Дата публикации: 08.05.2016 1:58:08
На следующий 1950 год у меня не было работы у геологов, т.к. сузились возможности штатного расписания, должности художника, как такового, не было и я устроился в Чимгане в санатории, обязавшись для клуба написать картину, имея от санатория комнату и стол. Тут я познакомился с Валериком и Колей Лазаренко, которые рисовали под моим руководством и сопровождали меня в моих небольших походах за этюдами.
С этого времени у меня не прерывалась дружба с ними, а вот недавно, числа 20 декабря, в воскресенье, и Валерик (теперь он конструктор Ядерного института), и Коля (токарь) уже со своими женами, а Коля еще и с дочкой, Валерик — с мамашей Людмилой Ивановной, побывали у меня. Вспоминали Чимган — это их детство.
В Чимганском колхозе им.Фрунзе, по соседству с моим домом жили казахи-колхозники. Я подружился с соседом — инвалидом Отечественной войны, у которого на бугорке склона Малого Чимгана, на бережку колхозного арыка, который я рисовал с увлечением, с его прибрежными кустами и тополями, осокорями — была довольно обширная постройка. Одной ноги по колено у него не было — ее заменяла деревяшка. Тем не менее он ходил без палки и без костылей и нанимался обрабатывать огороды у жителей Чимгана. Работы у него хватало и на судьбу он не жаловался.
Чимган, как и весь Бостандыкский район, входил в территорию Казахстана и под носом у столицы Узбекистана была удручающая картина своевластия и бесхозяйственности. Насколько в колхозе поднималась производительность труда можно было судить по моей соседке-колхознице, исполнявшей роль заведующей птицеводческой фермы. На ферме было 10 куриц, и над ними — одна заведующая. Что может принести колхозу такая «ферма» и во что оценивается труд ее «заведующей»?
Заведующая фермой на следующий день принесла мне в рукаве десяток яиц и сказала, что достала их в кишлаке. Когда я поехал в Хумсан, чтобы там поработать над этюдами, сельсовет потребовал у меня разрешение на эту работу. Пришлось ехать в Бостандык — районный центр и обратиться к секретарю райкома — т.Сексенбаеву. Сексенбаев сказал мне буквально следующее: «Я Вам запрещаю рисовать в Хумсане, потому что Узбекистан все время добивается того, чтобы отторгнуть Бостандыкский район и прибрать его к рукам, а когда он увидит по Вашим этюдам, насколько красива эта местность — он тем более будет стараться завладеть им».
Через несколько лет, однако, Бостандык стал узбекским и Ташкент стал приводить в порядок свою здравницу, в которую националисты типа Сексенбаева не желали даже строить дорогу из Ташкента и чинили ряд других препятствий по пословице : «Собака на сене: сама не ест и другим не дает». Теперь Чимган и столица — одно целое. Даже зимой туда идут автобусы, т.к. Чимган — впервые в истории стал лыжной базой Ташкента и в дни отдыха ташкентцы стремятся побывать там.
Это чудесное место становится все более и более доступным, а с постройкой Чарвакского водохранилища и гидростанции район преобразится и все его природные ресурсы обратятся на пользу народу. Жалок же был ум и сердце Сексенбаева, если он всячески стремился затормозить освоение этого богатейшего и прекраснейшего района ради своих по феодальному привитых и узко националистических политических установок.
Мой сосед-инвалид за лето так привязался ко мне, что заходил ко мне почти ежедневно: интересовался моими этюдами и следил, как они подвигаются. Мне это было тоже приятно. Потом он стал приглашать меня к себе — живи, говорит, бесплатно, дом у меня большой. Я ему говорил на это, что казенный дом — лучше, построен по-европейски с деревянными полами и большими светлыми окнами, но это его не убеждало. — У меня, — говорит, — больше простора и на крыше можно спать, а, главное, — мы всегда будем вместе чай пить, есть и беседовать. Так я к нему и не перешел, но память о радушном и стойком человеке сохранил добрую и навсегда.
На выставке этюдов на Всеволода Ивановича Романовского большое впечатление произвел мой этюд «Восход луны в Чимгане» (Над Гулькамом) и он купил его у меня и высказал свое пожелание иметь этюд Чирчика, который он очень любил. Обычно он отправлялся на своем старомодном автомобиле до Троицка, до Кибрая; там жена его оставляла; сама возвращалась, а он шел на Чирчик и там на галичном русле, оставшись в трусах, ходил, пел, любовался природой, купался и прятался от солнца в тени жидких кустиков тамариска. Возвращался пешком, отдохнувший от своих тяжелых трудов (В.И.Романовский — глава Ташкентской математической школы — всемирно известный ученый).