Д.М.Милеев. Воспоминания. В Чимгане

Дата публикации: 03.04.2016 2:30:35

Окончив этюды, мы двинулись в Чимган, отвезти Екатерину Аполлоновну, у которой кончался отпуск. Мы проехали «геологический разлом» (дорога никуда от него не отходила) и поднялись на гребень Чаткальского хребта между пиком Кызыл Нура и Большим Чимганом. Гребень этот называется Мынджилкы — тысяча лошадей. Это была ровная, удобная и красивая дорога с просторными видами на обе стороны хребта в сторону Ташкента, скрытого пеленой дыма и пыли, в сторону реки Чаткал и горной страной по его сторонам, Пильтау и др. Любуясь картинной географией, вдыхая воздух вершин, прислушиваясь к едва доносившимся иногда снизу, из глубоких ущелий звукам, напоминавшим то эхо, то шум водопадов, то гул пенистого Чаткала — мы были над всей этой жизнью, даже появлявшиеся изредка облака были под нами; под нами иногда проплывали грифы; под ногами иногда попадались норы серых сурков, тарбаганов, которые в эту пору уже ленивы и издали сползали с камней, на которых грелись, и уходили в глубину почти без обычного свиста.

Весь день нас мучила жажда, а вода была далеко, в ущельях. Наконец, мы заметили недалеко от гребня две юрты и решили спуститься к людям, чтобы найти у них что-нибудь хотя бы в роде айрана: на кумыс уже не рассчитывали, т.к. кобыл не было видно.

Нас встретила старуха с провалившимся носом, в таком грязном отрепье, что одной рукой она протягивала чашку с айраном, а другой поджимала лохмотья штанов. Только страшная жажда заставила нас по очереди пригубить предложенную ею жидкость, вонючую, серовато-желтого цвета. Это было противно. Но воды не было: воду им привозят снизу.

Удрученные видом этой старухи и всей обстановкой, мы выбрались снова наверх и поехали дальше. Наконец, нас застала ночь и сразу — холод. Травы для лошадей нигде не было, все поедено скотом. Воды тоже. Мы стреножили лошадей и решили с Васей по очереди их караулить. К утру очень все промерзли до костей. Над нами всю ночь висели крупные, яркие, но холодные звезды, и ветер выл и свистел в ушах, как-будто бы это была зима, к которой мы не подготовились, поэтому страдали от неустройства. От усталости нам не хотелось ставить палатку, да и укрепить ее было бы невозможно на ветру. Седла мы не снимали с лошадей — и зверь побоится напасть, и не прохватит ветром, пронизывающим до костей на этих высотах. Когда рассвело, перед нами, едва возвышаясь, оказалась верхушка Большого Чимгана, а налево шла тропа вниз, спускавшаяся прямо к гребню перевала Кумбель. Спуск этот к санаторию Чимган, где жили наши родственники и где мы должны были оставить Катю, занял у нас почти целый день, хотя спуститься нужно было всего на две тысячи метров, т.к. санаторий Чимган стоит на высоте 1300 метров и если пик Чимгана 3323 метра, то мы были на высоте около трех тысяч метров. Шли мы пешком, и труднее всего было нашим лошадям с их громоздкими вьюками.

На следующий день мы оставили нашу спутницу Катю, которая возвращалась в Ташкент на работу, а сами проехали в Бричмуллу, и, получив там на базе зерно для лошадей (кукурузу), вернулись через Нурекату и Аксагату вновь к ущелью Кара-Бузук (Черный Хаос), куда впадают речки Куракты и Табаклысу, на котором мы стояли раньше, и постепенно с Васей стали продвигаться вниз по этому ущелью (куда вероятно все обрушилось — от «геологического разлома»). Местами здесь росла чудесная голубая арча, а рядом, касаясь ее корней вершиной, столь же прекрасная, густо-зеленая, с теплым оттенком хвои (ель). Мы двигались, делая остановки на 3-4 дня, где место нам нравилось для этюдов.

Это было дикое ущелье, на дне которого кипела речка, вся зажатая камнями, скалами и глыбами, меж которых росли березы, талы и иногда арча, тополь, клен, жимолость и боярышник. Склоны были покрыты лесом. Тропа была едва заметной и часто ее преграждало либо упавшее дерево, либо свалившаяся сверху глыба, вокруг которой дорогу надо было прокладывать вновь. Чем дальше, тем было глуше. Внизу у впадения Зындана все было завалено валежником, где вьюки приходилось снимать, перекрещивались тропы кабанов с тропами медведей и следы были набитые, постоянные, не потревоженные. Вся галечная часть русла, которое только в половодье заливает вода, на протяжении нескольких километров все голыши в сухом русле реки и бревна, разбросанные половодьем — все перевернуто, один за другим. По следам и старым и совсем новым, сегодняшним мы установили, что это, оказывается, не только медведь занимается этим, но и … барс; в этих трущебах можно было ожидать, что зверь может здесь даже на день устроить себе логово, но с приближением человека, конечно, он ушел и на глаза нам не попадался. И действительно, свежие логова были здесь в 20 метрах от русла. Мы попали в царство зверя. Кроны вековых деревьев сомкнулись над нами, веяло сыростью; свежий звериный помет, попадавшиеся клочья шерсти, кабаньи купальни в родниках и лужах с застоявшимся в них запахом, говорили о том, что мы попали в охотничий Эльдорадо. Тут можно будет не тужить о пище — мяса будет вдоволь. Но… я заболел малярией: день трясет, день отпускает. Скоро не стало сил. День лежу, день с трудом добираюсь до этюда и работаю. Вася ничего не может убить, а зверь хитер: ночью рыщет кругом, весь лес трещит, медведи ревут, кабаны карьером спускаются к воде, обрушивая камни и ломая валежник, а убить не можем. Надо выследить, а Вася следы читать не умеет.

Как-то я отправил его в поселок Майдантал смолоть на мельнице кукурузу. Он привез с собой русского человека, который произвел на Васю такое хорошее впечатление, что Вася просто влюбился в него и потянул его за собой, уверяя, что он мне обязательно понравится, и мы возьмем его на службу в качестве рабочего с тем, чтобы он охотился и добывал нам мясо, т.к. мы голодаем, а главный наш хозяин — то есть я, болен и ходить не может. Действительно, Александр Илларионович мне понравился. Мы приняли его. Из затхлой кукурузной муки, часть которой он обменял на пшеничную, он пек нам хлеб, а когда убили кабана, то делал не то, что охотничий шашлык — даже пирожки. Второго кабана не нашли: Александр Илларионович тоже, оказывается, в следах не разбирается, а на третий день, когда у меня был день свободный от приступа малярии, я по следам, а потом по запаху уже протухшей туши, нашел кабана заваленного хворостом и камнями; это сделал медведь и теперь можно было его здесь караулить, т.к. выждав день-два он придет лакомиться. И он пришел: мы стреляли, но так как нас было трое, то всегда кто-нибудь испортит охоту другому — зверь, раненый ночью, убежал. Утром следовало бы его искать по следу, но у меня был очередной приступ малярии, а мои товарищи медведя не нашли и решили, что он ушел. Однако на следующий день мне удалось его разыскать, но … уже только клочья шерсти, так как уже накануне его растерзали растащили грифы.

Я отправил Васю и Александра Илларионовича в Бричмуллу, где на нашей базе они должны были получить продукты питания и фураж для лошадей. Оставшись один, день я лежал с приступом малярии, не в силах подняться и приготовить себе чай, поэтому готовил все заранее, а на следующий день работал на этюдах, перебираясь от одного к другому. С собой у меня была винтовка, и я ставил ее так, чтобы в любой момент можно было взять в руки и защищаться или нападать. Так, однажды, работая над этюдом среди выпавшего за ночь снега, в километре от палатки, мне показалось, что к шуму воды в речке прибавился еще какой-то всплеск позади меня. Схватив ружье и обернувшись, я увидел в 200 метрах стадо кабанов в полсотни голов, казавшихся черными среди темных пятен камней и шапок снега на них, перебирающихся вплавь на левый берег реки. Кусты, занесенные снегом, и камни загораживали мне цель, а, выходя из воды, звери, даже не отряхиваясь, скрывались в зарослях и больше ни на минуту не показывались — так все и ушли, и я не мог сделать не единого выстрела.

Только через неделю вернулись мои спутники, привезя все, что нужно. Васю чуть было не постигла беда: хотя это было первого августа в сухое, теплое время, но на перевале их застала зима. Ночью в снегу занесло все тропы и Александр Илларионович, знающий местность, как свои пять пальцев, оставил Васю у лошадей, чтобы самому отыскать спуск с перевала. Вернувшись, он нашел Васю под арчей, где он, свернувшись, заснул. Вася отморозил себе ноги и, только благодаря настоянию Александра Илларионовича, насильно заставившего его бегать по снегу, он разогрелся. Спустившись вниз, в поселок Майдантал, он обнаружил, что там снега нет и в помине. Васю лечили своими средствами, но все же кожа с пальцев ног у него сошла.

Странно было это слушать и видеть, так как в нашем ущелье еще стояло теплое лето и мы только через три месяца увидели снег.