Меншиков сказал его величеству, что молодец сей знает еще и немецкий язык. Несказанно приятно было сие государю; он на сем языке расспросил его, какого он города уроженец, есть ли у него отец, где он научился сему языку, давно ли живет в Петербурге? Порядочные сидельцевы ответы доказали монарху, что он довольно был умен. Меншиков, обещавший прежде сему молодому человеку доставить случай познакомить его с государем, велел ему иметь у себя в лавке на такой случай хорошую водку и к оной закуску; и как был тогда одиннадцатый час в исходе, то ине упустил он сего случая. «Не угодно ли, государь, – сказал он, – сделать честь сему знакомцу моему, выкушать у него водки?» Монарх, посмотря на часы, сказал: «Хорошо». Сиделец поднес его величеству гданской водки и поставил закуску. Монарх, прикушавши оной, поставил рюмку и спросил: хозяин ли он или сиделец? – «Сиделец, всемилостивейший государь», – ответствовал сей. – «А сколько получаешь ты жалованья?» – спросил монарх. – «Сто рублей». – «Из такого жалованья несходно покупать тебе такие водки, да они и совсем излишни, особливо же для тебя, – сказал монарх. – Сверх сего не хочу я, – продолжал государь, – чтоб ты поставил на кует хозяину, что покупал гданскую водку для государя», – и так, не став пить оные, вышел. Но с сего однако же времени великий сей хозяин, когда ни бывал в Гостином дворе, всегда к сему сидельцу захаживал в лавку и всегда что-нибудь говорил с ним по-немецки; узнав же больше его способности, выпросил его у хозяина в свою службу, повелев однако же прежде его сосчитать и дать себе знать, доволен ли он будет его исправностию; получа же от хозяина добрый о нем аттестат, определил его в портовую таможню третьим членом.