Матисс

Матисс

Незадолго до того как Матисс стал самым знаменитым из фовистов, я к нему пришел по совету моего друга Винье (1). В то время Матисс жил на Quai St. Michel (набережная Сен Мишель), недалеко от книжного магазина, принадлежащего Винье, в котором некогда покупал книги Верлен (2). Это было старое здание, с большим количеством наружных лестниц, с которых открывался прекрасный вид на Сену. В нем также находились студии Марке(3), Фландрина(4) и Марвала(5).

Открыв дверь, художник поначалу настороженно посмотрел на меня, затем кивком пригласил следовать за ним, по пути украдкой изучая. У него на лбу уже обозначились, придававшие беспокойное выражение лицу, морщины, а глаза из-за очков смотрели критически. У Матисса был короткий нос, напоминающий нос Золя, и мясистые плотно сжатые губы, прятавшиеся в седой бороде.

«Вот над чем я сейчас работаю» – сказал Матисс, внося полотно. На картине был вид одного из мостов через Сену, со спокойной свинцовой водой.

Я сказал: «Какие красивые краски»

«Да, краска должна быть красивой - ответил он – это действительно важно. Цвета должны быть гармоничными. Когда они резкие и яркие мне трудно работать. Это весьма деликатная материя, зачастую приходится экспериментировать очень долгое время».

Это была моя первая встреча с Матиссом.

В том же году я встретил Матисса еще раз, теперь уже на террасе кафе на площади St. Michel. Он делал наброски набережной коротким, толстым карандашем. Прежде чем провести линию, он сначала тщательно изучал предмет, а затем уже без всякой корректировки наносил аккуратные линии.

Спустя много лет, благодаря русскому балету, я узнал Матисса гораздо лучше. К тому времени он был уже признанным лидером фовистов (6), противопоставившим коротким гармоничным мазкам импрессионистов ярко окрашеные плоскости. Позднее, во время переворота кубистов, которые представили третье измерение в живописи, впервые разбив живописный объем, Матисс попал под их влияние до такой степени, что стал производить холсты с почти схематичными рисунками.

Тем временем Сергей Дягилев (7) - импрессарио Русского Балета - нанял Матисса для постановки балет Игоря Стравинского Rossignol, и пригласил художника поехать с ним в Лондон, где должна была состояться премьера, поскольку Матисс не хотел, чтобы кто-либо другой делал декорации по его макетам.

Дягилев снял в лондонском театральном районе большое как сарай помещение на 8 этаже здания, добраться до которого можно было единственным путем по бесконечно длинной узкой лестнице, придерживаясь одной рукой за перила, а в другой неся свечку. Когда я пришел к художнику, он спросил меня несколько практических советов, поскольку никогда не делал работ для сцены.

Я рассказал ему, что мне об этом известно, и посоветовал оставить между пятнами разного цвета фракцию дюйма незакрашенной канвы, ибо в свете софитов каждая деталь, даже если глядишь на нее с галереи, выглядит также четко, как мелкий предмет под увеличительным стеклом.

«Я собираюсь сделать занавес таким же белым, как фарфор - сказал Матисс – так что под конец это будет китайский занавес. Не так ли? Будет как можно меньше линий. Правда ли, что для декораций эти русские ожидают что-нибудь яркое? Но они этого не получат. Я собираюсь учить их подходящим пропорциям цвета, в соответствии с французской традицией: чистый белый, бледно-розовый, голубой. И они это должны будут принять – хотят того или нет.»

Как-то вечером, когда мы еще работали, столб пламени вырвался из соседнего чердака и осветил всю студию. Матисс, который ничуть не испугался летящих в нащу сторону искр, неожиданно воскликнул:

«Смотрите как розовые отблески превращаются в оранжевые на фоне моего голубого. Это хорошая идея. Я сделаю костюмы розовыми.»

За время пребывания в Лондоне, мы с Матиссом часто и подолгу гуляли. Иногда мы вместе ходили в National Gallery. По обеим сторонам главной лестницы, сразу за входом, висели два полотна. Одно – Уистлера (8), другое – Тёрнера Fighting Temeraire.(9)

«Терпеть не могу Уистлера – сказал Матисс – но Тернера люблю, его краски прекрасны. Вы понимаете, в живописи это решает всё. Не имеет значения как выглядит предмет и рисунок, но если ваши краски, ваш материал красивы, как красива эмаль, например, если вы смотрите на них с наслаждением, то это хорошо.»

Как-то раз вечером, когда мы бродили по Лондону довольно далеко от дома, нас застал дождь. Однако он нам не помешал продолжить разговор и Матисс сказал:

«Вы понимаете кубистов? Должен сказать, что я совершенно их не понимаю.»

И тут же он мне рассказал, как во время репетиции Дягилевым балета Parade Эрика Сати (10) и Жана Кокто (11), который оформлял Пикассо, он неожиданно спросил постановщика:

«Когда эта маленькая балерина подпрыгивает и затем падает, дрыгая ногами в воздухе, что это должно означать?»

«Ну, это дольно просто – ответил Дягилев удивленно – это трагедия Титаника.»

«Нет, должен сказать, что этого я не понимаю...»

Мы фактичеки потерялись под ливнем, но прижавшись к друг другу под зонтиком, продолжили беседу, и я закончил предложение, начатое Матиссом:

«... не более, чем некоторые люди не могут понять почему вы изображаете руки на ваших фигурах в три раза больше натурального размера и ассиметричные глаза и ...»

«Но я это так чувствую» - возразил Матисс. Однако, поскольку у него было хорошее чувство юмора, то вместо того, чтобы вдаваться в свою теорию баланса или в объяснение искажения академических форм, он сказал:

«Однако, правда, что если бы я когда-либо встретил на улице изображенную мною женщину, то очень удивился бы.» Он усмехнулся в свою бороду, а глаза сверкнули за стеклами очков.»

***

Однако по-настоящему я узнал Матисса только в его в студии в Ницце. Ах, Ницца. Когда заканчивается сезон, улицы почти пусты; синий цвет моря настолько интенсивен, что оно кажется почти черным; и, наконец, главный подарок - вид из окон квартиры Матисса в Place Charles-Felix с обзором Старого Рынка, пляжа и моря!

Квартира располагалась на верхнем этаже квадратного старого здания цвета охры, построенного в итальянском стиле с изящным фронтоном, за галереей Ponchettes и вблизи церкви Saint-Suaire в романском стиле. Дверь квартиры была на верхней площадке широкой каменной лестницы, с фресками по всем стенам. Карточка над звонком гласила: «М. Анри Матисс. Звонить два раза».

Вы входите в хол, в конце которого окно с видом на море. С правой стороны комната с двумя окнами, занавешенными шторами. Между окнами маленький стол с лакированными панелями и овальным зеркалом. На каминной полке копия «Раба» Микеланджело, у ног которого расположены разнообразные предметы, такие как апельсины, птичья клетка и граммофон с розовым в форме цветка раструбом, который играл, когда Матисс работал.

Стены обклеены самыми простыми обоями с цветочками. На полу арабский табурет и несколько ящиков, но рядом находятся несколько известных ширм с наклееными вырезанными из бумаги рисунками в арабском стиле, которые Матисс так часто репродуцировал в своих работах. Надо всем этим через комнату натянута проволока, на которой висит масляная лампа с импровизированным козырьком.

За ширмой одна из моделей художника отмывает кисти кухонным мылом. В дальнем конце комнаты, между двумя новыми натюрмортами, висит скрипка.

Когда я впервые пришел к Матиссу, он писал у окна. Он был в шелковой рубашке, и на носу сидели очки в золотой оправе. Вскоре он перешел к стене и начал крепить к ней кнопками куски материи, которые, попадая под солнечный свет, приобретали блеск бриллиантовых украшений.

«Так значит это и есть ваш удивительный материал?» - спросил я.

«Солнечный свет все чистит - ответил Матисс и показал пальцем в окно на пыльный город, который сверкал под солнцем - Выйдем и пообедаем.»

Как только он открыл дверь, он оказался лицом к лицу с двумя немцами.

«Мсье Матисс?»

«Да.»

«Вы меня помните, не так ли? Я директор галереи.»

«Да. Но у меня сейчас ничего для вас нет.»

«Мы хотим всего лишь купить пару полотен – любые, которые у вас есть.»

«У меня сейчас ничего нет.»

«Не поволите ли вы нам посмотреть?»

«В данный момент у меня ничего нет.»

«Могли бы мы вернуться чуть позже?»

«У меня нет ничего...» - ответил он тихо, но твердо.

Чаще всего Матисс обедал в Камю, местном ресторанчике на темной маленькой улочке Старого города, между муниципальным казино и морем. Для него всегда был зарезервирован столик.

Когда мы сели, я его спросил: «Почему вы ничего не захотели продать тем приятелям?»

«Они бы, определенно, заплатили мне назначенную цену» - ответил Матисс.

«Ну, тогда в чем дело? В вашей квартире полно картин.»

«Это так, но сейчас не лучшее время. Не беспокойтесь, те два мошенника еще вернутся. Я очень скоро их снова увижу.»

Хозяин ресторана принес salade niçoise, в котором вспыхивали помидоры, а зеленый перец темнел на фоне яркого леттука, усеянного черными оливками.

«Да, теперь это действительно красиво» - заявил Матисс, который казался более заинтересованным в разглядывании еды, нежели в ее поглощении.

«Матисс, это правда, что вы храните свои полотна в сейфе одного из здешних банков?»

«Конечно. Почему бы и нет? Для безопасности.»

«Безопасность всегда будет расти в цене...»

«Поэтому сейф в банке самое лучшее место для них. Это лучшая защита для картин. Когда бы я не уезжал, или даже когда я здесь, мои картины безопасны от любого несчастного случая, который может произойти дома, не говоря уже о пожаре или воровстве. Официант, принесите нам кофе побыстрее. Уже без пяти, а натурщик придет ровно в два. Я хочу быть дома вовремя.»

Привычка к точности осталась с тех пор, когда он не часто мог позволить себе нанять модель. Однако, возможно, это была еще и самодисциплина.

Мы быстро взбежали вверх по лестнице. Матисс установил арабский табурет и расположил материю на диване.

«Вы видете вон то большое зеркало? Я им пользуюсь, когда время от времени сверяю модель с отражением.»

Зазвонил звонок. Пришла пожилая женщина с запиской: модель больна и не сможет придти. Матисс не выглядел очень расстроенным.

Я начал набрасывать его портрет в свой альбом, и тогда он сказал:

«Не могли бы вы дать мне тоже лист?»

«Вот, возьмите» - сказал я. Он сел напротив, и начал рисовать мой портрет.

Чтобы продолжить работу, мы вышли на балкон. Прибрежные пальмы выглядели припорошенными солнечным светом, а море ослепительно сверкало.

Не помню, как по ходу разговора мы подошли к Лотреку, но я упомянул, сколько он делал набросков к некоторым из своих рисунков.

«Вы видели их коллекцию в музее в Albi? - спросил я Матисса - Для афиши Жанны Аврил(12) и для женщины-клоун(13) он сделал по меньшей мере 20 набросков, прежде чем нашел правильный угол для ее раздвинутых ног.»

«Вы думаете я не прорисовываю предварительно десятки раз свои бумажные цветы?» - спросил Матисс, упершись в меня взглядом поверх очков.

«Даже те, что вы делаете двумя ударами кисти, такие как “z” или крест?»

«Да, даже те, что делаю двумя ударами кисти. Только после того, как я детально их прорисую 20 или 30 раз, моя рука автоматически, уже по привычке сможет их повторить абсолютно точно в два удара. Вот для примера, смотрите...»

Он принес дюжину тяжелых альбомов со страницами из тонкой кальки. Медленно их переворачивая, он показал мне сотни и сотни рисунков, выполненных без единого исправления в одну линию.

«Если бы картина «Европа и Бык» не хранилась в сейфе банка, я бы ее вам показал. Я работал над ней 3 года, и, вероятно, мог бы работать и дальше. Некоторые люди думают, что картина это массовое производство, как машины. Работая над этим полотном я сделал три тысячи эскизов, да три тысячи! Я часто так делаю, пока модель отдыхает».

Снова зазвонил дверной звонок.

«Не беспокойте меня - сказал Матисс через закрытую дверь - меня нет дома, если только вы не маляр.» «Я приобрел квартиру наверху и объединяю ее с этой» - объяснил он мне.

Это был маляр. Он пришел с лестницей через плечо.

«Будь осторожен с моими картинами! - предупредил его Матисс и, повернувшись ко мне, продолжил – Поскольку я сейчас не смогу работать, то сделаю ваш большой портрет.»

Он взял один из своих альбомов и начал рисунок чернилом. В этот момент в комнату вернулся маляр с лестницей и взял Матисса под локоть. Тот час же большая клякса сползла на мое лицо на рисунке.

«Ох!» - воскликнул я в испуге.

«Не имеет значения, - сказал Матисс – так и останется. Вините в этом судьбу.»

И продолжил свой рисунок.

Комментарии переводчика

1. Чарльз Винье (Charles Vignier) (1863 – 1934) – швейцарско-французский поэт, писатель, коллекционер, торговец книгами и античными произведениями искусства, специалист по искусству Азии.

2. Поль Верлен (Paul Verlaine) (1844 – 1896) – французский поэт-символист, один из основоположников литературного импрессионизма и символизма.

3. Альбер Марке (Albert Marquet) (1875 – 1947) – французский художник-фовист, друг Матисса

4. Поль Фландрин (Paul Jean Flandrin) (1811 – 1902) – французский академический художник.

5. Жаклин Марвал (Jacqueline Marval, подлинное имя - Marie Josephine Vallet) (1866–1932) – французская художница и скульптор.

6. Фовизм – направление во франузской живописи, характеризуемое обобщением пространства, объёма и рисунка, сведением формы к простым очертаниям, исчезновением светотени и линейной перспективы. Наиболее значительные художники-фовисты Матисс, Марке, Руо, Ван Донген, Вламинк, Дерен, Фриз.

7. Сергей Дягилев (1872 – 1929) - русский театральный и художественный деятель, один из основателей группы «Мир Искусства», организатор «Русских сезонов» в Париже и труппы «Русский балет Дягилева», антрепренёр.

8. Джеймс Уистлер (James Abbot Mcneill Whistler) (1834-1903) – американский художник-импрессионист

9. Уильям Мэлор Тернер (Joseph Mallord William Turner) (1775 – 1851) – английский художник-пейзажист, один из предшественников импрессионизма.

Картина Fighting Temeraire изображает прославившийся в Трафальгарской битве, 98-и пушечный линейный корабль HMS Temeraire, отправляющийся в последний путь на слом. (HMS означает Her Majesty Ship - Ее Королевского Величества)

10. Эрик Сати (Erik Satie) (1866-1925) - эксцентричный французский композитор и пианист, один из реформаторов европейской музыки первой четверти XX столетия.

11. Жан Кокто (Jean Cocteau) (1889-1963) – французский писатель, поэт, драматург, художник, сценарист и кинорежиссер.

12. Жанна Аврил (Jane Avril) (1868-1943) – французская танцовщица канкана из кабаре Мулен Руж, натурщица Тулуз Лотрека.

13. Женщина-клоун Ша-Ю-Као (Cha-U-Kao) – французская танцовщица, клоунесса и акробатка из кабаре Мулен Руж, натурщица Тулуз Лотрека.