На протяжении всей общественной и научной деятельности Александра Николаевича Пыпина (1833–1904 гг.)^[1] славянство во многих аспектах: этнография, история, литература, фольклор, язык, культура, памятники письменности и истории – привлекало его внимание. В своих многочисленных публикациях исследователь поставил и обосновал вопрос об общественной значимости славяноведения, указав на тесную связь славистики с развитием национального самосознания. Пыпин с демократических позиций подходил к проблеме так называемой «славянской взаимности». Он был сторонником национальной независимости братских народов, поддерживал борьбу славян, не имевших своей государственности, за национальное самоопределение. Постоянно подчеркивая наличие общих элементов в культуре славянских народов, ученый неоднократно заявлял о себе как о противнике «панславистской идеи».

События 1875–1878 гг. на Балканах усилили внимание А.Н.Пыпина к вопросам славистики. Он активно включается в обсуждение славянского вопроса на страницах печати, участвует в целом ряде общественных начинаний. Огромна роль А.Н.Пыпина в ознакомлении русского общества как с современным ему состоянием славянского мира, так и с его историей, культурой, литературой. В период с 1875 по 1876 г. он более 50 раз выступает со статьями, рецензиями, заметками в журнале «Вестник Европы», в котором возглавлял отделы науки и библиографии. Пыпин старался привлечь на страницы «Вестника Европы» крупнейших славистов своего времени.

Так, например, он сообщал редактору «Вестника Европы» М.М.Стасюлевичу 27 августа 1875 г.: «Сейчас получил сведения еще об одной статье, предлагаемой для ,,В(естника) Е(вропы)”; это Ровинский, еще из его исследований по Сербии, с общим содержанием, что по настоящему времени очень кстати».^[2] «Мне казалось, – писал Стасюлевичу Пыпин 17/29 июля 1876 г., – нелишне бы поместить в ,,Вест(нике) (Европы)” нечто по поводу балканских событий… и мне опять пришла в голову статья Драгом(анова) о Болгарии… Было бы любопытно и другое: собрать по возможности выходящие книги и брошюры о Болгарии etc., фран(цузские), немецкие, английские, и делать целый обзор этой литературы».^[3]

В 1879 г. выходит первый том «Истории славянских литератур», в котором рассматривается литература южных и восточных славян (за исключением русской литературы). В книге охвачен литературный процесс за тысячелетний период исторического развития этих народов. «История» представляла собой значительно дополненный и переработанный «Обзор истории славянских литератур» (1865 г.).^[4]

Появление в 1880 г. на страницах «Известий императорского Русского географического общества» записки А.Н.Пыпина «Предложения об историко-этнографическом изучении южно-славянских земель, особенно Болгарии»^[7] и события, связанные с ней, явились заметной страницей в истории отечественной славистики конца 70 – начала 80-х гг. Эта сторона деятельности А.Н.Пыпина специально не рассматривалась, хотя некоторые аспекты ее затрагивались в ряде публикаций.^[8]

В конце 1876 г. произошла встреча А.Н.Пыпина с князем В.А.Черкасским^[9], «которого молва уже назначила будущим гражданским правителем Болгарии, – писал в марте 1878 г. А.Н.Пыпин A.Н.Веселовскому, – …я высказывал кн. Черкасскому свои мысли о том, как необходимо и в высокой степени полезно было бы изучение Болгарии в историко-этнографическом отношении, полезно и для нас, и для освобожденных болгар. Он просил меня изложить эти мысли в записке, что я и сделал в ноябре 1876 года»^[10].

В «Записке», направленной кн. В.А.Черкасскому, А.Н.Пыпин доказывал необходимость незамедлительной организации экспедиции, с целью содействия «историческому и этнографическому изучению родины наших южнославянских единоплеменников». Касаясь подбора участников экспедиции, в сопроводительном письме Черкасскому ученый отмечал: «Выбор людей в экспедицию требовал бы особого внимания. Он может быть невелик – экспедиция из трех человек могла бы сделать очень многое… Мне представляется прежде всего лицо Вам уже известное: Дринов – профессор Харьковского университета. Другие лица могли бы быть указаны нашими специалистами, профессорами Буслаевым в Москве, Срезневским и Ламанским в Петербурге, и также В.Ягичем в Берлине. Ягич, хорват родом, профессор в Одессе, один из лучших славянских ученых, мог бы вообще быть очень полезен экспедиции своими советами, если бы он согласился (к нему можно писать по-русски). Относительно Дринова, быть может, не излишне теперь же отпустить его в отпуск в министерстве народного просвещения, в случае надобности»^[11].

Прошло более года, от князя Черкасского известий о судьбе «Записки» не поступало. Возможно, узнав о кончине В.А.Черкасского 19 февраля 1878 г., в день заключения Сан-Стефанского мирного договора, Пыпин передал адъюнкту Отделения русского языка и словесности профессору Петербургского университета будущему академику А.Н.Веселовскому копию «Записки», которую просил доложить Отделению^[12].

В сопроводительном письме А.Н.Пыпин сообщил А.Н.Веселовскому: «Не имея сведений о лицах и положении гражданского управления Болгарии, я не мог бы вновь начать речь об этом предмете, иначе, как сообщивши свою записку II Отделению А(кадемии) Н(аук)… Мне кажется, что ученая экспедиция… не требует поспешности…; первое время после войны еще не совсем удобно для „муз”; не вдруг могут найтись и компетентные люди, и средства для восполнения экспедиции. Но важно, чтобы она могла начать свою деятельность еще во время русской оккупации, чтобы установить свое положение к официальным властям и удобнее ориентироваться в стране. Исполнителями едва ли могут быть в настоящую минуту одни болгары – за недостатком между ними людей с научной специальной подготовкой; но участие болгар необходимо как для общей постановки дела, так и для частных исследований, каковы – записывание устных произведений народной словесности, наблюдения местных говоров и т. п. Русские и, может быть, еще другие славянские научные силы, могли бы с великой пользой (и русские должны) принять участие в деле. Общее заведование экспедицией могло бы, без сомнения, с успехом быть предоставлено именно болгарину, или болгарскому и русскому ученому вдвоем; болгарский ученый, которого я разумею, есть М.С.Дринов, лучший в настоящее время знаток болгарской истории и современного быта. В моральном отношении для болгар такое назначение было бы, кажется, не лишено важности. Вещественные коллекции – возможные собрания рукописей, этнографические предметы, надписи, монеты и проч., – должны быть оставлены в Болгарии (кроме, разумеется, случаев частного приобретения), где могли бы послужить основанием для Народного музея или книгохранилища, как самая экспедиция (ее члены из болгар) могла бы стать зародышем „ученого Дружества”.. . Без инициативы высших учреждений выполнение подобных экспедиций невозможно; но если французское министерство просвещения могло дать Ог.Дозону специальную миссию расследования песен Верковича^[13], то кольми паче – казалось мне – экспедиция для историко-этнографического изучения Болгарии могла бы быть достойным делом и делом для высшего ученого учреждения в России. Записка предоставляется в полное распоряжение Отделения. Преданный Вам А.Пыпин. Март. 1878»^[14].

А.Н.Веселовский весной 1878 г. доложил о предложении А.Н.Пыпина Отделению русского языка и словесности^[15], которое постановило «приступить к обсуждению мер для осуществления проекта означенной экспедиции, как скоро положение Болгарии выяснится более определенным образом»^[16].

К этому времени был заключен в Сан-Стефано (19 февраля 1878 г.) мирный договор между Россией и Турцией, который предусматривал полную суверенность Черногории, Сербии и Румынии. Болгария получала широкую политическую автономию в рамках Оттоманской империи, территория нового Болгарского княжества увеличивалась. Однако международная обстановка из-за позиции великих держав, опасавшихся усиления России на Балканах, была напряженной.

А.Н.Пыпин не мог не видеть, что русское правительство неспособно разрешить Балканский вопрос. Россия стояла перед угрозой общеевропейской войны, ее материальные ресурсы значительно истощились. «Славянские дела, конечно, в мудреном положении, – писал Пыпин Ягичу 29 апреля 1878 г. – „Компетентных” людей, которые знают, что делать и будет делаться в Болгарии, я не знаю; где они, мне неизвестно. „Общество” и доселе не понимает, в чем дело. Как только кончилась война, в наших газетах о Болгарии ни слуху ни духу, о Сербии и Черногории – также. На первый план выступили наши домашние дела, свойство которых Вы, вероятно, знаете из газет. Утверждают (не знаю, правда ли), что эти дела не остались без значительного влияния на уступчивость в высшей политике. Люди рассудительные думали давно, что следовало не „обезоруживать болгар” (боясь, что они обидят турок, а турки – это тот Кит Китыч в комедии Островского, о котором домашние говорят, что его нельзя обидеть потому, что он „сам всякого обидит”). Их (болгар – С.Л.) надо было, напротив, вооружить, сказав прямо, что народ должен (хоть и с нашей помощью) сам защищать то, что для него добыто. Только этим путем, сознанием дела и собственными усилиями народ может приобрести самобытность. Вооруженный Балканский (т.е. славянский) полуостров заставил бы, напр(имер), хоть Австрию держаться поскромнее. Но для этого надо было выставить принцип настоящей народной самодеятельности, а этого, кажется, избегают… Если силы есть в южном славянстве, оно выдержит нынешнюю неумелость и поправиться потом; но, к сожалению, нынешняя неумелость может много затруднить и испортить для будущего»^[17].

У императорской Академии наук не было причин откладывать рассмотрение вопроса о болгарской экспедиции, тем не менее дело вперед не двигалось. 12 декабря 1878 г. А.Н.Пыпин направил в Болгарию М.С.Дринову письмо, надеясь узнать о судьбе своей записки^[18], но не получил ответа. 4 августа 1879 г. находившийся в Петербурге Председатель Народного собрания Антим Видинский, возглавлявший делегацию Болгарского княжества, телеграммой предложил А.Н.Пыпину встречу. В архиве ученого сохранилась фотокарточка Антима Видинского с датой «5 августа 1879 года в Лавре», косвенно подтверждающая, что эта встреча состоялась.

В делегацию входил и митрополит Климент, впоследствии возглавивший болгарское правительство и одновременно Министерство народного просвещения. По всей видимости, во время беседы был затронут и вопрос об экспедиции в Болгарию. Делегация болгар уехала из Петербурга 8 августа 1879 г.^[19].

В декабре 1879 г. А.Н.Пыпин, наконец, получил от М.С.Дринова письмо, помеченное 26 ноября: «С Вашею… запискою меня познакомил покойный князь Черкасский… Он относился к Вашему проекту с полнейшим сочувствием и предложил заняться осуществлением его при первой возможности, которая, впрочем, ему не представилась. Вскоре после смерти Черкасского „Записка” поступила в отдел народного просвещения, которым я заведывал. Императорский комиссар, члены его Совета, многие из интеллигентных болгар, которых я не замедлил познакомить с Вашим проектом, тоже отнеслись к нему (проекту – С. Л.) весьма сочувственно. Ввиду этого я надеялся, что при временном русском управлении в Болгарии удастся приступить к осуществлению Вашей прекрасной мысли… Но эта надежда… в конце концов оказалась тщетною. Положение вещей, вопреки моим ожиданиям, до самого конца русского Управления оставалось самым неблагоприятным для ученых занятий и экспедиций. Как русские деятели, так и интеллигенция болгарская оставались все время заваленными массою иных занятий и хлопот до такой степени, что, при всей своей доброй воле, не могли бы оказать с своей стороны никакого содействия ученым предприятиям, которые без такого содействия не могли бы пойти успешно»^[20].

Получив письмо М.С.Дринова, А.Н.Пыпин вновь поднимает вопрос об экспедиции на Балканы. Он встречается с Председателем Этнографического отделения Русского географического общества Л.Н.Майковым, которому напоминает, что вопрос об экспедиции ранее ставился им перед членами Отделения русского языка и словесности Академии наук. В начале декабря 1879 г. Майков в письме сообщил Пыпину, что переговоры с некоторыми членами Отделения русского языка и словесности убедили его в маловероятности положительного решения вопроса об экспедиции «нынешним составом» Академии. Майков писал об «апатии, которая свойственна академии и будет особенно опасна в настоящем случае (вчера Грот забавно объяснил мне, что академия не может принять деятельного участия в экспедиции, потому, что академики все люди „пожилые”), о высказанном рядом академиков неудовольствии тем, что предложение об экспедиции вышло не из академической среды». «Итак, – подводил итоги Майков, – …в Академию не дело обращаться… Я бы думал, что пусть на первый раз дело возбуждается параллельно в Академии и в Геогр(афическом) обществе. Пусть каждое из учреждений образует свою комиссию, и тогда комиссии, работая самостоятельно, додумаются до чего-нибудь… Совершенно согласен с Вами, что можно предоставить Академии первой печатать Вашу записку…»^[21].

В Отделении русского языка и словесности Академии наук, куда Пыпин вновь обратился в конце 1879 г. принимается такое решение: «…передать эту записку на предварительное обсуждение в императорское Русское географическое общество»^[22].

7 декабря 1879 г. «Записка» Пыпина была прочитана в Этнографическом отделении Русского географического общества. В своем выступлении академик Я.К.Грот «заявил, что предприятие это… встречает полное одобрение со стороны Академии, которая готова оказать ему свою нравственную поддержку».

Секретарь императорского Русского археологического общества (в Петербурге) профессор И.В.Помяловский предложил поднять вопрос об экспедиции в Болгарию в обществе, а Председатель предварительного комитета VI съезда русских естествоиспытателей проф. А.Н.Бекетов заявил о своем намерении внести на рассмотрение съезда вопрос об изучении естественной истории Балканского полуострова^[23].

экспедиция в настоящее время могла бы принести болгарам и другую более осязаемую практическую пользу… Не сомневаюсь, что члены экспедиции везде будут встречаемы радушно и легко будут находить усердных и полезных чичероне. Хочется верить, что болгарское правительство найдет возможность прикомандировать к экспедиции нескольких толковых людей для содействия ученым и для научения у них. Желательно было бы, чтобы организаторы экспедиции заблаговременно вошли в сношения с министром народного просвещения и президентом министерского Совета епископом Климентом»^[25].

Дальнейшие непосредственные переговоры уже с болгарским правительством вел находившийся вСофии В.В.Качановский. В письме от 27 января 1880 г. он информировал Пыпина о сочувственном отношении членов Народного собрания к идее посылки экспедиции, передавал свои разговоры с митрополитом Климентом^[26], возглавлявшим правительство Болгарии и министерство народного просвещения: «По обсуждении вопроса совместно с товарищами он (Климент – С.Л.) заявил мне следующее: «Болгарское министерство очень радо русской ученой экспедиции и готово оказать ей полное содействие и в способах передвижения, и в квартирах, и в рабочих руках, и вообще во всех случаях, в каких бы члены экспедиции ни обратились к правительству; он, министр народного просвещения, внесет в смету на расходы по экспедиции до 100 тыс. франков, на ассигнование коих будет испрашивать в свое время разрешения Народного собрания, т. е. в марте, апреле…”» В.В.Качановский писал: «Мысль пригласить к участию в экспедиции славянских ученых, по моему мнению, блестящая мысль, и не только в интересах науки, но и как в высшей степени полезная политически… Ввиду практической полезности для Болгарии геологических и статистических исследований, покорно прошу при обсуждении программы и при снаряжении экспедиции обратить на это особое внимание…»^[27].

Отделения этнографии, физической географии и статистики Географического общества создали для выработки плана экспедиции на Балканский полуостров сводную комиссию под председательством Л.Н.Майкова, в нее вошли: А.Н.Пыпин, А.Н.Веселовский, В.И.Ламанский, В.В.Стасов, В.В.Богишич, В.Г.Васильевский, П.А.Сырку, ректор Петербургского университета А.Н.Бекетов и др. В работе комиссии принимал самое активное участие вице-президент общества П.П.Семенов.

Предложение об организации экспедиции поддерживалось Русским археологическим обществом, от которого в состав комиссии вошли акад. А.Ф.Бычков, И.В.Помяловский и А.В.Прахов. Общество любителей древней письменности изъявило готовность издать «особо замечательные рукописи, если таковые будут найдены», а Московское археологическое общество «приняло на себя труд составить полный очерк программы для археологического отдела экспедиции»^[28]. 19 декабря 1879 г. при открытии VI съезда русских естествоиспытателей и врачей председательствовавший на съезде А.Н.Бекетов предложил обсудить вопрос «о снаряжении экспедиции для естественно-научного исследования Болгарии»^[29].

Таким образом, четыре общественных научных организации России в конце 1879 г. начали работать над предложением А.Н.Пыпина. Академия наук обязалась оказать моральное содействие экспедиции. «Записка» Пыпина была опубликована в «Известиях Географического общества»^[30], ее отдельные оттиски были разосланы всем ведущим научным учреждениям России, видным отечественным и зарубежным деятелям славистики. «Записку» сопровождала просьба высказать замечания о готовящейся экспедиции. Председатель этнографического отделения Географического общества Л.Н.Майков, согласовывая адреса иностранных славистов, сообщал Пыпину, что он решил отослать «Записку» Ф.Рачки (Хорватия), в Югославянскую Академию, в Сербское ученое дружество, Г.Креку (Градецкий университет), А.Лескину (Лейпциг), Д.Даничичу, Мотковичу, Ф.Лайю (Загреб), П.А.Сырку, И.В.Ягичу и др.^[31].

Посылая в Софию В.В.Качановскому отдельный оттиск своей «Записки», А.Н.Пыпин в черновике письма от 30 января 1880 г. просил передать ее «преосвящ(енному) Клименту и гг. министрам, а также тем бывшим (и будущим) депутатам болгарского) собрания, которым записка будет наиболее любопытна», Пыпин подчеркивал: «Относительно результатов экспедиции, если… она состоится, моя мысль была в самом начале та, что археологические) памят(ники), …рукописи, этнографические) предметы, приобретенные экспедицией, останутся в Болгарии и послужат основанием Болгарского народного музея, при котором, быть может, основалось бы и Болгар(ское) ученое общество, посвященное изучению своей страны и вообще просвещению»^[32].

Информация о готовящейся Балканской экспедиции появилась в западной прессе и в самой Болгарии.

В августовском номере «Журнала министерства народного просвещения» появилось сообщение об утверждении советом Русского географического общества программы экспедиции, разделенной нa две части – этнографическую и археологическую. Этнографическая часть программы состояла из двух отделов: изучение местных языков (наречия и говоры) и исследование быта народов, живущих на Балканах (славяне, румыны, греки, албанцы и турки). Особо отмечалась необходимость изучения памятников «письменности и старопечати», «таких изданий, которые вовсе не известны библиографам»^[37]. Речь шла о комплексной экспедиции в составе 8–10 человек с широкой программой историко-этнографических, фольклористических и статистических исследований.

К маю 1880 г. участвовать в экспедиции и содействовать ее осуществлению изъявили желание многие русские и зарубежные ученые: архимандрит Леонид (Л.А.Кавелин), И.А.Бодуэн де Куртенэ, Р.Ф.Брандт, А.С.Будилович, Л.Гейтлер, Е.Е.Голубинский, М.С.Дринов, К.О.Иречек, Ф.Каниц, А.А.Кочубинский, Г.Крек, П.А.Кулаковский, П.А.Лавровский, В.В.Макушев, П.Маткович, Ф.Миклошич, Л.Милковский, Р.И.Недзвецкий, И.И.Первольф, М.П.Петровский, Н.А.Попов, А.А.Потебня, П.А.Ровинский, Я.Яблоновский, И.В.Ягич и мн. др.^[38].

Характер и задачи экспедиции требовали больших материальных затрат, размер которых определялся в 60 тыс. руб.^[39]. Л.Н.Майков осенью 1880 г. вынужден был констатировать в своем письме А.Н.Пыпину, что «в настоящее время создание Комиссии (по Болгарской экспедиции, – С.Л.) не может иметь практической цели», несмотря на то что совет Русского географического общества одобрил записку Пыпина, «но не решился… ходатайствовать о… субсидии в столь значительных размерах». С другой стороны, Майков отмечал: «Предположим, что деньги у нас есть. Но есть ли у нас люди, которые могут ехать теперь же?». Майков предупредил о возможном отказе от субсидирования экспедиции, если не заручиться «поддержкой некоторых влиятельных лиц»^[40]. В отчете о деятельности Географического общества за 1880 г. отмечалось, что у общества нет необходимых для экспедиции средств.^[41]

«Тем не менее, – говорилось в отчете, – некоторые подготовительные работы уже начались: согласно представлению Отделения этнографии, Совет общества ассигновал некоторые пособия чл(ену)–сотр(уднику) П.А.Ровинскому, занимающемуся собиранием этнографического материала в западной части Балканского полуострова; еще ранее того было оказано пособие свыше 350 рублей для приобретения метеорологических инструментов капитану Фрейману, который принял на себя ведение метеорологических наблюдений в Болгарии» 10 октября 1880 г. Генеральное консульство России в Филиппополе (Пловдиве –С.Л.) за подписью Генерального консула князя А.Н.Цертелева запросило у Географического общества программу экспедиции, «дабы ко времени прибытия экспедиции в Восточную Румелию Генеральное консульство могло бы собрать сведения по вопросам, помещенным в программе экспедиции, и оказать ей свое содействие при исследовании края»^[42].

Общество, что «местные газеты» напечатают на болгарском языке извлечения из программы экспедиции и прислал Обществу «список населенных местностей, составленный тщательно властями» Южной Болгарии. В конце своего письма от 12 декабря 1880 г. Цертелев указывал: «Обращение собранных коллекций в достояние местных музеев будет принято весьма сочувственно. В Филиппополе уже основан музей, правда еще весьма бедный»^[44].

PDF-версия статьи на сайте Института этнологии и антропологии РАН «Этнографическое обозрение»:
http://journal.iea.ras.ru/archive/1980s/1984/

ПРИМЕЧАНИЯ

__________________________________

[1] Барсков Я.Л. Список трудов академика А.Н.Пыпина. 1853-1903. СПб., 1903; Материалы для биографического словаря действительных членов императорской Академии наук. Пг., 1917, ч.II, с.72-121; Боград В. Журнал «Современник». 1847-1866. Указатель содержания. M.-Л., 1959;Мыльников А.С. Пыпин Александр Николаевич. – В кн.: Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М., 1979, с.286-289, Библиография.

[2] Отдел рукописей Ин-та русской литературы АН СССР (далее – ИРЛИ), ф.293, oп.1, ед.хр.1188, № 26.

[3] Там же, № 32.

[4] Пыпин А.Н., Спасович В.Д. История славянских литератур. СПб., 1879, т.I; Их же. Обзор истории славянских литератур. СПб., 1865.

[5] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.81; Марин Стоянов Дринов (1838-1906 гг.) – выдающийся славист, болгарин, профессор Харьковского университета. В 1877-1878 гг. входил в состав временной русской администрации, был вице-губернатором Софии; в 1878-1879 гг. исполнял обязанности Министра народного просвещения Болгарии.

[6] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.54; текст телеграммы опубликован с искажением в «Вестнике Европы», 1879, май, с.436.

[7] Пыпин А.Н. Предложения об историко-этнографическом изучении южно-славянских земель, особенно Болгария (1876 г.). – Известия императорского Русского географического общества, 1880, т. XVI, в.I, отд.II , с.1-11; То же. Отдельный оттиск, 11с. (далее – «Записка»).

[8] Jaгиħ В. Спомени Mojeгa живота. Београд, 1930, т.I; Письма И.В.Ягича к русским ученым. 1865-1886. М.-Л., 1963, с.167-168, с.398-399 (комментарий Г.П.Блок); Мельц М.Я. А.Н.Пыпин – исследователь фольклора зарубежных славян. – Русский фольклор. Народная поэзия славян. В. VIII , М.-Л., 1963, с.369; Матвеева Т.П. К истории русско-болгарских контактов в области географической науки. – Изв. Всесоюзн. географ, об-ва, 1978, т.110, в.6, ноябрь, с.551.

[9] Князь В.А.Черкасский (1824-1878 гг.) – политический деятель, близкий к либеральной части славянофилов. Деятельный член Московского Славянского общества, он возглавил устройство гражданского управления Болгарии.

[10] Письмо А.Н.Пыпина А.Н.Веселовскому – Архив АН СССР (далее – ААН), ф.9, oп.1, ед.хр.519, л.14; Ср.: Черновик письма А.Н.Пыпина А.Н.Веселовскому (1878 г.) – ИРЛИ, ф.250, оп.2, ед.хр.14; см. также: Черновик письма А.Н.Пыпина B.А.Черкасскому. Ноябрь 1876 г. – ИРЛИ, ф.250, оп.2, ед.хр.89, л.1. Письмо К.Д.Кавелина А.Н.Пыпину от 22 ноября 1877 г. – Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки (далее – ГПБ), ф.621, ед.хр.362, л.21-22.

[11] ИРЛИ, ф.250, оп.2, ед.хр.89, лл.2-3. Приводим письмо без указания о сокращениях слов в тексте.

[12] Пыпин А.Н. Предложения об историко-этнографическом изучении южно-славянских земель, особенно Болгарии. – ААН, ф.9, oп.I, ед.хр.519, л.1-13; см.: Черновик «Записки». 1876, ноябрь. – ИРЛИ, ф.250, oп.1, ед.хр.81.

[13] Огюст Дозон – французский славист, исследователь фольклора южных славян, автор ряда работ о народных песнях балканских народов. В начале 70-х гг. выехал на Балканы. С.Веркович – собиратель болгарского народного творчества. Большинство опубликованных им народных песен считались подделкой. О.Дозон в отчете о своей поездке на Балканы признал собранные Верковичем тексты подлинными.

[14] ААН, ф.9, oп.1, ед.хр.519, лл.14-15 об.

[15] Письмо А. Н. Веселовского А.Н.Пыпину. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.51, л.18.

[16] ААН, ф.1, oп.1, ед.хр.166, л.13 об.; извлечение из протоколов Отделения русского языка и словесности. Сентябрь – декабрь 1879 г. – Сборник Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук (далее – Сб. ОРЯС), СПб., 1881, т.XXI, с.IV.

[17] Jaгиħ В. Op. cit., с.422.

[18] ИРЛИ, ф.621, ед.хр.8 (Черновик письма А.Н.Пыпина М.С.Дринову).

[19] Телеграмма Антима (Анфима) Видинского от 4 августа 1879 г. А.Н.Пыпину; Фотокарточка Антима. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.54.

[20] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.81.

[21] Письмо Л.И.Майкова А.Н.Пыпину – декабрь (начало) 1879 г. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, лл.11-12; см. также: Письмо Л.И.Майкова А.Н.Пыпину от 4 декабря (1879 г.) – Там же, л. 9 - об.

[22] Сб. ОРЯС, т.XXI, с.IV.

[23] Письмо Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 4 декабря 1879 года. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.9; О предполагаемой русской ученой экспедиции в южно-славянские земли. – Журнал министерства народного просвещения (далее – ЖМНП), 1880, ч.ССХ, август, с.35 (Современная летопись); см.: Черновик выступления А.И.Пыпина. – ИРЛИ, ф.250, oп.1, ед.хр.81, л.8; записка Пыпина была прочитана также в отделении физической географии РГО. – ИРЛИ, ф.250, оп.2, ед.хр.28.

[24] Научная экспедиция в Болгарию. – Новое время, 1879, 13 декабря, с.1.

[25] Письмо Дринова А.Н.Пыпину от 18 декабря 1879 года. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.81.

[26] Климент (Василий Друмев) учился в Киеве. В 1874 г. – епископ в Тырново, затем митрополит, член Тырновского великого народного собрания (1879 г.); с ноября 1879 г. до марта 1880 г. возглавлял кабинет министров.

[27] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.110; см. также: Телеграмма В.В.Качановского А.Н.Пыпину от 23 декабря 1879 г. – Там же.

[28] Архив Географического общества СССР (далее АГО), ф.I – 1880, oп.1, ед.хр.10, л.17; Новое время, 1882, 8/20 января, с.1; ЖМНП, 1880, август, с.35-36 (Современная летопись); Письма Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 12 и 28 декабря 1879 года, 6 апреля 1881 года. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.7–об., 14, 25.

[29] VI съезд русских естествоиспытателей и врачей. – Новое время, 1879, 21 декабря, с.3.

[30] «Записка».

[31] Письмо Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 14 февраля 1880 г. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.15, 17; Письмо А.Н.Пыпина И.В.Ягичу от 26 декабря 1879 года. – В кн.: Jaгиħ В. Op. cit., с.429-430.

[32] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.30–об.

[33] Александр Баттенберг избран в апреле 1879 г. болгарским князем.

[34] Письмо Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 8 марта 1880 г. – ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.20. Письмо Майкова Пыпину от 1 марта 1880 г. – Там же, лл.1, 9.

[35] Всеподданнейший доклад Министра внутренних дел графа Н.П.Игнатьева. 1 декабря 1881 г. – АГО, ф.1–1880, oп.1, ед.хр.10, л.23 об.–24.

[36] Правительственный вестник, 1880, 23 мая/4 июня, с. 2-3; Правительственный вестник, 1880, 17/29 мая, с.2 (сообщение о заседании 14 мая 1880 г. Географического общества).

[37] ЖМНП, 1880, август, с. 37-43 (Современная летопись).

[38] Правительственный вестник, 1880, 23 мая, с.2; см. также: ЖМНП, 1880, август, с.36 (Современная летопись); Письмо Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 1 марта 1880 г. –ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.19; Письмо А.Н.Пыпина И.В.Ягичу от 8/20 января 1880 года. – В кн.: Jaгиħ В. Op. cit., с.430; Письмо М.С.Дринова И.В.Ягичу от 14 января 1880 года. – Там же, с.404.

[39] АГО, ф.1–1880, oп.1, ед.хр.10, л.12, 11, 23–об.; Отчет императорского Русского географического общества за 1880 г. СПб., 1880, с.37.

[40] Письмо Л.Н.Майкова А.Н.Пыпину от 22 октября 1880 года. – ИРЛИ, ф. 250, оп.3, ед.хр.151, л.3-4.

[41] Отчет императорского Русского географического общества за 1880 год. СПб., 1880, с.37.

[42] АГО, ф. 1 – 1880, oп.1, ед.хр.10, л.13–об.

[43] Там же, л.14–об.

[44] Там же, л.15–16–об.

[45] АГО, ф.1–1880, oп.1, ед.хр.10, л.24–об.; Тексты телеграмм И.В.Гримма болгарскому князю Александру на французском языке. – Там же, л.19, 20.

[46] АГО, ф.1–1880, oп.1, ед.хр.10, л.22, 23.

[47] Новое время, 1882, 8/20 января.

[48] ИРЛИ, ф.250, оп.3, ед.хр.151, л.27.

[49] Об этом см.: История Болгарии. М., 1954, т.1, с.353-362.

[50] Известия Санкт-Петербургского славянского благотворительного общества, 1885, № 1, с.10-14 (Перепечатка сообщения об экспедиции с небольшими сокращениями из ЖМНП, 1880, авг.).