Здесь вступил я и заговорил:

– Ребята, я действительно историк этой улицы, я, конечно, понимаю, что вы устали после работы, но давайте я для вас проведу на 10–15 минут экскурсию и расскажу о прошлом Малой Садовой улицы, ведь никто вас не просветит о том, как здесь работалось и жилось. Может быть, другой такой встречи ни у вас, ни у меня никогда уже не будет.

Народная артистка сказала:

– Миша, давай послушаем, мы же с тобой ничего про нашу улицу не знаем. Сплошной «служебный вход»… Во имя моей ноги, истерзанной тобой сегодня. Как я буду с ней жить-то теперь!

Сначала нас было трое – я, историк, и двое народных артистов. Затем к нам присоединился шофер, затем ассистент режиссера и администратор театра, а потом и молодые артисты Театра комедии, вышедшие из служебного входа.

Я показал им дома на Малой Садовой, где готовился указ о создании Московского университета и Академии художеств, где работали чиновники аппарата Министерства юстиции Российской империи и прокуратуры, где создавался перевод на русский язык знаменитого стихотворения «Вечерний звон», написанного Томасом Муром, где писатель Иван Сергеевич Тургенев познакомился с певицей Полиной Виардо, где в холодном январе 1825 года жил слон, где находилось первое рабочее место юриста Петра Ильича Чайковского…

Когда экскурсия закончилась, Светин сказал:

– Сережа, наклонись, дай я тебя поцелую.

Что и было сделано с моей стороны…

…Каждый раз, когда я попадаю в центр Санкт-Петербурга, на Невский проспект, я обязательно навещаю Малую Садовую, памятники Коту Елисею и его подруге Кошке Василисе, бронзового Фотографа, у ног которого вечно ворчит бронзовая собачка по имени Карлуша. Можно сказать, что такие проходы – своеобразная инспекция тех малых скульптурно-архитектурных благоустроительных композиций, в рождении которых я принимал самое непосредственное участие, и от которых нынешняя администрация Центрального района пытается откреститься вот уже три года, как черт от ладана.

После моей первой, ставшей для меня знаменательной «экскурсии со Светиным» я встречал его на Малой Садовой еще раз пять. Дядька он был добродушный, приветливый, но к нему, уставшему после спектакля, я не решался подходить. Светин всегда подходил сам ко мне. Он неизменно спрашивал:

– Как дела? Как здоровье твоё?

Но так как он перешел сразу со мной на «ты», то, думая, что он не намного меня старше, я тоже стал ему «тыкать». И на второй или третий раз при встрече стал отвечать о своем здоровье:

– Только после вас!

Однажды я его спросил:

– Правда ли то, что у тебя больное сердце, и была операция?

– Да, правда, – сказал он.

– Мне Руслан Линьков сказал, что была операция на сердце за границей. И ее помог тебе сделать Миша Мирилашвили.

– Я каждый день Мишу вспоминаю. Благодаря ему я жив – вот и тебя вижу, и улицу эту, и мне каждый на улице может, если хочет, улыбнуться! – сказал Светин…

…В большинстве своем мои знакомые, занятые работой и «творчеством», ни газет, ни журналов не читают. О том, что я пишу, они и не подозревают, хотя и надеются, глядя на мой отучневший с годами облик, что я человек «серьезный и солидный». Вот почему, если выйдет в газете или в журнале у меня статья, или что-нибудь я напишу этакое в Интернете, что, по моему мнению, может представлять какой-нибудь общественный интерес, – я обязательно стараюсь сделать ксерокс и раздать его тем, кого я уважаю и люблю.

Выходивший по вечерам, ближе к ночи, после спектакля, из служебного театрального подъезда актер Михаил Светин был тем человеком – моим современником, которого не любить было невозможно. И я, если у меня были ксероксы напечатанных мною материалов, всегда ему их вручал.

А дело происходило так: встречаю Светина на Малой Садовой улице, а он, увидав меня, протягивал руку и говорил:

– Давай! Читаем тебя в семье!..

И я, естественно, лез в сумку за «материалами».

Последний раз я видел его год назад, в октябре 2014 года. В то время, когда с Малой Садовой улицы злоумышленники стащили знаменитую Кошку Василису, о чем кричали информационные агентства, телеканалы, газеты, радио.

Светин, увидев меня, спросил:

– Как ты допустил? Кошку нашли! Когда вернется на свое место наша Василиса? От кого это зависит?

– Допустил пропажу не я, а Маша Щербакова – глава Центрального района, – отвечал я на упреки. – У Маши камеры наблюдения на Малой Садовой в тот день не работали, когда исчезла Василиса, а день-то был губернаторской инаугурации генерала Георгия Полтавченко! У Маши Щербаковой не только монументальные кошки пропадают. Монументальный кот Елисей и кошки еще и грязные годами стоят. А куда делись у Маши Щербаковой скамейки с Малой Садовой улицы? А где деревья, которые были на улице? А где старые фонари с Малой Садовой улицы, а не «этот двухрожковый московский Арбат»? – ответил я Светину.

– Ох уж эта чиновница Маша! – сказал Светин.

– Заступись, отец родной, у тебя авторитет и популярность великая! Тебя наверху слушают! Без скамеек никак нельзя на Малой Садовой, – попросил я.

– Мы с тобой маленькие люди, без скамеек на Малой Садовой улице плохо и нам и другим, и без Кошки Василисы тоже нехорошо! Подумаем, что надо сделать и как поступить, чтобы они вернулись, – сказал Светин.

…Больше я Михаила Семеновича Светина никогда не видел.

Стоял октябрь 2014 года. И лишь после того, как я в очередной, пятый или десятый раз, написал в Интернете на своих страницах информацию о пропавшем с Малой Садовой улицы памятнике Кошке Василисе, снабдив ее заголовком «В СМОЛЬНОМ КОШЕК НЕ ЛЮБЯТ», «монумент» Кошке Василисе через 36 часов был водружен на фасад дома № 3 по Малой Садовой улице.

…Мне грустно, что уходят мои современники, с которыми я проживал «послевоенные русские времена» в Ленинграде – Санкт-Петербурге, с которыми я встречался, и которых я видел.

Михаил Светин, которому никто никогда не мог дать 84 года, скончался в Гатчине несколько дней тому назад. Мы не увидим его больше живым на подмостках и в прямой трансляции на телеэкране. Но созданные им в театре, на телевидении, в кино, в Интернете выразительные образы всегда будет говорить о жизни в тональности мажора.