Стали популярными утверждения, что причиной депрессий и инфляции, возникающих, якобы, вследствие неправильного управле­ния деньгами, являются необычные и неожиданные экономические собы­тия — «кризисы» или «шоки», как их называют. Эти объяснения производят впечатление неизвестно откуда надвигаю­щегося, но неизбежного стихийного разрушения, которое невозможно предотвратить, а функционирование денег окутываются ореолом древней и мучительной тайны экономической науки.

Поэтому, когда на население обрушиваются как снег в июле экономические и финансовые кризисы, все поворачиваются к экономистам. Экономисты хватаются за голову. Это – «сбой в системе», «непредвиденное явление», «дефект рынка», «циклический шок» и т.д. – скороговоркой сыплют они свои толкования. Но так ли уж неожиданны финансово-экономические кризисы, если их рассмотреть с социологической точки зрения?

Возьмем один из самых известных подобных кризисов, случившийся в 1920 –1930‑х годах и проанализируем роль и действия основных финансовых институтов США, действовавших в то время. (Факты и данные взяты из 4-х статей Ричарда Тимберлейка, опубликованных в журнале «Прогнозис», см. 1-4).

В 1920‑е годы деньги создавались четырьмя четко определенными инсти­тутами: золотым стандартом, Министерством финансов США, Федераль­ным резервом, состоявшим из 12 банков и Совета Федерального резерва в Вашингтоне, а также системой коммерческих банков, которых насчиты­валось более 20 000. Однако роль этих институтов была различной. Денеж­ную политику и происходящие в денежной сфере события определяли золо­той стандарт и Федеральный резерв при заметном участии Министерства финансов. Сутью золотого стандарта было свободное движение золота между людьми и странами, поддержание фиксированной стоимости национальных валют в золотом выражении и, следовательно, соотношения между ними, а также отсутствие международной координирую­щей и кредитной организации, вроде МВФ. Коммерческие банки могли только пассивно принимать то, что исходило от центрального банка и золотого стандарта. Они тоже создавали деньги. Но с их стороны создание денег было непреднамеренным и являлось исключительно побочным продуктом кредитных операций.

Федеральным резервным банкам были даны полномочия конфиско­вывать бóльшую часть золота банковской системы и возможность, либо усиливать, либо сдерживать денежные последствия прибываю­щего золота. Хранящееся в Федеральном резерве золото и другие резервные активы номинально росли на 1,1 % в год, прежде всего за счет притока золота. Проводи­мая резервная политика «стерилизовала» часть золота, не позволяя становить­ся базой для новых денег. То есть, когда золото попадало в кассы Федеральных резервных банков, они снижали объем других активов, представлявших собой преимущественно долги коммерческих банков: коммерческие банки выплачи­вали часть своих долгов путем снижения остатков на резервных счетах Феде­ральных резервных банков.

К 1929 году денежные обязательства Федерального резерва — резервно-депозитные счета коммерческих банков в Федеральных резервных банках и хранящиеся у населения наличные деньги Федерального резерва — состав­ляли 4,25 млрд долл. Это превышало золотые резервы Федерального резерва лишь на 1,39 млрд долл. Иначе говоря, объем золота, попавшего в Федераль­ные резервные банки, которым в случае отсутствия центрального банка вла­дели бы коммерческие банки, равнялся 2,86 млрд долл. Оставшиеся 1,39 млрд долл. были созданы действиями Федерального резерва. К августу 1929 года объем золота Федерального резерва и других резервов вырос до 3,12 млрд долл. Закон о Федеральной резервной системе требовал резервирования половины этого золота для обеспечения обращающихся на рынке обяза­тельств Федерального резерва, но другая половина — 1,56 млрд долл. — была «избыточной» и ее можно было использовать для любых денежных целей, которые управляющие Федерального резерва сочли бы подходящими. Обычно эту «избыточную» часть обращали в деньги, т.е., на эту сумму производилась эмиссия доллара.

На протяжении последующих трех с половиной лет управляющие Феде­ральных резервных банков продолжали наращивать запасы золота, даже тогда, когда финансовая система свалилась в штопор в результате трех серь­езных банковских кризисов. К февралю 1933 года из‑за жесткой денежной политики Федерального резерва экономика едва подавала признаки жизни и сжалась до состояния денежного удушья. Запасы золота в Федеральных резервных банках увеличились до 3,36 млрд долл. и «избыточные» золотые резервы все еще составляли 1,35 млрд долл.!

Почему? Почему в условиях крайней нужды в деньгах для развития производства не производилась их эмиссия, благо золота было достаточно? Почему государство и бизнес не могли ни предотвратить, ни воспрепятствовать этой политике ФРС?

Банковская система США прошла через три серьезных сжатия, а денеж­ная масса продолжала уменьшаться. Федеральные резервные банки тем време­нем сидели на своих огромных запасах золота — золотых резервах, по закону необходимых для обеспечения текущей денежной эмиссии, и «избыточных» золотых резервах, которые могли бы обеспечить значительное увеличение денежного предложения, — и… ничего не делали!

Если бы Феде­ральные резервные банки следовали общепризнанной теории того времени (теории Бэджгота), они увеличивали бы выдачу займов и учет векселей под­ведомственным им коммерческим банкам до тех пор, пока не кончились бы запасы золота. Т.е., имея излишки золота, они должны были его обращать в столь нужные в данный момент экономике деньги. Экономика вернулась бы к нор­мальному состоянию, и не случилось бы безобразных правительственных махинаций конца 1930‑х годов. Не возникло бы конфликтов в Верховном суде; не народилась бы паразитирующая на экономике бюрократия Ново­го курса.

Почему мы так подробно говорим об этом? Наша мысль состоит в том, что чисто экономическая теория не способна объяснить эти факты без привлечения социологических и даже политологических оснований. Мы не можем понять поведение руководителей Федеральной резервной системы, особенность принимаемых ими решений без обращения к социально-политическим и даже религиозным параметрам действующей социальной группы. Она, как и все другие группы, находится в определенном, чаще конкурентном отношении к иным группам, против которых и выстраивает свою политику, имея общей целью увеличение своей власти и влияния, а в частном случае, путем удушения конкурентов. Кто эти конкуренты, как выяснится в дальнейшем изложении, почти весь остальной мир. Пока следует напомнить, что в обоснование своих решений лидеры группы могут приводить самые разные мотивы, использовать самую что ни на есть гуманную риторику. Однако, их действия могут далеко отстоять от их речей, основная цель которых - увести как можно дальше от подлинных мотивов и преследуемых целей.

Другой наш мотив к написанию статьи состоит в том, что воспроизводство аналогичного кризиса в 2007-2009 гг. ничем по существу не отличалось от упоминаемого нами периода. Даже исполнители – институты - были те же, и алгоритмы их действий повторяли инструкции их старших товарищей. И дело не в том, что имея подобный опыт, «денежные власти» и те, кто задает тон в конгрессе, плохо усвоили эти уроки, касающиеся денежного механизма США и его взаимосвязей с экономикой. Хотя побочные эффекты невежества населения в вопросах денег, того как они создаются, какого рода институты инициируют этот процесс, с помощью каких волшебных заклинаний и священнодействий цент­ральные банки управляют денежной системой, какие правила, законы или традиции ограничивают свободу их действий, в определенной степени попустительствовали разгулу банков.

Между 1929 и 1933 годами Федеральный резерв, являющийся централь­ным банком США, денежным голодом довел страну до самого силь­ного кризиса в ее истории. Это не было циклическим проявлением недостатков рыночной системы в целом, как думают теоретически подкованные экономисты. Случившийся обвал не был неизбеж­ным. Но он создал прекрасный повод для последующего принятия законов, которые оказали заметное влияние на банковскую и денежную систему США. Во‑первых, так называемый Закон о золотых резервах 1934 года, в соответствии с которым президент получил неконституционное право потребовать внесения всего золота, находящегося в частных руках, на депозит в Министерстве финансов США. Кроме того, он получил право своим декретом ревальвировать цену золота (девальвировать доллар) до 60 %. Представьте, что вы должны немедленно сдать государству все свое золото, даже часы и украшения, перед угрозой серьезного наказания. Даже Советский Союз в свои лучшие времена не прибегал к столь сильным методам грабежа населения. А объяснялся грабеж очень просто: нет денег, поэтому вынуждены экспроприировать! Никто тогда не задумывался и не выяснял, а почему нет денег, когда столько золота в банках?

Банковский закон 1935 года изменил всю систему денежного регулирова­ния. Он наделил Федеральный комитет по открытому рынку (ФКОР) пол­номочиями по своему усмотрению регулировать массу денег в США. Прези­денты региональных Федеральных резервных банков сохранили пять мест во ФКОР, состоявшем из 12 членов, но Совет теперь имел большинство — 7 человек. С этого времени и по сегодняшний день денежную политику фор­мирует ФКОР, санкционируя продажу (или покупку) государственных цен­ных бумаг США на открытом рынке. Эту операцию еженедельно осуществ­ляет Федеральный резервный банк Нью-Йорка.

Как видим, вторым и более важным следствием искусственно подстроенной ситуации кризиса было введение своих людей на ключевые посты и предоставление им безграничной свободы действий, не контролируемой никем. Понятно, что существуют вполне определенные критерии, по которым люди считаются своими. Далеко не последнюю роль в этих критериях играют не только семейные, родственные связи, но и религиозные верования. Т.е., определенные социологические параметры также влияют на функционирование финансовой системы.

При покупке государственных ценных бумаг, которые до этого были про­даны Министерством финансов для оплаты государственных облигаций, ФКОР создает деньги. Новые деньги представляют собой либо резервы ком­мерческих банков, либо банкноты федерального резервного банка. Понят­но, что если совет из 12 человек определяет количество существующих денег, то количество золота в системе не имеет практически никакого отношения к деньгам. Здесь заканчивается вся экономическая теория и начинается социология. Теперь она должна объяснить, почему эти 12 человек принимали те или иные решения. Ни золотой стан­дарт, ни резоны центрального банка уже не были определяющими при ограничении количества денег в экономике.

Закон о золотых резервах 1934 года окончательно оформил развод между золотом и денежной системой. С 31 января 1934 года частным домохозяй­ствам, банкам и предприятиям не позволялось владеть сколько‑нибудь зна­чительным количеством золота, хранение которого стало незаконным. Было запрещено использовать золотые монеты для денежных целей. Этот закон также давал полномочия президенту, Франклину Рузвельту, повы­шать цену золота до 60 %. В начале 1934 года он повысил официаль­ную денежную цену золота, которая до этого на протяжении 100 лет состав­ляла 20,67 долл. за унцию, до 35 долл. за унцию. Весьма почитаемый в России президент США чисто пиратским способом ограбил все население своей страны. Запас золота в Министер­стве финансов, стоивший в январе 1934 года 4,033 млрд долл., в феврале 1934‑го стал стоить 7,348 млрд долл., увеличившись на 3,405 млрд долл. в результа­те указа одного человека! Вот вам и «строгая» теория экономики, вот вам и «монетаризм», развенчание которого не помешало бы даже сегодня, учитывая, резонанс знаковых решений, принимавшихся в России в 1990-х годах.

Федеральное правительство также аннулирова­ло (неконституционно!) все золотые оговорки [о пересчете в соответствии с ценой золота ] в своих контрактах и долгах, тем самым не поде­лившись своим вновь обретенным богатством с частным сектором. За один месяц конгресс и Рузвельт с помощью законодательных и административ­ных декретов создали пиратский доход от золота, равный годовому дохо­ду от обычных налогов.

Несмотря на то, что все остальные страны вышли из золотого стандарта или тоже повысили цену золота в своих валютах, увеличение долларовой цены золота спровоцировало массированный приток валюты в США. Поли­тическая атмосфера в Европе и других регионах также способствовала скоп­лению золота в США. К 1940 году золотой запас США составил 20 млрд долл., или 20 000 тонн! Бросается в глаза контраст между формально неподведомственной государству ФРС, купающей­ся в золоте, и депрессивной экономикой, лишенной денег и обслуживаемой контуженной банковской системой. В распоряжении Федерального резерва находились рычаги активного ручного управления денежной политикой. Он располагал не только полно­мочиями инициировать через ФКОР операции с государственными ценными бумагами на открытом рынке. В соответствии с Законом о банках 1935 года Федеральный резерв получил возможность управлять в широких пределах резервными требованиями банков.

Но в середине 30‑х годов произошло еще более удивительное событие. Толь­ко‑только начали появляться признаки запоздалого оживления, частично вызванного денежным расширением на основе масштабной монетизации золота, как чиновники Министерства финансов — Федерального резерва решили, что непрерывный приток золота создает высокий риск… инфля­ции! Любой экономист знает абсурдность такого утверждения! Однако же, оно было очень последовательно проведено в жизнь. Чиновники этих двух учреждений пришли к выводу, что теперь наибо­лее подходящей тактикой для Федерального резерва будет повысить резерв­ные требования для коммерческих банков, воспользовавшись новыми пол­номочиями, предоставленными Законом о банках 1935 года. Одновременно Министерство финансов должно возродить методы стерилизации золота, применявшиеся Федеральным резервом в 1920‑х годах. Совет управляющих Федерального резерва воспринимал ситуацию, сложившуюся в денежной сфере в середине 30‑х годов, как удобную возможность испытать на практи­ке новый инструмент — механизм резервных требований.

Таким образом, Минфин имел золотую «позицию» и право проведения политики в области золота. Первое повышение резервных требований (на 50 %) Федеральный резерв осуществил в августе 1936 года: с 7, 10 и 13 % до 10,5, 15 и 19,5 %. Через несколь­ко месяцев Министерство финансов начало проведение своей собствен­ной политики по стерилизации золота — точно такую же, какую в 20‑е годы проводил Федеральный резерв. Его целью было «сдержать инфляционный потенциал» [торжество абсурда!] прибывающего золота.

Так, издевательски над экономической теорией и здравым смыслом населения США объяснялось «инфляцией» проведение этой политики, которая даже с точки зрения далекого от науки обывателя должна была быть противоположно направленной: ведь приток золота сулил процветание стране.

Начиная с 22 декабря 1936 года Министерство финансов помещало покупаемое им золото на «неактивный» счет. Вместо выпуска золотых сертификатов и депонирования их в Федеральных резервных банках, увеличивая тем самым кредитовое сальдо для покупок за золото, Министерство финансов платило за золото, продавая государ­ственные ценные бумаги на финансовых рынках. Тем самым оно проводи­ло собственные операции на открытом рынке — в данном случае продажи — при помощи собственного «ФКОР». Таким способом золото накапливалось в Министерстве финансов, но не монетизировалось.

Кроме нейтрализации притока золота, эта политика имела и иные дефля­ционные последствия: на рынок попадало больше государственных ценных бумаг, конкурировавших за доллары потребителей и инвесторов. Тем самым формировалась тенденция повышения процентных ставок, препятство­вавшая общим расходам. А это и есть то, в чем банки нуждаются всегда: повышение ставок – это обещание чистого дохода. В марте и мае 1937 года Федеральный резерв еще усилил в целом дефляционную политику, увеличив резервные требования до максимально допустимого уровня: 14, 20 и 26 %.

Руководство Федерального резерва и Министерства финансов действова­ло сознательно и целенаправленно. Они верили, что люди могут и должны управ­лять денежной системой. Однако в отличие от политически процветающего Вашингтона, осталь­ная экономика росла беспрецедентно медленно. Никогда прежде фаза рецессии — депрессии не была столь продолжительной и глубокой. К концу 1936 года началось оживление экономики, но уровень цен все еще был на 18 % ниже показателей 1929 года, а безработица все еще составляла 16 % рабочей силы. И, невзирая на это, Министерство финансов и Федеральный резерв ужасно беспокоила опасность инфляции! Т.е., они заведомо лгали при всеобщем молчании экономистов.

Несмотря на то, что их злонамеренное управление денежной сферой только что спровоциро­вало наиболее катастрофическую гипердефляцию в истории, они были больше озабочены тем, чтобы были урегулированы все юридические вопросы по лишению должников права выкупа заложенного имущества. Т.е., ограбив население, они не позволяли ему встать с колен. За риторикой проти­водействовать инфляционному потенциалу денежные власти умудрялись системати­чески встраивать его в денежный механизм.

20 декабря 1936 года министр финансов Моргентау объявил в пресс‑рели­зе, что политика Минфина в области золота была скоординирована с повы­шением резервных требований со стороны Федерального резерва. К сере­дине 1937 года «неактивного» золота в Министерстве финансов накопилось на 1,087 млрд долл., или около 9 % всего золота Министерства финансов. Тем временем, банковская система и частная экономика погрузились в новую рецессию. Возникновение депрессии — рецессии убедило Моргентау, что «опасность инфляции» миновала. В социологических терминах это означало окончательное повержение противника – в состав которого входили: государство, бизнес, население - и переход к мирной передышке. В сентябре 1937 года он освободил с неактивного счета 300 млн долл., запустив процесс монетизации золота. Соответствен­но увеличились счета золотых сертификатов Федеральных резервных бан­ков, что, как обычно, привело к росту денежной базы в балансах последних. В конце концов, 19 апреля 1938 года Моргентау объявил о полном закрытии неактивного золотого счета.

Политика Министерства финансов в области золота продолжалась 16 месяцев — с декабря 1936 по апрель 1938 года, а повышения резервных тре­бований Федерального резерва производились в августе 1936 года и в марте — мае 1937 года и оставались в силе с незначительными изменениями и после Второй мировой войны. Политика Министерства финансов отсекала новое золото в начальном пункте монетизации; политика Федерального резерва эффективно подавляла потенциал создания денег, обеспечиваемый ста­рым золотом. На протяжении следующих трех лет экономика стагнирова­ла. К 1941 году уровень цен все еще был на 14 % ниже показателей 1929 года, а безработица составляла 10 % рабочей силы. Появились исследования, ана­лизирующие «стагнирующую промышленную экономику».

Таким обра­зом, Великое сжатие и Великая депрессия должны быть лишь двумя из мно­жества великих сжатий и великих депрессий на протяжении жизни послед­них пяти поколений. Чем же так уникален период с 1929 по 1941 год? Почему именно эта экономическая депрессия была столь глубокой, столь продолжи­тельной и не поддающейся «терапии» со стороны денежных властей?

Четыре статьи, опубликованные Тимберлейком в журнале «Прогнозис», из которых мы взяли все фактические данные, заканчиваются выводом, что Великое сжатие и Великая депрес­сия были результатом плохой политики центрального банка и Министер­ства финансов. Наш вывод звучит резче: порочный центральный банк, каким сегодня явля­ется Федеральный резерв, никогда не снисходил до общественных интересов, и был задуман совсем для других целей – проложить путь к всемирной власти банкиров. Именно эта цель и проявилась очевидным образом в процессах глобальной финансиализации мира спустя 60-70 лет.

Но могла ли история пойти иным образом, если бы не был создан частный Федеральный резерв, подмявший под себя экономику США и ряд связанных с ней экономик, или если у руля государства оказались бы люди, не столь коррумпированные и понимавшие опасность создания в государстве надгосударственной структуры, да еще и владеющей всеми деньгами государства? Чтобы ответить на вопрос, обратимся еще раз к социологическим параметрам – ментальности новоевропейского времени.

Магия золота владела умами европейских политиков и экономистов, как и некогда умами их предшественников – конкистадоров и грабителей с большой дороги. Алчность и агрессия, с которой они грабили колонизуемые страны, отправляя в метрополию огромные потоки ресурсов, драгоценностей, золота, застила им сознание, зашорила им ум, сковала их мышление. Они и сегодня думают, что умный человек – это обязательно богатый человек. Они не осознавали относительную значимость золота, его более важную роль как инструмента, средства, эталона для сравнения валют. В принципе, государственным указом роль золота может быть отведена другому ценному металлу, или даже некой энергетической единице измерения. Более того, не была понята и более важная инструментальная ценность денег, т.е. их сущность как всего лишь средства обмена товаров. Любой бартер с успехом возьмет на себя функцию денег. Но условием бартера являются социальные связи и отношения. А вот их наличие никакими деньгами не купишь. Создание социальности, сети позитивных отношений является предварительным условием всякой последующей экономической деятельности.

То, что европейские политики этого времени недооценили этот фактор, первые поняли руководители ФРС и первыми же нанесли удар. Ужесточение монетарной политики ФРС осложнило для населения США, Герма­нии поддержание обычного уровня жизни. В конце 1920‑х годов экономики Соединенных Штатах и Гер­мании ввиду их тесной связанности начали сжиматься вследствие действий цент­ральных банков. Стереотипное доверие этих стран к политике золотого стандарта и привело к Великой депрессии и погружению в нее остального мира. Европейские страны были зашорены этим туземным предрассудком и боялись избыточной эмиссии денег, в которой сами же и нуждались. Выбор в пользу дефляции, а не девальвации был наиболее важным фак­тором, определившим развитие депрессии. Современники явно считали его ключевым решением властей и всецело его поддерживали. Политики во всех индустриальных странах требовали, чтобы в качестве меры борьбы с депрессией использовалась не девальвация валюты, а снижение заработ­ной платы, издержек производства и цен на товары и услуги. Никто не при­зывал к девальвации до тех пор, пока беспрецедентный кризис не сделал приемлемое решение неприемлемым и наоборот. Но достаточно долгое время дефляция оставалась единственным приемлемым решением.

Таким образом, наш ответ состоит в том, что, фактором, определившим порочную историческую финансово-экономическую траекторию Запада, было частичное невежество политической элиты Запада, приверженность внедренным в ее сознание предрассудкам. Другим возможным обстоятельством может быть вопиющая коррупционность этой элиты, заставившая закрыть глаза на негативные социальные последствия принятых решений.

Правительствам и центральным банкам в начале 1930‑х гг. дефляция в своих экономиках давалась непросто. Принимая во внимание жертвы, на которые им пришлось пойти во время Первой мировой войны, рабочие, некогда без­ропотно сносившие тяготы финансовой стабильности, теперь заставляли политиков считаться со своим мнением. Неспособность разработчиков эко­номической политики снизить заработную плату была одним из основных экономических ограничений эпохи. Поэтому снижать пришлось не заработную плату, а спрос на рабочую силу. Повсюду бичом стала безработица. Прибыльность упала. Кредит был слиш­ком дорогим (реальная стоимость глобальных золотых резервов, которые обеспечивали денежную массу, была низкой из‑за высокого уровня цен).

Историки экономики любят поразмышлять над тем, как иная экономическая политика могла бы ослабить Великую депрессию или сделать ее менее продолжительной. Наибо­лее веской из этих причин является важный исторический перелом, который произошел тогда, когда Гитлер стал канцлером Германии. Немало чернил было изведено на разъяснение причин прихода нацистов к власти. Если бы можно было избежать прихода к власти Гитлера в январе 1933 года, возможно, не было бы вто­рой мировой войны, и история XX века могла бы оказаться совершенно иной.

Различные исследователи подтверждали и опровергали разнооб­разные, порой полностью противоположные гипотезы о связи между немец­кой экономикой и голосованием за нацистов. Но нет сомнений в том, что нацисты были партией депрессии. В 1920‑х они были маргинальной группой, которой удалось выйти на выборы только в 1930 году, когда экономическое положение ухудшилось. Они получили еще больше мест в рейхстаге во время первых выборов 1932 года, но они потеряли места во время вторых выборов, прошедших позднее в том же году, когда экономическое поло­жение начало улучшаться. Если бы улучшение произошло раньше, то нацисты получили бы меньше голосов. Слабая поддержка нацистов среди избирателей могла бы существенно повлиять на политическое маневрирование руководства Веймарской респуб­лики. В любом случае, при более благоприятных эко­номических условиях политическая поддержка нацистов была бы ниже, как и вероятность того, что Гинденбург попросил бы Гитлера стать канцлером.

Но почему ФРС неявно (а скорее, сознательно) поддерживала курс (на депрессию), создавший условия для появления Гитлера? Вот здесь и появляется окончательное звено в этой финансовой головоломке, оставшейся неразгаданной современниками той эпохи. Достижение всемирного господства - как цели поставленной перед ФРС ее создателями – было невозможно без сокрушения Советского Союза. А он мог быть сокрушен не сытым и благополучным Западом, а разгневанным, ограбленным и готовым на поиск виновных и их наказание одураченным народом. Фактически тот же сценарий повторился спустя 70 лет, когда волну финансового кризиса и всеобщего недовольства удалось с помощью взрыва нью-йоркских башен перенаправить на террористов из Ирака, Афганистана, Пакистана и др. стран, еще не покорившихся командам из США. А самой, слабеющей уже Америке, приходится прилагать все силы на разжигание «мирового пожара» в странах Северной Африки – Тунисе, Египте, Алжире, Ливии, Йемене, защищая доллар от падения. Если присмотреться к сложившимся в них «предстартовым» условиям, то всюду видны контуры предвоенной Германии – безработица, отсутствие перспектив у молодежи, большой разрыв между богатыми и бедными, крайне низкий уровень жизни у большинства и т.д. - что говорит не только о тщательной подготовке этих условий со стороны ФРС и ее агентов, но и о умелом нажатии курка в нужный момент. Но почему достижение всемирного господства стало навязчивой идеей ФРС?

Представьте, что все богатые страны и все богатые люди имеют состояния в долларах. Тогда им всем выгодно, чтобы курс доллара по отношению ко всем другим валютам каждый день повышался. Это уже не экономика и не социология, а психология. Каждый день они становятся чуточку богаче, а бедные – беднее. Последним некуда деться, ведь нет другой валюты, которая соперничала бы с долларом. Но как только они задумают ввести другую валюту, на них обрушится военный кулак США, ведь он тоже существует на разнице в курсах валют. Более того, сами США давно уже стали инструментом этой политики ФРС. Поэтому, при используемой ФРС стратегии, ей жизненно необходимо достижение мирового господства, отводящее угрозу возникновения конкурирующих валют, прежде всего, со стороны политически (а не экономически) успешных государств.

Экономическая политика — это важная состав­ляющая социально-экономического поведения ведущих групп общества. Если бы экономическая политика во время великой депрессии была иной, можно предположить, что ужасов нацизма и Второй мировой войны можно было бы избежать. Но для этого нужен был социальный субъект, соответствующим образом мыслящий и видящий в этом поведении свои интересы.

Социологический подход не только дает связное объяснение макроэкономической истории межвоенных лет. Он позволяет рассматривать возможные альтернатив­ные сценарии исторического развития. Он помогает увидеть политические действия, которые влияли на экономическую историю. Он заставляет нас сделать вывод, что неверные представления западных политических лидеров о существе макроэкономической политики (или их коррумпированность) привели к тому, что населению мира десятилетия при­шлось страдать от насилия и даже геноцида.

Обратимся к российской ситуации, к которой старательно применяются те же, скомпрометировавшие себя на Западе рекомендации. Что означает неуклонное повышение цен почти на все товары, характерное для нынешней ситуации в России? Прежде всего, это бьет по ценности рубля, понижая его стоимость как внешнеэкономической валюты, т.е., приводит к его девальвации. Если цены возросли в среднем на 10%, то теперь за то же количество рублей можно купить только 90 процентов тех товаров, которые покупались ранее. Иностранцы, имеющие валюту, теперь могут купить значительно большее количество товаров, чем раньше, а значит, они получают дополнительные льготы по скупке и остального имущества страны. Заработная плата работающих уменьшилась на 10%, поэтому некоторым уже невыгодно работать за облегченные рубли, на них можно купить меньше, чем раньше и значительно меньше, чем на валюту других стран. Эти решения стимулируют отток работающего населения, и в то же время создают привлекательные условия для дальнейшей приватизации имущества страны в интересах иностранных собственников. И надо учесть, что помимо приходящих зарубежных инвестиций, на страже интересов иностранных собственников и кредиторов будет стоять НАТО.

Происходящая в России девальвация рубля может иметь и позитивные следствия только в том случае, если страна, проводящая девальвацию, в состоянии обеспечить рост своей экономи­ки за счет внутреннего кредитования (5). Для этого необходимо снизить учетную ставку и начать стимулировать экономическую активность, что собственно и предложил премьер В.В.Путин. В определенных условиях девальвация позволяет проводить и более экспансионистскую экономическую политику, что давно уже делается в Китае, и что очень не нравится США, регулярно напоминающим Китаю о своих пожеланиях увидеть повышение курса юаня.

Даже в проходящем в эти дни мировом экономическом форуме в Давосе, умудренные советники из ФРС не раскроют участникам глаза на ложность проповедуемых во всех университетах теоретических экономических взглядов. И только когда на смену им при­дут другие государственные деятели, экономическая политика изменится. Сегодняшнее усиление расизма в Европе и даже ожидаемый приход к власти нацистов в некоторых странах Европы (например, в Австрии) — один из примеров того, что это может происходить так же, как и было в истории - даже если мы имеем дело с наименее жела­тельным из возможных вариантов - пока мы не сравняемся в знаниях с режиссерами и перехватим рукотворную историю.

­

Литература

1. Тимберлейк Ричард. Деньги в 1920 – 1930‑е годы. Прогнозис, Журнал о будущем, М., 2008, 3 (15), сс.124-131. www.prognosis.ru/prog/2008-3_Prognosis.pdf

2. Тимберлейк Ричард. Политика в области золо­та в 1930‑е годы. Прогнозис, Журнал о будущем, М.,2008, 3 (15), сс.132-140. www.prognosis.ru/prog/2008-3_Prognosis.pdf

3. Тимберлейк Ричард. Катастрофа резервных требований 1935 – 1938 годов. Прогнозис, Журнал о будущем, М.,2008, 3 (15), сс.141-151. www.prognosis.ru/prog/2008-3_Prognosis.pdf

4. Тимберлейк Ричард. Австрийская «инфля­ция», австрийские «деньги»… Прогнозис, Журнал о будущем, М.,2008, 3 (15), сс.167-175. www.prognosis.ru/prog/2008-3_Prognosis.pdf

5. Айхенгрин Б., Темин П. Альтернативные сценарии Великой депрес­сии: «Прогнозис», Журнал о будещем, М.,2008, № 3 (15), с.185-194. www.prognosis.ru/prog/2008-3_Prognosis.pdf

Григорьян Э.Р., ректор ИСН

Статья из сборника «Креативность и социальные науки»: Сб.ст.Отв.ред. – Э.Р. Григорьян, М., Институт социальных наук, 2011.- 80 с. ISBN 978-5-248-00132-6