Очень часто даже самый важный шаг в жизни человека - выбор им своего призвания - совершается крайне легкомысленно.
Истинная ценность руководителя определяется его умением противодействовать длительному влиянию своего окружения.
… В выигрыше всегда оказывается тот, кто успел первым изложить свои аргументы,
Старая аристократия демонстрировала достойную скромность и откровенно дистанцировалась от неуемной страсти к показному превосходству новых хозяев жизни.
Истинный профессионал никогда не забивает себе голову техническими деталями. Он всегда может заглянуть в справочник. Дилетант же старается блеснуть знанием цифр.
Многим технократам свойственно сочетание сентиментальности и трезвого ума.
Аристотель писал некогда : "Поистине величайшие несправедливости совершаются теми, кто стремится к излишествам, а не теми, кого гонит нужда".
Древняя архитектура была не свободна от приступов мегаломании, греки-колонизаторы здесь (Сицилия) явно пренебрегли излюбленными у них на родине принципами соразмерности.
Нашу всё ещё ориентированную на выпуск гражданской продукции экономику (конец 1943 года !) следует коренным образом перестроить и из занятых в производстве товаров народного потребления 6 млн рабочих полтора миллиона отправить на предприятия военной промышленности.
Затяжная профессиональная бесперспективность заметно активизировала мои политические интересы.
Я много не знал, но... меру своей изолированности, интенсивность своих отговорок, но степень своего незнания, в конце концов, определял я сам.
От моего проекта Гитлер пришёл в неоптсуемый восторг. Мой же учитель (Тессенов) сказал :"Вы полагаете, что сотворили нечто ? Это производит впечатление, только и всего".
Геринг Шпееру : "Я сказал фюреру, что после него считаю Вас величайшим человеком из тех, которыми располагает Германия"
Зная, что Бог обделил меня ораторским талантом, я не решался произнести перед моими сотрудниками даже краткую речь.
Почти два года я работал с полным напряжением сил, ни одного дня не отдыхал, и теперь это сказалось на моём состоянии. В 38 лет я себя чувствовал стариком. Боль в колене не затихала ни на минуту. Силы мои были на имходе.
Если ложь столь примитивна, то очень легко узнать правду.
Все эти ссылки на присягу были всего лишь пустопорожней фразой, попыткой уйти от обязанности думать и отвечать за свои поступки.
Позднее, когда Гитлер не скрывал своих намерений в случае поражения превратить Германию в пустыню, одна только мысль об этом надолго лишала меня сна.
Приступая несколько лет тому назад к строительству новой рейхсканцелярии, я мечтал, надеялся и строил планы на будущее. Разрушенным оказалось не только построенное мной здание, но и вся моя жизнь.
При мысли о трагедии, разыгравшейся в эти дни и часы в бункере под рейхсканцелярией, у меня пропало всякой желание заниматься подпольной деятельностью. Гитлеру ещё раз удалось парализовать мою волю.
Андерсон (командующий соединением бомбардировочной авиации воздушного флота США) удостоил меня весьма своеобразным комплиментом. Н прежде, ни позднее никто не давал столь лестной оценки моей деятельности. Генерал сказал: «если бы я заблаговременно узнал о достигнутых им успехах, то послал бы весь 8-й воздушный флот вбомбить его в землю». 8-й воздушный флот насчитывал свыше двух тысяч тяжёлых бомбардировщиков.
(27 мая 1932г.) Я впервые столкнулся с удивительной многоликостью Гитлера, не придавая ещё этому значения : с великой артистической интуицией он умел приспосабливать своё поведение на людях к любой ситуации, а с ближайшим окружением - служащими и адъютантами - держался более, чем бесцеремонно.
Иногда мне казалось, что какая-то незримая сила заставляет Гитлера извергать из себя нескончаемый поток слов.
Гитлер был очень доволен своей личной поварихой. Он очень боялся прибавить в весе … Если он чувствовал, что не может противостоять искушению, то вызывал ординарца: «Заберите тарелку, эта еда уж больно хороша на вкус.»
Он заставил себя придерживаться строго распорядка дня, но глубоко чуждая его натуре дисциплина не способствовала принятию им разумных и взвешенных решений.
Когда Гитлер имел дело со специалистами, он безропотно принимал критику.
Благодаря невероятной и одновременно завораживающей манере говорить, Гитлеру почти всегда удавалось убедить собеседника в своей правоте.
Гитлер вплоть до мельчайших подробностей разработал план строительства этих оборонительных сооружений (на северном побережье Франции) и даже лично – преимущественно в ночные часы – создавал проекты отдельных опорных пунктов.
Даже в наиболее драматические моменты Гитлер старался сохранять спокойствие. Генералы и офицеры полевого штаба следовали его примеру, любые проявления нервозности и беспокойства сочли бы здесь нарушением правил хорошего тона.
Иногда он осознавал безнадёжность положения, но оставался непоколебим в своей уверенности, что судьба в последний момент вмешается и и изменит ситуацию в его пользу. Гитлер действительно был не вполне нормален, но выражалось это лишь в его непоколебимой вере в свою звезду.
Даже за три недели до полного краха он всё ещё сохранял веру в победу.
Непреодолимое желание напоследок встретиться с Гитлером говорило о моём двойственном отношении к нему. С одной стороны, я полностью уступил доводам рассудка, который подсказывал мне, что Гитлеру уже давно пора уйти из жизни. Ведь все мои направленные против него в последние месяцы планы были порождены стремлением помешать ему погубить немецкий народ.
Руководители Третьего рейха неустанно хвалили друг друга, и каждый стремился внушить другому уверенность в собственных силах.
Надо сказать, что жёны столпов режима оказались более неподатливыми на искушения власти, чем их мужья.
Безусловно, я чрезмерно доверял ему: меня пленили его поразительное радушие, безукоризненные манеры и, конечно же, трезвый ум и умение мыслить логическими категориями.
Речи Геббельса создавали ощущение. Что их произносит исступлённый фанатик, но в действительности оратора никак нельзя было назвать человеком с буйным темпераментом. В жилах его текла отнюдь не горячая кровь. Он был прилежен, трудолюбив, крайне педантичен, а приверженность партийной доктрине сочеталась в нём с широким кругозором и ясным умом. Он был способен не только сразу же вникнуть в суть обсуждаемой проблемы, но и – как мне тогда казалось – сделать правильный вывод и дать верную оценку ситуации. Геббельс умел мыслить логически – верный признак того, что он когда-то учился в университете. Этот циник робел только перед Гитлером.
Геббельс открыто возмущался жестокими методами управления оккупированными восточными территориями.
Захлёбывающийся от радости Геббельс без умолку твердил (после смерти Рузвельта 12.04.1945) :
«Повторилась история почти двухвековой давности, когда попавший в столь же безнадёжное положение Фридрих Великий в последний момент оказался победителем. Чудо спасло династию Гогенцоллернов. Если тогда ситуация изменилась после смерти русской императрицы , то сейчас имеющие историч6еское значение перемены произойдут в связи с кончиной президента США». Все вокруг оживились и с ещё большим рвением принялись демонстрировать ложный оптимизм.
В отличие от Гитлера Геббельс превосходно владел собой, и, глядя на него, никто бы не подумал, что он уготовал себе и своей семье страшную участь.
Геринг : "Несколько дней назад Гитлер говорил со мной о моих задачах после его смерти. Он всё передоверит мне, чтобы я поступил, как сочту нужным. Но одно он заставил меня ему твёрдо пообещать : никогда не заменять вас никем другим, после того, как он умрет, никогда не вмешиваться в ваши планы и все оставлять на ваше усмотрение. И чтобы я выделял вам деньги на ваше строительство столько, сколько вы потребуете. Я торжественно пообещал это фюреру".
В отличие от Гитлера Геринг не отличался пунктуальностью и потому тратил попусту и своё, и чужое время.
Когда Брандт как-то упомянул в разговоре, что лишился своего имущества, Геринг буквально рявкнул на него: «Не говорите ерунды! … Чего вы там имели? Вот я действительно понёс огромные потери».
С тех пор как Геринг прошёл курс лечения в Мондорфе и Нюрнберге и его излечили от наркомании, он проявил качества, каких я от него не ожидал. Энергия в нём била ключом, и из всех обвиняемых он производил, пожалуй, наиболее яркое впечатление. Я очень сожалел, что он не был таким незадолго до начала войны и на различных её наиболее напряжённых этапах – ведь тогда привычка употреблять наркотики ослабила его волю и он не находил в себе сил возражать Гитлеру. А ведь никто, кроме Геринга, не обладал таким авторитетом и такой популярностью, и Гитлеру неизбежно пришлось бы считаться с его мнением. Он действительно был одним из тех немногих, кто обладал здравым умом и предвидел роковые последствия многих решений Гитлера. Однако Геринг упустил свой шанс и теперь, вопреки всякому смыслу, использовал вновь обретённую энергию в преступных целях: он собирался ввести в заблуждение собственный народ. Во время одной из прогулок он узнал, что кое-кто из венгерских евреев уцелел, и равнодушно заметил: «Вот как ? Там ещё кто-то остался? А я думал, что мы их всех на тот свет отправили». Такого цинизма я даже от него не ожидал.
Борман выделялся своей жестокостью и полной эмоциональной глухотой ; он не получил никакого образования, которое бы как-то его сдерживало, всякий раз умело осуществлял то, что либо приказывал ему Гитлер, либо сам он счёл нужным вывести из намеков Гитлера. Будучи от природы угодлив, он обходился со совими подчинёнными так, словно то были быки или коровы, недаром он пришёл из сельского хозяйства.
Борман грубо и бестактно, - чего вполне можно было ожидать от человека столь бездушного и безнравственного - пригласил свою любовницу, киноактрису, в свой дом, где она подолгу жила вместе с его семьёй. Лишь непонятная мне терпимость госпожи Борман позволила избежать скандала.
Из всех нынешних (конец апреля, 1945 год) обитателей подземелья под рейхсканцелярией больше всего цеплялся за жизнь Борман, который ещё три недели тому назад призывал партийных функционеров не падать духом. Победить или погибнуть с честью. Теперь он умолял меня: «Пока это ещё возможно прошу вас уговорить его (Гитлера) покинуть столицу». Я постарался уклониться от ответа, но должен признаться, что возликовал душой, ибо человек, который ещё совсем недавно пытался погубить меня, теперь умолял спасти его от смерти.
Мало нам того, что римляне возводили гигантские сооружения, когда наши предки обитали в глиняных хижинах, так Гимлер ещё приказывает откапывать эти глиняные деревни и приходит в восторг при виде каждого глиняного черепка и каждого каменного топора, которые удалось выкопать. Этим мы лишь показываем, что метали каменные дротики и сидели вокруг костра, когда Греция и Рим уже находились на высшей ступени культурного развития. У нас все основания помалкивать насчёт нашего прошлого. А Гимлер трезвонит о нём на весь свет. Воображаю, какой презрительный смех вызывают эти разоблачения у сегодняшних римлян.
Как обычно Гиммлер, демонстрируя подчёркнуто товарищеское отношение к собеседнику, уходил от любого откровенного разговора.
«Геринг станет его (Гитлера) преемником. Я уже давно договорился с ним, он обещал мне пост премьер-министра. Для того, чтобы сделать его главой государства мне вовсе не требуется согласие Гитлера. … Я уже давно подобрал кандидатуры для моего кабинета министров». Гимлер предполагал, что я приехал к нему, чтобы выпрашивать для себя новую должность. Он окончательно утратил чувство реальности и жил в мире иллюзий и фантазий.
Если до подписания капитуляции Дёниц действовал весьма разумно – и именно ему следует поставить в заслугу столь быстрое окончание войны, то теперь он был сбит с толку совершенно непредсказуемым развитием событий. Наше правительство не только не обладало реальной властью, на него просто никто не обращал внимания.
Гитлер считал, что демократия ослабляет народ.
Черчиля он считал алкоголиком и бездарным демагогом.
Рузвельт, по его мнению, перенёс не детский, а вызванный сифилисом паралич и поэтому психически невменяем.
Мужество французских солдат произвело на него (Гитлера) в войну (1ую Мировую) чрезвычайное впечатление, вот только офицерский корпус был чрезвычайно изнежен. "Вот с немецкими офицерами из французов получилась бы отличная армия".
Гитлер восторгался сложившейся в ходе столетий линией береговой застройки в Будапеште. У него была честолюбивая мечта превратить Линц в своего рода немецкий Будапешт.
Дилетантство было одним из характерных свойств Гитлера. Он так и не освоил толком ни одной профессии и, в сущности всегда оставался аутсайдером. Подобно многим самоучкам он был не способен оценить значение профессиональных знаний. Он не понимал, что решение мало-мальски серьёзной задачи всегда связано со многими трудностями, а безумная жажда власти побуждала его присваивать всё новые и новые полномочия. Он отвергал устоявшееся мнение и благодаря хваткому уму, не отягощённому традиционными представлениями, мог иногда предпринимать меры, на которые не был способен профессионал. Склонность принимать неожиданные решения долгое время вела его от победы к победе, но она же способствовала и его краху.
Несколько недель Гитлер с очень даже большим аппетитом ел чёрную икру и расхваливал отличный незнакомый ему вкус. Потом он спросил Канненберга, сколько это стоит, возмутился непомерной ценой и запретил дальнейшие закупки. Тогда ему предложили более дешевую красную икру, но и она была отвергнута, как чересчур дорогая. Все эти цены по сравнению с суммой общих расходов не играли никакой роли, но представлению Гитлера о самом себе был невыносим образ объедающегося дорогой икрой фюрера.
Для Гитлера Роммель был профессионалом высокого класса, способным как никто другой , отразить атаки войск западных союзников. Лишь поэтому он так спокойно воспринимал его критические замечания.
Гитлер : "Моё сопровождение должно великолепно выглядеть. Тогда тем больше бросится в глаза моя простота".
Гитлер : "В том-то и беда, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества ? Да и магометанская подошла бы нам куда больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью."
Ещё до войны Гитлер частенько повторял : "Сегодня сибиряки, белорусы и жители степей ведут на редкость здоровый образ жизни. Они сохраняют тем самым возможность развития и биологически превосходят немцев, если брать длительные отрезки времени".
Гитлер на протяжении всей войны повторял : "Поражение потерпит тот, кто совершит наибольшие ошибки !". Слова эти относятся в первую очередь к нему самому.
Гитлер : "Увидеть Париж было мечтой моей жизни. Не могу выразить до чего я счастлив, что эта мечта сбылась". "Разве Париж не прекрасен ? Берлин должен стать ещё прекраснее. Я раньше задавался вопросом, не следует ли разрушить Париж ? Но когда мы доведём до конца строительство Берлина, Париж станет не более, чем тенью, так чего ради его разрушать ?"
Гитлер : "В спальне я ненавижу роскошь. Лучше всего я чувствую себя в простой, скромной постели".
Самое удивительно, что Черчиль и Рузвельт без малейших колебаний заставляли свои народы нести тяготы войны, в то время как Гитлер стремился по возможности облегчить участь немцев. Именно авторитарный режим стремится привлечь на свою сторону симпатии народа.
В ноябре 1936 года Гитлер имел продолжительную беседу с кардиналом Фаульхабером. После этой бседы он сидел со мной в сумерках в эркере столовой. Долго молчал, глядя в окно, потом задумчиво промолвил : "Для меня существует две возможности : либо добиться полного осуществления своих планов, либо потерпеть неудачу. Добьюсь - стану одним из величайших в истории, потерплю неудачу - буду осуждён, отвергнут, проклят".
«После поражения России во главе её следовало бы оставить Сталина – разумеется, при условии его подчинения германским властям, - так как он, как никто другой умеет управлять русским народом». Вообще он видел в Сталине родственную душу и, видимо из уважения к нему, приказал хорошо обращаться с его сыном, попавшим к нам в плен.
Сколько раз Гитлер, решив избавиться от кого-либо из своих соратников, предпочитал объявить о его добровольном уходе в отставку по болезни, для того, чтобы сохранить в немецком народе веру в сплочённость руководства. Этой тактики Гитлер придерживался до последних дней жизни.
Борману наконец удалось заставить Гитлера преодолеть апатию. Последовал приступ дикой ярости, в которой нашли выражение горечь поражения, ощущение собственного бессилия, сострадание к самому себе и отчаяние. Лицо его налилось кровью, глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит, из горла вырвался страшный крик : «Я давно знал об этом. Я знал, что Геринг полностью разложился. Он развалил военно-воздушные силы. Он открыто брал взятки. Именно из-за него в нашем государстве пышным цветом расцвела коррупция. Ко всему прочему он уже много лет не может обойтись без морфия. Я давным-давно это знаю!»
На удивление быстро Гитлер успокоился и вялым безразличным голосом произнёс: «А мне всё равно. Пусть Геринг преспокойно ведёт переговоры о капитуляции. Если война проиграна, то не имеет значения, кто конкретно этим займётся». В этих словах сквозило откровенное презрение к немецкому народу: для признания поражения Германии вполне годился наркоман и взяточник. Приступ ярости в конец обессилил Гитлера, и он буквально рухнул в кресло.
Из всех обречённых на гибель обитателей подземелья под рейхсканцелярией Ева Браун, пожалуй, единственная держала себя с достойным восхищения самообладанием. Если Геббельс вёл себя чересчур экзальтированно и постоянно подчёркивал свою готовность к самопожертвованию, Борман думал лишь о спасении собственной жизни, Гитлер фактически махнул на всё рукой, а Магда Геббельс была окончательно сломлена ощущением собственного бессилия, Ева Браун даже в этой обстановке сумела сохранить привычное спокойствие и не утратила способности шутить. … Во время нашей непринуждённой беседы она несколько раз очень резко отозвалась о Бормане, который по-прежнему продолжал плести онтриги, и постоянно повторяла: «Я очень счастлива, что оказалась здесь».
Гитлер принял участвовавшего в прорыве к берегам Терека молодого офицера танкиста и тот рассказал, что его часть не встретила практически никакого сопротивления и только нехватка боеприпасов заставила их прекратить наступлении. … На самом деле мы располагали довольно большими запасами боеприпасов, но при бурных темпах летнего наступления 1942 года их не успевали доставить на позиции.
Тодт (предшественник Шпеера на посту рейхсминистра военной промышленности и вооружений), вернувшись из ознакомительной поездки на восточный форнт, в самом мрачном настроении заверил, что мы не только физически не готовы к подобным тяготам, но и духовно можем погибнуть в России. "В этой борьбе одержат победу примитивные люди, готовые выдержать всё, даже неблагоприятные погодные условия. А мы слишком чувствительны и неизбежно потерпим поражение".
Последние дни апреля, 1945 года.
На ведущей от Бранденбургских ворот широкой улице установили несколько красных фонарей, наспех сформированные рабочие отряды быстро очистили её от завалов, засыпали воронки и таким образом превратили её во взлётно-посадочную полосу. Наш «штрох» плавно взмыл в воздух.
… 1 мая я оказался радом с Дёницем в тот момент. Когда назначенному преемником Гитлера гросс-адмиралу принесли радиограмму, существенно ограничивавшую его полномочия. Гитлер фактически связал руки новому рейхспрезиденту, заранее определив состав кабинета министров: рейхсканцлером был назначен Геббельс, министром иностранных дел – Зейсс-Инкварт, министром по делам партии – Борман.
…Дёниц приказал никому ничего не говорить об этом сообщении, а саму радиограмму спрятать в сейф.
… Так Гитлер вынудил своего преемника уже при вступлении в должность совершить служебное преступление. Сокрытие официального документа оказалось последним звеном в длинной цепи лжи, предательств и интриг. Гтмлер , стремившийся установить контакты с представителями западных держав и тем самым предавший своего фюрера; Борман, обманувший Гитлера ради смещения Геринга со всех занимаемых им постов; Геринг, вознамерившийся за спиной Гитлера договориться с союзниками; Кауфман, вступивший в переговоры с командованием английских войск и готовый предоставить в моё распоряжение свою радиостанцию; Кейтель, ещё при жизни Гитлера пытавшийся заручиться поддержкой его из его предполагаемых преемников, и, наконец, я сам, в эти месяцы всячески обманывавший своего благодетеля и покровителя и одно время даже замышлявший его убийство. Нас заставил так действовать не только режим, который мы же и олицетворяли, но и лично Гитлер, который же и предал нас, себя самого и свой народ. Таков был конец Третьего рейха.
После капитуляции, на пути к Нюрнбергу.
Несколько дней провёл здесь (Мангейм, замок Крансберг) Вернер фон Браун (известный учёный разработчик новейшего ракетного вооружения) со своими сотрудниками. По их словам они уже получили предложения из Англии и США, и даже русским удалось проникнуть в тщательно охраняемый лагерь в Гармшире и там связаться с ним через работавших на кухне людей.
Меня лишь несколько раз допрашивали советские офицеры, которых сопровождала секретарша с ярко накрашенными губами и обилием косметики на лице.