История о том как моя жена помешала сбыться  мечте мексиканских нелегалов

       Тот давний 2002-й год выдался непростым. Оставшись с 1 января без работы, некоторое время я маялся без дела, но потом, после серии удачных интервью, меня приняли на работу в некую компанию, название которой не имеет значения.

       На радостях мы с супругой купили новую машину Тойота Хайлендер, и жена, по праву любимой, сразу ее приватизировала. Я, как обычно, стал донашивать старые четырехлетние «галоши» Тойота Кэмри.

       В начале осени я решил, что неплохо бы поднять свой технический уровень и записался в класс по изучению перспективной системы трехмерного компьютерного дизайна Pro-E. Вскоре, во время урока раздался телефонный звонок от супруги, и это могло означать нечто экстраординарное, поскольку звонить в учебное время было запрещено. Я выскочил из класса и ответил жене. Расстроенным голосом она сообщила, что влетела в аварию. Я помчался ей на выручку, благо, что ехать было недалече.

        Уже издалека стало видно, что полоса восточного направления улицы Данди безнадежно замерла. Во главе ее сверкал почти новый Ниссан Максима, в него упиралось смятое чудовище, в котором с трудом угадывалась Хонда Сивик, а из ее багажника торчал наш Хайлендер. За живописной группой выстроилась длинная очередь, из которой пытались вырулить в соседний ряд отдельные отчаянные головы, рискуя повторить смертельный номер первой троицы. Двигаясь по противоположной стороне, я свернул в ближайшую подворотню, которая неожиданно оказалась проездом в полицейское отделение. Мельком подумав, что полиции далеко ехать не придется, я выскочил из машины и перебежал на встречную полосу к машине моей супруги. В ней оказалась и наша перепуганная дочь.

        В это время из подворотни появились полицейские, которые остановив суматошное броуновское дергание, загнанного в пробку транспортного потока, завернули три первые пострадавшие машины в полицейский проезд.

        Из Максимы вышла интеллигентная дама подозрительно советского типа, из раскуроченного Сивика выбралась бригада перепачканных краской мексиканских маляров, ну и следом появились моя супруга с дочкой.

        Я внимательно присмотрелся к участникам аварии. Машина бывшей соотечественницы отделалась легкой вмятиной на заднем бампере. Передок Хайлендера был изрядно помят, а вот крохотный мексиканский Сивик вряд ли подлежал ремонту: передний бампер пострадал незначительно, но багажник, под массой внедорожника, буквально въехал в салон, и не понятно было как эти ребята остались целы. Из машины они выбрались сами, но выглядели не столько пострадавшими, сколько удрученными.

        Полицейские завели всех участников аварии в отделение и рассадили по лавочкам, предварительно изъяв документы у кого было можно. Сначала они быстро разобрались с «советской» дамой. С ней все было понятно – пострадавшая, и не поспоришь. Затем взяли документы моей супруги, выписали штраф и предложили освободить помещение, но, по независящим от нас причинам, мы задержались. После этого полицейские обратились к мексиканцам. Вряд ли им можно было позавидовать. На пятерых у них оказались только одни, выданные шоферу в Мексике, водительские права. Про страховку он понятия не имел. Никаких друг документов мексиканцы не предъявили. Их положение осложнялось еще и тем, что никто не говорил по английски, и даже вызванная переводчица, не сильно могла им помочь – ребята откровенно тупили, то ли в силу природных данных, то ли по чьей-то наводке.

       Пришел еще один полицейский и увел всю бригаду. Я поинтересовался у оставшегося полицейского что их ждет. Он ответил кратко – депортация. В те годы с нелегалами не церемонились. И тут я, будучи ничем не оправданным и неоднократно битым гуманистом, с грустью подумал – а ведь у этих ребят в Мексике наверняка кто-то остался, ждет их тяжело заработанных денег и голодает где-нибудь высоко в горах. Почему-то бедные чиканос мне всегда представлялись в рваных саклях высоко в горах. Моя супруга им всю жизнь поломала. Как богатая американка, она могла бы взять эти бедные семьи на содержание, но я удержался от открытой критики, иначе не уверен, что мог бы написать сии скорбные воспоминания.

Март 2025