов я различил конец осыпи. Приложив отчаянные усилия, я выбрался к скале, стоявшей на краю пропасти, и долгое время не мог прийти в себя.

Стучала кровь в голове от жажды, и глаза нечем было промочить, соль разъедала их. Когда я был в полном изнеможении, надо мной появились грифы, намереваясь сбить меня в пропасть. Затем они воронкой с резким свистом и шумом мчались все мимо меня: внизу лежал архар, которого они растерзали за 2-3 минуты. Мучимый жаждой я перевалил гору — водораздельный хребет между Чичканом Кетменьтюбинским и Чичканом Таласским — и к полуночи вернулся домой. На моих ногах не осталось обуви. Штаны с внешней стороны были в клочьях, потеряв свое назначение. Руки были в ссадинах, а ноги в крови. Но эти неудачи, конечно, не останавливали меня от дальнейших исследований: я, по-прежнему, вставал до зари, чтобы изучать краски восхода солнца, изменения, которым подвержен красочный мир в это чудеснейшее время суток, рисовал скалы, арчу, юрты, лошадей, сбрую, но больше всего отдавал сил изучению пейзажа во всей его необъятной прелести: вода, горы и небо.

Нет еще в мировой и даже русской живописи картины, в которой с такой полнотой была бы выражена красота природы. Подходы к уразумению законов этой красоты надо было подготовить мне этими наблюдениями. Я должен дойти до мастерства. Пока надо воспитывать глаза на красоте природы — ведь законы она должна строить независимо от человеческого сознания, человек только постигает их и затем использует в своем искусстве.

А если так, то чем больше наблюдать и размышлять над ним — тем ближе будешь к их разгадке. Никогда, нигде они не исчерпаны в человеческой истории.

В будущем я должен буду, учась мастерству, в тоже время обобщать это путем чтения книг и теоретических занятий, которых сейчас лишен.

Но я уже приближаюсь к этому периоду. Лошадь я достаточно изучил, породы, охоту; нет еще у меня знания по лесоводству, ботанике и геологии. Все это придется усваивать практически. Поскольку это нужно художнику, изучающему историю народов Туркестана, чтобы изображать ее в народных сценах: восстания, бунты, войны, революции, движение. На этом пути предстоит борьба с формализмом, и, таким образом, задача становится очень большой и сложной. Доказать, что формализм, декадентство, модернизм — гибель — эта задача должна затронуть идеологические, философские, исторические и теоретические задачи. Когда-то мне придется много поработать в библиотеках.

Но тем важнее сейчас найти силы к этому, силу убежденности в изучении природы. Она должна открыть мне путь к пониманию основ истинного реалистического искусства, увидеть ясно водораздел этих двух противоположных течений.

До сих пор мне не удается обосновать это философски, нет у меня для этого строгих придержек. Не могу еще подвергнуть классификации многие явления истории и теории искусства, а без этого не могу понять практического метода рисования. Здесь не все от учителя: преподаватели школы общества поощрения — те же, что и в академии художеств; однако, я у них не заметил того, что мне нужно. Нужно усвоить то, что они знают, но они колеблются между тем и другим течением, а мне нужна четкая граница — без этого вступать в искусство кажется мне бесперспективным.

Оперируют привычными понятиями, характерная особенность которых — отрыв философии от практики. Люди еще не согласны считать, что новая философия может руководить практикой, хвастливая демагогия, крикливая ходульность, ложь, фальш — наследие прошлого (и развитие их по инерции) — со всем этим бороться нужно будучи хорошо подготовленным.

В атаку пойдут как свои, так и чужие. В этом особая сложность. Свои потому, что смена философии идет позади смены материальных условий производственной деятельности.

На это ушло еще 17 лет исканий, а затем еще 7 лет на построение самой теории, давшей мне прочный фундамент для выводов, и для практики, и для понимания истории искусства, его философии, эстетических отношений искусства к действительности — развития тех самых основ, которые высказаны были Чернышевским, но потребовали анализа творчества А.Иванова, педагогической системы П.П.Чистякова — «единственного учителя» русской живописи, по словам Сурикова, анализа исторических эпох и согласования всего этого опыта с марксистским мировоззрением.

Особенно помогли мне в этом цементировании Ленинские «Философские тетради», для работы над которыми мне пришлось ехать в Ленинскую библиотеку (1948г.?).