Михаил Майзульс
Люди рождаются и умирают, страдают и радуются, любят и ненавидят, мечтают и плачут, заводят семьи и растят детей, едят и спят, болеют, общаются друг с другом, сплетничают и судачат, трудятся и отдыхают - все это и есть жизнь. Никто не усомнится в этом. Однако так ли мы живем, как наши предки? Так ли любим и горюем, как, скажем, французский крестьянин XI в.? Так ли относимся к нашим детям, как феодальный барон, его современник? Так же переживаем наши невзгоды и недуги, как немецкий купец - современник Гуттенберга? Так же болеем, как он, и так же умираем? Те ли видим сны и мечтаем ли мы о том же самом? Кажется, что все эти вопросы абсурдны. Меняются государства, эпохи, цивилизации, но человек остается неизменным. Меняются его религии, взгляды, пристрастия, но сам человек, сбрасывая их как шелуху, возвышается, подобно непреступной скале, в вечно бушующем море преходящего. Его способ мыслить и чувствовать остаются неизменными. В этом залог нашей возможности понять прошлое. Но так ли это? Вот вопрос, который мы можем себе задать и ответить на который будет совсем не легко. Одна из задач исторической антропологии попытаться сделать это.
Что же такое историческая антропология и чем она занимается? Путь к пониманию сути явления очень часто скрыт в его названии. Разобьем наш термин на две составляющие. Что значит "историческая" ни для кого не будет загадкой. Что же тогда такое "антропология"? В большинстве европейских стран, как и в России, это слово чаще всего употребляют, чтобы обозначить науку о происхождении и развитии человека, изменчивости его физического типа в пространстве и во времени, образовании человеческих рас и и.д. - т.е. дисциплину, изучаемую на медицинских факультетах. С другой стороны, в англосаксонской научной традиции под "антропологией" понимается наука, в континентальной Европе носящая имя этнологии и изучающая бесписьменные, "первобытные" общества. В последнем значении это понятие, перенесенное на французскую почву мэтром структурализма Клодом Леви-Стросом, чьи исследования, в том числе "Стуктурная антропология", оказали весьма сильное влияние на пейзаж гуманитарных наук во всем мире, было использовано французскими историками для обозначения нового направления исторической науки, ставшего естественным продолжением традиций школы "Анналов" в изучении ментальностей. Как писал один из представителей этой школы Андре Бюргьер, введение термина "историческая антропология" было продиктовано стремлением историков "увязать социальную историю обществ с естественной историей, восстановить в исторических исследованиях изучение Человека во всем его единстве". (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 11.) Еще более определенно высказался известный советский и российский историк А.Я. Гуревич. По его мнению, историческая антропология - это "история, которая во многих своих подходах сближается с этнологией…и выделяет черты отличия человека другой эпохи и иной культуры от человека наших дней". (Гуревич А.Я. М. Блок и "Апология истории" // Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М., 1986. С. 225.) Возникновение исторической антропологии как научного направления с определенным кругом вопросов и методов было одним из проявлений глобальной смены ориентиров исторического знания, получившей название "Новой исторической науки" ("La nouvelle histoire").
НА ПУТИ К ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ. "АННАЛЫ": несколько вех истории.
В 1929 г. два французских историка - медиевист Марк Блок (1886 - 1944) и исследователь Ренессанса и Нового времени Люсьен Февр (1878 - 1956) - основали в Страсбурге журнал, получивший название "Анналы экономической и социальной истории" (затем с 1939 г. - "Анналы социальной истории", с 1945 г. - "Анналы. Экономика, общества, цивилизации"). Этому журналу и сформировавшейся вокруг него группе историков было суждено совершить революцию в историческом знании. Исследователи, шедшие в своих исследованиях вслед за Блоком и Февром, а позднее за их приемником Фернаном Броделем, отвергали название "школа "Анналов", предпочитая говорить скорее о духе журнала или о "новой истории" (этот термин уже в 1930 г. использовал один из ее пионеров Анри Берр). Принято говорить о трех "поколениях" школы "Анналов". Каждое из них продолжало развивать идеи предыдущего, одновременно во многом порывая с ними, отказываясь от многих важнейших для предшественников понятий и методов, чтобы сохранить и развивать те концепции, которые ранее были лишь намечены (так, понятие ментальности, предложенное Февром и Блоком, было оставлено Броделем и вновь привлекло внимание его учеников).
К первому "поколению" "Анналов" принадлежали отцы-основатели журнала. С самого начала Блок и Февр открыто заявили, что их главной целью было обновление исторической науки, выведение ее из затяжного кризиса, истоки которого основатели "Анналов" видели в несостоятельности классического позитивизма в духе XIX в. и тех форм историописания, которые были им порождены. Историческая наука утеряла способность отвечать на вопросы, которые ставило перед ней общество. Она замкнулась в университетских кабинетах и разорвала связь с живой действительностью. В эпоху необычайных достижений точных и естественных наук, история, словно младшая сестра, с завистью глядящая на старших - физику, химию, биологию, создала для себя элементарную единицу наблюдения, аналогичную атому для физики или клетке для биологии, - исторический факт. При этом большинство историков молчаливо признавало, что факт - это событие, произошедшее в общественной сфере. Такое понимание факта вело к тому, что научная история могла по определению быть лишь историей государства (т.е. его институтов), историей "крупных" событий - войн, переворотов, реформ, мирных договоров, и великих личностей - монархов, полководцев и церковных реформаторов. Она ограничивалась изучением публичного измерения жизни человека и некоторых социально значимых культурных форм - искусства, литературы, религии. Прошлое, которое историки-позитивисты модернизировали, не сомневаясь в своей способности познать его, было атомизировано, раздроблено на множество мелких фактов, не имеющих между собой никакой связи.
Пафос задач, которые ставили перед собой Блок и Февр, не исчерпывался борьбой с традиционной академической историей. Выступив против искусственного сужения ее поля и изоляции исторического знания от смежных наук (прежде всего экономики и географии), они создали смелую по своим масштабам и оригинальности программу исследований. Их мечтой было создание "тотальной истории", которая, соединив в себе изучение экономики, социальных процессов, культуры, коллективной психологии, смогла бы дать целостную, всеобъемлющую картину истории человеческих обществ, не расколотую на отдельные и не имеющие потому никакого значения факты. От истории-рассказа к истории-проблеме, от описания - к объяснению. "Синтез" - вот одно из слов, которые чаще всего повторял в своих работах Марк Блок. Знаменем журнала в эту эпоху стали экономические и социальные сюжеты (однако нельзя забывать, что социальную историю Блок и Февр понимали крайне широко); изучение истории культуры и коллективной психологии (т.е. истории ментальностей), которым было суждено стать основными темами исследований историков-антропологов, воспринимались тогда как грани более широкой социальной истории. В то же время именно Блоку и Февру принадлежат первые новаторские работы, в которых рассматривались проблемы психологических особенностей людей той или иной культуры на определенном отрезке времени, массовые представления и верования. Тогда же впервые был выдвинуто предположение об исторической изменчивости мышления и мирочувствования человека. Саму науку историю Марк Блок определял как "изучение человека во времени" и сразу же уточнял: не человек, но люди - люди, организованные в классы, общественные группы, т.е. общество.
Второе "поколение" историков, к которому надо отнести в первую очередь Фернана Броделя - ученика Люсьена Февра, возглавившего журнал после ухода учителя, Шарля Моразе, Робера Мандру и др. выдвинуло на первый план экономическую проблематику, разработка которой основывалась на серийных источниках и количественных методах (работы Мандру здесь представляются исключением). Настоящий переворот в исторической науке совершила выдвинутая Броделем концепция существования трех времен истории: быстрого событийного времени политической жизни, медленного времени экономических и социальных процессов и практически неподвижного времени большой длительности ("la longue duree"), изменения происходящие в котором не осознаются человеком. Следствием этой идеи стал отказ Броделя и его учеников признавать роль в истории отдельного индивидуума и его личной инициативы. Временному забвению была предана история ментальностей, которая вскоре, однако, вновь появилась в недрах т.н. "новой демографической истории" - дисциплины, развивавшейся на стыке природы и культуры, биологии и коллективной психологии. В 40-60-х гг. в ее изучении произошел постепенный переход от собственно демографических сюжетов, связанных с изучением движения населения в отдельных регионах, зависимости этого движения от природных ресурсов и эпидемий, к рассмотрению т.н. "субъективных" демографических факторов: восприятия смерти и возрастных этапов жизни человека (особенно детства и старости), болезней, сексуальности и т.д. Пробудившийся интерес к коллективным представлениям, системам ценностей вновь возвратил школу "Анналов" к разработанной Блоком и в особенности Февром программе исторической психологии.
Свое наиболее полное развитие эта тенденция нашла в трудах историков третьего "поколения" школы "Анналов" - Жоржа Дюби и Жака Ле Гоффа, Эманнуэля Леруа Ладюри и Андре Бюргьера, Марка Ферро и Жака Ревеля, Пьера Нора и Франсуа Фюре, Жан-Клода Шмитта и др. Благодаря их работам (при всех методических и даже методологических различиях между ними) история ментальностей - т.е. один из важнейших аспектов той тотальной истории, о которой писали Блок и Февр, - превратилась в историческую антропологию.
ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ.
Что же такое "историческая антропология"? Попробуем еще раз ответить на этот вопрос. Историческая антропология - это, с одной стороны, закономерное завершение эволюции понятия ментальности, предложенного основателями журнала "Анналы" Марком Блоком и Люсьеном Февром, а с другой - результат начавшегося в 60-70-х гг. плодотворного взаимодействия историков с этнологами, психологами и лингвистами (аналогичного сближению с географами и экономистами в довоенный период и в 50-е гг.). Андре Бюргьер писал, что "историческая антропология - это история привычек: физических, жестовых, пищевых, ментальных". Слово "привычка" (habitude) здесь понимается гораздо шире, чем это принято в русском языке, и сближается с такими понятиями, как "нравы", "обычаи", "традиции", которые определяют мирочувствование человека и в конечном счете его поведение. Иногда, пользуясь терминологией XVIII в., историческую антропологию характеризуют как историю повседневности или "обиходного сознания". Принципиально важно отметить, что, если для основателей "Анналов" изучение истории привычек и обычаев было лишь средством более глубокого понимания экономической и социальной истории, то для их последователей (третьего "поколения" школы "Анналов") эти сюжеты приобрели самостоятельную ценность.
Одно из главных достижений исторической антропологии и всей "новой исторической науки" - это расширение "территории историка". Впервые он обратил внимание на те сферы человеческого бытия, которые ранее считались второстепенными, не заслуживающими внимания науки или не подверженными ходу времени и потому неисторичными (характер мышления, мир чувств и эмоций, коллективные представления). На те вопросы, которые этнология ставила на материале бесписьменных традиционных обществ, исторические антропологи попытались ответить, изучая прошлое исторических цивилизаций Европы и Азии. Естественная для этнолога установка на поиск различий между изучаемой им культурой и модернизированным западным обществом, к которому он принадлежит, в применении к истории оказалась удивительно плодотворной. Она позволила отказаться от подсознательной модернизации прошлого, о которой писал Марк Блок, критикуя традиционную политическую историю. Если одним из главных наваждений позитивистской истории был поиск в прошлом истоков современных явлений (пресловутый "идол истоков"), ограничивавший взгляд исследователя только теми феноменами, аналоги которых он видел в современном ему обществе, историческая антропология ценит более всего различия. Те различия, которые помогают нам понять прошлое, а не подменить его настоящим.
В первую очередь это относится к психологии людей прошлого, их сознанию и представлениям, которые традиционная историография склонна была выносить за скобки, принимая за аксиому единство человеческой психики и ее историческую неизменность. На практике это приводило к тому, что психологию человека прошлого историк, не задумываясь, подменял своей собственной. Историческая антропология попыталась преодолеть этот замкнутый круг. Психология людей изменчива, механизмы их мышления, восприятие ими окружающего мира, их неосознанные привычки и коллективные представления - могут быть изучены в историческом срезе. Человек прошлого, за которым было признано право на уникальность, отличие от вневременного эталона "человечности", на самом деле списанного с современников исследователя, получил право на собственный голос. Каждая культура уникальна; это особый, не похожий на наш и потому трудно доступный нашему пониманию мир, а не очередной этап восхождения человечества к европейскому обществу нового времени. Отказ от теологических схем исторического процесса и упрощенного понимания прогресса - одна из характерных черт исторической антропологии.
Главным "орудием" исторической антропологии продолжает оставаться предложенное Блок и Февром понятие ментальности, в интерпретации которого между основателями "Анналов" существовали серьезные расхождения.
В концепции Февра история ментальностей охватывала "психическую жизнь во всем ее объеме от наиболее эмоциональных проявлений в области чувств до наиболее интеллектуальных форм в области религиозного и научного мышления". Задачу исторической психологии (как говорилось тогда) Февр видел в целостном изучении феномена человеческого сознания на фоне меняющегося от одной эпохи к другой соотношения между эмоциональной и интеллектуальной сферами индивидуума. Последователями этой психологической концепции ментальностей стали такие историки, как Робер Мандру, Жан Делюмо и Алэн Корбен, чьи работы иногда квалифицируют как "историю чувств" (страха, безопасности, отношения к телесности и т.д.). Другой аспект, выдвинутой Февром программы, - изучение т.н. "ментального инструментария" (границ мыслимого и немыслимого в ту или иную эпоху) был развит уже в 70-е гг. в работах Филиппа Арьеса и Мишеля Фуко.
Другое понимание ментальностей было предложено Марком Блоком, настаивавшим на невозможности отделить мир психического, мир представлений от их социальных корней и материальных ограничений, навязываемых обществом. Наряду с идеями и чувствами Блок считал необходимым принимать во внимание и потребности. Разделяя мысль Э. Дюркгейма о том, что каждому обществу необходимы обеспечивающие его устойчивость общие верования и представления, он интересовался прежде всего "наименее осмысленными и наименее выраженными формами ментальной деятельности", повседневными поступками и привычками, "через которые утверждается и обновляется социальная связь" (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 16.) (ментальность - мир неосознанного и спонтанного, но объединяющего всех членов общества, без того даже, чтобы они об этом подозревали). Среди этих недоступных сознанию или слабо осознаваемых простейших практик можно упомянуть заботу о теле и отношении к нему, организацию труда и распорядок повседневных дел, представления о времени и пространстве, которые отражают систему представлений о мире, связывающую воедино самые изысканные плоды трудов мыслителей и ученых с простейшими рассуждениями их безымянных современников. Выявление этих представлений позволяет нам увидеть, что объединяет Цезаря и последнего из его легионеров, Фому Аквинского и неграмотного итальянского крестьянина, жившего во владениях его семьи.
Полем, на котором разворачивалось изучение ментальности, для Блока было не индивидуальное сознание, а весь общественный организм в целом. Как писал один из наиболее известных последователей школы "Анналов" Андре Бюргьер, именно "эта история привычек, обычаев, всего того, что назвали бы в XVIII в. "обиходным сознанием, "сознанием привычек", это продолжение истории ментальностей в том виде, как она задумывалась М. Блоком, называется сегодня исторической антропологией". (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 16.)
Перечислить основные направления исторической антропологии или сюжеты, более всего привлекавшие исследователей, довольно трудно. Назовем лишь некоторые из них:
Отношение членов тех или иных обществ и входящих в них социальных групп к труду, собственности, богатству и бедности; Образ социального целого и оценка различных групп, классов, разрядов и сословий (т.е. представление общества о самом себе); Образ природы и ее познание, способы воздействия на нее - от технических до магических; Системы питания как культурный и социальный феномен; Оценка возрастов жизни (особенно детства и старости), восприятие смерти, болезни, телесности, отношение к женщине, роль брака и семьи, сексуальная мораль и практика, т.е. все субъективные аспекты человеческой демографии. Это направление традиционно называется "новой демографической историей"; Отношение мира земного и мира трансцендентного, восприятие роли потусторонних сил в жизни индивида; Трактовка пространства и времени; Различные уровни культуры и их взаимодействие, соотношение интеллектуальной культуры элиты с народной фольклорной культурой; Формы религиозности, присущие "верхам" и "низам"; Социальные фобии и коллективные психозы, феномен "охоты на ведьм"; Праздники и религиозные обряды; Государственная, национальная и племенная идентификация; Символика власти и восприятие политических учреждений; Человеческая личность, ее структура и самосознание и др.