Д.М.Милеев. Воспоминания. Совет аксакалов

Дата публикации: 18.01.2015 1:48:34

Все оценивалось либо на баранов, либо на лошадей, либо, наконец, на коров, вообще, «крупный рогатый скот», переводившийся на киргизский язык одним словом «кара».

Эквивалент ценности устанавливал совет аксакалов, в состав которых бедняки не входили. Аксакалы «планировали» свои заседания на несколько дней вперед, т.к. недостатка в жалобах и спорах не бывало; но иногда собирались тут же из наличного состава людей, оказавшихся по тому или иному поводу на собрании, например, на базаре. Задачей совета аксакалов было достижение «мураса», т.е. примирения сторон, но из каждой такой «мурасы» с прибылью выходили сами аксакалы, а тяжущиеся — с убытком, иск удовлетворялся, но за счет обеих сторон. Например, истец доказывает, что должник взял у него барана и два года не отдает долг.

Пятнадцать аксакалов, собравшись на свой совет, постановляют, что этот баран за два года сделал бы в хозяйстве еще барана. Присуждают с ответчика в пользу истца двух баранов, показывая на пальцах — одного как средний палец (т.е. большого жирного барана), а другого с мизинец (т.е. маленького). Этого маленького делят между собой аксакалы — по пол барана с той и другой стороны. В зависимости от обстоятельств (например, баран был с мизинец) — присуждают одного барана со средний палец, тут же его переводят на деньги, барана покупает у аксакалов третье лицо, а деньги делят пополам — свою долю получает истец, остальная раскладывается по карманам аксакалов. Дело аксакалов было выгодное, поэтому каждый, любивший судить, стремился иметь как больше практики и больше стажа. Иногда вдруг попадал в число аксакалов бедняк, у которого не было имущественного ценза достаточного, чтобы занимать такое положение в обществе, но было большое желание вертеть общественными делами, достаточно энергии и очень нужные для этого способности — увертливость и память. Нужно было помнить и знать кто кому сколько должен и вовремя подоспеть в тот момент, когда стороны затеяли спор. Не обязательно даже, чтобы истец обратился к аксакалам: они сами тут как тут — и, держа в поводу своих лошадей, сидят в кругу на корточках и жестикулируют черенком своей камчи (она должна быть нарядной) — вступают в тягучие прения сторон и, в конце концов, принимают на себя всю ответственность в деле, явно зашедшем в тупик. У каждого аксакала есть свои джигиты — они то и являются исполнителями — тут же отнимают у ответчика пригнанную им на базар скотину и реализуют ее по указанию аксакалов. Решение такого суда обычно признается справедливым и никто из ответчиков на него не жалуется.

Бедному обычно приходится туго от этих судов. На то и примета, что трудно довести стадо баранов до тысячи голов, т.к. «чигым» превышает естественный прирост поголовья и его не хватает, чтобы оплатить все решения аксакалов (госналог, исполнение решений народных), «чигым» на прием высоких гостей, расходы на той, на завоевание власти предсельсовета, предволисполкома, на поминки, даже на «дым» («тут уп-пуль») и копыта («туя пуль») — все это взвешивается по раскладке, составленной советом аксакалов. Богачу и жена обходится даром, т.к. вносимый им калым он сумеет взыскать и оплатить «эльдан», т.е. через «общество», народ. А бедняк, наоборот, не может взять жену, т.к. ему действительно приходится платить заработанное своими руками, на что уходит иногда вся жизнь. Однако баям «средней руки» (имеющим тысячу баранов и больше) тоже приходится бороться за свое существование, с утра до ночи, не слезая с седла, на всех советах аксакалов он должен присутствовать и защищать свой бюджет, хотя и составленный на общем основании, не без того, чтобы взять кого-либо за глотку, у него всегда найдутся враги, которые воспользуются ослаблением его позиций и присудят с него «чигым» больше, чем с другого. «Ослабление позиций» тут можно рассматривать в прямом смысле: если сторонников, например, Кавай, представителя рода Шалта, оказалось мало, а Узаке (род Солта) явился с большой ратью, спрятанной им невдалеке с соилями, то Кавай может быть избит до смерти, если не успеет вовремя удрать на своем скакуне (Кавай сумел за время службы в коннозаводстве обзавестись хорошими скакунами, и теперь он легко удирал от любой погони). Его бегство с позиций, в тот день я был у него гостем, привело к тому, что он вынужден был отдать сто баранов по раскладке очередного «чигыма», собранного баями на ведение дела против коннозаводства. Кавай числился «заместителем заведующего» Аральского отделения, а его бараны, против его воли действовали во вред конесовхоза. В число аксакалов попадали иногда и люди «второго разряда», выполнявшие «черную работу», к таким относился, например, Абдула из рода «Сасык» — ходячий справочник всех семейственных, брачных и имущественных отношений всего Каракольского Таласа. Его называли «Абдула-маака», т. е. Абдула с провалившимся носом, Абдула «без профиля» — признак наследственного сифилиса. Абдула очень энергичный и предприимчивый, совсем забросил свою семью. Жена в лохмотьях, дырявая юрта, в которой холодно спать, т.к. нет даже порядочной кошмы, чтобы подстелить и одеяла, чтобы накрыться. Его жена, тоже вероятно предприимчивая и талантливая, но забитая беспросветной нищетой женщина рубила курай, пережигала его в золу и варила мыло из трупов скотины, которая по той или иной причине издыхала где-нибудь в поле и стала поэтому поганой («харам»).

Я, окончивший гимназию и вообще любивший гуманитарные науки, наблюдая ее работу, ловил себя на мысли, что вот эта женщина преподает мне урок практической химии, в которой, имея на то возможность, я ничего не понимал. Все мои знания ограничивались к этому времени формулой Н₂О — а она вот варит мыло и из чего? — из падали! Вспомнил нашего учителя Арчила Георгиевича и подумал, что он, вероятно, и сам не сумел бы сварить мыло здесь в этих условиях. Чтобы как-то ей выразить свою признательность (и помочь ей хорошо обслуживать ее мужа Абдулу), я взамен подаренного мне куска мыла привез ей из города утюг. И она приняла его как должное — подарок за подарок. Абдула посмеивался, что теперь его жена стала моим «тамыром» и очень гордится этим. Начинает ему возражать. Когда ее «адвокат» приезжал иногда домой, она его безропотно принимала, обслуживала, но подкормить конечно не могла, и он, встав утром, и не зная еще, куда ему ехать, седлал лошадь, снова собирался в путь. Детей у него не было и он имел полное право презирать свою жену, а та несла свой крест безропотно — и на нее никто не поглядит, не остановится в ее юрте, т.к. она слишком плохо выглядела. Абдула мало что привозил домой. Он много хлопотал, старался стать аксакалом, но мало зарабатывал — все доставалось богатым. Даже на охоте было справедливее: там все добытое делили поровну, а здесь было местничество. Ездил он на худой рыжей лошаденке и на всех собраниях аксакалов брал слово первым, вводя вельмож в суть дела, приводя все нужные справки и от воодушевления при этом у него в углах рта скапливалась и засыхала пена. Когда нагайка ему бывала не нужна, чтобы упираться в нее, сидя на корточках среди поля, на бугре, у дороги или где-нибудь на холме, где проходили такие заседания, с стреноженными лошадьми, или стоящими у каждого за спиной на чил быре — Абдула запускал ее себе под халат за спину и плеть болталась у уха, либо за тоненький ременный поясок, на котором были подвязаны: кожаный лоскут с самодельным насваем, складной нож для мяса и прочих надобностей с костяной ручкой из рога дикого козла, с серебряной насечкой и цветными камушками, «чакмак» — кресало на случай, если где-нибудь придется развести костер. За пазухой у него была книжечка. Несмотря на свою бедность, он сумел выучиться писать и читать и все нужное держал на заметке, тогда как большинство его богатых коллег были неграмотны и имели каждый свою печать, часто носимую на пальце в виде кольца; на таком «мугуре» было либо его имя в арабской транскрипции, либо просто тавро. Такое же тавро в большем размере он ставил на своих лошадях — на бедре, на лопатке, на шее, с правой, с левой стороны и при этом резал уши: корнем, пеньком, или ухо делал простым то на правой, то на левой стороне.

Если аксакалы составляли бумагу, выражающую «приговор народа», то, поставив все свои печати и подписи, требовали приложить пальцы жителей многих аулов, объехать которые поручалось такому, как опять Абдула. Он был, хотя и менее влиятельным, но самым стойким и истовым хранителем всех традиций и тайн этой своей юридической касты, которая заправляла всеми общественными делами аулов верхнего и нижнего Таласа. И если в каждой такой правящей ячейке были свои разногласия и ожесточенная борьба за первенство, то противоречия эти шли выше, и борьба личностей и родов умолкала, когда начиналась война двух Таласов: все верхнее объединял Карабаш, а низовье — Кызылбаш. Эти схватки иногда принимали всеобщий характер и сражение происходило на Чатбазаре, стоявшем на границе этих владений, куда съезжались все для торга, обмена «алаза-вераза» и новостями. О предстоящих сражениях становилось известно заранее и тогда вокруг поселка Аральского отделения и до сопок, непосредственно соприкасавшихся с базаром, все склоны чернели от многотысячных толп всадников с соилями. Это — засада и скрытые резервы. Враг не должен знать: сколько здесь скопилось у противника силы, и, если на базаре выяснится, что у него силы меньше, тогда все это войско бросается в атаку: бьют друг друга соилями, отнимают скотину, захватывают в плен заложников и делают все, что венчается словом «победа». Кому удалось избежать гибели или плена, спасаются бегством до следующего базарного дня, когда военное счастье может перейти на другую сторону.