Дата публикации: 19.10.2014 2:30:45
Весной, когда казахи с Чу прикочевывали в верховья Таласской долины, и до открытия прохода на Сусамыр (1 июня Кызылбаш пускал своих жеребцов бить траншею в снегу), пасли свои стада на подходах к перевалу — начиналась «баранта»: киргизский самый могущественный бай требовал себе, например, сто пятьдесят коров и пятьсот баранов от казахов. Те торговались, спорили, но в конце концов соглашались, так как здесь они в чужих краях и опора у них небольшая; что касается киргиз, то они собирались с соилями по пять-десять тысяч и тогда не сто пятьдесят коров и пятьсот баранов придется отдать, а побольше. Все это «войско» теперь имеет возможность подкормиться за счет баев и национальной розни между ними. Был случай, когда и мои табунщики, дерзко, днем на глазах у хозяев, выхватили из отары барана и примчались с ним в Чибырь. Я как раз приехал проверить табун и сидел пил чай. Крики и лошадиный топот заставили меня выскочить на крышу, и я увидел всю эту картину: табунщики влетели с бараном во двор, смущенные перед лицом своего заведующего с краденым бараном! Но делать было нечего: я велел закрыть ворота и приготовить винтовки. Заняли позиции. Наш двор окружила толпа человек в пятьдесят с соилями. «У кого стащили барана?» - спросил я. «У Узаке» — это тот самый бай, который организовал, как мне рассказывали, кражу лошадей в нашем табуне (до меня). Теперь это была, следовательно, его охрана. Тут мало было наших сторонников. На требование выдать воров и отдать барана я заявил, что теперь я отвечаю за все: я сам рассмотрю это дело — мне воров тоже не нужно и, если действительно они виноваты (может быть они купили барана?), то барана я верну, а виновных накажу. Но если виновным будет кто-нибудь из соильщиков, я приеду с милицией и преступников отдам под суд. Территории эти принадлежали коннозаводству и никому не позволено здесь ездить топтать посевы и тем более нарушать порядок в работе, насильничать над служащими Государственного Конного завода, который создан для ваших интересов и интересов всего народа. Если вы сейчас же не разъедитесь, я знаю как поступить (командую «заряжай», чтобы пощелкали затворами) и ведите сюда немедленно вашего хозяина Узаке. Если он не явится сам — я его разыщу и тогда поведу разговор о том, чем он занимается, куда переправлял наших лошадей и кто у вас занят в этой шайке.
Через пять минут площадь была пуста и не через час, ни сегодня, ни завтра Узаке не явился, а когда я поехал к нему на следующий день, то он выехал по делам в Акчай (Дмитровку). Тогда я объявил, что хозяина считаю бежавшим, барана — ему не принадлежавшим, а купленным у чабанов добросовестно. Барана сегодня будем резать и кто хочет быть нашим гостем — бай или бедняк — милости просим, всем будем рады — это говорят мои табунщики. И в самом деле на дармовщинку, которая так понятна и желанна среди киргиз, особенно в это время, когда баранта стала обычной — приехали и аксакалы и бедняки. Самого главного аксакала отмечают тем (таким оказался я), что ему отдельно подают баранью голову, а все остальные участники пиршества получают поровну и одинаково. Мои табунщики, конечно, не были в претензии на меня, что большую часть мяса пришлось скормить гостям: оно, конечно, было даровое, но не «ворованное», так как все аксакалы и прочие гости ели и благословляли его, сделав «патака» перед тем как его зарезали и сказали «алла-ахи-бар» — теперь все было освящено, как полагается.
Конечно, я не мог обречь на голод своих служащих и не мог идти наперекор обычаям — было естественное «перераспределение» продукта питания вопреки законам частной собственности и пока можно было это замаскировать теми же обычаями и установившейся практикой — неразумно было бы требовать от них, как в заповеди «не воруй», «не ешь чужого». Во что бы то ни стало важно было беречь государственное, народное и пока нет других социалистических форм собственности воспитывать людей в духе отрицания частной собственности и святости устоев социализма, пробуждения сознания для классовой борьбы, понимания того, что в конце концов закон о национализации должен принять конкретные формы, все должно стать общенародным. НЭП открывает теперь богатые возможности развивать свои хозяйственные операции — этому надо содействовать, так как это задача — государственная — укрепит хозяйство страны, а это сейчас главное, но в отношении ликвидации института частной собственности никому не советовал бы заблуждаться: ради этого поднялась в веках наша социалистическая революция. Если бы это было не так — грош цена нашим усилиям, нашим надеждам. Надо учиться хозяйничать и время не терпит — надо скорее это делать. Доказать жизненность табунного коневодства — это для меня задача политического значения, моих убеждений, за ее осуществление теперь я должен отдать все силы, всю душу, не жалея и своих средств, хотя это может быть и неправильно с формальной стороны — но это расценивают мои ближайшие помощники — конюхи и табунщики как признак бескорыстия, а это должно воспитывать и относиться с уважением к тому делу, которому мы служим.