О судебном доказательстве. Рассуждения, с помощью которых суд приходит к решению, можно сравнить с индуктивными рассуждениями, с помощью которых натуралист подкрепляет свои обобщения. Такие сравнения уже предлагались и обсуждались авторитетами по судебной процедуре (1). Начнем обсуждение этого интересного вопроса с рассмотрения примера.

A) Управляющий популярного ресторана, открытого допоздна,

возвратился в свой загородный дом, как обычно, значительно позже

полуночи. Когда он оставил автомобиль, чтобы открыть дверь своего

гаража, он был остановлен и ограблен двумя субъектами в масках.

Полиция, обследовавшая место происшествия, в палисаднике дома

1) Ср. Wigmore J. H-, The principles of judicial proof, Boston, 1913,

p. 9-12, 15-17, 13. О судебном доказательстве 261

жертвы нашла темно-серую тряпку. Эта тряпка могла быть использована одним из грабителей в качестве маски. Полиция допросила в близлежащем городе нескольких лиц. Один из допрошенных имел пальто с большой дырой в подкладке, но в остальном находившееся в хорошем состоянии. Тряпка, найденная в палисаднике, была из того же материала, что и подкладка, и в точности соответствовала дыре. Обладатель этого пальто был арестован и обвинен в участии в ограблении.

B) Многие из нас, вероятно, почувствуют, что такое обвинение

достаточно оправдывается обстоятельствами дела. Но почему? На

какой идее это основано? Это обвинение является не изложением

фактов, а выражением подозрения, выражением предположения:

A. Обладатель пальто участвовал в ограблении.

Такое официальное обвинение, однако, не должно быть беспричинным предположением, а должно подкрепляться относящимися к делу фактами. Предположение А подкрепляется фактом:

B. Тряпка, найденная в палисаднике дома жертвы ограбления,

была из того же материала, что и подкладка пальто обвиняемого,

и точно соответствовала дыре в подкладке.

Однако почему мы рассматриваем В как оправдание для А? Нам

не следует забывать, что А —только предположение: оно может быть

истинно или ложно. Если мы хотим поступать справедливо, мы

должны рассматривать обе возможности.

Если А истинно, то В можно понять без труда. Мы легко можем

себе представить, что человек, срочно нуждавшийся в маске и не

имевший возможности достать более подходящий материал, отрезал

кусок от подкладки своего пальто. Спеша удрать после преступ-

преступного акта, такой человек мог потерять свою маску. Или в испуге

он даже мог в тот же момент отбросить свою маску, вместо того

чтобы положить ее в карман и бросить в безопасном месте. Короче, В

вместе с А выглядит очень правдоподобно.

Если, однако, А не истинно, то В кажется необъяснимым. Если

этот человек не был участником ограбления или чего-либо подобного, то зачем он должен был бы портить свое хорошее пальто, вырезая большой кусок из подкладки? И почему этот кусок подкладки из всех возможных мест должен был оказаться именно на

месте грабежа, совершенного бандитами в масках? Он мог там оказаться, конечно, и по-простому совпадению, но такому совпадению трудно поверить. Короче, В без А едва ли правдоподобно.

Итак, мы видим, что умозаключение, которое привело к обвинению обладателя пальто, имеет следующую схему:

В вместе с А весьма правдоподобно

В без А едва ли правдоподобно

В истинно

А более правдоподобно

Дальнейшие схемы и первые связи между схемами

Но эта схема правдоподобного рассуждения очевидным образом

связана с другой схемой правдоподобного рассуждения, которую мы

разобрали раньше (в § 10):

Из А следует В

В без А едва ли правдоподобно

В истинно

А гораздо более правдоподобно

Различие между этими двумя схемами проявляется уже в самом

начале. Посылка «В вместе с А весьма правдоподобно» сходна с посылкой «Из А следует В», которая на самом деле может быть высказана и словами: «В вместе с А несомненно», но слабее, чем эта посылка. Итак, первая схема (только что открытая) выступает как «ослабленная форма» второй схемы (введенной в § 10) и, таким образом, в конечном счете как уточнение фундаментальной индуктивной схемы (сформулированной в § 12.1).

Случай, который привел нас к формулировке новой схемы, был

довольно прост. Рассмотрим более сложный случай.

C) К моменту убийства Клэренс Б. Хиллер со своей женой и

четырьмя детьми жил в двухэтажном доме в Чикаго. Спальни семьи

находились на втором этаже. На верхней площадке лестницы, ведущей на второй этаж, на ночь оставалась гореть газовая лампа. Вскоре после двух часов ночи с воскресенья на понедельник миссис Хиллер проснулась и заметила, что эта лампа погасла. Она

разбудила мужа, и он в ночной рубашке вышел на верхнюю площадку лестницы, где наткнулся на незнакомца. Они начали драться и во время драки скатились к основанию лестницы, где в Хиллера было сделано два выстрела; он умер через несколько секунд.

Стрельба произошла приблизительно в 2 часа 25 мин. ночи.

За несколько минут до убийства одна из дочерей Хиллера

в дверях своей спальни видела человека, державшего спичку так,

что его лица нельзя было разглядеть. Она не испугалась потому,

что отец обычно вставал ночью и проверял, все ли в порядке

у детей. Никто другой из членов семьи постороннего не видел.

Приблизительно в трех четвертях мили от дома Хиллера имеется

трамвайная остановка. Перед рассветом в день, когда произошло

!) Относительно следующего случая читателю следует справиться в ре-

решениях Верховного суда штата Иллинойс, почти полностью перепечатанных у Уигмора; см. цитированную в примечании на стр. 260 книгу.

убийство, четыре полисмена, у которых незадолго перед тем поблизости окончилось дежурство, сидели на скамье у этой остановки, ожидая трамвая. Примерно в 2 часа 38 мин. ночи они увидели человека, идущего в таком направлении, что скамья не могла быть ему

хорошо видна. Когда человек приблизился, полисмены заговорили

с ним, но он продолжал идти, держа правую руку в кармане.

Полисмены остановили его и обыскали. В кармане был заряженный

револьвер, человек вспотел, в разных местах его одежды выступала

свежая кровь, на его левом предплечье была легкая рана, слегка

кровоточащая. Полисмены (в то время не знавшие об убийстве)

привели человека в полицейский участок, где он был допрошен.

Этот человек — мы будем называть его подсудимым — позднее был

обвинен в убийстве мистера Хиллера.

Суд должен был провести судебное следствие и после следствия

отвергнуть или поддержать обвинение, т. е. следующее предположение, выдвинутое обвинительным актом:

А. Подсудимый стрелял в мистера Хиллера и убил его.

Сделаем обзор основных доводов, выдвигаемых в поддержку

предположения А.

1. В двух гнездах барабана револьвера, найденного у подсудимого, когда он был арестован, имелся сгоревший порох и ощущался запах свежего дыма. По мнению полисменов, из револьвера дважды стреляли в пределах часа до ареста. Пять патронов, которыми был

заряжен револьвер, имели в точности ту же фабричную марку, что

и три нестреляных патрона, найденных в коридоре дома Хиллера

поблизости от мертвого тела.

2. Незнакомец проник в дом Хиллера через заднее окно кухни,

с которого он сначала снял ставни. Человек, пролезающий через

это окно, мог опереться на перила веранды. На этих перилах,

которые были недавно покрашены, имелся отпечаток четырех пальцев левой руки. Два служащих бюро идентификации города Чикаго показали, что, по их мнению, отпечатки на перилах были тождественны отпечаткам пальцев подсудимого.

3. Два эксперта, не принадлежащие к чикагской полиции, выразили по поводу отпечатков пальцев то же мнение. (Один был инспектором полиции в Оттаве, Канада; другой — бывший эксперт

Федерального правительства в Вашингтоне.)

4. Приблизительно в 2 часа 00 мин. ночи, как раз перед убийством мистера Хиллера, в дом, отделенный от дома Хиллера незанятым участком, проник неизвестный. Две женщины видели в дверях своей спальни человека с зажженной спичкой над головой. Обе

женщины. показали, что этот неизвестный был того же роста и

телосложения, что и подсудимый. Одна из женщин вспомнила

также, что неизвестный был в светлой рубашке и с узорчатыми

подтяжками. Осмотрев рубашку и подтяжки подсудимого,

представленные в суд, свидетельница показала, что, по ее мнению,

подсудимый был тем человеком, которого она видела той ночью

в дверях.

5. Подсудимый, когда он был арестован, назвал фальшивую

фамилию и дал фальшивый адрес и отрицал, что он когда-либо

находился под арестом. На самом деле он был ранее осужден по

обвинению в краже со взломом, освобожден под честное слово,

возвращен в каторжную тюрьму за нарушение честного слова

и вторично освобожден под честное слово приблизительно за шесть

недель до ночи убийства. Примерно через две недели после второго

освобождения он под фальшивой фамилией купил револьвер, отдал

его в залог, получил обратно, заложил снова и вторично получил

его обратно за два часа до убийства.

6. Подсудимый был не в состоянии удовлетворительно объяснить

ни кровь на своей одежде, ни рану на своем левом предплечье, ни

свое местопребывание в ночь убийства. Относительно своего

местопребывания он рассказал две различные истории: одну после ареста, а другую в суде. Люди, которых, как он сначала утверждал, он

посетил в ту ночь, отрицали это. Тогда подсудимый сказал суду,

что он посетил салун, но не нашлось ни одного свидетеля, который

подтвердил бы это.

7. Все эти факты, события и обстоятельства, сообщенные под

заголовками 1-7, легко можно понять, если обвинение А

справедливо. Все они подкрепляют А, но вес такого подкрепления

не один и тот же во всех случаях. Некоторые из этих фактов

были бы объяснимы, даже если бы А не было справедливо.

Некоторые другие, однако, если бы А не было справедливо, казались бы сверхъестественными совпадениями.

То, что патроны, найденные в револьвере подсудимого, имеют

ту же фабричную марку, что и патроны, найденные поблизости от

тела жертвы, само по себе доказывает немногое, если патроны этой

марки — обычные патроны, продаваемые всеми оружейными мастера-

мастерами. Однако то, что из этого револьвера выстрелили ровно столько

раз, сколько выстрелов было сделано в жертву, и в пределах того

же часа, доказывает многое; трудно объяснить такое совпадение.

Совпадение отпечатков пальцев на перилах с отпечатками пальцев

подсудимого в наше время и само по себе рассматривалось бы как

почти решающее доказательство, но еще не рассматривалось так

в то время, когда происходил суд, в 1911 г. То, что обвиняемый

лгал относительно своей фамилии, адреса и преступного прошлого,

когда он был арестован, доказывает немногое: такую ложь можно

понять, если обвинение А справедливо, но можно понять и если

оно несправедливо: человек во всяком случае предпочел бы, чтобы

полиция оставила его в покое. Однако значительный вес имеет то,

что подсудимый был не в состоянии удовлетворительно объяснить

свое местопребывание в эту роковую ночь. Он должен был знать,

что этот вопрос важен, и его защитник, несомненно, знал о важности любого алиби. Если обвинение А было ложно и подсудимый

провел ночь, не причинив никому вреда, или совершил какое-нибудь

меньшее преступление, то почему он не сказал этого сразу же или

по крайней мере до того, как стало слишком поздно?

Все упомянутые подробности легко можно понять, если обвинение А справедливо. Но совпадение такого большого числа подробностей кажется необъяснимым, если обвинение А несправедливо;

крайне трудно поверить, что столько совпадений произошло только

по простой случайности. Как бы то ни было, защите не удалось

представить состоятельного толкования предъявленных улик.

Для присяжных были, конечно, и другие улики, помимо тех,

о которых мы здесь рассказали, и были улики, которые нельзя

точно передать никаким описанием: поведение подсудимого и свидетелей. Присяжные признали подсудимого виновным в убийстве, и Верховный суд штата подтвердил приговор. Приведем последнюю фразу из мнения Главного судьи: «Ни одно из этих обстоятельств,

рассматриваемое отдельно, не было бы решающим для установления

его (подсудимого) вины, но когда все факты и обстоятельства,

входящие в число улик, рассматриваются вместе, можно найти оправдание присяжным, которые были уверены, что вердикт о виновности должен последовать как логическое следствие».

8. Утверждения 1-7, перечисленные в C), довольно

хорошо соответствуют схеме, введенной в B). Они даже лучше

соответствуют схеме, отличающейся от нее только в одном пункте:

В вместе с А весьма правдоподобно

В без Л не в такой степени правдоподобно

В истинно

А более правдоподобно

Каждое из утверждений 1-7 может быть с полным

смыслом подставлено в эту схему вместо В, причем, конечно,

А должно интерпретироваться как обвинение. Утверждения 1-7 являются составными утверждениями; они имеют части

(некоторые из них мы подчеркнули в D)), каждая из этих частей

сама по себе может рассматриваться как существенная улика: каждая

такая часть также с полным смыслом может быть подставлена

вместо В в приведенную выше схему. Если мы вспомним наш раз-

разбор в D), то, конечно, сможем ясно понять, что чем менее

правдоподобно В без А, тем сильнее заключение.

Если мы ясно представим себе, как свидетели один за другим

подтверждали перед присяжными на протяжении процесса

множество улик, то мы сможем яснее увидеть, что правдоподобные

рассуждения в таких процессах и в научном исследовании, в котором последовательно проверяется несколько следствий из

предположения, играют аналогичную роль (ср. особенно § 12.2).

F) Предыдущее рассмотрение ясно подсказывает составную схему

правдоподобного рассуждения, имеющую к схеме, сформулированной

в E), в точности такое же отношение, какое составная схема,

введенная в § 12.2, имеет к фундаментальной индуктивной схеме

§ 12.1. Я не вхожу здесь в этот предмет; читатель, более сведущий

в доктрине судебного доказательства, мог бы разработать его

с более выразительными примерами и интерпретациями, но я при-

прибавлю еще одну иллюстрацию этой схемы.

Когда Колумб и его товарищи плыли на запад через неведомый

океан, они всякий раз, когда видели птиц, приветствовали их

громкими возгласами. Они рассматривали птиц как благоприятный

признак, указывающий на близость земли. Хотя в этом они неоднократно

бывали разочарованы, лежащее в основании рассуждение мне

кажется совершенно правильным. Если сформулировать это

рассуждение со всеми подробностями, то оно будет звучать следующим

образом:

Когда судно близко к земле, мы часто видим птиц.

Когда судно далеко от земли, мы видим птиц реже.

Теперь мы видим птиц.

Следовательно, то, что мы близко к земле,

становится более правдоподобным.

Это рассуждение в точности соответствует схеме,

сформулированной в E): присутствие птиц рассматривается как косвенная улика

в пользу близости земли. Спутники Колумба видели нескольких

птиц в четверг, 11 октября 1492 года, а на следующий день был

открыт первый остров Нового Света.

Читатель может заметить, что проиллюстрированная схема лежит

в основании многих из наших каждодневных рассуждений.