Родзевич Константин

В 1917 году был мичманом на Черноморском флоте. В гражданскую войну командовал большевистской флотилией в южной части Днепра. Потом недолгое время  он был комендантом Одесского Красного порта. 

Попав в плен к белым, был приговорён к смерти, но дал согласие сотрудничать и приговор был отменён генералом Слащевым генералом-изувером, ставшим прототипом Хлудова в пьесе Михаила Булгакова «Бег». Слащев знал его отца — военного врача царской армии, После этого Константин был заочно приговорён к смерти большевиками. Но уже через несколько лет и этот приговор по неизвестной, но вполне очевидной, причине отменили.

Некоторые источники утверждают, что Родзевич изначально был профессиональным разведчиком и по заданию ОГПУ внедрился в ряды отступающей Белой Армии. Не потому ли красные заочно приговорили его к смерти, чтобы составить будущему агенту своему, надежное алиби?

В 1936-1938 годах Константин действительно воевал в Испании в ходе гражданской войны вместе с генералом Орловым (Львом Фельдбиным, «Швед», он же Никольский), начальником всей агентурной сети в Европе. Родзевича послали туда комиссаром, в батальон белых эмигрантов. Под именем Луи Корде он командовал батальоном якобы подрывников. На самом деле ничего они не подрывали. 

Орлов и его помощники, как это стало известно не так давно, по приказу Москвы расправлялся с испанскими якобы «троцкистами», в одночасье ставшими не бойцами с Франко — «пятой колонной», а предателями и фашистами. Их и иностранцев, пришедших на помощь испанской революции, тысячами бросят в тюрьмы и убьют. Руководил массовыми репрессиями Орлов, а помогали ему Рамон Меркадер, будущий убийца Троцкого, советские разведчики Эйтингон и Григулевич и «командированный из Парижа» — Родзевич. «Подрывник» признался как-то Муру — «пришлось расстрелять», когда тот по-детски спросит его: убивал ли он врагов Испании? Это признание сын Цветаевой записал в свой дневник. 

Из воспоминаний Кирилла Хенкина , служившего в отряде Родзевича в Испании : "Я не мог как-то понять до конца, почему в 33-м году, когда немецкие коммунисты могли, сблокировавшись с социал-демократами, вообще смести с лица земли национал-социалистическую партию и таким образом избежать взятия власти Гитлером, войны, всего на свете. Вот тут пришел приказ: злейшие враги - социал-демократы. С этим удивлением, непониманием я оказался в Испании. Я не мог понять, почему мы должны разоружать троцкистов-анархистов, которые тоже воюют и очень здорово. И с самого начала, до того как мы еще приехали, почему мы должны создавать склады оружия против людей, которые на том же участке фронта, где-то неподалеку, так же их колошматили, как нас; может быть, они не так стояли, как мы стояли. Потом уже попал оттуда в спецотряд. Спецотрядов было много там партизанско-диверсионных, при всех крупных соединениях армии были при них советники, высшим был представитель ГРУ, Мамсуров, позже генерал, его адъютантом был мой парижский приятель Алексей Эйснер, и были четыре крупных таких базы диверсионно-партизанских тоже, которые подчинялись Орлову, то есть - НКВД. Вот тут любопытная деталь, которая говорит много об уровне участия русской эмиграции в деятельности, полезной отечеству. Во главе одного отряда стоял некий Прокопюк. Старый чекист в хороших чинах. Второй отряд - Василевский, бывший сталинский охранник, капитан, по-моему, госбезопасности, бывший летчик. Третий отряд - крупный деятель Коминтерна серб Илич. Вы видите уровень. Четвертый отряд, в котором ваш покорный слуга, им командует Константин Родзевич, бывший белый офицер, любовник Марины Цветаевой, евразиец, парижанин. У него - тот же статус и при нем пять человек русских эмигрантов из Парижа, и я в том числе."        

Перед отъездом на войну из Франции Родзевич принимал участие в пополнении «Интернациональных бригад». Кто этим занимался? В Париже – «Союз возвращения на Родину», практически филиал НКВД. Многие выжившие в Испании бывшие белые офицеры «заслужили» советское гражданство, вернулись на Родину и там либо попали в ГУЛАГ, либо были расстреляны. Родзевич никогда не подавал прошения о возвращении в СССР. Почему? Кирилл Хенкин, хорошо знавший Родзевича, объясняет это так: «Он понимал, что возвращаться в Союз нельзя, он бы лучше повесился тут». А что бы он сделал, если бы получил приказ возвратиться? Очевидно, он такого приказа не получил. Очевидно, ценный агент, ни разу не «засветившийся», был нужен в Париже. Как сообщает сам Родзевич, после войны он два года лечился в санаториях. На какие средства ? Вероятно, были мощные спонсоры. Нового разведчика подготовить трудно – выгоднее поддержать старого, чтобы еще послужил. Но это только версия. Документальных подтверждений пока не найдено. Возможно это ещё предстоит сделать после полного рассекречивания архивов НКВД-КГБ.

В одном из писем к Анне Саакянц, литературоведу и биографу Цветаевой, он завуалированно признается, что всегда работал на советскую разведку :

 "Ради бога, не выставляйте меня сторонником "белых": под их господством мне приходилось порой находиться, но я никогда не стоял на их стороне. Мне приходилось разыгрывать роли, являвшиеся прикрытием и имевшие другие, скрытые предназначения". 

В годы Второй Мировой войны Родзевич сражался в рядах французского Сопротивления, попал в концлагерь Ораниенбург, затем в Заксенхаузен. В лагере Родзевич был назначен переводчиком группы молодых заключённых-французов, работавших на целлюлозном заводе — он в совершенстве владел немецким языком. Как переводчик, сам физическим трудом не занимался. Был освобожден советскими войсками в мае 1945 года. Его почему-то не интернировали в СССР, как всех прочих. Дали вернуться во Францию, даже подлечили слегка. ВИдимо, потому что в его «работе» не было провалов, как у Эфрона, его не надо было отзывать на родину, он ещё был полезен за её пределами.  

Два следующих года он лечился в санаториях Франции и Швейцарии. Потом возобновил постоянную жизнь в Париже. Начал заниматься скульптурой. 

Дожил до 93 лет. Но в страну Советов так и не вернулся. Приезжал лишь один раз в 1960 году. Встречался с Ариадной Эфрон. Передал ей письма Марины, которые все сохранил. Об Ариадне он написал : “Я был у нее в Тарусе, она святая, она носит воду в ведрах”.

В тот же приезд на родину, Родзевич встретился со своей давней, ещё с дореволюционных лет приятельницей - Зоей Гацкевич (Никитиной) - матерью известного актёра и режиссёра Михаила Козакова, с которым тоже встречался и много беседовал о Цветаевой и её творчестве. Позднее М. Козаков снял фильм "Очарование зла" о российских эмигрантах "первой волны" и о действиях советского ЧК — ОГПУ – НКВД, в 30-е годы наводнившего своими агентами Париж, завербовав в свои ряды людей самых разных кругов — от дочери бывшего министра Временного Правительства Гучкова до возглавляющего Союз Возвращения на Родину мужа Марины Цветаевой. Стоит предупредить зрителей этого фильма о грубых хронологических неточности о том. что  некоторые известные факты прямо противоречат разворачивающимся в фильме событиям… Так, во время нашумевшей истории с убийством Рейсса, Родзевич воевал в Испании, и нет никаких документальных подтверждений его участия в этой достаточно подробно исследованной истории. Да и явно сочинённая сцена их (Марины Цветаевой, Сергея Эфрона и Болевича-Родзевича) общей "безмятежной" молодости на Чёрном Море, в Феодосии. Тогда они не могли быть даже знакомы. Возможно главному герою затем и дали не настоящее имя, а придуманное, чтобы можно было свободно сочинить и некоторые события, которых в реальной жизни не было. (О деталях отличающих этот фильм от реальных событий подробно можно почитать в статье Л. Кертман "СЛОЖНОЕ ПОСЛЕДЕЙСТВИЕ…", хотя и в приведённых в ней фактах есть спорные моменты). Фильм по своим художественным достоинствам сильно уступает другим работам Михаила Козакова. Ну а по исторической достоверности совсем не выдерживает никакой критики, что для художественного произведения более простительно, чем первый недостаток..

В своем кратком биографическом очерке, написанным Родзевичем по просьбе Анны Саакянц и отосланным им по ее же просьбе в 1978 году в Москву, Родзевич пишет:

«Теперь мне исполнилось 83 года. Это возраст, когда, как полагается, уже давно пора уходить на покой. Но всем ли удастся на склоне лет достигнуть душевного покоя?...

В конце своего краткого биографического очерка мне хочется сделать еще несколько замечаний, касающихся моего пражского отрезка жизни, знаменательного для меня по особой причине. Там, в Праге, произошла моя встреча с Мариной Цветаевой, память о которой я бережно проношу сквозь всё нарастающую гущу времени? Наша любовь и наша разлука живо отражены в стихах и поэмах самой Цветаевой. Поэтому я воздерживаюсь от всяких комментариев. Можно ли заурядными словами передать то, что стало достоянием поэзии?»

Понял стихи? Через столько лет, они наконец-то «достучались» до адресата

Это «полное ничтожество, очаровательная свинья» – по выражению его жены – Марии Булгаковой, наконец-то, вняла пению райских птиц?

Человек «лживый и лукавый», по отзывам Николая Еленева, смог переродится в человека, наделенного «редким даром обаяния, сочетавшим мужество с душевной грацией, ласковость – с ироничностью...», – по определению Ариадны Эфрон. По её же воспоминаниям Родзевич, с которым она встречалась, когда ему было около 80 лет, «плакал, вспоминая маму». Аля писала о нем с теплотой и нежностью: “... он через всю свою жизнь, многотрудную и мужественную, пронес высокую, верную, самоотрешенную память о коротком и горестном счастье, осенившем его”.

На склоне лет, Константин Родзевич, наконец-то понял, что главное, что было в его жизни – это ни разведка, ни участие во Французском Сопротивлении, ни работа на ОГПУ, ни вербовка Эфрона, ни концентрационный лагерь, узником в котором он был почти два года, ни его художественные и скульптурные «шедевры», в которых он с большим опозданием пытался «увековечить» образ Цветаевой в литографии и в скульптуре. Главными в его жизни были – те семь месяцев неистовой любви, о которых он вначале (т.е. в конце любви) предпочитал не вспоминать. Не вспоминать настолько, что, встретив Цветаеву в Париже, даже не поинтересовался: от него ли ребенок, который родился у Марины 1 февраля 1925 года, ровно через девять месяцев после того, как они встретились в Праге после небольшой разлуки 30 апреля 1924 года.

На отдалении во времени невыносимый тогда шквал цветаевских страстей уже виделся ему подарком судьбы.

В последние годы жизни он увлекался резьбой по дереву: вырезал деревянные скульптуры... Среди который было много изображений Марины.

Он умер в феврале 1988 года в Монморанси, под Парижем, одинокий и покинутый всеми, в приюте для престарелых.  Ему было 92 года. 

Среди его вещей была обнаружена пачка писем Веры Гучковой-Трейл — его давней возлюбленной и сподвижницы.Видимо, именно её он в своё время препочёл Цветаевой.