Embedded Files
Моховая улица, №27 - 29
В 1740-1750-х гг. участок дома №27-29 на Моховой улице принадлежал Егермейстерской конторе. Здесь находились Царские зверинцы, позже переведённые к Лиговскому каналу. После переезда зверинца эту землю отдали под частную застройку.
В 1740-х гг. правой частью участка владели братья Джованни и Игнацио Росси, известные художники и архитекторы. В 1772 г. они продали участок Анне Карловне Воронцовой, двоюродной сестре императрицы Елизаветы, вдове канцлера М. И. Воронцова. В 1780 г. соседний пустой участок был отдан премьер-майору Ф. М. Толстому, в это же время им был выкуплен двор скончавшейся Воронцовой. С этого времени участок домов №27 и 29 стал объединённым.
В 1781 г. Толстой продал участок племяннику А. К. Воронцовой П. М. Скавронскому. В 1782 г. двор был выкуплен в казну, Екатерина II предложила его Е. Р. Дашковой. Дашкова от этого подарка отказалась, дом отдали принцессе Августине Вюртембергской. Для неё находившееся здесь здание было перестроено архитектором Н. А. Львовым.
В 1814-1819 гг. домом владел министр внутренних дел граф Виктор Павлович Кочубей, впоследствии председатель Государственного совета и Комитета министров. При графе Кочубее в находившемся здесь саду были построены новая оранжерея, парники, колодец, беседка, конюшни и другие служебные постройки.
После приобретения Кочубеями дома на Фонтанке (дом №16), участок на Моховой улице был продан графине Е. П. Апраксиной. В 1836 г. дом перешёл промышленнику И. А. Мальцову. При этом владельце здесь снимал квартиру А. И. Соллогуб с сыном, будущим поэтом В. А. Соллогубом. В 1840-х гг здесь жил поэт, писатель, знакомый Пушкина и Лермонтова, чиновник Синода А. Н. Муравьёв. С 1870-х гг. здесь размещалась Литейная женская гимназия.
В 1882 г. дом был приобретён опекуном для несовершеннолетних Саввина и Олега Корниловых, наследников известного фарфорового завода. Завод этот считался передовым даже по европейским меркам. По своей белизне и изяществу корниловский фарфор превосходил даже изделия знаменитого Императорского фарфорового завода.
За проектом дома Корниловы обратились к архитектору Александру Фёдоровичу Красовскому, выпускнику Академии художеств. Этот выбор не случаен — отец зодчего, бывший государственный крестьянин Фёдор Иванович, прежде расписывал фарфор на заводе Корниловых, его считали одним из самых умелых художников своего времени. Сын не посрамил отца: со временем был удостоен звания академика, стал одним из придворных зодчих Романовых и личным архитектором богатых аристократов фон Дервизов, не говоря уже о десятках построек, исполненных для менее именитых заказчиков.
В 1882 г. Красовский с помощником, техником Курзановым, построил для Корниловых крупный жилой дом «во вкусе Генриха IV», то есть стилизованный под французские дворцы рубежа XVI–XVII веков. Он стоит и по сей день — длинный корпус, вытянутый вдоль Моховой между домом № 25 и парадным двором дома №№ 27–29.
Литейная женская гимназия была переведена на Бассейную улицу (ныне улица Некрасова). 4-й этаж нового здания владельцами был сдан частной женской гимназии Л. С. Таганцевой. В одной из квартир дома №27 семья Таганцевых живёт до сих пор.
В 1897 г. Корниловы продали дом страховому обществу «Россия». Страховое общество «Россия» было основано в 1881 г. в Санкт-Петербурге. До 1918 года оно являлось крупнейшим в стране страховщиком. Эта компания была известна не только на рынке страхования, по её заказу было возведено множество доходных домов в Петербурге, Москве и других городах. Новые хозяева решили радикально увеличить здание, застроив и соседний участок, и дворы за бывшим домом Корниловых.
До сих пор на ажурных воротах дома сохранилось название владельца.
Теперь за дело взялся Леонтий Николаевич Бенуа, центральная фигура в петербургской архитектуре рубежа веков: зодчий, критик, редактор профессиональных изданий, преподаватель. Вот как он сам писал об этой работе:
«Часть этого обширного места уже была застроена архитектором А.Ф. Красовским в стиле, как тогда говорили, "Генрих IV". Я спроектировал большой cur d'honneur, слева поставил флигель в характере французской архитектуры (камень с кирпичом), а главное здание - в стиле французского ренессанса (сгоревшего дворца Тюильри). Ансамбль получился богатый и интересный».
Здание построено в 1897-1900 гг. и является объектом культурного наследия. Во внутренней отделке и создании решётки принимал участие архитектор-художник Н. Д. Прокофьев.
Так называемый флигель, примыкающий к основному центральному корпусу, имеет скромную отделку и окрашен в тёмно-красный цвет. На 1-м этаже в настоящее время находится мини-отель достаточно высокого класса.
В новой жилом комплексе сдавались в наём квартиры для зажиточных и известных петербуржцев. Здесь в 1914–1918 гг. проживал бывший министр финансов и премьер-министр Российской империи граф Владимир Николаевич Коковцев. Сейчас об этом напоминает мемориальная доска. Квартиру №27 до 1925 года занимала семья представителей дворянского рода Дурново. В 1910-х годах здесь жил В. И. Ковалевский, директор одного из департаментов министерства финансов, председатель Русского Императорского технического общества и нескольких акционерных компаний. В доме №27-29 жили тайный советник Василий Иванович Тимирязев (первый министр торговли и промышленности), семья графа Ивана Васильевича Стенбок-Фермора, титулярный советник и известный промышленник Лев Кириллович Шешминцев, генерал от инфантерии Николай Антонович Пыхачёв.
В 1910-х гг. левый корпус здания занимало посольство Болгарии, в 1913–1914 гг. в здании работало дипломатическое представительство Китая.
Квартиру на Моховой, №№ 27–29 у общества «Россия» снимала чета Храповицких. Владимир Семёнович Храповицкий в молодые годы пользовался симпатией императора Александра III, был сослуживцем наследника престола Николая Александровича по лейб-гвардии гусарскому полку. Приятельские отношения с государем он сохранил даже после воцарения Николая II.
Император с семейством бывали в гостях у Храповицкого и его жены Елены Ивановны в знаменитом на всю Россию имении Муромцево под Судогдой. Выйдя в отставку в чине полковника, Владимир Семенович занялся лесозаготовками и обустройством имения, а также благотворительностью. Часть времени он проводил в специально построенном замке в Муромцеве, а часть в Петербурге. Храповицкие держали в доме на Моховой светский салон, в котором и состоялась роковая встреча, повлиявшая и на ход судеб отдельных людей, и на межгосударственные отношения.
Даже по меркам блистательного салона Храповицких Чакрабон Пувант, сын короля Сиама Рамы V Чулалонгкорна, был гостем высокопоставленным и экзотическим. Когда принцу исполнилось 13 лет, отец решил отправить его в образовательную поездку — сначала в 1896 г. в Великобританию, потом к русскому императорскому двору. Вместе с ним поехал и его друг Най-Пум Сакара. Най-Пум происходил из незнатной семьи, но отличался острым умом и усердием, за что получил королевскую стипендию.
Почему Рама V решил отправить любимого сына именно в Россию? Во-первых, Сиам в тот момент был единственным государством Юго-Восточной Азии, сохранившим независимость. Большинство прочих территорий были поделены между великими колониальными державами Европы. Россия имела громадный вес на международной арене, но ее империалистические устремления на окрестности Сиама не распространялись. Царь мог стать важным союзником в борьбе за сохранение тайской независимости и отношения нужно было укреплять. А во-вторых, сам Николай II ещё в бытность цесаревичем гостил в Сиаме у Рамы V и предложил ему отправить сына учиться в Петербург за счет русской казны.
В итоге принц и его друг стали первыми тайцами, выучившими русский язык. Ещё в Британии им помогал в этом русский публицист и историк Павел Ардашев. Заодно он написал о Чакрабоне статью для знаменитого словаря Брокгауза и Ефрона.
Чакрабон и Най-Пум поселились в Зимнем дворце, летом переезжали в Петергоф. Учились тайские гости в Пажеском корпусе, элитном военном учебном заведении для детей особо знатных фамилий. Их готовили к службе в гвардии и при дворе. Помимо военного дела и конного спорта воспитанники занимались музыкой, изящными искусствами, танцами. У них даже сложился небольшой ансамбль: принц играл на балалайке, Най-Пум на скрипке, а учитель музыки на гармонике. Най-Пум же особо ценился как знаток восточных единоборств и обучал приёмам царскую охрану. Обоих юношей возвели в звание камер-пажей, ещё во время учебы они стали нести караул при императоре и дамах вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.
Чакрабон и Най-Пум окончили Пажеский корпус в 1902 г. Чакрабон стал лучшим учеником (11,75 баллов из 12), Най-Пум третьим (вторым — сын начальника корпуса Келлера), оба были выпущены корнетами в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк. Тот же, где прежде служил Николай II. Молодые люди оставались в России и вели светский образ жизни: приёмы, балы, маскарады.
Как раз на балу в квартире Храповицких на Моховой состоялась встреча Чакрабона и петербургской мещанки Екатерины Десницкой. Вот как Константин Паустовский описывал их встречу в своей «Повести о жизни»:
«На одном балу желтолицый принц Чакрабон увидел Весницкую. Она танцевала вальс… перекинув косы себе на грудь и надменно поглядывая из-под полуопущенных век синими глазами. Принц был очарован. Маленький, раскосый, с блестящими, как вакса, волосами, он влюбился в Катюшу. Он уехал в Сиам, но вскоре вернулся… инкогнито и предложил Катюше стать его женой. Она согласилась».
В изложении писателя Десницкая превратилась в Весницкую, а местом встречи вместо Петербурга стал Киев. Да и вся дальнейшая жизни пары представлена в заведомо фантастическом виде. Но всё же это говорит о впечатлении, которое международный роман произвел на современников.
Катя Десницкая происходила из семьи киевского юриста. Рано осиротев, она переехала в Петербург, где жила с братом. К моменту встречи с сиамцами она училась на курсах сестер милосердия и планировала поехать на Дальний Восток, где шла Русско-японская война.
Принц влюбился в русскую девушку. Несмотря на его просьбы, Десницкая всё равно уехала на фронт и вернулась оттуда с двумя медалями и Георгиевским крестом. В 1906 г. Чакрабон и Екатерина тайно обвенчались в Константинополе. Вот что она писала своему брату о чувствах к мужу:
«Дорогой Ваня… Если бы ты знал, что это за прекрасная, честная, добрая личность. Конечно, многие, говоря о моём замужестве, упоминают только о богатстве и роскоши, а о счастии молчат, но я скажу, что больше любить, понимать и уважать друг друга невозможно, и никому не желаю лучшей семейной жизни. Так люблю его, как даже и не думала».
Когда отец-король отозвал принца на родину, Чакрабон сообщил про жену — естественно, при сиамском дворе никто мезальянсу не обрадовался. Чакрабона (временно) лишили права наследования и содержания. Он вернулся в Россию, но вскоре привез Екатерину в Сиам. В 1908 г. у них родился сын, которого назвали Чула.
Екатерина прекрасно понимала, что перед ней стоит тяжелейшая задача — доказать всему Сиаму, что она достойная избранница: она выучила тайский, уважала все обычаи, подружилась со свекровью и получила новое имя — На Питсанулок. Но одного она так и не смогла принять — многожёнства. Чакрабон решил взять вторую жену, свою двоюродную племянницу Чавалит. «Прошу об одном — о сочувствии. Думай обо мне, как о больной, единственным лекарством для которой являешься ты… Я всё ещё люблю тебя», — писала она мужу.
В 1919 г. их брак распался, а через год Чакрабон умер от болезни. В Россию принцесса вернуться уже не могла, поэтому поехала к своему брату в Шанхай. Позже она вышла замуж за американского инженера Гарри Клинтона Стоуна и переехала в Париж. Сын пары, Чула, остался в Сиаме с отцовской роднёй, но когда подрос, его отправили на учёбу в Британию, где он смог вновь встретиться с матерью.
Со временем Элизабет Хантер, английская жена Чулы, привезёт в Париж свою маленькую дочку Нарису — познакомиться с бабушкой. Именно благодаря ей, Нарисе Чакрабон, мы знаем эту историю — в 1994 г. она написала книжку «Катя и принц Сиама». Кроме внучки про Катю и Чакрабона писали упомянутый выше Паустовский, Шкловский, Кассиль, поставили балет и сняли как минимум один фильм.
Но не только для Чакрабона и Кати Десницкой тот вечер на Моховой стал судьбоносным. Вместе с принцем на светскую вечеринку пришёл и его друг Най-Пум. У него тоже завязались отношения… с хозяйкой салона, замужней дамой Елизаветой Храповицкой.
Елизавета Ивановна, урождённая Чоглокова, происходила из русской дворянской семьи, но родилась в Неаполе. За Владимира Семёновича Храповицкого она вышла в 20 лет, много занималась устройством усадьбы в Муромцеве и благотворительностью, учила крестьянских детей музыке. В 1904-м она была уже совсем не юна, на 25 лет старше своих тайских гостей. И тем не менее вскоре принц Чакрабон сообщил сотруднику министерства иностранных дел, «будто Най-Пум влюбился в замужнюю русскую женщину, из-за этого отказывается вернуться в Бангкок и хочет остаться».
Закончив обучение в Военной академии Генштаба, Най-Пум действительно подал прошение о том, чтобы остаться в России. Существуют разные версии о том, что подтолкнуло его не возвращаться на родину: возможно, дело было в карьере — в Империи он мог продвинуться по военной службе и достигнуть высокого положения, а в Сиаме из-за низкого происхождения пути наверх для него были закрыты. Возможно, он боялся, что при тайском дворе ему укажут, что он недоглядел за принцем, раз тот тайно обвенчался с Десницкой. А может быть, дело действительно было в романе со светской гранд-дамой Храповицкой. Най-Пум влюбился в Елизавету Ивановну и хранил ей верность до конца своих дней.
Рама V не просто не удовлетворил просьбу своего подданного о переходе на русскую службу, но и пригрозил объявить его предателем. Най-Пум решения не изменил, принял православие и стал Николаем Николаевичем. Почему Николаевичем? Потому что его крёстным отцом стал сам император Николай II, а крёстной матерью — Елизавета Ивановна.
Карьера Най-Пума шла в гору. На русской службе он считался образцовым офицером — дослужился до чина полковника, отличился на фронтах Первой мировой, был награждён орденами. Но карты смешала революция. Сиамца любили солдаты и даже предлагали ему возглавить солдатский совет, но Николай Николаевич был верен крёстному. Он вернулся в Петербург и стал жить вместе с Елизаветой Ивановной Храповицкой на улице Гоголя, № 8. К тому времени Елизавета уже не общалась со своим официальным супругом, да и он тоже завёл новые отношения. В 1919-м Елизавета и Най-Пум вдвоём отбыли через Одессу в Ниццу, в эмиграцию.
Жизнь русских изгнанников была тяжёлой, денег постоянно не хватало. Известно, что уже после смерти официального супруга (Владимир Храповицкий скончался в Висбадене в 1922 г.) Елизавета Ивановна даже написала письмо крестьянам в Муромцево с просьбой о помощи:
«Дорогие крестьяне! Обращаюсь к вам с просьбою: соберите, сколько сможете денег и пришлите мне. Вы владеете землёй моего мужа Владимира Семёновича Храповицкого, который скончался в нищете. Я осталась теперь одна без всяких средств на самую бедную жизнь. Мне уже 68 лет, я больная и старая, работать не могу. Я счастлива, что теперь вы владеете землёй, а у нас не было детей: всё равно желание мужа было оставить землю крестьянам. Обращаюсь к доброму вашему сердцу, прошу помочь мне, Бог вас не оставит. Прилагаю конверт с моим адресом. Да сохранит вас Бог всех».
Крестьяне добрых чувств к бывшей помещице не питали и коллективно написали такой ответ:
«Десять с половиной лет прошло с того момента, когда мы изгнали вас и вам подобных из нашей страны. За это время мы достаточно научились управлять государством и как строить свою жизнь. Там, где ранее царил произвол и гнёт помещиков и их прихвостней, мы имеем бывшее поместье Муромцево (к которому за версту не подпускали крестьян). Там вот уже несколько лет открыт сельскохозяйственный техникум, в котором обучаются дети рабочих и крестьян. Очень странным показалось ваше обращение к нам с просьбой о присылке денег. Спрашивается, за что? За то, что вы долгие годы, сидя на нашей шее, выматывая из нас последние силы, вели праздную жизнь паразитов, раскатываясь по заграницам и соря деньгами, добытыми на крови и поте крестьян? За то, что в былые времена нас пороли кнутом и нагайками, за то, что наших жён и детей выгоняли плетьми из лесу за сбор ягод и грибов, за то, что в 1905 году на нашу просьбу обменять землю, незаконно от нас отобранную вами, были вытребованы стражники, урядники и по приказанию вашему за наше обращение — пороли плетьми и сажали в тюрьмы; за то, что после пожара на нашу просьбу об отпуске леса за плату нас выгоняли? Да всего и не перечислишь, за что вам, госпожа Храповицкая, следует помочь. Мы не можем даже и определить и попросту скажем: „Валитесь от нас к …“».
В 1935 г. Елизавета Ивановна скончалась в Ментоне. Най-Пум похоронил её и переехал в Париж. Благодаря содействию принца Чулы, сына его друга юности, бывший офицер стал секретарём Екатерины Стоун-Десницкой. Чула также организовал ему поездку в Таиланд и предложил преподавать в военной академии в чине лейтенанта. Но Най-Пум, полковник русской кавалерии, не согласился на понижение. Он вернулся в Париж, а в 1947-м отправился погостить к Чуле в его дом в Корнуолле, где и скончался от внезапного сердечного приступа.
В память об истории Най-Пума и Елизаветы Храповицкой в Ментоне в 2019 г. установили мемориальную табличку: «В память о Елизавете Чоглоковой (Неаполь 1857 — Ментон 1935), „Душа самых лучших ночей Санкт-Петербурга“». Чуть ниже, после виньетки проставлено: «Николай Пум (Сиам 1883 — Корнуолл, Англия 1947). И в последней строке подпись: «Друзья».
На фасаде дома, выходящем на Моховую улицу, можно обнаружить ещё одну памятную доску. «Жилищно Арендное Кооперативное Товарищество имени Ипполита Николаевича т. Маковецкаго. Моховая ул. № 27/29». Это уже артефакт советского времени, но всё же исключительно редкий. Не только имя товарища Маковецкого, но и сама эпоха арендных кооперативных товариществ, кажется, сейчас позабыта. Доску установили жильцы дома на Моховой в 1928 г.
Сам тип учреждения был характерен для эпохи. В 1918 г. все бывшие доходные дома перешли в собственность муниципалитетов. Но новой эффективной системы управления ими выстроено так и не было. Чтобы справиться с кризисом жилищного управления, Совет народных комиссаров в 1924 г. учредил ЖАКТы — арендные кооперативные товарищества жильцов. Такие товарищества могли арендовать дома у государства на срок до 12 лет с правом приоритетного продления договора. ЖАКТы должны были распределять жилплощадь между своими членами, а излишки — и среди не членов кооператива. Именно на товарищества ложилось бремя управления домами.
Ипполит Николаевич Маковецкий, видный экономист и старый социал-демократ, сам жил на Моховой, № 27–29 и активно участвовал в работе местного ЖАКТа. Он был заместителем председателя Северо-Западной областной торговой палаты в Петрограде, основанной в 1921 г., и помогал новорожденному СССР выйти из экономической изоляции — устраивал первые павильоны Союза на международных выставках. Кроме того, его стараниями в городе возобновились торги на бирже, открылся торговый музей. После того как в 1925 г. Ипполит Николаевич скончался прямо на рабочем месте, в своем кабинете, вышеупомянутый музей был назван его именем. Аналогичное решение приняли соседи Маковецкого по дому — бывший Дом страхового общества «Россия» стал ЖАКТом имени товарища Маковецкого. Работу мужа по организации в Ленинграде торгово-промышленной палаты продолжила его супруга Елена Нестеровна Маковецкая.
Система жилищно-арендных кооперативных товариществ просуществовала до 1937 года. В том же году имена Маковецких были вымараны из истории экономики СССР. Перебравшуюся в Москву Елену Нестеровну арестовали по делу «Польской организации войсковой». В качестве доказательств шпионажа предъявили поддельные письма её мужа, которые ещё в 1920-х сфабриковали его партийные недруги. Следователей 1920-х фальшивки не убедили, а для эпохи больших чисток вполне сгодились. Елену Маковецкую расстреляли 15 ноября 1937 г.
Сегодня о семье талантливых ленинградских экономистов напоминают две таблички: металлический прямоугольник «Последнего адреса» в Москве на доме в Столешниковом переулке, № 14, откуда увезли Елену Нестеровну, и каменная визитка ЖАКТа от благодарных соседей на Моховой, № 27–29 в Петербурге.
Любопытный факт: что именно в этом доме режиссёр Бортко снимал сцены в квартире профессора Преображенского в своём знаменитом «Собачьем сердце». Так что милейший пёс Шарик «превратился» в несимпатичного Шарикова именно в этом доме.
В сентябре 2018 г. во дворе дома появился памятник по мотивам «Собачьего сердца». Именно в этом доме в конце 1980-х Владимир Бортко снимал одноимённый фильм. Теперь на дворовой скамейке в мини-саду «уселся» профессор Преображенский, он гладит пса Шарика, ещё не превратившегося в человека.
Инициатором установки монумента стал Александр Габитов, член Общественной палаты Ленобласти и президент Союза промышленников и предпринимателей этого же региона. Габитов рассказал, что устанавливал памятник за свой счёт.
«Я живу в этом дворе уже 20 лет — с мыслью, что это двор, где снимали «Собачье сердце», — объяснил общественный деятель свой неожиданный порыв. — И когда появились деньги и желание, я обратился к своему знакомому скульптору, и он придумал такой памятник. А потом я уже узнал, что в ноябре исполняется 30 лет фильму «Собачье сердце» — такое совершенно случайное стечение обстоятельств».
Любопытно, что с создателем фильма Габитов впервые связался уже после того, как установил Преображенского и Шарика. Владимиру Бортко понравилась, по словам Габитова, как идея, так и её реализация. Над монументом трудился молодой скульптор Игорь Сенин, которого бизнесмен нашёл в интернете. Он же помог заказчику определиться с концепцией.
«Когда мы говорили, пришло такое понимание фильма: доктор сделал доброе дело для дворовой собаки, и потом эта дворовая собака превратилась в человека и начала выставлять его из квартиры, — поделился Александр Габитов. — Один из посылов фильма звучит таким образом: добро нужно делать для тех, кто может отозваться на это добро».
При этом заказчик и скульптор подкорректировали идею Михаила Булгакова — по заверению инициатора, исключительно ради всеобщего блага: несмотря на то, что у писателя в повести сказано, что Шарик был дворняжкой, с шерстью «жидкой, кустами, буроватой, с подпалинами», на монументе рядом с профессором сидит вполне себе породистый, по виду, питбуль.
«Мы думали, какую собаку посадить — дворовую или породистую, которая потом не будет своего добродетеля выселять из квартиры? — поделился неожиданными соображениями глава СПП Ленобласти. — Мы же этим памятником будущее формируем, а не прошлое!».
Кстати, вспомнив к слову о самом фильме Владимира Бортко, архитектор Вячеслав Бухаев отметил, что овчарка, снимавшаяся в «Собачьем сердце», устав от манипуляций со своей шерстью и ухом (их проделывали для придания ей дворняжьего вида) после окончания съёмок всё же таки укусила гримёра.
«Терпел-терпел, а потом в конце отомстил: ему же клеем приделывали колтун, ухо опустили. А вообще он очень был умный, за что его и выбрали, — даже Толоконникова учили, когда тот робел: «Видишь, как собака играет!».
26 ноября 2018 г. состоялось официальное открытие памятника. Красную ленточку перерезал режиссёр знаменитой картины, народный артист России Владимир Бортко.
10 ноября 2018 г. прошла торжественная церемония открытия мемориальной доски Председателю Совета министров, Министру финансов Российской империи, графу Владимиру Николаевичу Коковцову. С его именем связан один из наиболее успешных периодов в истории российских финансов, впечатляющий объективными характеристиками экономического подъёма Российской империи начала XX века.
5 декабря 2021 г.
Источники:
Культура Петербурга. №1/2001
Адреса Петербурга. №24/2006
Мой район. 11.1.2012
Фонтанка. 14.9.2018; 21.11.2018
Петербургский дневник. 10.11.2018; 26.11.2018
Page updated
Google Sites
Report abuse