Когда отец уходил на войну я не помню – тогда я был очень маленький. Хорошо помню, когда он вернулся – тогда мне было уже восемь лет. Я уже ездил на лошади, хотя падал часто. Вместе с Иваном Косым ездил в ночное. До возвращения отца дедушка брал меня с собой в поле. С поля мы возвращались, я успевал поужинать и вместе с Иваном выезжал в луга.
Собирали меня мама и бабушка. Навернут на ноги портянки, наденут бахилы – это вроде чулок, сшитых из кусочков кожи, они не промокают даже в воде так как пропитаны товарным дёгтем. На бахилы наденут лапти. Я одевал пиджак из самотканого сукна, с собой брал чапан. Это одежда в виде тулупа тоже из самотканого сукна, в ночном им укрывались вместо одеяла, а на лошадь его клали вместо седла. Лошадь у нас была небольшая, звали её Буркой. Силы она была средней, но своей лошадиной смекалкой ловкостью превосходила других лошадей. Сколько раз она меня выручала…
Приезжая в луга, лошадей спутывали – связывали верёвками передние ноги, чтобы они за ночь не разбежались далеко. Мы собирались в одном месте, с нами были и старики. Ребятишки приносили дрова, разжигали костёр, иногда очень большой, если останавливались около леса: у Дубовой Гривы, у Шутовой Ямы или у Суры. Там сушняку много. Натаскаем его воза два, да как зажжём. Огонь высоко в небо красным языком в тёмной ночи пылает, а яркие искры, кажется, к самым облакам летят. Потом кто-нибудь из взрослых сказку или историю из жизни расскажет – так половина ночи и пройдёт. Утомлённые дневной работой и убаюканные ночным мраком поздно укладывались спать. Ложились группами по три-четыре человека, чтобы теплее было. На землю стелили свои пиджаки, под голову клали лошадиные уздечки – припрём их каким-нибудь пиджаком – вот и подушка. Сверху, как одеялом, накрывались чапанами. Накинем их штуки по три-четыре, прижмёмся друг к другу и теплее становится. Но весной или осенью частенько случались морозы, вот тогда холодно было, особенно, когда встаёшь.
Кажется только уснул, а уже кричат – подъём. Ночная мгла ещё не рассеялась, чуть просматриваются тёмными пятнами кустарники и деревья. Мокрая росистая трава охлаждает согревшиеся за ночь ноги. В этой предрассветной мгле идёшь искать лошадь. Сначала я ходил с Иваном, но он шёл быстро я не поспевал за ним со своей тяжёлой ношей – чапан, уздечки и сумка для еды были для меня приличным грузом. Потом, через некоторое время, я стал ходить один. Ранним утром когда на востоке начинает заниматься заря, в разных местах слышались далеко разносящиеся голоса: "Петров! Твоя лошадь здесь…”
Когда мы ходили с Иваном вместе, то, найдя Бурку, он сажал меня на неё. Потом находили его лошадей и вместе ехали домой. Потом, когда я стал самостоятельным, подсаживать на лошадь меня было некому. Самому забраться было трудно. Приходилось искать высокий пенёк или кочку. А, если их не находил, то с большим трудом, вдосталь наплакавшись, кое-как забирался сам. Бурка была умной и послушной, всегда стояла так как поставят.
Нравилось мне ездить в ночное на праздники. Это две ночи и день. Уезжали в субботу. Воскресенье в лугах и приезжаешь домой только в понедельник утром. Останавливались на праздник всегда у озера или у реки. Можно было купаться, ловить рыбу, бегать и играть среди цветущей травы, рано вставать в воскресенье не надо было. Это нам очень нравилось.