Д.М.Милеев. Воспоминания. Город Ош.

Дата публикации: 26.01.2014 2:59:17

Город Ош — старейший город, описанный еще Закиритдином Бабуром в его «записках», - расположен на большой караванной дороге из Китая в Среднюю Азию (древняя Давания), в восточной части Ферганской долины. По выходе с гор это был первый большой культурный оазис на берегу могучей шумной и прохладной реки Акбуры. Этим культурным прошлым определялся и состав населения, и его занятия: по окраинам жили декхане, бедные, богатые и с/х рабочие, батраки, много было кустарей, славившихся своими изделиями: кузнецы, изготовляющие железные наконечники для омачей, кетмени, тиши, замки, пряжки, стремена, подковы для лошадей и ишаков, конскую сбрую, над которой работали также шорники, чеканщики, ювелиры, покрывая ее золотом, серебром, чеканом; были погонщики верблюдов, ишаков, лошадей, перевозивших товары горными тропами; жили кустари, выделывавшие шелковые ткани и мату; много торговцев — от таких, у которых товару было на несколько копеек, до богачей, владевших целыми караванами и многими лавками в Оше, Андижане, Узгене, Джалалабаде и других городах; много было людей, живших обслуживанием — чайханщики, караульщики, поливальщики, тащишки, дувалкаши, джудгеры, арбакеши, сучи (перевозчики во время разлива рек) и другие. Революция нарушила этот сложившийся тысячелетиями привычный уклад жизни, его ритм; многие профессии стали ненужными; наступили безработица и голод. Всеобщая разруха доведена басмачеством до крайних пределов.

Куялы (гончары), тандырщики, яманчи ашпасы (повара), сутчи (водоносы с кожаными мешками), кондитеры — мастера местных сладостей, мастера глиняных, деревянных игрушек; многочисленная прослойка мулл и хаджей (святые места — гора Сулеймана с гробницей святого привлекала много страждущих и знахарей отовсюду). Если среди торговых людей старого города были грамотные (писавшие по-арабски), то среди прочего населения процент грамотности не превышал одного процента.

Город Ош в силу исторически сложившихся условий продолжал носить колорит города, связанного с Кашгаром, Памиром и Алаем, так, например, ни в одном другом городе наравне с говядиной не продавалось мясо кутаса (немного дешевле говяжьего) и чуть не в два раза дешевле бараньего; среди верховых и вьючных лошадей много было еще «кашгарских пони» - маленьких лошадок, ростом с самаркандского ишака, очень выносливых, неприхотливых, сильных в горах, но непригодных для арбы и других сельскохозяйственных работ. В составе кожсырья значительное место занимали кожи кутасов, а в пушнине — алайские красные сурки, лисицы, сусар («кашгарский соболь»), красные волки (долгое время считавшиеся «мифическими» - обитатели большей частью верхней части Алайской долины, где не только название реки — Кызылец говорит о преимуществе красно-шафранного цвета в пейзаже реки и ее притоков, но и сами скалы сложены красноцветными породами. Здесь даже улары и горные козлы имеют больше охристо-красного в одежде, чем обычно, даже змеи и насекомые приобретают покровительственную медно-красную, охристую, терракотовую окраску).

Чайханы города Ош всегда были богато украшены кашгарскими и киргизскими коврами; куржумы и паласы щеголяли обилием шерсти и местного орнамента; в выработке которого участвовал и древний культурный город, в иные эпохи соперничавший в этом отношении с Ошем — город Узген, теперь заштатный городок, сохранивший свои архитектурные памятники, но превратившийся просто в кишлак с богатыми до революции базарами.

Что касается русского города, то тут преимущественно жили военные, чиновники, отставные служащие, мастеровые, торговые люди. Никаких промышленных предприятий ни в старом, ни в новом городе не было, и это налагало свой особый отпечаток на жизнь этого уголка — форпоста пограничной с Китаем полосы.

Сам по себе городок имел всего лишь три продольные улицы — параллельно реки Акбуре и пять-шесть поперечных, с населением восемь-десять тысяч, тогда как в старом городе население во много раз превышало эту цифру — шестьдесят-семьдесят тысяч.

Отсюда шел путь на Памир, от которого недалеко, за узкой полоской территории Афганистана, лежала Индия тогда еще английская колония. В Кашгаре, отделенном от Оша Алайским горным хребтом, с перевалом Терекдаван и Талдык — тоже имел резиденцию английский консул, от которого шли нити к только что ликвидированному закаспийскому фронту, а также к событиям «Кокандской автономии» осень-зимы восемнадцатого года, а теперь и к ферганскому басмачеству.

Англия на Востоке действует подкупом — Маркс очень убедительно и красочно это показал еще полстолетия назад (а теперь уже сто лет назад) — надо думать, что и у нас все ишачники и все басмаческие курбаши работают на консула. Торговые связи с Кашгаром, хотя и нарушены, но весь старый аппарат существует, он только «временно» оказался без работы, и кое-что оттуда продолжает просачиваться. Даже ходят слухи, что торговцы скупают самовары, медные кувшины и везут в Кашгар, туда же бегут богатые торговцы, переправляя имущество, ценности, скот, перевозят туда даже семьи.

Рассказывают, что на «проводников» даже установилась твердая цена. Но будучи отрезаны от внешнего мира, мы мало что знаем наверняка.

В деятельности партгруппы не было настоящего руководящего начала, как проявление классового принципа. В составе ее не было ни одного рабочего, ни одного представителя местной бедноты. ПредРевкома — сын офицера царской армии; за плохие успехи в учении и еще более дурное поведение был исключен еще из младших классов Скобелевской гимназии, долгое время просто ничего не делал, а когда возмужал — поступил на завод приемщиком хлопка, кичась своими деньгами и откровенно хвастаясь товарищам, какие он применял жульнические приемы при обвешивании и как хранит хлопок на обильно политом земляном полу, после чего он прибавляет в весе и разница идет в его пользу («тысячи николаевскими деньгами»). Конечно, В.К. чувствовал, что товарищи не одобряют это, так как в культурном обществе это считается недопустимым; революцию он принял, что называется, всем сердцем, был ревностным проводником слома старого мира, но только не все в ней признавал для себя ценным, например, ее гуманные принципы, мысль о счастье народа он считал для себя не нужным, так как продолжал скрыто руководствоваться все теми же принципами морали: обогащайся всеми средствами, даже незаконными (лишь бы не попасть за это в ответ), действовал дерзко, смело и нахально. Борьбу со старой властью он желал использовать — повернуть ее, обогатиться самому. Руководя деятельностью Ревкома, он прикрывал незаконные действия подчиненных. Знал о делах Гайского и Гавлинского, завладев в тех же операциях ценными коврами, он не возбудил против них дела — это сделали другие члены группы; руководя деятельностью сельсоветов, проводя выборы председателей, (выбора проводились тоже под нажимом), он затем использовал своих ставленников, проводя разного рода конфискации, реквизиции и другие операции, больше как повод для личных приобретений, к которым привлекался весь «актив». ПредРевкома вовсе не задавался целью — а каково представительство местного населения, большинство в органах власти и, в партийной жизни. Маленький русский город продолжал быть административным центром для большого города, расположенного рядом, продолжал, как и в старое время, диктовать свою волю, не спрашивая о нуждах и интересах главной части его населения.

«Диктатура пролетариата» понималась здесь административно: диктуй свою волю — ты представитель пролетариата, хотя подлинный пролетарий обречен по-прежнему на бесправие, а теперь еще и подлинный голод и беззащитность от басмачей, с которыми его объявляют сообщником. Никому не приходит мысль, что и басмачество было бы невозможно, если бы народ знал сои права, достоинство его признавалось бы во всех мероприятиях, его огульно не зачисляли бы в стан басмачей.