КОГДА СОЦИОЛОГИЯ ПОВЕРНЕТСЯ ЛИЦОМ К ОБЩЕСТВУ?

Обычная схема социально-политических статей развертывается вдоль догадок, прогнозов или предвосхищений состоявшихся событий и включает в себя попытки разъяснения читателю их связи или сопряженности с планами, стратегиями или очевидными интересами действующих субъектов. Почти никогда не предпринимаются попытки набросать контуры напрашивающейся контр-игры. В реальной жизни люди всегда как-то реагируют на происходящие события, и более того, - действия самих людей – это непрерывный поток реакций на обрушивающиеся события. Но ведь социология как наука могла бы давно вооружить людей поведенческими щитами, защищающими их от мечей противника. Тем более, что методы, которые использует противник, не меняются тысячелетиями.

Ключевой категорией социологии является ‘смысл’. В социальном взаимодействии смысл, всплывающий в конкретном социальном времени и пространстве, является стержнем поведения. Смысл соотносит любое явление, любой предмет не только с человеком, но и с общим историческим бытием. Смысл – это содержание человеческого бытия (в том числе внутреннего бытия), выступающего посредником в отношениях человека с миром. Именно смысл определяет уровень ценности того, что мы открываем в людях и в самих себе. Подлинный смысл адресован не только разуму, но и неконтролируемым глубинам души. На уровне подсознательном смысл передается через систему символов. И любая мысль, еще не оперившись, уже спешит найти себе адекватный и выразительный символ.

Каждый удар молотка строителя должен быть наполнен смыслом. Он придает гордость и энергию любой профессии. В этом их отличие от содержания военнопленного, в которое входит непременное его унижение. Нет тяжелей пытки – лишение смысла. Ценностные системы обратно симметричны. Если одна запрещает брать чужое, то другая не только поощряет, но и упражняет детей в этом. Каждая идеология или религия порождает свою противоположность, иногда умещающуюся под той же крышей. Бюрократия многих стран изощрялась именно на соскабливании смысла со всякой общественной активности. Излишняя энергия страшила правителей. Но каждое действие вносит свой собственный смысл. Нельзя понять со стороны смысл действий, не погрузившись внутрь ситуации. Те же, кто спешит обрушиться на другого под влиянием односторонней информации, бросает себя на костер.

В термине ‘смысл’ важно присутствие составляющих его противоположных понятий, одним из которых является ‘первосмысл’ или ‘архетип’, указывающий на наличие в «смысле» первичных форм природного, космического, энергетического пластов. Зачастую он непонятен самим людям, которые не знают, что реализуя какую-то цель, они всего лишь выполняют неведомую им волю самой природы. Этот подход сближает историю и социологию, отсылая поиски смысла в раннюю историю человечества. А она показывает ритмичность смены обратно симметричных ценностных систем: одна созидает, украшает, возвышает, другая – укрывшись в кустах, ждет подходящего момента для тотального грабежа и убийств. (См. Ибн-Хальдун). И нельзя одной цивилизации укрыться от анти-цивилизации. Хищника гонит запах пищи и близкой крови.

Но цивилизация строит свою контр-игру, свои стратагемы. Китайцы их сформулировали тысячи лет назад и потому и остались в истории. Их дети начинают изучение социологии в школах именно по учебникам стратагем. Преподаваемая же в вузах Запада социология давно предала дело защиты общества и цивилизации, ради которой и создавалась усилиями Платона и Пифагора. Она – содержанка в гаремах богатых, подобострастно служит власти и дурит общество своими бессмысленными опросами, на которые каждый волен ответить как ему вздумается. С таким же успехом в воюющей стране шпион соседнего государства может расспрашивать выходящих из военной части солдат о планах генерального штаба. Она даже близко не подходит к изучению общества через такие устойчивые структуры или методы, которые прорезывают толщу исторических пластов и всюду действуют одинаково. А главное, она и не пытается помочь обществу, формулируя спасительную для него контр-игру.

Рассмотрим один из таких популярных методов. Например, Эрдоган (или любой другой политик), который должен подавить стремления христианских (или иных) общин к самостоятельной культурной или религиозной жизни, вносит раскол в саму общину, противопоставляя одну ее часть другой. Тем самым он парализует ее общинную волю. Каким образом происходит раскалывание общины?

Традиционный способ – создание классового расслоения. Т.е., одной части членов общины разрешается быстрое и беспрепятственное обогащение, причем с явными нарушениями уголовно-правовых норм. Далее, почувствовав вкус богатства и привкус поддержки, данная часть общины готова на все, чтобы не потерять свалившееся на нее состояние, и выступает естественным союзником Эрдогана. Понятно, что при любых внутриобщинных выборах они будут безукоризненными проводниками воли Эрдогана.

Но он не оригинален. Такие методы издавна используются со стороны анти-цивилизаций: внесение внутренних раздоров и конфликтов, а в целом хаоса, необходимо для свержения законной власти и беспрепятственной перекачки к себе чужих ресурсов. А чтобы затушевать целенаправленный и искусственный характер построения такого «классового» общества, социология, которую, точнее можно назвать «оккупационной социологией», миллионами тиражей плодит миф о неизбежности классовой борьбы в обществе. Отсюда для самой социологии можно уточнить, что понятие класса не является общенаучным социологическим понятием, а вчленено в определенную социальную технологию, целью которой является беспрепятственное использование определенной социальной энергии подчиненных сообществ.

Почему сходку воров накрывают, а партия марксистов беспрепятственно растлевает общество, да и еще норовит с детского возраста.

Если некоторое сообщество, живущее в разных странах, например, армяне, тысячелетиями раскалывалось этой технологией на квази-классовые подгруппы, то при отсутствии объединяющего института той же мощности, что и разобщающее воздействие, армянские общины приобретут качества взаимотормозящих социальных устройств, выбрасывающих не подчиняющиеся этой логике лишние энергетические потоки за пределы своей общины. Одновременно в общине разовьется неистовое стремление к материальному обогащению, поскольку перед глазами будут постоянно маячить вызывающие зависть и отвращение фигуры маленьких продажных боссов - «смотрящих» от титульного государства.

Где же контр-игра? Где социология, которая должна выполнить свое предназначение и обогатить нас технологией защиты от расчленяющей мощи титульного государства? Увы, популярная «оккупационная» социология, которая преподается во всех университетах Запада, делает свое черное дело – способствует, чтобы и в новых «независимых» государствах утвердилась та же схема «квази-классового» строя. Из общества выбираются не самые лучшие по моральным качествам представители, им предоставляется полное право грабить своих соотечественников (достаточно упомянуть обманутых покупателей непостроенного жилья и тех, кто пострадал, вложив свои деньги в незащищенный бизнес), им предоставляются административные полномочия, и та же схема снова реализует свои ядовитые последствия. Теперь доступ населению к его же собственным благам надежно перекрыт. Те, кого называют олигархами (некоторые, путаясь в понятиях, называют их олигофренами), стоят на общественных перекрестках со своими «тонтон-макутами», перенаправляя всю жизненную энергию нации на потраву своих хозяев. (Не все богатые люди являются олигархами. Олигарх – обычно представитель компрадорской буржуазии, т.е., ручка топора, которым рубят народ).

Т.е., Эрдоган, здесь ни причем, просто схема этой технологии предполагает не двухэтажное классовое общество, а, как минимум трехэтажное общественное здание: 1.реальный хозяин (владелец) – 2.выдвиженцы в обслугу (управляющие олигархи) – 3.население (народ). А чтобы реальный хозяин не засветился, и была придумана оккупационной социологией теория борьбы классов, например, борьбы олигархов и их бедных родственников, которые пашут не хуже негров. Но поскольку родственники начинают уезжать в те страны, где негры получают больше, то олигархи с вожделением ждут наплыва китайцев.

Но здесь надо их разочаровать. Кто бы ни заменил их родственников – китайцы или украинцы, хозяин быстро организует смычку между собой и новыми рабами и скинет доморощенных, глупых и жадных олигархов. На это у него есть мощное оружие – теория победы пролетариата и маразматические члены коммунистических партий. Растление общества этой теорией продолжается.

В обществах, построенных на цивилизационных основах, этот процесс самоубийственной смены исключен. Там не рушат тщательно построенное, а усовершенствуют; не начинают сначала, а продолжают достраивать. Там рыдают при смерти своего предводителя, а не пляшут на его костях. Там все общественные этажи стремятся к координации и консолидации своих усилий ради общих целей, а не назначают очередных «козлов отпущения», изливая на них накапливаемую обществом энергию ненависти к собственному строю.

Но где же предложенная социологией контр-игра? Как перенаправить общественные процессы с их явного увядания и деградации в полноценное развитие? Где те точки, на которые надо обратить внимание?

Прежде всего, надо обратить внимание на рукоятку топора. Она деревянная и сродни тем деревьям, которые вырубает топор с ее помощью. Следовательно, в Армении необходимо обратить внимание на вкравшееся еще с советских времен придыхательное отношение к воровским авторитетам. Ребенок, который крадет вещи одноклассников, завтра украдет родину у нас. Блестящим достижением человечества считаются Законы Хаммурапи, которые отразили частично и дух протоармянской культуры. Они устанавливают смертную казнь за ложь, за клевету, не говоря уже о воровстве. Хаммурапи – это Сталин древности. Как и наоборот, Сталин – это Хаммурапи 20 века. Оба они усмиряли те же силы хаоса, паразитизма и грабежа. Хаммурапи провозгласил социальную справедливость еще 4 тысячи лет назад, ввел социальное обеспечение вдов и их детей, организовал призрение бедных и больных, до уровня которого еще ползет современная социальная работа. Вавилон процветал, став столицей мира. И все инсинуации в его адрес, это клевета врагов, порочащих такое высокоморальное государство. Спустя 200-300 лет после его варварского разрушения этими врагами, они напридумали каких-то пророков, которые якобы, уже грозили Вавилону падением. Но, не обелив себя, они лишь удивили непомерными пределами человеческой мерзости.

Но вернемся к контр-игре. Одна точка уже обозначена. Это подъем морали. Читатель волен ее отвергнуть. Пусть предложит свою. Но не стоит оправдывать обман тем, что кругом – мошенники. Так мы только признаемся в своей умственной слабости, что не можем прогнозировать, где нас обманут. Отсюда вытекает другая точка – это повышение социальной грамотности. Средний житель РА должен иметь за пазухой собственный проект развития Армении. Лучше, если это уже разработанная программа, но совсем без идеи о будущем нельзя приблизить будущее. Настаиваю на том, что это должна быть его собственная идея или программа. Сопоставляя свои программы, люди следуют за теми программами, которые оказались более реалистичными, энергосберегающими, эффективными. Без своей программы они немедленно оказываются в паутине чужой.

Следующий пункт – организационное строительство. Все люди почти 100% своего времени проводят в организациях: на улице, в кафе, на работе, в общественных или государственных организациях и т.д. Организации формируют человека. Входя в них, он подчиняется их уставу, нормам и правилам, царящей в них атмосфере. Организационная активность имеет свои философско-социологические основания, которые передаются затем включенным в них людям. Все организации РА возникли на базе принципов рыночной экономики, т.е., как реализация принципа хищнического, бессердечного, разбойного отношения к человеку и природе. Т.е., на принципах анти-цивилизации. Они же сформировали тип сегодняшнего гражданина РА. Входя в эти организации, он приобретает ту идентичность, которая соответствует духу организации. Даже будучи честным человеком, он вынужден разделять хищническое отношение организации к окружающей среде и людям. Но продолжает ли он оставаться армянином внутри этих организаций? Можно ли возникшую в этих организациях культуру (которая является чисто рабовладельческой культурой) относить к армянской? Если же армянская культура отличается от вышеуказанной, то можно ли считать государство РА армянским? И наконец, не потеряли ли мы вообще свою армянскую идентичность? А если она и теплится где-то, то почему мы не видим в РА ни одной организации, опирающейся на эту идентичность? Т.е., мы не имеем в РА ни одну организацию, формирующую армянина. Даже в школах.

Эти вопросы можно множить. Но государственные организации РА, даже кафедры диаспораведения, вместо изучения современного им общества и сопутствующей идентичности, продолжают расходовать ресурсы на нескончаемую дифференциацию и типологизацию армянских общин ( все мы знакомы с этой злополучной бытовой привычкой), отдаляя и без того несостоявшуюся связь и координацию общин.

Раскроем скобки. В философии принято разделять все виды мировоззрений на внешние и внутренние. Внутренняя философия (цивилизационная) упорядочивает свой дом и государство, внешняя философия (анти-цивилизационная) алчет разрушить чужой дом и государство. Паразитизм и разбойничество как образ жизни неизбежно переходят в такой же образ мысли, творят разбойничью идеологию. Например, как вышеуказанную классовую теорию. Как получилось, что мы не разобрались в них и перепутали одну с другой? Биологи сказали бы, что данная популяция потеряла инстинкт самосохранения и обречена на вымирание. Но военные победы говорят о другом. Тогда почему наука социология, да и другие общественные науки не помогают нам освободиться от третьего этажа? Ведь именно наличие внешнего хозяина внушало и всегда будет внушать нам неприятие и враждебность к нашим сородичам из всех окраин и диаспор, будь то сирийцы, бакинцы, или исламо-армяне. Именно этот фактор формирует идентичность армян, как минимум, последнее тысячелетие. Поэтому, только став самостоятельными, мы сможем сформировать свой народ. И изгнать рабство из своей среды. И стать, наконец, Армянами, невзирая на то, в какой стране мы живем.

Григорьян Э.Р., социолог.