Императрица Екатерина Вторая, прозванная Великой, как и ее соотечественник прусский король Фридрих Великий, оставила богатое литературное наследие. Интересно, что оба монарха выбрали для своего творчества отнюдь не родной немецкий язык. Бывшая принцесса Фике, после многих испытаний ставшая русской самодержицей, старалась говорить и писать именно по-русски. А Старый Фриц, не скрывая своего презрения к германской культуре, предпочитал самовыражаться на французском. Кроме того, Екатерина не в пример Фридриху сочиняла сама, без посторонней помощи, изводя при этом такое количество бумаги, что даже шутила на тему собственной графомании. Одних только пьес из-под ее пера вышло два-три десятка. Неизменно высоко оценивая свои писания, царица всерьез сравнивала себя с Мольером и считала себя вправе поучать успешных литераторов и издателей вроде Василия Петрова и Николая Новикова. В то же время венценосная сочинительница проявляла неожиданное милосердие к бедным и слабым «собратьям по перу». Однажды граф Самойлов доложил Екатерине о сложенных про нее дерзких стихах. Автор стишков изобличен, схвачен и ждет кары. Императрица сказала графу прочесть рифмованную дерзость вслух. Самойлов не решился, – они, мол, наполнены непристойностями. Тогда Екатерина приказала подать ей бумагу: «чего нельзя читать женщине, то должна читать царица». Начав чтение и зардевшись от негодования, она вдруг подошла к камину, бросила пасквиль в огонь и не велела называть ей имени наглеца, заявив, что не хочет знать о нем. Анекдот этот известный государственный деятель и критик Александр Шишков слышал лично от графа Самойлова.

См. также:

Материал в Живом журнале

Материал Вконтакте

Материал в Гугл+

Материал в Фейсбуке