Д.М.Милеев. Воспоминания. Комыз Калчи.

Дата публикации: 04.11.2013 2:50:09

Вечером в семье Улуга мы ели превосходную «куджу» из джугары, заправленной кислым молоком (вернее распущенным в воде «куртом»). Муратали теперь работал с отцом и там жил все дни. На одной крыше я представлял теперь мужскую половину. На другой крыше помещались женщины. Улуг, рассчитывая теперь на помощь повзрослевшего сына, решил сеять в этом году у своей барыни в полтора раза больше того, что сеял раньше.

Вдруг послышался комыз. Калча играет — это младшая сестра Тутты, девочка лет пятнадцати. Кажется никакая другая музыка, (даже Чайковский!) в этот момент не была бы так мила для души, не обнимала так всю природу и не растворялась в ней как эта легкая мелодия; звуки, напоминающие и журчанье ручейка, и шелест ветерка, и и мечты девушки, опоэтизировавшие эти звуки. А ведь комыз — это незамысловатый инструмент — небольшая железка, кончик которой с язычком слегка зажимается в губах, пальцем задевают за язычок, а звук моделирует положение губ — то шире, то уже, как для свиста.

Надо иметь тонкий музыкальный слух, чтобы изобразить на этом инструменте такую богатую оттенками мелодию. Весь прожитый день, все его впечатления были опоэтизированы этой чудесной музыкой, как будто все было воспето и наполнено красотой звуков. Душевно я был обласкан и звуки эти как будто бы продолжались целую ночь: я не заметил как заснул, как пролетела ночь, а проснувшись, как всегда рано, мне казалось, что только что я слышал эти чарующие звуки...

Взяв винтовку, я осторожно слез с крыши и отправился на свое поле. Какая чудесная семья!

Как уже повелось Тутты приносила мне на поле обед. Каждый день что-либо новое: атталу сменял «умач» (затирка из мелких катышков, кашицеобразная жидкая масса из той же муки — то ячменной, то пшеничной, то кукурузной), а потом «куджа» и так далее. Тутты как-то заметила, что цветы на хлопчатнике кое-где опадали. Причину этого она тут же объяснила: поливал в дневную жару. Раньше я считал, что ночной полив — это требование скорее академическое, чем практическое, и, желая сэкономить время, залил одну площадку днем — это и заметила Тутты. Человек, если напьется воды, говорила она, днем в жару — теряет силы и может заболеть — хлопок бросает цветы.

Поливать нужно, когда земля холодная! С тех пор я всю жизнь помню это правило — так поразило меня такое умелое объяснение. И когда это Тутты поняла всю эту науку, если целых шест лет она была оторвана от своего настоящего учителя — отца. День я также работал, опять Тутты приносила мне обед на поле (на сей раз в железном ведерке и еще большая порция) и вечером снова вкусный ужин и снова музыка. Калча уже знала, что мне нравится ее «комыз» и играла еще более вдохновенно (как мне казалось). И эти отношения у нас в течение лета только укреплялись.

Калча иногда порывалась принести мне обед на поле, но Тутты не выпускала этой обязанности из своих рук — это стало как бы установившимся порядком. Даже Муратали не смог бы теперь отнести мне обед, хотя мальчугану иногда хотелось бы поговорить, побеседовать со мной на поле, о котором Тутты только могла с полнотой рассказать — как растет хлопок, как дыни, как джугара, маш, молодые деревца — она все замечала и делала даже дельные замечания, так как вполне освоилась со своим положением.