Дневники обычно – свидетели прожитой жизни. Мой же заменил собой жизнь.
Получается парадокс: потеря способности чувствовать повышает способность к страданиям.
Чтение становится примечательным комментарием к моему прошлому.
Записанные, чётко сформулированные слова несут печать некоторой определённости.
Как бы ни хотели мы быть честными, наша память может нас обмануть в зависимости от ситуации.
Вскоре после моего ареста я передал папки с протоколами совещаний с Гитлером американцам для изучения. Прокуроры на процессе обвинили меня в преступлениях против человечества, используя отрывки из этих документов.
Способность нравиться – это преимущество, но считать её только преимуществом слишком примитивно. Вероятно в каком-то роде это проблема моей жизни.
Я записываю эти мысли и это тоже часть моей системы выживания.
Гитлер однажды сказал моей жене: «Я даю вашему мужу задания, которые никому не поручали уже четыре тысячи лет. Он будет возводить здания на века!»
28 октября 1948 года. Жена известного американского издателя, опубликовавшего произведения Томаса Манна в США, хотела бы издать мои мемуары.
До войны по моей инициативе начали восстанавливать лесные массивы Грюнвальда, вырубленные во времена Фридриха Великого. Там посадили вечнозелёные растения и мне недавно сказали, что за прошедшие годы десятки тысяч молоденьких деревьев превратились в леса – один из немногих следов моей деятельности. Если через сто лет Грюнвальд и вправду станет зелёным, в этом будет и моя заслуга.
Последним, что я по-настоящему строил для Гитлера, были казармы и укрытия – к примеру, просторный коттедж в небольшом сосновом лесу в Виннице. Несколько извилистых аллей создавали впечатление парка или сада. Всё это разительно отличалось от убогих деревушек и грязных улочек Винницы.
Однажды после вечернего визита Гитлера в мою мастерскую мой помощник Карл Хеттлаг сказал, что я – безответная любовь Гитлера.
В отношениях с людьми я всегда держался отчуждённо, и эта отчуждённость , возможно, была разновидностью застенчивости.
Донахью показал мне статью в «Сатердей Ивнинг Пост», в которой врач пишет о посещении Шпандау и о своих впечатлениях: «Шпеер разительно отличался от других заключённых. Он безусловно самый энергичный среди них, но, вероятно и самый опасный». Что творится в голове посетителя, да ещё и врача к тому же, если заключённый почти пять лет проведший в тюрьме и страдающий приступами депрессии, кажется ему «энергичным» и «опасным».
Сердце совершает скачки, поэтому последние четыре вечера приходится принимать «Теоминал». Это экстрасистолия, вызванная, судя по записям в медицинской карте, монотонностью жизни и изоляцией от общества. Вполне распространённый синдром.
В контрабандном письме жена сообщает, что 25 мая (1950 год) с ней связалось тюбингенское издательство «Гелиополис Ферлаг», которое также издаёт Эрнста Юнгера. Они хотели бы потом опубликовать мои воспоминания. Вместе с письмом миссис Кнопф это второе предложение! Не думал, что я ещё кому-то интересен. Попросил жену вежливо отказать. Но оставить дверь открытой для будущих предложений. Хотя я начал вести записи здесь, после освобождения мне потребуется года 3-4, чтобы их обработать и превратить в книгу.
Мои помощники, которые вместе со мной разрабатывали проекты реконструкции Берлина. Как пишет жена, снова вернулись к работе; они занимаются городским планированием и архитектурой, дела у них идут хорошо, и им даже удаётся помогать моей семье.
(На свидании с женой) Ни она, ни я не могли вести себя «естественно»: мы не актёры.
Меня меньше всего волнует архитектура зданий, которые я проектировал для режима. Иногда я сравниваю её с Трокадеро в Париже или Ломоносовским университетом в Москве, и считаю, что она лучше. Но меня до сих пор мучает моё участие в повсеместной несправедливости. Я заявил об этом публично и писал в письмах родным; я твёрдо уверен, что дети думают так же. Их долго ещё будет преследовать тот факт. Что их отец входил в ближний круг тирана.
Заключённый всегда является изгоем в обществе, я же – изгой среди заключённых. Заявление Геринга на Нюрнбергском процессе: «Нам никогда не следовало ему доверять» действует до сих пор.
Я никогда полностью не чувствовал себя своим ни в одном обществе.
В те последние дни войны мы получали огромное множество отчётов о зверствах, до нас доходили рассказы об изнасилованиях, массовых убийствах, стихийных расправах. Мы узнали о страшной смерти гауляйтера Мутшмана, которого в сильный мороз голым провезли на телеге ерез весь Дрезден, а потом забили до смерти. Естественно подобные истории оказывали на нас своё действие. Мне казалось, что лучше висеть на первом фонарном столбе после падения Берлина, чем отправиться на каторжные работы в сибирские рудники.
Вечером сообщили о смерти Сталина. Он умер несколько дней назад. Ушёл второй злой гений этого века. Для меня это ничего не значит. (9 марта 1953)
Сталин сначала забрал Восточную Пруссию, Силезию и Померанию, частично для себя, частично для подкупа других восточных народов. Потом он с помощью танков и тиранов установил своё господство в центральной Германии. И только потом, растратив по мелочам своё психологическое превосходство, позволил съёжившейся и безнадежной коммунистической партии приступить к обработке масс. Когда Сталин взял Кенигсберг, он потерял Германию.
Сталинская политика, строго говоря, стала концом веры в победу коммунизма, как идеи.
Германия никогда не доверяла Западу, не верила в дух примитивного просвещения. Германия отвергала этот дух как поверхностный, чересчур рационалистический. Сталинская политика заставила Германию повернуться лицом к Западу. Недоверчивость испарилась. Теперь Запад завоюет Германию, которая так долго сопротивлялась, изнутри; и Советский Союз невольно и вероятно неосознанно, помогает ему в этом.
Джефферсон писал, что после выхода в отставку с поста президента он из принципа читал газеты не сразу, а через некоторое время после выхода. Таким образом, утверждал он, политические отношения видны более выпукло.
Одно я знаю наверняка: в отличие от большинства членов ближнего круга Гитлера: у меня не было исковерканной психики. Во мне не было разъедающего чувства ненависти. Благодаря этому у меня выработался иммунитет против идеологии Гитлера. Я не был антисемитом; расовые идеи всегда казались мне нелепыми фантазиями; я никогда не был высокого мнения о дарвинистской теории естественного отбора, которой был одержим Гитлер; и, наконец, вся эта программа жизненного пространства была мне не по душе, как бы я ни мечтал о величии и могуществе Германии.
Геринг надеялся на противоречия между союзниками. Для меня это кошмар, потому что в таком случае может возникнуть ситуация, когда мы окажемся полностью в руках русских в Берлине. Здесь в Нюрнберге мы находимся, по крайней мере, под юрисдикцией американцев. В последние недели нам разрешили практически неограниченную переписку. С нас сняли обет молчания, и еда стала первоклассной. Всё это говорит о том, что тюремная администрация вольно интерпретирует тюремные правила.
Американский капеллан сказа, что нам разрешат получить рождественские посылки из дома. Я прошу его передать моей жене, чтобы не присылала мне продукты – у нас с едой лучше, чем у них.
Тюрьма Шпандау находится в крайней западной части Берлина, на границе лесов и озёр. Мы ведем здесь более здоровый образ жизни, чем в Нюрнберге, и шесть часов работы приносят мне большую пользу. Мои проблемы со зрением исчезли. Но в Нюрнберге м ы ели вдоволь, а в Шпандау получаем немецкий паёк с точностью до грамма.
В первые месяцы охранники испытывали к нам откровенную ненависть. Сейчас большинство из них проявляют первые признаки сочувствия и стараются не осложнять нам жизнь. Первыми изменились французы. Они уже давно игнорируют большинство деспотических правил, например, закон молчания. Они также позволяют нам работать и отдыхать так как нам хочется; правда следят, чтобы поблизости не было русских охранников. Поначалу американцы придерживались русской линии поведения, но потом стали любезнее. Англичан невозможно сдвинуть ни в ту ни в другую сторону; они ведут себя сдержанно, без неприязни, но и без дружелюбия.
Многим русским охранникам явно тяжело подавлять свой естественный гуманизм и строго соблюдать тюремные правила. Когда они уверены, что их никто не видит, они с удовольствием завязывают с нами разговор. Несмотря на молодость, они не шумят; у них почти всегда испуганный и встревоженный вид. Меня поражает, что большинство советских охранников невысокого роста, а почти все старшие офицеры – толстые.
Сегодня Дакерман принёс нам сухую смесь для приготовления большой кастрюли горохового супа. Весь день мы провели в праздности, чувствуя себя счастливыми. Дойдя до пределов обжорства, мы с помощью британского охранника Пиза снова развели костёр и запекли ещё немного молодого картофеля.
Мы отрезаны от внешнего мира. Никаких газет или журналов. Даже исторические книги нам разрешают читать только если в них описываются события до Первой мировой войны. Охранникам строго запрещено рассказывать нам о политическом положении. В соответствии с правилами, они не имеют права говорить с нами о нашем прошлом или упоминать наши приговоры. Однако мы более или менее в курсе происходящего. Только что я с помощью небольшой уловки выяснил, что Трумен вчера победил на выборах в США. Я вскользь бросил шотландцу Томасу Лэтхэму, начальнику охраны … : «Значит, Трумэна всё-таки переизбрали?» Он в изумлении посмотрел на меня : «Как Вы узнали? Кто вам рассказал?» Вот так я и узнал.
За последние два месяца английского и американского управления я набрал почти 7 кг. Немецкая поговорка «За решёткой и мёд горький» ко мне не относится. К счастью во время русского месяца всегда наступает фаза аскетизма. Я имею в виду не тошлько продовольствие; скудная пища так же меняет смысл жизни человека. Как ни странно, мне кажется, что период русского управления благоприятно действует на мой ум. Монашеские ордены, безусловно, понимали связь между лишениями и стимуляцией интеллекта.
… Оба вялые от однообразной еды русского месяца.
Русский месяц. Голодное время. По утрам треть литра густой ячменной похлёбки, кофе из цикория, несколько кусок хлеба. Днём жидкий суп кисловатый на вкус и немного хлеба, вечером картофельное пюре, несъедобное мясо, крошечный кусочек масла и опять хлеб. Так продолжается из дня в день без малейших изменений. Когда я жалуюсь на однообразное питание . охранник говорит мне: «В Москве снаряжали экспедицию на Дальний Восток. Среди разрешённых вещей был граммофон и 50 пластинок. Когда исследователи решили послушать музыку, оказалось, что им прислали 50 экземпляров одной и той же пластинки».
В 12 часов русские покинули тюрьму. На сторожевых башни вернулись американские солдаты. Русские автоматы были обычно направлены в нашу сторону, а оружие американцев нацелено наружу.
За прошедший месяц (русский) каждый заключённый похудел примерно на 3 кг.
Тюрьма тщательно подготовилась к рождественскому ужину. Каждый из нас получмл в подарок добротный тёмно-коричневый вельветовый костюм. Придётся заказать семье две фланелевые рубашки, шарф и тёплые тапочки в тон.
Лонг, как и другие охранники, обленился за годы безделья. Тюрьма практически неизбежно деморализует охранников, равно как и охраняемых.
Работа в саду постепенно превращается, каку неодобрительно заметил Гесс, в манию. Поначалу она была для меня освобождением. Но теперь меня порой пугает заурядность этой механической деятельности. Если я буду постоянно заниматься садоводством, я вполне могу превратиться в садовника как умом, так и душой. Выживание в тюрьме – это проблема равновесия.
Русский офицер, наблюдающий за нашими религиозными службами и сидящий на унитазе, который до сих пор портит вид нашей часовни, во время проповеди несколько раз услышал фразу : « Будьте во всеоружии». Отчёт: капеллан говорил о вооружениях. Теперь он обязан предъявить проповедь в письменном виде.
Продуктовое меню русского месяца практически не изменилось за прошедшие 7 лет. День за днём нам дают суррогатный кофе, ячменную похлёбку с лапшой, а вечером жилистое мясо с варёной картошкой и несколько морковок. … Некоторые подозревают, что это конина или мясо собаки. Для сравнения меню первого дня американского месяца. На завтрак яичница из двух яиц с беконом, яблочный джем. Обед: томатный суп с рисом, свиные котлеты, салат из зелёного перца и картофеля с майонезом, два ломтика ананаса, пол-литра цельного молока. Ужин: жареная индейка с фасолью, сыр, ломтик дыни. И каждый раз кофе со сливками, и восхитительный белый хлеб.
Вчера Функа отвезли в британский военный госпиталь на операцию. Впервые один из нас оказался за пределами тюрьмы. Машину скорой помощи сопровождали четыре британских джипа, набитые военной полицией. Следом ехали четыре директора Шпандау, руководители юридических служб, и другие представители четырёх держав. Поскольку у каждого была своя машина, колонна растянулась почти на километр. Много суеты вокруг одного больного старика.
Функ: «Со мной обращались так, будто я привилегированный пациент. Что-то среднее между Наполеоном и Аль Капоне. »
Многие охранники страдают от разных недугов. У одного – диабет, у другого – нарушение кровообращения, двое мучаются от повышенного давления. Практически каждый страдает от ожирения. Некоторые уже умерли. Причины: слишком лёгкая жизнь, дешевый алкоголь, беспошлинные сигареты, слишком хорошая и тяжёлая пища. Мы, заключённые, наоборот держим относительно хорошую форму; большинство наших болезней, по-видимому, вызваны психическими нарушениями.
Я решил проходить по десять километров в день, чтобы поддерживать физическую форму.
Два часа ходил быстрым шагом для укрепления сердечной мышцы.
Прошло всего несколько месяцев, а я уже так привык к маленьким размерам моей камеры, что решил делать все комнаты маленькими в домах, которые я когда-нибудь буду проектировать.
Мы спорили, раздражённо размахивая мётлами.
У Дёница есть любимая метла и он приходит в ярость, если кто-то её берёт.
Нас объединяет, или объединяло только одно : симпатия к человеку, который стал нашей погибелью.
Нас, семерых заключённых, обслуживает штат из 32 человек: 4 высокооплачиваемых директора – двое в звании полковника и двое в звании майора. У каждого директора есть свой помощник – начальник охраны. …каждая страна выставляет семерых охранников, которые меняются по сложному двенадцатидневному графику так. Чтобы два охранника и начальник охраны были из трёх различных стран. Система функционирует, все заняты делом, постоянно загружая друг друга работой. Составляют отчёты, проводят совещания, решают споры. Шпандау – это бюрократический эквивалент вечного двинателя.наш аппарат работает практически самостоятельно. Интересно, он продолжит свою работу, когда нас уже не будет в Шпандау? (Он продолжал работать в ноябре и декабре 1971 года, когда последний заключённый Рудольф Гесс, находился в британском военном госпитале. 20 охранников продолжали нести свою службу, и в первый день месяца русские и французские охранники сменяли друг друга в соответствии с жёсткими протокольными правилами.)
Я вижу по общей раздражительности, как сильно голод действует на нервы.
Благодаря работе на свежем воздухе я чувствую себя здоровым. Я загорел. Крепко сплю и утром просыпаюсь бодрым и свежим. Меня больше не мучает бессонница, как в Нюрнберге, где я вёл малоподвижный образ жизни.
По некоторым намёкам мы поняли, что альянс между Западом и Востоком развалился. Конфликт привёл к разногласиям по поводу подъездных путей к Берлину. Теперь, говорят, в Берлине объявили блокаду. Днём и ночью над нами с шумом пролетают транспортные самолёты. (После того как советская сторона отрезала всё подъездные пути к западному Берлину, его снабжение полностью обеспечивалось по воздуху.) В саду мы обсуждаем, какие последствия всё это может иметь для нас. Постепенно мы приходим к мысли, что в случае окончательного разрыва между Западом и Востоком заключённых вернут тем странам, которые их захватили. Следовательно меня отправят к британцам. Обнадёживающая перспектива.
Все мы здесь непрерывно морализируем: по поводу этого транжиры Геринга, этого распутника Геббельса, этого пьяницы Лея, этого тщеславного идиота Риббентропа.
Побегал несколько дней, и у меня распухло колено. Врач прописал постельный режим. Глотаю таблетки в огромных количествах и принимаю витамины.
Кошмарные разговоры о еде, как всегда в течение русского месяца. Я только что разозлил Дёница, рассказав ему, как в конце 1939 года Гитлер посылал свой 4-хмоторный самолёт в Позен за рождественскими гусями. Пилот Гитлера Баур говорил, что самолёт, который почти не используется, должен иногда совершать полёты для профилактики. Гусей Гитлер отправлял в подарок друзьям. Любопытная смесь буржуазной заботы и расточительности. Но денниц видит в этом лишь нарушение приличий. Он пришёл в сильное волнение, но в конечном итоге нашёл выход, отказавшись поверить в мою историю.
Через несколько часов американский директор известил нас, что мы не обязаны плести корзины. Но русский директор, который с самого начала был против этой затеи, изменил своё мнение из-за нашего сопротивления. Теперь он требует, чтобы нас заставили плести корзины.
Мы привыкли, что к нам относятся, как к живому инвентарю в паноптикуме. Особо важным гостм демонстрируют кучку стариков в камерах: «Это адмирал… это архитектор…»
У заключенных с длительным тюремным сроком часто бывают нарушения кровообращения перед выходом на свободу.
Однажды я где-то прочитал, что тюрьма – это школа преступления; во всяком случае, это школа нравственной деградации.
Тюрьма калечит не только заключённых, но и охранников. Больше всего на их психику действует право демонстрировать своё плохое настроение.
Денниц получил известие от своего зятя Хаслера, который во время войны служил в его штабе. Англичане наняли его на работу. Он должен предоставить информацию о войне подводных лодок. Платить будут в британских фунтах. Денниц считает это хорошей новостью. Поразительно, но он не может скрыть свою гордость, рассказывая об этом.
Любое радикальное осуждение Гитлера Дёниц воспринимает как государственную измену.
Ширах колеблется. Он признаёт, что в основе Третьего рейха лежало личное обаяние Гитлера, чем привлекательность самой идеи. Именно это поражало его в других гаулейтерах. По его словам они были властными деспотами в собственных провинциях, но в присутствии Гитлера становились маленькими и трусливыми.
Функ любит поговорить о коррупции в Третьем рейхе. Он рассказывает мне о нескольких грузовых вагонах с женскими чулками и нижним бельём, которые Геринг отправил из Италии вместе с военными поездами летом 1942 года для продажи на чёрном рынке. К товарам прилагался обычный прейскурант, так что было понятно каких огромных прибылей можно ожидать. … Самое смешное, что привозили, в основном, товары, которые Германия должна была поставлять своему итальянскому союзнику по экспортным соглашениям. Их задерживали и отправляли назад сразу после переезда через перевал Бриннер.
Среди нас есть пассивные люди, которые проводят время за бесконечными разговорами. Среди них – Функ, Ширах и – молчаливый и нелепый вариант этого типа – Гесс. К активному типу людей, которые не могут сидеть без дела относятся Рёдер, Нейрат, Денниц и я. Мы, по крайней мере, избавились от званий. Рёдер больше не грос-адмирал, а Нейрат не министр иностранных дел. Но из страха опуститься мы стараемся до некоторой степени держаться официально. Мы похожи на оборванцев в этих растоптанных башмаках, бесформенных штанах, с большими цифрами выведенными на спине и на коленях, с волосами обкромсанными неумелым военным парикмахером. Поэтому мы тем более ощущаем необходимость соблюдения формальностей. В этом мире, где отсутствует частная жизнь, мы возводим барьеры против чрезмерной близости. Эти барьеры носят защитный характер. В разговорах друг с другом мы по-прежнему используем вежливое обращение «герр», продолжаем соблюдать иерархию и учтиво желаем друг другу доброго утра или спокойной ночи.
Денниц стал экспертом по помидорам. На его кустах висят по 40-50 плодов. Он радуется, когда кто-нибудь их считает в его присутствии.
Я понимаю, почему он (Денниц) отстранился от меня, и уважаю его мотивы. Более того, им овладел психоз заключённого, который бьётся головой о стену своего приговора. Отказ принять действительность часто вызывает неожиданные, неконтролируемые реакции.
(О мемуарах Дёница) Что касается военных операций и вопросов вооружений, книга представляет интерес и заслуживает доверия. С другой стороны, его политические взгляды, его отношение к Гитлеру, детская вера в национал-социализм – всё это он либо обходит молчанием либо окутывает пеленой матросских баек. Это книга человека, не способного проникнуть в суть вещей. Для него трагедия недавнего прошлого сводится к жалкому вопросу: какие ошибки привели к поражению в войне.
Риббентроп
Заместитель Риббентропа Мартин Лютер однажды рассказал мне, как отзывалась о Риббентропе его тёща. Богатая совладелица завода по производству шампанского : «Удивительно , что мой безмозглый зять сумел забраться столь высоко». Через несколько месяцев Риббентроп отправил Лютера в концентрационный лагерь, потому что Лютер, сомневаясь в умственных способностях своего шефа, вместе с Гиммлером интриговал против него. Гиммлер не бросил бывшего сообщника и проследил, чтобы в лагере его устроили на безопасную должность библиотекаря. Вечные антагонисты Геринг, Розенберг, Геббельс и даже Борман сходились во мнении, если речь заходила о Риббентропе. Все считали его надменным глупцом, который всё хочет делать сам.
Денниц уверял, что настоящий виновник войны это Риббентроп, который был слишком высокомерен и и неверно оценил реакцию англичан.
Вина Риббентропа не в том, что он проводил собственную политику. Он виноват в том, что, используя авторитет мнимого космополита, поддерживал провинциальные идеи Гитлера. Сама же война от начала до конца была идеей и работой Гитлера.
Геббельс
Функ … много общался с Геббельсом, и от него я узнал о двуличии «маленького доктора» по отношению ко мне, причём даже в те годы, когда, как мне казалось, нас объединяли общие интересы. «Он никогда не был честен с вами. Конечно он знал, что это вы преложили его кандидатуру. Но его переполняла злоба и ненависть к вам, к вашему положению рядом с Гитлером, которого вы добились всего в тридцать лет, к вашему происхождению из семьи среднего класса и, вероятно. К вашей славе художника – не забывайте, он сам мечтал о карьере художника, великого писателя. Он так вам завидовал, так вас ненавидел, что никакие общие интересы не смогли бы вас примирить.»
Гитлер ненавидел то, чем восхищался. Его ненависть на самом деле была восхищением, которое он отказывался признать. Это относится к евреям, Сталину, коммунизму в целом.
Думаю, он добился успеха отчасти благодаря той наглости, с которой он изображал из себя великого человека.
Если он кого-то выделял, это часто означало, что он наказывает кого-то другого. … он затеял реконструкцию Линца, чтобы отомстить Вене за обиды своей молодости. … с проектами для Аугсбурга им двигало желание наказать Мюнхен, который пытался превратить Аугсбург в пригород.
Деньги на проекты получали за счёт моратория на жилищное строительство. Валь написал большую статью, в которой объяснял выбранный курс. По его словам, дома можно построить всегда, а величественные исторические памятники нужно возводить при жизни величайшего немца всех времён.
Стоя на коленях у парника мы вспоминали разные случаи подтверждавшие маниакальную страсть Гитлера к театру. Когда-то мы видели в ней доказательство его всестороннего гения, но сейчас эта мания казалась нам странной и незрелой. … Среди неприятностей, которые принесла ему война, по мнению Гитлера, была необходимость отказаться от целого мира театрального искусства.
… откуда Гитлер брал огромные суммы для своего частного фонда. Неужели доход от «Майн кампф» покрывал многочисленные расходы? Ведь Гитлер не только финансировал производство и новые театры, он так же помогал молодым художникам, собирал обширную коллекцию картин, оплачивал роскошный Бергхоф с чайным домиком и «Орлиным гнездом» на вершине горы. Мы вместе подсчитали его доходы и получили сумму, которая никак не могла покрыть подобные расходы. Тогда я вспомнил историю с маркой. Однажды его фотограф Гофман обратил внимание Гитлера на тот факт, что он мог бы потребовать выплату роялти за использование его портрета на каждой марке. Гитлер без колебаний ухватился за это предложение. Третьим источником доходов был «Фонд пожертвований немецкой экономики Адольфу Гитлеру», организованный Борманом. Он предоставил дополнительные миллионы в его распоряжение. Раз в год Гитлер приглашал на приём в рейхсканцелярию особо щедрых предпринимателей.
Гитлер тратил все свои деньги на искусство. Геринг точно так же шантажировал промышленность, но использовал огромные средства для удовлетворения своей жажды роскоши. Гитлер до самого конца сохранил склонность к аскетизму, а Геринг был заурядным расточителем.
Сейчас бытует мнение, что Гитлер был воплощением и конечным продуктом прусского духа. Как они заблуждаются ! Он был сторонником Габсбургов и, в сущности, ненавидел Пруссию.
В классицизме ему нравилась возможность монументальности. У него была мания гигантизма. Думаю, в начале тридцатых годов благодаря влиянию Трооста Гитлер на время проникся любовью к простоте, поэтому вопреки своим истинным склонностям назвал дом германского искусства чудом современной архитектуры. Но в действительности он отдавал предпочтение арочным переходам, куполам, изогнутым линиям, роскоши, всегда с элементами излишества – другими словами, стилю барокко. Я видел, что он не знает, как передать в своих набросках витиеватые украшения, которые превозносил на словах.
Оглядываясь назад, я вижу, как далеко он увёл меня от моих истоков и идей.
Сегодня мне кажется, что Гитлер сознательно терпел коррупцию или даже умышленно способствовал её процветанию. Это привязывало к нему коррупционеров – разве не каждый монарх пытается укрепить свою власть, приближая к себе фаворитов? К тому же коррупция отвечала его представлению о том, что власть имущие в праве завладевать материальными благами.
Противоречивой натуре Гитлера было свойственно горевать даже в случаях, когда он легко мог всё изменить – стоило только отдать приказ.
Меня поражало и поражает до сих пор, что он хотел славы в смехотворно ничтожных делах, хотя давно был знаменит во всём мире. На военных совещаниях Гитлер довольно часто представлял, как плоды собственных размышлений некоторые технические детали, которые мои специалисты профессор Порше или Стилер фон Гейденкампф разъяснили ему перед началом совещания.
Ещё ему нравилось заявлять, что прошлой ночью он изучил научный или исторический труд на ста страницах. Все знали, что он читает только последние страницы книги – по его твёрдому убеждению всё самое важное написано в конце. В худшем случае надо пролистать несколько страниц, и ты будешь знать всё, что хотел сказать автор. Каким же сильным и неуправляемым было желание этого человека покрасоваться.
После архитектуры он больше всего любил скульптуру. Вокруг рейхсканцелярии стояли классические и современные скульптуры. Ему нравилось посещать мастерские скульпторов, чтобы лишний раз получить подтверждение развития творчества в его эпоху.
Иногда я сомневаюсь в его чувствах к Еве Браун. Его стары соратники говорили, что по-настоящему он любил только Гели Раубаль. Что касается мужчин, он, казалось, был искренне привязан ко мне, своему шофёру Шреку, чей портрет висел в его кабинете рядом с фотографией матери. На ум приходил ещё только один человек – Муссолини. Я считаю, что между ними существовало нечто вроде дружбы, причём даже больше со стороны Гитлера.
В национал-социалистической архитектуре никогда не было идеологии, хотя я всё время читаю утверждения об обратном. Единственным требованием были сверхбольшие размеры. Гитлер хотел производить впечатление на людей и в то же время внушать им страх огромными пропорциями. Так он надеялся обеспечить психологическую поддержку своего правления. В этом смысле программа была идеологической. Но это никак не влияло на стиль. Такова моя позиция.
В 1939 году моя мать жила с нашими детьми в Оберзальцберге, пока мы с женой ездили в отпуск. Гитлер часто приглашал её на обед в узком кругу. Он проникся к ней симпатией и выражал своё уважение с той же велеречивостью, что и сестре Ницше. После этих визитов моя мать никогда не разбиравшаяся в политике, изменила своё мнение о Гитлере и его работниках. «Они все настоящие нувориши. Даже еду подают невообразимым образом., сто л сервирован безвкусно. Гитлер был ужасно мил, но этот мир парвеню!»
Дети держались независимо, и Гитлеру не удавалось завоевать их расположение. Он не умел ладить с детьми; все его заигрывания не находили у него ответа.
Гитлер не выносил возражений и не мог простить испанского диктатора (Франко) за отказ следовать его планам в отношении оккупации Гибралтара. Личная злость всегда значила для Гитлера больше. Чем идеологическое соглашение.
В конце концов, не я один попал под его странное обаяние. Видные государственные деятели тоже были им очарованы., к примеру, Гинденбург, Ллой-Джорж. Муссолини и многие другие. Он не только толпу дёргал за ниточки; он был отличным психологом и блестяще манипулировал людьми. Он чувствовал страхи и ожидания каждого собеседника. Вероятно, он не был столь уж великим политиком, как мы думали в то время, и, безусловно, как показала вторая фаза войны, не был выдающимся полководцем. Но он был и остаётся непревзойдённым психологом – другого такого я никогда не встречал. Я легко могу представить себе, что когда-нибудь историки назовут его великим именно в этом смысле.
Эта прогулка с постоянными перепадами настроения: от депрессии до агрессии, от жалости к себе до иллюзорных планов на будущее, была типичной для неуравновешенного состояния Гитлера в целом, а не только в тот день. Во время войны подобные перепады случались почти ежедневно.
Он по своей привычке грызёт уголки ногтей. Иногда он откусывает их с мясом и в тех местах появляется кровь. Глядя в его одутловатое лицо, я вдруг понимаю, что Гитлер носит усы для того, чтобы отвлечь внимание от своего непропорционального носа.
На её (Евы Браун) 23ий день рождения адъютант Гитлера вручил ей конверт с тысячей марок. В то время я считал это проявлением его скромной натуры, а не признаком равнодушия.
Кто-нибудь должен написать о дилетантстве Гитлера. Он обладал невежеством, любопытством, энтузиазмом и безрассудством прирожденного дилетанта; и вместе с тем вдохновением, воображением и беспристрастностью. … я бы сказал, что он был гением дилетантства.
«Мы должны выиграть войну, иначе народы Европы будут безжалостно уничтожены. Сталин не остановится, он пойдёт дальше на запад. … Сталин – это Чингисхан, возродившийся из мрака веков».
«После крупных операций по окружению мы находили человеческие кости. Только представьте: от голода они ели друг друга».
«Я ведь не случайно открываю съезды партии увертюрой к «Риенци». Дело не только в музыке. В возрасте 24 лет этот Риенци, сын трактирщика, убедил римский народ свергнуть порочный сенат, напоминая им о великом прошлом Римской империи. Когда в юности я услышал эту музыку в в театре Линца, у меня было видение, что я когда-нибудь тоже объединю Германскую империю и верну ей былое величие»
– Шпеер, вы мой архитектор, вы знаете, что я всегда хотел быть архитектором. Мне помешала мировая война и преступная ноябрьская революция. Если бы не это, сегодня я мог бы стать выдающимся архитектором Германии, как вы сейчас. Но эти евреи! Девятое нобря стало следствием их систематических подстрекательств. Никогда ещё я так отчётливо не понимал, насколько важна для Гитлера фигура еврея – она служила объектом для ненависти и в то же время позволяла уйти от действительности.
Гёте сначала окрестил Наполеона чудовищем, а спустя десять лет провозгласил его историческим явлением мирового значения.
Крайности – это настоящая немецкая форма выражения.
Повиновение и активность – опасное сочетание.
Существует высокомерие униженных : какой тривиальной и пустой кажется мне жизнь людей, которые проходят мимо моей двери и с любопытством заглядывают в окошко.
Занятие ремеслом развивает уверенность в себе. А в университетах студенты в основном учаться интеллектуальному высокомерию.
Победители, в особенности Советский Союз, сейчас делают именно то, в чём меня обвиняли – используют военнопленных для принудительного труда. Говорят, в советских лагерях очень плохие условия, а в некоторых местах – просто бесчеловечные.
Моё отношение к работе сродни зависимости.
Не следует сражаться с ветряными мельницами в тюрьме.
Гёте где-то писал, что светло-зелёный цвет успокаивает и создает хорошее настроение.
«Послание к римлянам» Карла Барта. Я так понимаю его: христианские заповеди являются в буквальном смысле бесконечными ценностями, к которым даже святой может только приблизится. Никому не дано оставаться безгрешным. Каждый человек неизбежно совершает грех. На некоторых страницах я с трудом улавливал мысль Барта. … вера кажется мне похожей на огромную горную гряду. Она манит издалека, но когда мы пытаешься забраться на вершину, ту натыкаешься на ущелья, вертикальные склоны и протяжённые ледники. Многим скалолазам приходится повернуть назад. Некоторые гибнут, но почти никто не добирается до вершины. Тем не иене, с высоты, по всей видимости, отрывается восхитительно прекрасная и ясная картина.
29 июня 1949 года Пиз (охранник) сообщил мне, что западные зоны оккупации снова стали независимым государством и получили название «Федеративная республика». Восточная зона провозгласила себя «Демократической республикой». Как бы там ни было, через 4 года после падения рейха Германией вновь управляют немцы, а не оккупационные власти.
Я где-то прочитал, что скука – единственная мука ада, о которой забыл Данте.
Прочитал у Германа Гессе о том, что каждый человек, какой бы неприметной ни была его роль в обществе, должен попытаться не усиливать напряжённость, которая существует между людьми.
Преданность не такая уж добродетель, потому что преданность всегда предполагает определённую нравственную слепоту у того кто предан. Если бы кто-нибудь действительно знал, что такое добро и что такое зло, преданность бы осталась за бортом.
В третьем рейхе ни одно слово не звучало так часто как слово «преданность».
Слишком поздно я начинаю понимать, что существует только один достойный вид преданности: преданность нравственности.
Тесное соседство – благодатная почва для враждебности.
Как же сильно человек стремится быть полезным.
Незаполненное время не поддаётся измерению. Строго говоря, нет событий – нет времени.
Ингода мне кажется, что простые чувства людей служат более надёжным проводником к порядочности, чем любые законы.
Их (средневековых хоралов) монотонность свидетельствует о неиспорченности людей того времени, их способности испытывать эмоции. В более сильных стимулах не было необходимости. Средневековым художникам тоже достаточно было небольших жестов, чтобы выразить драму. А недавно я прочитал, что в те времена люди, впервые услышав полифонию, теряли сознание. Таким образом, можно предположить, то прогресс ведёт к обеднению духа.
Об архитектуре.
Палаццо Дукале в Урбино произвёл на меня неизгладимое впечатление архитектурным решением в целом и утончённостью деталей. Этот дворец всегда казался мне воплощением мечты, идеалом, к которому я хотел стремиться.
Творения Делорма и благородство замка Анси-ле-Фран заставили меня осознать, что архитектура может быть великой без монументальности. Что этот стиль классицизма производит столь сильное впечатление именно благодаря отсутствию внешних эффектов. В сущности, на фоне строгой красоты раннего французского Возрождения напоминающие крепости флорентийские замки выглядят вульгарно.
Развитие немецкого искусства в ту эпоху вызывает разочарование. Вендель Диттерлин не идёт ни в какое сравнение с Делормом. У Диттерлина элементы античности накладываются на вычурные строения в стиле поздней готики. Всё кажется излишне живописным, нет чётких линий, нет внутренней свободы.
Возрождение, возникнув в Италии, распространилось на Францию и Англию, но, в сущности, обошло стороной Германию. Возможно, одна из причин успеха Гитлера кроется именно в том, что гуманистическая культура не добралась до Германии.
Один большой секрет диктатуры – от Сталина до Гитлера – заключается в их способности преподнести насилие под моралистическим соусом и, таким образом, превратить его в удовольствие.