Бессмертный акцент

          В детстве мне не часто приходилось гостить в Киеве у дедушек и бабушек. Отец был военнослужащим, мы мотались по военно-морским базам, и о родном языке я не задумывался. Я привык к тому русскому, на котором говорили все друзья, соседи, одноклассники в любой части необъятной страны, вне зависимости от национальности и места рождения. Однако, когда на летние каникулы мы приезжали в Киев, все резко менялось. Звучание языка наших стариков резало слух и вызывало чувство неприятия. Я считал своим долгом научить их правильно говорить, на что получал сердитый окрик дедушки «гей эвэк»* или ласковый ответ бабушки «а шейнер пунем»**. Эти фразы меня сбивали с толку, поскольку смысл их был тёмен. Если бы интонация, с которой они произносились была среднерусской, то я бы, вероятно, понял сказанное, но в них звучал настолько невозможный чужеродный акцент, что для честного пионера, воспитанного на Павлике Морозове и Никите Карацупе, было сродни предательству Родины. И ладно, если бы дедушка говорил так один, но к нему приходили бородатые старики, с которыми он о чем-то беседовал на том же неведомом мне языке с тем же акцентом. Буде я настоящим Павликом Морозовым, то заложил бы непременно, но я почему-то понимал, что на дедушку стучать нельзя – он был старенький, и я его любил, да и акцент постепенно стал понятен сам собой.

          В те школьные каникулы середины 60-х я чаще всего болтался во дворе по адресу Глубочицкая 65, с тремя ровесниками, жившими у своих дедушек и бабушек в этом и соседнем покосившихся домах, подпирающих небольшую горку, которыми так богат Киев, и название которой я никогда не знал. От нас до Нижнего Вала, куда я с дедушкой ходил на Житний рынок, было всего две коротких трамвайных остановки, и кто знает Киев, поймет, что речь идет о Подоле.

          Киевский Подол 60-х. В то время он еще был населен выходцами из старых еврейских местечек, переживших войну и чудом выживших в Холокосте. Да, в основном они говорили по-русски, но их русский был свободным переводом с идиша с неповторимым местечковым акцентом, в котором слышалась ирония и неизменный скрытый вопрос. К кому вопрос? К себе? Над кем ирония? Над собой? Не знаю. Даже их дети и внуки – мои ровесники, родившиеся и выросшие в Киеве, говорили хоть и на понятном мне языке, но неприятно искажая слова, а то и целые фразы, в результате чего смысл сказанного зачастую менялся на противоположный, и как тут не вспомнить старый анекдот о том как в еврейской школе детям задали выучить стихотворение Маяковского «Я знаю город будет?»

Много ли в Киеве сейчас осталось людей, которые помнят этот акцент? Не думаю. Нет, они вовсе не вымерли все поголовно. Многие из них до сих пор живы и неплохо себя чувствуют, но последние 30-50 лет их легче встретить в Нью Йорке, Чикаго, Хайфе, Тель Авиве, а вовсе не на Подоле. Ушли с Подола они, ушел и их удивительный язык, который вдали от своих корней теперь пропитан английскими словами или словами из иврита. И это, согласитесь, уже другие языки.  

          Однако акцент сохранился в совершенно неожиданном виде. Попробуйте приложить этот акцент к английскому, без вкрапления в него знакомых вам слов из других языков. Представили? Что у вас получилось? Надеюсь то же, что и у меня – язык нью-йоркских хасидов.

В 1992 году в Нью Йорке произошли столкновения между черными антисемитами и местными ортодоксами. Был убит еврейский парень. Город принял меры для снижения накала противостояния, для чего, помимо дополнительных полицейских партулей, были организованы радиопередачи, в которых враждующие стороны пытались найти какой-то общий язык. Страсти был нешуточными, и взаимные словесные обвинения вполне могли перерасти в новые столкновения, но, к счастью, взаимную агрессию удалось на время затушить. Однако в моем рассказе речь все же идет не об этом. Именно тогда я впервые услышал как говорят на английском с еврейским акцентом. Вы, наверняка, помните как звучит «Я знаю?» на русско-еврейском, а теперь представьте то же самое «I know?» на англо-еврейском. Это звучит точно также, и это мне показалось ужасно смешным, хотя в самой ситуации ничего смешного не было. В Америке к этому времени я прожил всего год и еще плохо понимал английский, причем язык черных «братьев» даже 30 лет спустя мне не всегда понятен, однако, акцент «местечковых» нью-йоркских хасидов был настолько знаком, что смысл «диалогов» я улавливал по одной только интонации.

          Впрочем, мне вспоминается еще один эпизод. В прохладный апрельский день 2012 года мы с супругой, направляясь во дворец Помпиду, проходили через еврейский район Парижа Марэ. Во внутреннем дворике одного не слишком заметного здания расположились на стульях несколько женщин, которые о чем-то бойко и громко беседовали. В их разговоре был слышен явный еврейский акцент, но слов мы не понимали, однако приблизившись вплотную к металлическому ограждению дворика, начали улавливать смысл беседы – женщины говорили по французски с произношением, которое выдавало их с головой. Мы остановились как зачарованные – бессмертный еврейских говор среди тысячелетних парижских стен чувствовал себя также вольготно, как и за сто лет до этого в любом местечке черты оседлости. Только тут мы с супругой заметили, что дворик примыкает к синагоге. Мы зашли в помещение и были встречены, очевидно, служкой, который узнав откуда мы будем, устроил небольшую экскурсию по не слишком впечатляющему зданию. Под конец, в знак благодарности, мы сделали небольшой взнос в казну синагоги, за что были осыпаны словами благодарности с тем же непобедимым акцентом.

          На этом можно и закончить повествование, хотя мне до сих пор временами становится грустно, когда вспоминаю моих стариков с их таким родным местечковым еврейским акцентом.

 

Примечания:

* Отойди/убирайся

** Красавчик

 

26 Февраля – 5 мариа 2023



2 картины Иссахара-Бер Рыбака из серии "Штетл"