С Шурой Шубс мы познакомились в начале первой совместной сессии. На двоих нам выделили «красный уголок» на втором этаже общежития на площади Стачек. В связи с наплывом заочников, это «святое место» было переоборудованном на лето в жилую комнату. В углу лежали старые плакаты, на стенах висело что-то скучно-агитационное, но нас это не интересовало, потому и не запомнилось. Комната была громадна, в ней без проблем разместилось бы человек 15, поэтому сложившаяся быстро студенческая компания собиралась у нас по поводу и без повода – выпить, закусить и попеть песни.

Вовки Лемещенко появился также в первую сессию, но сошлись мы не сразу, а к концу оной. Однако он так пришелся всем по душе, что уже до конца учебы мы были почти не разлучны. У нас, как и в любом коллективе, постоянно что-то происходило то смешное, то грустное, и хорошо было бы делать какие-то заметки для памяти еще в те давние годы, но кто тогда об этом думал? Только спустя 40 лет, когда многие эпизоды уже затянулись катарактной пленкой, я решил их выудить из памяти и записать, хотя иной раз они выглядят теперь как не очень достоверные апокрифы.

Однако, надеюсь, все не так плохо, и это мне только кажется...

История первая. Крушение самолета

Историю о разбившемся самолете я услышал от Шуры вскоре после знакомства. Не помню в каких войсках он служил, но, по его словам, именно их подразделение стояло в оцеплении, разбившегося где-то в районе Донецка самолета ЯК-40 во второй половине 70-х. Главная задача подразделения была не подпускать никого из посторонних к разбившемуся самолету. Шура довольно сдержанно рассказывал обо всем увиденном, что не удивительно, поскольку до места крушения было метров 200. История хоть и не рядовая, но достаточно правдоподобно описывающая произошедшее.

На следующей сессии, уже когда к нам присоединился Вовка, эта история по легкой пьянке вновь была рассказана, однако меня удивили некоторые подробности, «упущенные» рассказчиком в первый раз. В частности Шура нам поведал, как солдаты, в числе которых был, естественно, и он, переносили тела к машинам скорой помощи и разбирали обломки, в поисках ненайденных жертв катастрофы. Такое дополнение меня несколько озадачило, но я промолчал.

Прошло не меньше года, и в нашу студенческую компанию занесло еще несколько новых человек. Как-то раз сидя за скромно-алкогольным столом, мы снова услышали историю о рухнувшем самолете. Теперь все было еще красочнее – объятый пламенем самолет, мечущиеся в нем, как в западне пассажиры, и подразделение солдат-спасателей, взламывающее двери и прорывающееся сквозь пламя в гибнувший аэроплан. Повсюду кровь, части тел, ожидание взрыва, но отважные спасатели, в числе которых Шура, презрев опасность, вытаскивают несчастных из огненной ловушки за минуту до взрыва. В самый интересный момент рассказа ко мне повернулся Вовка Лемещенко и шепотом сказал: «Я эту историю слышу второй раз, и, кажется, первый раз она выглядела несколько иначе», на что я ответил: «Не мешай, я ее слышу уже третий раз, и с каждым разом она становится все более захватывающей». К сожалению, вскоре мы закончили институт, и мне не пришлось услышать эту историю в четвертый раз. Я даже не в состоянии вообразить, что Шура мог бы еще наплести, но не сомневаюсь, что история была бы еще кроваво-красочнее и увлекательнее.

История вторая. Стройтельная механика

Стройтельная механика мне вспоминается с легким содроганием, как самый сложный предмет за годы учебы в институте. Хотя, если говорить честно, то в первую очередь такое впечатление осталось благодаря жесткому преподавателю, фамилию которого я забыл. Не одно поколение студентов ЛИИВТа разбилось о его несгибаемый принцип – инженер обязан знать все, что записано в программе обучения. Поэтому строймет пришлось изучить тщательно, и сдать в честном поединке, поскольку никакие взятки, слезы, уговоры и знакомства в этом случае не работали.

Правда, поначалу мы, как и все, искали обходные пути. Как-то раз в наше киевское заочное отделение ЛИИВТа прибыл из Питера преподаватель строймеха с другой кафедры. Кто-то пустил слух, что ему можно сдать экзамен, все поверили и ринулись в институт в безнадежной попытке проскочить этот предмет, однако прибывший сказал – ваш преподаватель такой-то, вот к нему и идите.

Приехав на сессию больше всего мы боялись, что преподаватель строймеха узнает как мы пытались его обойти и будет резать нас по живому, однако похоже он ни о чем не догадывался. Мишка Кононов нас успокоил – не считайте себя пупом земли, и не думайте, что здесь все только о вас и говорят. Поэтому мы спокойно прослушали установочные лекции, не без проблем написали и сдали курсовик и, наконец, пришло время экзамена. Мы на несколько дней с головой погрузились в подготовку, но очень скоро Вовка не выдержал взятого нами темпа и со словами: «Ребята, я лучше пойду в волейбол поиграю» исчез надолго. Мы с Шуриком удивились, но темп не сбавили. Мы готовились к экзамену как к последнему и решающему бою, хотя до окончания института было еще далеко. Мы штудировали науку день и ночь, проверяя знания друг друга, и в день экзамена, зарядив себя для подстраховки шпаргалками, отважно бросились на баррикады.

К нашему удивлению, экзамен прошел гладко, мы ответили и на билеты и на дополнительные вопросы, за что получили вполне заслуженные пятерки. Шура сдал первым, но из аудитории не ушел, а в ожидании меня сел на заднюю парту. Когда я освободился, и мы с ним счастливые направились к дверям, преподаватель неожиданно нас остановил: «Ну что ребята, хотели меня обойти в Киеве? Не получилось и как видите к лучшему, теперь вы хоть запомнили важный предмет, который в жизни вам, как инженерам, непременно пригодится». Как он узнал?

Прошло больше 40 лет, строймех в жизни не пригодился, но я его до сих пор помню. Впрочем, я и научный коммунизм тоже помню...

P.S. Вовка с нами на экзамен не пошел. Он сдавал строймех в самом конце сессии вместе с парочкой отпетых двоечников и сдал... Как это было возможно я до сих пор не ведаю. Может в институте была предусмотрена возможность сдачи экзаменов для отстающих?

10 августа 2021