После завтрака начались занятия. Они проходили в большом светлом зале, в носовой части парохода. На стенах висели красивые плакаты: суда морского и речного типа, военные корабли, судовые устройства, оружие и другие. На занятия все пришли в чистой, рабочей форме, так, как полагалось курсантам военного училища.
При входе военрука Копейкина все встали, дежурный отдал рапорт, поздоровались и по его команде сели. Так началась моя курсантская жизнь: по свистку, по команде, по приказанию, с разрешения и так далее.
Военрук рассказал нам об особенностях нашей группы и ознакомил с программой военной подготовки на лето. Он сказал, что наша группа является группой высшей вневойсковой подготовки военно-морского флота. За летний период мы должны пройти программу обучения молодого матроса и первый курс военного училища. Затем он зачитал нам устав дисциплинарной службы и сказал, что за нарушение устава курсанты наказываются вплоть до ареста на гауптвахту. Хотя на пароходе таковой и не было, мне всё равно стало как-то страшно. Военрук занимался с нами до обеда, рассказывал какие науки будем изучать, какие у нас будут практические занятия, например хождение на шлюпке под парусами и на вёслах. На пароходе было две шлюпки шестёрки. После занятий перед обедом снова малая приборка: подметали палубу и скатывали водой. В кубриках тоже прибрали. На пароходе была исключительная чистота. Для меня такая обстановка, режим жизни, отношения между людьми были непривычны. Раньше сам себе хозяин был, а сейчас, чтобы сойти на берег, надо было спросить разрешения, а насчёт выхода в посёлок и говорить было нечего: никого не пускали. Вот так резко повернулась моя жизнь.
После обеда был отдых. В этот час можно было всё делать по своему усмотрению: читать, писать письма, отдыхать, но только на пароходе.
В обеденный перерыв я узнал, что среди курсантов есть ещё трое сормовских. Они были из старого Сормова, там у них живут родители. Мы с ними объединились, а потом и и сдружились. Но самыми близкими друзьями стали соседи по койке: Барышев – щупленький, шустрый парень и Фомин – здоровый с широкими плечами силач.
После обеда занятия проводил боцман Никишин – по такелажному делу. Он показывал как вязать морские узлы. На последующих занятиях он научил нас плести маты, делать швабры, сращивать тросы, делать шишки для бросательных концов, решётки и ручки для швабр и лопат и многое другое. Такие занятия с самого начала меня увлекли. Я долго не расставался с концами, повторял все новые приёмы до тех пор, пока у меня всё не получалось без ошибок. Мне деревенскому мальчишке, который с детства возился с верёвками, никогда в голову не приходило, как много можно из неё сделать. Морских узлов оказалось так много, что одни названия и то сразу не запомнишь. А плетение матов оказалось очень похожим на то, как мама ткала холсты. Мне очень нравилось на практике заниматься такелажными работами. Боцман по заслугам оценил моё отношение к занятиям и сделал меня своим помощником. Это назначение было оформлено приказом по кораблю. Он доверял мне ключи от кладовых.
После занятий вечерняя приборка, ужин, свободное время, вечерняя поверка. И так повторялось каждый день. Вечером обыкновенно выполняли учебные задания.
На следующий день утренние занятия вёл капитан Яковлев. Он был высоким, стройным, годов за 50. На груди он носил серебряную цепочку по образцу якорной цепи: звенья с контрфорсом, фертоинговой скобой, на одном конце был якорь, на другом – часы. На тёмно-синем кителе такое украшение выглядело очень красиво. Сам он был гражданский человек – долго плавал на одном из самых лучших волжских пароходах того времени - “Володарском”. Но в соответствии с программой нашего обучения отношения строил по-военному. На занятиях он сказал нам, что основной целью нашей подготовки является то, чтобы из нас получились хорошие судоводители – помощники капитанов, а потом и капитаны речных судов. Ну, думаю я, начинает сбываться моя заветная мечта. Раньше я смотрел на капитанов, в их опрятной форме с золотыми пуговицами в форменных фуражках, с такой завистью, что сказать трудно. Теперь я ступил на первую ступеньку пути к своей заветной мечте.
Капитан рассказал нам о политехникуме имени Зайцева. Почему он так называется, кого готовят, историю политехникума, историю раннего судоходства, о судах и их назначении.
После обеда занятия проводил командир парохода Шибалов. Он был среднего роста годов 50ти, крепкого телосложения, стройный, с выправкой военного офицера с седеющими волосами. Он рассказал, что длительное время служил на военных кораблях. Рассказал, что на военном корабле команду возглавляет командир, а на гражданских – капитан. Он вёл у нас судовую практику – науку о которой я ничего раньше не слышал. Это: устройство парохода, его оснащение: рулевое, якорное, грузопдъёмное; шлюпочное дело, парусное и др. Всё это было для меня ново.
Кроме занятий и уборок нас привлекали к судовым работам: что-то сделать, подкрасить перенести тяжести… Корпусные работы на пароходе были все выполнены. Не готова была машина. Вообще пароход был старый. Надстройку отремонтировали с учётом учебных целей. Покрашенный в белый цвет, как пассажирский, он выглядел красиво: мачты высокие с вантами и большой реей придавали ему величие. Только машина была слабым местом. Судоремонтные мастерские прилагали все усилия, чтобы привести её в рабочее состояние, но что-то не получалось. Если в первые дни меня всё увлекало, казалось интересным, то спустя 10 дней всё стало привычным и однообразным. Ребята тоже выражали недовольство. Все стремились быстрее выйти в плавание. Начальство нас успокаивало:
- Вы прибыли на учёбу, учебную программу мы выполняем, ремонт обещают скоро закончить, тогда пойдём в плавание.
Через несколько дней ремонт наконец-то был закончен. Работу машин испытали сначала на швартовых в затоне, потом вышли на волжский простор. Пароход ожил, забилось сердце нашего судна. Пока проходили испытания мы всей толпой стояли на верхней палубе, смотрели на залитые половодьем берега, на молодую зелень отдалённого леса. В рулевой рубке командир властно отдавал приказания, а рулевой Вася легко поворачивал штурвал, изменяя направление движения судна, или разворачивал его на обратный курс. С громким шумом плицы гребных колёс загребали воду и с силой выталкивали её назад. За кормой белым, пенящимся шлейфом оставался след судна, затухая вдали. После испытаний снова вернулись в затон, ошвартовались на старом месте. Мастера с завода и командование определили недоделки. Механик Назаров сказал, что ремонт скоро закончат.
Через двое суток, во второй половине дня мы вышли в Нижний Новгород. Радость, внутреннее удовлетворение ощущал каждый из нас. в Нижний пришли к вечеру, ошвартовались у пристани №5, что находилась выше от плавмастерской, с которой я уезжал в затон. У пристани стояло несколько буксирных пароходов. Наш отличался от всех остальных. Он выглядел грандиознее: высокие мачты, надстройка и окраска выделяла его среди других. На наших палубах постоянно находились люди, а на других было как-то безлюдно.
Через некоторое время на наш пароход стали приходить и уходить незнакомые люди – начальники из политехникума и из пароходства. В этот вечер расписание занятий и план дня были сорваны. Ужин тоже прошёл как-то неорганизованно, вечерней поверки не было, гудка ко сну тоже не было - ложились кто-когда.
На следующее утро подъём и зачало распорядка дня прошли как всегда по расписанию, а потом опять всё нарушилось. Перед подъёмом флага сказали, что сейчас пойдём в Молитовку. Там мы загрузились дополнительным снабжением: приняли парусное вооружение для шлюпок, учебные пособия и принадлежности, продовольствие и другое имущество.
После обеда на пароход прибыли начальник военной кафедры Чернышов, начальник судоводительского отделения Тюрин и ещё несколько лиц командного состава. Нас всех в морской форме построили на верхней палубе. Дежурный отдал рапорт Чернышову, мы громко поздоровались – к этому времени были уже натренированы. Военрук в своей речи сказал, что из нас готовят не только судоводителей, но и офицеров морского флота. Торжественный смотр курсантов и судна затянулся до обеда. Начальство было довольно подготовкой парохода и плавсостава. Скоро в плавание.