Как мне делали кесарево сечение.
“В то время, а на дворе было не средневековье, а вторая половина 20 века, эти операции проводились в СССР без общего наркоза, а только с местной анестезией. Я несколько удивилась, увидев рядом с хирургом и его ассистентом, терапевта с какой-то аппаратурой. Уже потом я поняла, что в его обязанности входило меня спасать, если бы я начала умирать от боли прямо на столе.
Вместо наркоза мне сделали несколько уколов новокаина в живот. Выждали минут 15 и хирург начал вскрывать брюшную полость. Пока он резал живот, было очень больно, но всё же терпимо, а вот до матки новокаин не дошел вообще,резали по живому, я выла от боли , как зверь. Несколько раз теряла сознание, тогда хирург прерывался, и мною занимался терапевт (он сам мне потом рассказывал). Когда достали ребенка, слава богу живого и здорового, и начали меня зашивать, действие новокаина на живот уже закончилось, и я прошла через все это, в сущности, без всякого обезболивания. На этом последнем этапе, уже зная, что у меня родился сын, и бесконечно счастливая, я пыталась воздержаться от крика, но не смогла и в конце концов потеряла сознание надолго. Очнулась я уже в палате.”
Об Ал. Проханове.
“Мой друг Михаил Геллер, профессор Сорбоны, политолог и исследователь советской литературы, писал об этой книге (“Дерево в центре Кабула”) в парижской газете “Русская мысль”, что для советологов, проживающих за рубежом, книги таких графоманов, как Проханов, намного ценнее творения талантливых писателей, поскольку талантливый писатель выражает в своём произведении себя, графоман же - генеральную линию партии.”