Совершенно и окончательно масонство было запрещено в России в 1826 году. Оно стало забываться. Лишь немногие русские романисты, воскрешая прошлое, рисовали портреты масонов, и мы удержали еще в памяти Пьера Безухова из «Войны и мира», смутно вспоминаются где-то прочитанные рассказы о Великом Розенкрейцере, о графе Сен-Жермене, о Калиостро. Наконец, сквозь дымку прошлого, как отдаленное эхо школьных лет, вспоминается Николай Иванович Новиков.

Молоток мастера ложи

Законы масонов строго повелевали не открывать масонских тайн профанам – ни устно, ни письменно. В сохранении тайны масоны клялись страшными клятвами, подписывая присягу собственной кровью. Но масонов нет. Взамен их – стеклянные витрины музеев с масонскими орденами и знаками. Холодный блеск металла кинжалов и мечей почти не изменился за сто лет; сверкает золото пламенеющих звезд; горят кровавым блеском кроваво-красные самоцветные камни; разноцветный шелк масонских одеяний почти ист­лел; белая лайка перчаток и запонок потемнела; по­чернело серебро на масонских эмблемах смерти; уди­вительно сохранили свои краски великолепные орден­ские струйчатые ленты – зеленые, розовые, голубые… Архивы хранят роскошные патенты на масонские зва­ния. В архивных шкафах многочисленные масонские рукописи и книги: тщательно перевязаны консервато­рами потемневшие письма; бережно расставлены на полках большие протокольные книги в темных проч­ных кожаных переплетах; масонские обрядники в виде небольших книжек в восьмушку переплетены в алый и лазоревый бархат, в белый атлас, разукрашенный золо­тыми масонскими эмблемами».

Так писала в 1907 го­ду в одной из своих статей на страницах журнала «Море» крупнейший знаток масонства Тира Оттовна Соколовская.

Прошло почти девяносто лет после этой публика­ции. Теперь уже нет музейных витрин с масонскими сокровищами и раритетами, но вновь, как и тогда, в начале XX столетия, масонская тема волнует отечест­венные умы.

Здание Императорской Публичной биб­лиотеки в Санкт-Петербурге

На полках бывшей Императорской Публичной биб­лиотеки в Санкт-Петербурге стоят переплетенные но­мера журнала «Море», где прячутся статьи о вольных каменщиках, чья история в их взаимной связи нас интересует.

Александр Карлович Беггров. На рейде Кронштадта.

В конце 1901 года (в октябре) в Санкт-Петербурге стал выходить журнал «Море и его жизнь». С конца 1905 года журнал именовался просто «Море». Отме­тим внешнюю сторону истории журнала: он с 1901 по 1904 год включительно выходил ежемесячно, с 1905 по 1907 год включительно – еженедельно, а с 1908 по 1917 год – выпусками по одному-двум номе­рам в год в виде брошюр. Редакторами журнала явля­лись: Н.Н.Беклемишев, с № 1 1908 года – также А.Д.Григорьев, с 1911 года – Ю.В.Руммель¹, причем Н.Н.Беклемишев значился издателем.

Интересующий нас журнал можно отнести в разряд общественно-политических и научно-популярных из­даний, напрямую связанных с флотом.

Гора Николая Николаевича Беклемишева в бухте Провидения
в Беринговом море

Душой этого периодического издания, так сказать, его «пламенным мотором» был на протяжении сем­надцати лет отставной генерал-майор Николай Николаевич Беклемишев (род. в 1857 г.), выступавший в разные годы в качестве редактора и издателя «Моря». Автор многих публикаций, он подписывал свои статьи собственным именем или псевдонимом, а также поме­щал статьи без подписи. По всей видимости, многие материалы «Моря», носившие пометы «От редакции», принадлежат перу Н.Н.Беклемишева.²

Высочайший смотр кораблей Балтийского флота в 1848 году.
Художник А.П.Боголюбов. 1850-е годы.

Соляной городок. Акварель Л.Н.Бенуа и Н.П.Красовского. 1870 год.

«Море» как орган Лиги обновления флота служит интересам военного и торгового флотов и вспомога­тельных к ним учреждений, не упуская из виду, что морская деятельность является показателем внутрен­него состояния страны, и понимая, что обновление флота в широком смысле происходит с обновлением жизни государства», – неоднократно отмечалось на обложках журнала.

В Санкт-Петербурге в стенах знаменитого Соляно­го городка на Пантелеймоновской улице, 2, в самом конце 1905 года при IV военно-морском отделе (техники военного и морского дела) Императорского Русского технического общества воз­никает Лига обновления флота.

Задача Лиги сводилась к мобилизации обществен­но-политических сил, усилий промышленных и фи­нансовых кругов России на дело быстрого восстанов­ления русского флота после сокрушительного пораже­ния при Цусиме.

Интересна история возникновения Лиги: «Предсе­датель IV военно-морского отдела Русского техниче­ского общества по просьбе лица, пожелавшего остать­ся неизвестным, в заседании непременных членов от­дела 8 ноября 1905 года формулировал предложение об учреждении нового общества, что было встречено с горячим сочувствием всеми присутствовавшими», – писал журнал «Море». Затем на следующих заседаниях происходил обмен мнениями, где были выработаны программа и устав Лиги. 20 декабря 1905 года состоя­лось избрание должностных лиц общества. Председа­телем Лиги назначили Н.Н.Беклемишева. 22 августа 1906 года устав Лиги обновления флота был зарегист­рирован градоначальником столицы.

10 декабря 1915 года Лига обновления флота стала именоваться Морской лигой.

Санкт-Петербург, Пантелеймоновская улица (улица Пестеля), дом № 2.
Вход в Императорское Русское техническое общество. Фото 2010-х годов.

Судя по протоколу собрания Морской лиги от 28 марта 1917 года, то есть после Февральской революции (со­бытия которой прошли сравнительно недавно), Лига продолжала координировать свои дей­ствия с IV военно-морским отделом Русского Техниче­ского общества.

Причастность к работе редакции и изданию журна­ла «Море» – органа Лиги обновления флота – вели­кого князя Александра Михайловича была очевидна для многих современников. Очевидно и участие Алек­сандра Михайловича в различных начинаниях Лиги обновления флота. Императорское высочество вели­кий князь постоянно материально поддерживал Лигу, жертвуя тысячи рублей на мероприятия, ею проводив­шиеся. В России он курировал торговое мореплавание и возглавлял Морской музей в Петербурге.

Занимаясь различными проблемами флота, орган Лиги обновления флота журнал «Море» очень часто касался политической стороны вопроса обновления морской мощи России, писал о мировых политиче­ских союзах великих стран, о той роли, которую долж­на играть Российская империя и ее флот в будущей войне.

Розенкрейцерский запон (фартук)

Появление в «Море» масонского вопроса и публи­каций об ордене вольных каменщиков не являлось случайностью. Эту проблему надо рассматривать в русле задач журнала. Редакция «Моря» считала: «Мож­но думать, что образование замкнутых морских союзов и кружков поведет к новому оживлению деятельности масонских лож». Здесь нужно добавить: как в самой России, так и во всем мире. Своими публикациями о масонстве группа лиц, стоявших около Н.Н.Беклеми­шева, на страницах журнала начала вести целенаправ­ленную пропаганду различных вопросов, сюжетов, проблем, совокупность которых описывала тему ма­сонства. Публикации об ордене франк-масонов носили характер как «про», так и «контра», что являлось нео­бычным для русской периодической печати, прошед­шей к концу 1990-х годов стадию политической диф­ференциации по партийным и клановым пристрас­тиям.

Иностранец в гостинице. Карикатура на полицию
императора Николая I Гюстава Доре.

Как известно, двумя императорскими указами – Александра I от 1822 года и Николая I от 1826 года – масонство как тайное общество в Российской империи было запрещено. Каждый вступавший на военную государственную службу обязан был дать подписку о непринадлежности к масонским ложам.

Всеобщая подозрительность. Карикатура на полицию Николая I Гюстава Доре.

Послабления октября 1905 года разрешили деятельность по­литических партий и привели к созданию представи­тельных органов власти – Государственной думы и Го­сударственного совета. Деятельность лож не была разрешена, да и сами масоны России не выходили на поверхность, действуя «в тиши».

Периодическая печать, получившая «свободу сло­ва», наряду со множеством других вопросов обсуждала и проблему масонства, которая не сходила со страниц газет, журналов, сборников, альманахов. За период с 1905 по 1917 год включительно, по нашим подсчетам, таких выступлений насчитывается более полутора ты­сяч. За двенадцать неполных лет в России на страни­цах периодики были поставлены почти все проблемы, касающиеся темы франк-масонства, а интересующий­ся читатель вполне мог уяснить для себя, что же это такое.

Появление каскада всевозможных сведений в печа­ти об ордене не могло не вызвать реакции у тех, кто принимал политические решения. Накручивавшийся правой печатью вокруг масонов клубок всевозможных «сведений» и очень часто жутких подробностей о мно­гочисленных ужасающих планах и кровавых заговорах не мог не волновать ум императора Николая II и его ближайшего окружения.

Николай II стимулирует разыскания об ордене франк-масонов, подключая сюда сотрудников Мини­стерства внутренних дел в лице Департамента по­лиции.

В начале 1907 года к Николаю II был вызван жан­дармский полковник А.В.Герасимов. Император по­ставил перед ним, руководителем Петербургского ох­ранного отделения департамента полиции, ряд вопро­сов. Герасимов вспоминал:

«Второй пункт, которым весьма интересовался царь, был вопрос о масонской ложе. Он слыхал, что существует тесная связь между революционерами и масонами, и хотел услышать от меня подтверждение этому. Я возразил, что не знаю, каково положение за границей, но в России, мне ка­жется, масонской ложи нет, или масоны вообще не играют никакой роли. Моя информация, однако, явно не убедила Государя, ибо он дал мне поручение пере­дать Столыпину о необходимости представить исчерпывающий доклад о русских и заграничных масонах. Не знаю, был ли такой доклад представлен Государю, но при департаменте полиции функционировала ко­миссия по масонам, которая своей деятельности так и не закончила к Февральской революции 1917 года».

Вплоть до своего отречения от русского престола император Николай II воспринимал масонство как од­ну из серьезных угроз государственному устройству России – монархическому строю. Начавшиеся изы­скания внутри департамента полиции привели на пер­вом этапе к сбору сведений, которые очерчивали круг тех, кто в той или иной мере был причастен к ма­сонской тематике, так интересовавшей царя.

В поле зрения политической полиции попал и жур­нал «Море», страницы которого пестрели сюжетами о вольных каменщиках.

Своих адресов редакция не скрывала, указывая в журнале, где можно было найти ее сотрудников, саму редакцию и близкие по духу ей организации. Среди них Императорское русское техническое общество (Пантелеймоновская, дом № 2) – здесь помещалось Бюро Лиги обновления флота, и Музей изобретений и усовершенствований (Мойка, дом № 12).

Два этих адреса весьма любопытны для отечествен­ных историков культуры, политики и масонства. Вот почему интересно остановиться на них.

Соляной городок. Фото 2000-х годов.

На Пантелеймоновской, в доме № 2, размеща­лось находившееся под императорским покровительст­вом крупнейшее научно-техническое общество доре­волюционной России, имевшее множество отделений (около двадцати) во всех частях огромной страны. Из этого здания, входившего в комплекс Соляного город­ка, координировалась работа научных, промышлен­ных, финансовых и общественных провинциальных центров, тех деятелей и лиц в губерниях и провинци­ях, которые интересовались вопросами научно-техни­ческого развития национальной промышленности по всем известным тогда отраслям народного хозяйства. Императорское Русское Техническое общество бурлило идеями, объе­диняя в своих рядах личности самые разнообразные по темпераментам, политическому весу и капиталам, знаниям и жизненному опыту, социальному проис­хождению и общественному влиянию.

Набережная реки Мойки, дом № 12, где в начале 1900-х годов располагалось
Санкт-Петербургское охранное отделение. Фото 2000-х годов.

Другой адрес (Мойка, дом № 12) знаменит сегодня тем, что здесь находится неоднократно изменявший свой внешний облик и внутренний вид дом, где, как изве­стно, находилась последняя квартира поэта А.С.Пуш­кина. Приходящие сюда многочисленные любители Пушкина в подавляющем большинстве не знают, что в начале XX века здесь размещалось Петербургское ох­ранное отделение Департамента полиции Министерства внутренних дел. Именно от­сюда велся оперативный политический сыск – филер­ское наблюдение за экстремистами и террористами, политическими и общественными деятелями, чинов­ным и государственным людом, а также политически­ми проходимцами всех мастей. Значительна роль Пе­тербургского охранного отделения в плавном подавле­нии революции 1905 года, в предотвращении политических убийств, актов террора в Северной столице России…

Адрес дома на Мойке, 12 в начале века был хорошо известен, ибо от разместившихся в нем жандармов во многом зависело спокойствие как в столице, так и в других городах и губерниях империи, зависела жизнь обывателей, крупных сановников, членов император­ского дома, да и самого царя.

Именно здесь в помещении, где ранее находились жандармы, мирно суще­ствовал Музей изобретений и усовершенствований, бывший одним из подразделений Лиги обновления флота. В стенах музея проходили собрания Лиги, уст­раивались вечера, здесь читались доклады и сообще­ния, сюда шли письма, сюда приносили рукописи для публикации в журнале «Море». Здесь, в этом доме, трудился Н.Н.Беклемишев, редактор и издатель «Мо­ря», бессменный председатель Лиги обновления флота (радевший о возрождении флота вместе со своими то­варищами по Лиге) и в то же время – директор коми­тета Музея изобретений и усовершенствований.

Сотрудники Санкт-Петербургского охранного отделения во главе с начальником Охранного отделения Александром Васильевичем Герасимовым. Фото 1900-х годов.

Получив приказ Николая II разобраться по ма­сонскому вопросу, департамент полиции начал изучать деятельность лиц, к данному вопросу причастных.

Среди тех, на кого обратили внимание спец­службы того времени, был и «его превосходитель­ство» Н.Н.Беклемишев, отставной генерал-майор, что соответствовало четвертому классу чинов «Табели о рангах», редактор «Моря», страницы которого пест­рели франк-масонством.

Личность и дела Н.Н.Беклемишева, изучавшиеся политической полицией, как и другие фигуры, причастные к масонской теме, суммировались в некие груп­пы, за которыми установили наблюдение. Выйдя на Беклемишева, стали досматривать его корреспонден­цию, то есть вскрывали ее для прочтения, копировали наиболее интересные места и собирали копии для то­го, чтобы сделать выводы.

Выводы относительно Николая Николаевича Бек­лемишева утешительными не были. Если бы он в то время смог прочитать в «масонском деле» то, что о нем пи­шут сотрудники тайной полиции!

Писалось же много интересного. В недрах поли­тического сыска, наблюдавшего за масонами, в мае 1911 года была составлена обширная записка, в кото­рой относительно редактора журнала «Море» мы чита­ем: «Все петербургские масоны группируются около Н.Н.Беклемишева, Т.О.Соколовской и В.В.Архангельской-Авчинниковой. Главным местом их собраний является помещение Музея изобретений и усовершен­ствований (Мойка, 12), где почти ежедневно происхо­дят обсуждения всевозможных тем, касающихся ма­сонства». В записке также отмечалось: «Устраиваемые в этом помещении собрания не являются, однако, со­браниями в стиле «лож», а представляют собою подго­товительную инстанцию вербования адептов ма­сонства, выражающуюся в чтении тенденциозных лек­ций и докладов».

Так и писали!

Но тылы у редактора «Моря» были крепкие, тылы имелись!

За спиной редактора «Моря» Н.Н.Беклемишева, председателя Лиги обновления флота (впоследствии–Морской лиги), стоял великий князь Александр Ми­хайлович, курировавший торговое мореплавание и Морской музей в Санкт-Петербурге. Родственник царя по крови, великий князь скрепил свои отноше­ния с императором, женившись на великой княгине Ксении Александровне, сестре Николая II.

Добавим: Александр Михайлович (род. в 1866 г.) был сыном великого князя Михаила Николаевича, в 1892 году командовал миноносцем «Ревель», в 1909 го­ду – броненосцем «Ростислав», в 1905-м – начальство­вал над отрядом минных крейсеров; являлся активным деятелем, требовавшим значительных ассигнований на военно-морской флот. Он один из инициаторов создания воздушного флота империи. Таким образом, Александр Михайлович был не только накрепко свя­зан с флотом морским, но и завязывал связи с флотом воздушным.

В высших сферах государственного управления, при дворе, да и в широких кругах общественности знали о склонности его императорского высочества великого князя к оккультным секретам, мистицизму, спиритуализму, розенкрейцерству, разгадке тайн поту­стороннего мира.

Александр Михайлович возглавлял ложу русских филалетов, ведшую свои истоки из XVIII века от ок­культного французского общества, распространившего свою деятельность на ряд европейских стран, а на ру­бежах XIX и XX столетий и в самой России развивше­го свои работы.

Нина Николаевна Берберова пишет: «В ложу фи­лалетов принимали всех, кто хотел, никаких анкет и рекомендаций не требовалось. К 1916 г. в ложе оказа­лось около тысячи человек. Никого не исключали и никого никакими взносами не облагали».

Мистиком был и брат Александра Михайловича, великий князь Георгий Михайлович, входивший в другое масонское послушание – орден мартинистов.

Мистицизм, как сегодня хорошо известно, при русском императорском дворе пользовался особым вниманием, был в почете.

Время выхода журнала «Море» (1905-1917 гг.) и, следовательно, пропагандировавшиеся и шедшие к чи­тателю с его страниц идеи явились во многом продук­том Русско-японской войны 1904–1905 годов, а также активных революционных выступлений 1905 года.

Касаясь наступивших после 1905 года в России событий, бывший Верховный главнокомандующий русской армией А.А.Брусилов писал в мемуарах, изданных в годы «советской власти»:

«А между тем было о чем подумать: революция, хотя временно и погашенная, указала ясно, что теперь кре­стьянство уже не то, что все слои общества крайне не­довольны, интеллигенция почти вся революционна, и нетрудно было догадаться, что созданием так называе­мого «Союза русского народа», составленного притом из подонков, ограничиться никак нельзя. Весьма ха­рактерно, что к этому же времени вылезли разные проходимцы, которые, пользуясь мистическим настроением психически больной императрицы, стали играть серьезную роль в жизни царской четы и тем влиять на управление государством, что восстановило все серьез­ные круги общественных и государственных деятелей, окончательно изолировав самих царя и царицу, остав­шихся в среде так называемой дворцовой камарильи. Тут выступает на сцену Распутин, начинающий играть серьезную роль в управлении Россией. Во многом это напоминало последние годы царствования Людо­вика XVI и Марии-Антуанетты во Франции. Это очень понятно, ибо одинаковые причины вызывают немину­емо такие же действия, а за ними и следствия.

В такой-то обстановке началась давно предвиден­ная, неизбежная всемирная война».

Сюда надо добавить весьма нейтральные к русской действительности мемуары в форме дневниковых за­писей Жоржа Мориса Палеолога, посла союзной по Антанте республиканской Франции. Палеолог ставил вопрос и отвечал на него в дневнике: «Откуда явилось у вели­кой княгини Елизаветы Федоровны и у ее сестры, им­ператрицы Александры, это удивительное преоблада­ние мистических черт? Мне кажется, что оно унасле­довано ими от их матери, принцессы Алисы, дочери королевы Виктории, бывшей замужем с 1862 г. за на­следным принцем Гессен-Дармштадтским и умершей в 1878 г. в возрасте 35 лет.

Воспитанная в самом строгом англиканизме, прин­цесса Алиса испытала вскоре после замужества стран­ного рода страсть, вполне духовную и интеллектуаль­ную, к великому тюбингенскому богослову-рациона­листу, знаменитому автору «Жизни Иисуса» Давиду Штраусу, умершему четырьмя годами раньше ее. Он тотчас же приобрел над ней большое влияние. Глубо­кая тайна окутывает еще этот роман двух умов и двух душ, но нельзя, тем не менее, сомневаться, что он сильно смутил ее в ее верованиях, и что она пережила ужасные потрясения.

Ее дочери могли от нее унаследовать склонность к религиозной экзальтации. Быть может, нужно также видеть в них действие атавизма, гораздо более древне­го, так как я нахожу в числе их предков по женской линии имена святой Елизаветы Венгерской и Марии Стюарт».

И несколько ниже в тех же воспоминаниях Мориса Палеолога читаем: «Я уже отметил в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федо­ровна получила по наследству от матери и которые проявляются у ее сестры Елизаветы Федоровны в бла­готворительной экзальтации, у ее брата, великого герцога гессенского, в странных вкусах. Эти наслед­ственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в положительной и уравновешенной среде Запада, нашли в России са­мые благоприятные условия для своего полного раз­вития».

Продолжая мистический мотив в мемуаристике, мы обращаемся к другому автору. Павел Григорьевич Курлов – один из высших сановников империи по полицейской и жандармской части. Генерал замечает в воспоминаниях:

«Конец XIX и начало XX века знаме­нуются упадком религии не только в высшем обще­стве, но даже в народе. Неизбежным спутником такого падения является мистицизм, который незаметно, да­же для искренно верующих людей, перемешивается с чистой религией. Государь Император был несомнен­но глубоко религиозным человеком. Тяжелые события царствования не могли пройти для него бесследно и не направить Его духа, по-моему, почти непроизволь­но в сторону мистицизма».

Павел Афанасьевич Бурышкин, кстати, масон послушания «Великий Восток Народов России», с горечью отмечал:

«До революции сравнительно мало знали о действительном положении дел, о том роко­вом влиянии, которое на императорскую семью ока­зывали всякие проходимцы, вроде предшественника Распутина французского целителя Филиппа или небе­зызвестного доктора Папюса. Некоторые наивные ис­торики революции, вероятно, добросовестно не подо­зревали, говоря о жидомасонских ее корнях, что един­ственным моментом несомненного масонского влияния на судьбы российские была мартинистско-масонская деятельность Папюса и создание в недрах Царского Села мартинистской ложи «Крест и звезда». О придворных оккультистских похождениях Филиппа и Папюса в Петербурге в начале текущего столетия много говорили. Об этом свидетельствуют дневники А. А. Половцева и Н.А.Бобринского, а также воспо­минания Витте».

О мистицизме Николая II пишет и крупнейший знаток «внутренней» политической истории, ее непос­редственный творец, уже цитировавшийся нами жан­дармский полковник, ставший генералом, А.В.Гера­симов:

«Как известно, Государь Николай II отличался сильной наклонностью к мистицизму. Ее он унасле­довал от своих предков. В начале его царствования многие питали надежды на то, что под влиянием своей жены – образованной женщины, одно время даже, кажется, слушавшей лекции в Оксфорде, – царь излечится от излишнего мистицизма. Жизнь не оправ­дала этих надежд. Не царь под влиянием недавней оксфордской студентки повернул от мистицизма к трезвому реализму, а, наоборот, царица под его влия­нием вдарилась в такой мистицизм, равного которому мы не найдем в биографиях членов нашего царствен­ного дома. Не оказали благотворного влияния на нее и события эпохи 1904–1906 годов. Наоборот, вместо того чтобы заставить его серьезно заняться вопросами необходимого переустройства русской государственной жизни, тревоги, пережитые во время революции, толь­ко еще дальше толкнули ее в область мистических на­строений. Надо сказать, события этих лет вообще вы­зывали сильный рост мистических увлечений в вы­сших классах общества. В петербургских салонах, игравших в придворных кругах такую заметную роль и наложивших свою роковую печать на общие судьбы России, наперебой занимались спиритизмом, вертели столы, вызывали духов и т. д.».

Писательница Нина Николаева Берберова

Суммируя отмеченный материал, предоставим сло­во Н.Н.Берберовой:

«Параллельно в эти же годы (1905–1906) в России оживилась деятельность марти­нистов с помощью двух шарлатанов, Папюса и Фи­липпа (предшественников Распутина при русском дво­ре). Вскоре граф Мусин-Пушкин стал у них Великим Мастером. Говорили, что в молодости Николай II был мартинистом, по примеру своих английских, герман­ских и датских родственников. Николай II вышел, од­нако, очень скоро из тайного общества. Но его дядя, вел. кн. Николай и Петр Николаевич (внуки Николая I и двоюродные братья Александра III), а также вел. кн. Георгий Михайлович остались мартинистами высоких степеней и время от времени, в специальном храме в Царском Селе, собирались для ритуала. Это продолжа­лось до 1916 г., когда мартинистам пришлось прекратить свое существование. Великих князей, конечно, не тронули...».

Возвращаясь к Лиге обновления флота, зададимся вопросом: кто же содействовал ее развитию, проводи­мым ею мероприятиям? Это были отец и сын – великие князья Ми­хаил Николаевич и Александр Михайлович, а также великая княгиня Ксения Александровна, поддержи­вавшие Н.Н.Беклемишева, создателя Лиги обновле­ния флота, ее бессменного председателя, редактора, издателя и автора статей в журнале «Море» (органе Лиги), видного и активнейшего члена Императорского Русского Технического общества, директора комитета Музея изобретений и усовершенствований (одно вре­мя Музей подчинялся Лиге, затем стал составной час­тью Общества военной, морской и сельской техники).

Великий князь Александр Михайлович избежал участи иных членов императорской фамилии, ликви­дированных летом 1918 года. За границей, в Париже, в 1933 году им выпускаются в трех частях воспомина­ния, в которых он сообщает о своем руководстве тай­ным обществом филалетов, здесь же говорится о его помощнике по делам этого общества Беклемишеве...

Итак, мы подходим к проблеме двух идейных тече­ний в русском масонстве начала XX века, к так назы­ваемым мистическому и политическому его направле­ниям. Беклемишев и близкий ему круг лиц, безуслов­но, принадлежали к направлению первому, что, однако, не исключало его контактов и с политически­ми масонами. Их организация, пройдя стадии возник­новения и реорганизации, к началу 1910-х годов ста­ла быстро расширяться территориально и численно. Н.Н.Беклемишев, причастный к деятельности Импе­раторского Русского Технического общества (ИРТО), не мог не ощущать проявлений деятельности политиче­ских масонов, контролировавших к началу Февраль­ской революции 1917 года многие отделы и местные организации ИРТО.

Здесь не место выяснять, почему сотрудники Де­партамента полиции не вышли, а следовательно, и не подавили политических масонов, сгруппировавшихся в «Великом Востоке народов России», который после отречения Николая II от престола и за­хватил власть в мартовские дни 1917 года и удерживал ее до октябрьского переворота. Но ясно одно: Импе­раторское Русское Техническое общество было одним из оплотов масонской структуры, носившей надпар­тийный и межпартийный характер.

О масонах – членах РТО вспоминала Екатерина Дмитриевна Кускова, входившая в число принятых членов действовавшего в России ордена и являвшаяся женой Сергея Николаевича Прокоповича – будущего министра Временного правительства. Последний, напомним, был принят в масоны во время своей учебы в Брюссе­ле еще в 1898 году и вошел в состав русского братства вольных каменщиков с 1908 года, после вывода масон­ских лож на территории самой империи. Кускова пи­сала: «Такие общества, как вольно-экономическое, техническое, были захвачены (масонами – С.Л.) це­ликом. Это – рецепт Союза освобождения. Ведь еще во время его действия в вольно-экономическом обще­стве прочно уселись его члены: Богучарский, Хижняков (секретари); С.Н. (Прокопович – С.Л.) – предсе­датель экономической секции. То же и в техническом обществе: Лутугин, Бауман – в центре».

Сергей Николаевич Прокопович (1871-1955)

Таким образом, налицо констатация двух легаль­ных структур, в одну из которых входил редактор «Моря» Н.Н.Беклемишев...

И если есть течения внутри единого потока, то они обязательно конфронтируют друг с другом. Публика­ции о масонстве на страницах журнала «Море» в опре­деленной мере отразили борьбу мистических и по­литических масонов, самих являвшихся продуктом развития национальной общественной мысли – части мысли мировой.

Снятие царских гербов в марте 1917 года. Художник Иван Владимиров.

Всякая мишура строя исчезает почти одновременно со сменой политической организации общества. Ухо­дят идолы, гимны, символика, цвет флагов и знамен, конфигурация и рисунок герба, военная форма, фор­мы обращения людей друг к другу. Вспоминая про­шлое, мы узнаем то, что знакомо нашим дням, и что­бы что-то отрицать или принимать, надо об этом знать. Деятельность масонских лож сегодня стала уже общим местом, несмотря на заявления некоторых ав­торов о том, что в России масонов больше нет! Любой категоричный взгляд всегда вызывает вопрос, разре­шение которого ведет к изучению истории самого вопроса.

К сожалению, те обличения «торжествующей де­мократии», которые мы слышим, и проявления кото­рых ощущаем повседневно на протяжении последних двадцати пяти лет, не приводят пока к созидательным результа­там. Процесс брожения еще не закончен, ибо отжив­шие постулаты идеологии, все еще культивируемые «государственными историками», продолжают тормо­зить здравые изыскания о прошлом. Все эти препода­ватели, старшие преподаватели, доценты, профессора, кандидаты, доктора, члены-корреспонденты и акаде­мики, руководящие подчиненными им кадрами исто­риков, продолжают из средств налогоплательщиков получать деньги за свои «научные звания» и «академические долж­ности», до августа 1991 года занятие последних было возможно лишь по решению «партийных органов».

Отмеченные обязательной печатью марксизма-ле­нинизма, докторские и кандидатские дипломы истори­ков – членов КПСС – до сих пор продолжают служить капиталом, ренту от которого получают их обладатели. Проценты же идут из нашего кармана. Это они циклили наше созна­ние на декабристах, шумевших один день в декабре 1825 года на Петровской площади Петербурга благодаря безграмотным солдатам, кричавшим здравицы в честь Константина и его жены «Конституции». Историки от КПСС создали рядом с общегосударственным «Ленин­ским культом» «Пушкинский культ» – для любителей прекрасного и множество культиков поменьше...

Огромное множество сюжетов прошлого не изуча­лось «советской исторической наукой». Среди них – и тема русского и мирового масонства, старейшей из многих общественных форм, объединявшей и продол­жающей объединять сегодня многие миллионы людей.

Попытки же поставить в научной литературе воп­рос о масонстве и масонах вызывали погромные кам­пании, в которых участвовала, задавая тон, Академия наук СССР и прежде всего ее отделение истории (академик И.И.Минц, М.К.Касвинов, Ю.И.Игрицкий, Г.З.Иоффе, Е.Д.Черменский, А.Я.Аврех и многие другие), а также ныне действующие профессора и доценты уни­верситетов и высших учебных заведений бывшего Со­ветского Союза.

Однако в литературе, изданной на террито­рии России, можно обнаружить целый ряд здравых суждений по поводу масонской проблемы. Процити­руем одно место:

«Сейчас уже никто не отрицает сам факт существования масонства в дореволюционной России, и центр тяжести существующих разногласий лежит в оценке этого явления. В связи с этим необхо­димо отметить, что масонская проблема имеет не только политическое, но и большое научное значение. Этим самым в нашей литературе поставлена такая важная и совершенно не изученная у нас проблема, как проблема тайной власти. До сих пор преобладает мнение, будто бы действующие на политической аван­сцене исторические персонажи являются теми, кто располагает реальной властью в обществе. При этом мы совершенно забываем о том, что по законам сце­нического искусства даже главные герои руководству­ются уже готовым сценарием, что, кроме артистов, действующих на сцене, кроме сценариста, есть еще ре­жиссер-постановщик и хозяин театра, которые если и появляются на сцене, то лишь в случае успеха. Между тем именно в их руках находятся и выбор репертуара, и подбор труппы, и режиссерское исполнение автор­ского замысла.

Одно из отличий политической сцены от театраль­ной заключается в том, что авторы политических сце­нариев, политические режиссеры-постановщики, про­дюсеры и импресарио, как правило, не указываются на афишах и не любят выходить на сцену даже под шум оваций. Именно поэтому мы обычно не знаем реальных хозяев общества и не понимаем механизма реальной власти. Постановка вопроса о масонах явля­ется попыткой заглянуть за кулисы видимой власти. Даже в том случае, если мы не обнаружим там масо­нов или же если окажется, что масоны представляли собою ту же сценическую труппу, только первого со­става, выступающую для избранной публики и только ей известную, все равно изучение того, что происходи­ло в дореволюционной России за кулисами видимой власти, за кулисами политических партий и революци­онного движения, имеет принципиальное значение, и изучение этого исторического пласта, способное пере­вернуть многие наши нынешние представления, мож­но только приветствовать. Вся проблема заключается только в том, как организовать эти изыскания для то­го, чтобы они были наиболее результативными.

Главная проблема, которая стоит перед любым ис­следователем и которая в данном случае имеет особое значение, – это проблема источников».³

Вот почему публикации о масонстве на страницах журнала «Море», издававшегося и редактировавшегося Н.Н.Беклемишевым, нужно изучать как один из источников, который ранее подпитывал информацион­ную коллекцию департамента полиции, следившего по заданию императора Николая II за спокойствием в империи.

Здание Департамента полиции МВД
на набережной реки Фонтанки, дом № 16. Фото 1980-х годов.

Другой вопрос, насколько политическая полиция могла воспользоваться выявленными данными для оперативных целей. Но это уже другая тема и факт биографии сотрудников спецслужб, выгнанных с рабо­ты в конце февраля – начале марта 1917 года.

Возвратимся к масонским публикациям журнала «Море».

Не какая-то экзотическая и неразгаданная тайна прошлого, ореолом окружавшая жизнь ордена, заста­вила редакцию журнала обратиться к теме вольных ка­менщиков, не поднятие тиража манило руководство журнала, публиковавшего масонские сюжеты, не по­пытка навязать мистические идеи читающей публике, а вполне практические цели двигали авторами и со­трудниками «Моря». Об этих целях редакция, как правило, писала после каждой очередной публикации в за­метках «От редакции».

Попытка связать масонский вопрос с развитием отечественного военно-морского и торгового флота делалась в русской печати впервые, и делалась журна­лом «Море» исходя из соображений государственных!

Ввиду этого редакция «Моря», предоставляя свои страницы публикациям по масонской теме, решала ряд задач. Прежде всего разбудить у читателя (а это главным образом были военно-морские офицеры и моряки гражданского флота) интерес к проблеме ма­сонства, загнанной ранее цензурой по существу в под­полье. Во-вторых, преследовалась цель представить различные оценки братства вольных каменщиков, ис­тории его возникновения и развития, привести порой диаметрально противоположные точки зрения на дея­тельность масонских лож, существовавших легально во многих странах мира. В-третьих, отметить влияние ма­сонства на ход политического и, конечно же, социаль­ного развития в ведущих странах Европы и Северной и Южной Америки, где орден работал открыто, не подвергаясь преследованиям со стороны правительств этих стран.

Сам характер публикаций о масонах в «Море» раз­нообразен. Это проблемные статьи, претендовавшие на аналитику и посвященные истории и современно­сти ордена франк-масонов в России и за ее рубежами; публикации рукописных источников, главным образом из архивов; рецензии; отрывки из работ зарубежных авторов в переводах с французского, английского и немецкого; компиляции и перепечатки статей, ранее появившихся на страницах других изданий; отклики читателей на работы других авторов; уточнения; поле­мика; анонсы о выходе новых статей по масонству, а также работ других авторов в других изданиях; иллю­страции; редакционные заметки.

Очень часто, публикуя материал о франк-масонстве, редакция «Моря» в своеобразных послесловиях выра­жала свою позицию к этой теме. Как правило, такие сообщения («От редакции») подписи не имели. Мож­но не сомневаться, что их автором был редактор «Мо­ря» Н.Н.Беклемишев: «Едва ли теперь существуют наивные люди, не сознающие различия между внеш­ностью и внутренним содержанием масонства. Отно­сящиеся сюда соображения вскоре будут напечатаны у нас», – писала в № 13–14 за 1906 год редакция жур­нала «Море».

Здесь же отметим: Н.Н.Беклемишев публикует свои масонские статьи и за пределами редактируемого им журнала «Море». Так, он печатает свои очерки в «Санкт-Петербургских ведомостях», считая необходи­мым легализацию ордена в Российской империи. За­тем, после переработки газетного варианта в журналь­ный, очерки Беклемишева о масонах появились и в «Море».

Масонские публикации «Моря» освещают весьма различные проблемы, вопросы, сюжеты.

Читатель знакомился с некоторыми страницами истории ряда масонских систем (обрядов, ритуалов или послушаний), историей лож, прежде всего связан­ных с морем; с символикой братства; ритуальной сто­роной масонских работ; вопросами происхождения и развития ордена; традициями франк-масонов; публика­циями исторических документов, песен, символиче­скими рисунками.

Редакция пыталась освещать тему «масонство» на фоне общемирового процесса развития и внутренней истории отдельных стран и народов, касаясь таких сю­жетов, как: масонство и революция, масонство и правящая элита (политика, банковские круги, государст­венные силовые структуры), масонство и вооруженные силы.

Исходя из общих целей издания – прежде всего публикация материалов о море и моряках, журнал и масонскую тему связывал с океанскими просторами и историей маринизма. В этой связи на страницах «Мо­ря» впервые так широко получила отражение деятель­ность ордена в связи с историей русского военно-мор­ского флота, работа лож «Нептун» (XVIII век), «Не­птун» (XIX век), «Нептун к Надежде» (XIX век), с указанием их численного состава, с перечнем имен «братьев» – видных деятелей флота Российской империи.

Публикации о масонстве в журнале «Море» – свое­образный показатель уровня освещения темы в науч­но-популярной форме и в то же время показатель ха­рактера тех вопросов, которые волновали различные круги русского общества в период между двумя рево­люциями 1905 и 1917 годов. Опасность тайной каменщической организации если не прямо, то косвенно от­мечается Т.О.Соколовской, статьи которой часто ка­сались деятельности работавших «в тиши» тайных масонских структур, ложах «закрытого» типа: «Жизнь тайных масонских лож, конечно, известна менее, чем жизнь лож, работавших с ведома правительства. Но тайные ложи возникали и существовали бок о бок с явными ложами и нередко уклонялись от вступления в союзы признанных великими лож», – приходит к вы­воду Тира Соколовская.

Редакцией «Моря» делалась попытка разъяснить читателю, что же такое масонство. Журнал популяри­зировал это явление, раздвигая привычные рамки ис­торической картины прошлого русской общественной жизни, прошлого и настоящего других народов и госу­дарств. «Море», подобно «правым изданиям», не запу­гивало читателя «масонским бредом», сводя свою роль к констатации самого факта наличия данной обще­ственной структуры, заставляло по-иному, не как раньше, взглянуть на нее общественные круги и власть предержащих. В то же время, наряду с впервые вводи­мыми в научный оборот документальными источника­ми, редакция печатала сентенции о масонстве, осно­ванные на таких публикациях, как «творения» знаме­нитого «мистификатора» француза Лео Таксиля, что, безусловно, заставляет сегодня если не отрицать, то по крайней мере с осторожностью подходить к данным о масонстве в некоторых публикациях журнала.

Выделяя масонский сюжет на страницах журнала «Море» («Море и его жизнь»), можно сделать вывод: кампания с масонскими публикациями в этом журна­ле, ведшаяся на протяжении двенадцати лет, не явля­лась случайной. Она отражала интересы определенной группы лиц, стоявшей возле бессменного редактора (затем издателя) журнала Н.Н.Беклемишева. Круг же самих авторов масонских работ в «Море» не так уж ве­лик. Прежде всего они принадлежали перу самого Беклемишева и Т.О.Соколовской.