Тит Ливий. История Рима от основания города. Том I. Изд-во «Наука» М., 1989. КНИГА II.

Древний Рим, 500-е годы до н.э.

23. (1) Но вой­на с вольска­ми надви­га­лась, а государ­ст­во и само было разди­ра­е­мо меж­до­усоб­ной нена­ви­стью меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми глав­ным обра­зом из-за кабаль­ных долж­ни­ков⁵⁸. (2) Пле­беи роп­та­ли о том, что вне Рима они сра­жа­ют­ся за сво­бо­ду и рим­скую власть, а дома томят­ся в угне­те­нии и пле­ну у сограж­дан, что сво­бо­да про­сто­го наро­да в боль­шей без­опас­но­сти на войне, чем в мир­ное вре­мя, и среди вра­гов, чем среди сограж­дан. Общее недо­воль­ст­во, и без того уси­ли­вав­ше­е­ся, разо­жже­но было зре­ли­щем бед­ст­вий одно­го чело­ве­ка. (3) Ста­рик, весь в руб­цах, отме­чен­ный зна­ка­ми бес­чис­лен­ных бед, при­бе­жал на форум. Покры­та гря­зью была его одеж­да, еще ужас­ней выгляде­ло тело, исто­щен­ное, блед­ное и худое, (4) а лицу его отрос­шая боро­да и кос­мы при­да­ва­ли дикий вид. Но узна­ли его и в таком без­образ­ном обли­ке и гово­ри­ли, что он коман­до­вал цен­ту­ри­ей, и, состра­дая ему, напе­ре­бой вос­хва­ля­ли его воен­ные подви­ги; сам же он в свиде­тель­ст­во сво­их доб­ле­стей пока­зы­вал, открыв грудь, шра­мы, полу­чен­ные в раз­ных сра­же­ни­ях. (5) Спро­си­ли его, отче­го такой вид, отче­го такой срам, и, когда вокруг него собра­лась тол­па не мень­ше, чем на сход­ке, отве­тил он, что вое­вал на сабин­ской войне, и поле его было опу­сто­ше­но вра­га­ми, и не толь­ко уро­жай у него про­пал, но и дом сго­рел, и доб­ро раз­граб­ле­но, и скот угнан, а в недоб­рый час потре­бо­ва­ли от него налог⁵⁹, и вот сде­лал­ся он долж­ни­ком. (6) Долг, воз­рос­ший от про­цен­тов, сна­ча­ла лишил его отцо­ва и дедо­ва поля, потом осталь­но­го иму­ще­ства и, нако­нец, подоб­но зара­зе, въел­ся в само его тело; не про­сто в раб­ст­во увел его заи­мо­да­вец, но в колод­ки, в засте­нок. (7) И он пока­зал свою спи­ну, изуро­до­ван­ную следа­ми недав­них побо­ев. Это зре­ли­ще, эта речь вызва­ли гром­кий крик. Вол­не­нию уже мало места на фору­ме, оно раз­ли­ва­ет­ся по все­му горо­ду: (8) долж­ни­ки в око­вах и без оков выры­ва­ют­ся ото­всюду к наро­ду, взы­ва­ют к защи­те кви­ри­тов⁶⁰. Повсюду явля­ют­ся доб­ро­воль­ные това­ри­щи мятеж­ни­ков; и уже ули­цы запол­не­ны тол­па­ми людей, с кри­ком бегу­щих на форум.

(9) Те из отцов, кото­рые слу­чай­но ока­за­лись на фору­ме, к вели­кой для себя опас­но­сти были застиг­ну­ты этой тол­пой, (10) и не избе­жать бы им рас­пра­вы, если бы кон­су­лы Пуб­лий Сер­ви­лий и Аппий Клав­дий не при­ня­ли мер к подав­ле­нию мяте­жа. (11) Обра­ща­ясь к ним, тол­па пока­зы­ва­ет кто — око­вы, кто — уве­чья; вот что, него­ду­ют они, каж­дый из них заслу­жил — кто на какой войне — сво­ею служ­бой! Не столь­ко про­ся уже, сколь­ко гро­зя, они тре­бу­ют, чтобы кон­су­лы созва­ли сенат, окру­жа­ют курию, хотят сами быть свиде­те­ля­ми и рас­по­ряди­те­ля­ми обсуж­де­ния государ­ст­вен­ных дел. (12) Лишь немно­гих сена­то­ров, слу­чай­но встре­чен­ных, кон­су­лам уда­лось собрать, осталь­ные с.82 и пока­зать­ся боя­лись не толь­ко что в курии, но даже на фору­ме, — и сенат из-за мало­люд­ства ниче­го не мог пред­при­нять. (13) Тут наро­ду пред­ста­ви­лось, что над ним изде­ва­ют­ся и моро­чат его, что отсут­ст­ву­ют сена­то­ры не слу­чай­но и не из стра­ха, но не желая дать делу ход, что кон­су­лы и сами уви­ли­ва­ют, глу­мясь над народ­ной бедой. (14) Уже близ­ко было к тому, что власть кон­су­лов не сдер­жит люд­ско­го гне­ва, когда и те, кто не знал, что опас­ней — идти или мед­лить, все-таки яви­лись в сенат. Одна­ко и в запол­нив­шей­ся нако­нец курии согла­сия не было — ни меж­ду отца­ми, ни даже меж­ду сами­ми кон­су­ла­ми. (15) Аппий, кру­той нра­вом, пред­ла­гал употре­бить кон­суль­скую власть: схва­тить одно­го-дру­го­го, и осталь­ные успо­ко­ят­ся. Сер­ви­лий же, скло­няв­ший­ся к более мяг­ким мерам, пола­гал, что воз­буж­ден­ные умы луч­ше пере­убедить, чем пере­ло­мить, — оно и без­опас­ней, и лег­че.

24. (1) Среди таких бед­ст­вий надви­га­ет­ся опас­ность еще страш­ней: в Рим при­ска­ка­ли латин­ские всад­ни­ки с гроз­ной вестью, что на город дви­жет­ся гото­вое к бою вой­ско воль­сков⁶¹. Государ­ст­во настоль­ко рас­ко­ло­лось раздо­ром надвое, что изве­стие это было совсем по-раз­но­му при­ня­то сена­то­ра­ми и пле­бе­я­ми. (2) Про­стой народ лико­вал. Боги мстят за свое­во­лие сена­то­ров, гово­ри­ли пле­беи; они при­зы­ва­ли друг дру­га не запи­сы­вать­ся в вой­ско, ведь луч­ше вме­сте со все­ми, чем в оди­ноч­ку; сена­то­ры пусть вою­ют, сена­то­ры пусть берут­ся за ору­жие, чтобы опас­но­сти вой­ны при­шлись бы на долю тех, на чью и добы­ча. (3) Сенат же, при­уныв­ший и напу­ган­ный двой­ной опас­но­стью и от граж­дан, и от вра­гов, стал про­сить кон­су­ла Сер­ви­лия, чей нрав был при­ят­ней наро­ду, выру­чить государ­ст­во в столь гроз­ных обсто­я­тель­ствах. (4) Тогда кон­сул, рас­пу­стив сенат, высту­пил на сход­ке. Там он заявил, что сена­то­ры пол­ны забот о про­стом наро­де, одна­ко пле­беи — лишь часть граж­дан­ско­го цело­го, хотя и боль­шая, поэто­му думам о них поме­ша­ла сей­час тре­во­га об общем деле. (5) Воз­мож­но ли, когда вра­ги почти у ворот, зани­мать­ся чем-либо преж­де вой­ны? Да если бы и нашлось какое-то облег­че­ние, раз­ве было бы к чести про­сто­му наро­ду, что взял­ся он за ору­жие толь­ко в обмен на уступ­ки, да и отцам при­ста­ло ли печь­ся о сво­их обез­до­лен­ных сограж­да­нах лишь от стра­ха, а не доб­ро­воль­но и после вой­ны? (6) Дове­рие к сво­ей речи укре­пил он ука­зом, чтобы никто не дер­жал рим­ско­го граж­да­ни­на в око­вах или в нево­ле, лишая его воз­мож­но­сти запи­сать­ся в кон­суль­ское вой­ско, и чтобы никто, пока воин в лаге­ре, не заби­рал и не отчуж­дал его иму­ще­ства, и не задер­жи­вал бы его детей и вну­ков. (7) После тако­го ука­за и собрав­ши­е­ся здесь долж­ни­ки спе­шат тот­час запи­сать­ся в вой­ско, и со все­го горо­да сбе­га­ют­ся люди на форум, вырвав­шись из-под вла­сти заи­мо­дав­цев, и торо­пят­ся при­не­сти при­ся­гу. (8) Из них соста­вил­ся боль­шой отряд, и ника­кой дру­гой не выка­зал столь­ко доб­ле­сти и усер­дия в войне с.83 с вольска­ми. Кон­сул выво­дит вой­ска про­тив вра­га и невда­ле­ке от него рас­по­ла­га­ет­ся лаге­рем…

с.84 27. (1) Раз­бив аврун­ков, рим­ляне, выиг­рав­шие за счи­тан­ные дни столь­ко войн, ожида­ли испол­не­ния обе­ща­ний кон­су­ла, под­твер­жден­ных сена­том, как вдруг Аппий и по при­су­ще­му ему высо­ко­ме­рию, и чтобы подо­рвать дове­рие к сото­ва­ри­щу по долж­но­сти, начал самым суро­вым обра­зом пра­вить суд о дол­гах. Немед­ля ста­ли и преж­де зака­ба­лен­ных долж­ни­ков воз­вра­щать заи­мо­дав­цам, и каба­лить дру­гих. (2) Когда дело каса­лось вои­нов, они иска­ли заступ­ни­че­ства у вто­ро­го кон­су­ла. Они сте­ка­лись к Сер­ви­лию, напо­ми­на­ли о его обе­ща­ни­ях, кори­ли его, пере­чис­ляя свои заслу­ги, пока­зы­вая руб­цы от ран, полу­чен­ных на войне. Тре­бо­ва­ли, чтобы он либо обра­тил­ся к сена­ту, либо сам был защит­ни­ком им — граж­да­нам как кон­сул, вои­нам как пол­ко­во­дец. (3) Кон­су­ла это бес­по­ко­и­ло, но обсто­я­тель­ства вынуж­да­ли его изво­ра­чи­вать­ся; столь рья­но сопро­тив­лял­ся не толь­ко това­рищ его, но и вся знать. Из-за такой сво­ей нере­ши­тель­но­сти он не сумел ни избе­жать нена­ви­сти пле­бе­ев, ни снис­кать рас­по­ло­же­ние отцов. (4) Сена­то­ры счи­та­ли его слиш­ком мяг­ким и уго­д­ли­вым, пле­беи — обман­щи­ком; вско­ре обна­ру­жи­лось, что его нена­видят так же, как Аппия. …

Это выве­ло из себя кон­су­ла Аппия и сенат, но укре­пи­ло дух пле­бе­ев; они ста­ли дей­ст­во­вать совсем ина­че, чем было реши­ли. (8) Дей­ст­ви­тель­но, разу­ве­рив­шись в помо­щи кон­су­лов и сена­та, они теперь, если виде­ли долж­ни­ка, ведо­мо­го в суд, быст­ро сбе­га­лись к нему ото­всюду. (9) И тут уже ни кон­суль­ско­го реше­ния нель­зя было услы­шать из-за шума и кри­ка, ни пови­но­вать­ся это­му реше­нию никто не хотел: на гла­зах у кон­су­ла все бро­са­лись тол­пою на одно­го и дело реша­лось силой, так что боять­ся и под­вер­гать­ся опас­но­сти при­хо­ди­лось не долж­ни­кам уже, а заи­мо­дав­цам.

(10) Ко все­му это­му воз­ник­ла опас­ность сабин­ской вой­ны; но, когда был объ­яв­лен воин­ский набор, никто не при­шел запи­сы­вать­ся. Аппий неистов­ст­во­вал и обви­нял това­ри­ща в заис­ки­ва­нии: (11) это он-де, уго­ждая наро­ду сво­им мол­ча­ни­ем, пред­ал общее дело, это он отка­зал­ся вер­шить суд о дол­гах, а теперь еще из-за него, вопре­ки реше­нию сена­та, не про­во­дит воин­ский набор; не совсем, одна­ко, забро­ше­но общее дело и не пала еще кон­суль­ская власть, он один будет защит­ни­ком вели­чия сво­е­го и сена­то­ров. (12) И вот, когда, как обыч­но, окру­жи­ла его с.85 тол­па, воз­буж­да­е­мая без­на­ка­зан­но­стью, при­ка­зал он схва­тить одно­го при­мет­но­го гла­ва­ря мятеж­ни­ков. Схва­чен­ный лик­то­ра­ми, тот взы­вал к наро­ду, и суж­де­ние наро­да было оче­вид­но, но кон­сул не усту­пил бы, не будь упор­ст­во его с боль­шим трудом поко­леб­ле­но ско­рее сове­та­ми и вли­я­ни­ем знат­ней­ших людей, неже­ли кри­ком наро­да: столь тверд он был перед лицом чужой нена­ви­сти. (13) Зло меж­ду тем воз­рас­та­ло день ото дня, и не столь­ко в откры­тых шум­ных бес­по­ряд­ках, сколь­ко в тай­ных сбо­ри­щах и раз­го­во­рах, что гораздо опас­нее. Нако­нец нена­вист­ные наро­ду кон­су­лы сло­жи­ли с себя пол­но­мо­чия, Аппий — на ред­кость угод­ный сена­то­рам, а Сер­ви­лий — нико­му.

28. (1) В кон­суль­ст­во всту­пи­ли Авл Вер­ги­ний и Тит Вету­зий [494 г.]. Одна­ко пле­беи, не зная, чего ждать от этих кон­су­лов, соби­ра­лись по ночам, кто на Эскви­лине, кто — на Авен­тине, чтобы потом на фору­ме быть гото­вы­ми быст­ро при­нять реше­ние и не дей­ст­во­вать опро­мет­чи­во и науда­чу. (2) Это кон­су­лы спра­вед­ли­во сочли опас­ным и обра­ти­лись в сенат, но даже обсудить их сооб­ще­ние обыч­ным поряд­ком не уда­лось: такой шум и крик под­нял­ся со всех сто­рон, так него­до­ва­ли сена­то­ры, что в деле, кото­рое под­власт­но кон­су­лам, нена­висть к себе они пере­кла­ды­ва­ют на сенат. (3) Конеч­но, гово­ри­ли они, будь в государ­ст­ве насто­я­щие пра­ви­те­ли, не было бы в Риме собра­ний, кро­ме обще­на­род­но­го; теперь же по тыся­че курий и народ­ных схо­док рас­се­я­но и разде­ле­но общее дело — иные на Эскви­лине, а иные на Авен­тине. (4) Пра­во же, один истин­ный муж (ведь это поваж­нее, чем кон­сул), такой, как Аппий Клав­дий, мгно­вен­но разо­гнал бы все эти сбо­ри­ща. (5) Когда же после тако­го пори­ца­ния кон­су­лы осве­до­ми­лись, чего же от них ожида­ют, ибо они гото­вы дей­ст­во­вать по воле сена­то­ров неза­мед­ли­тель­но и суро­во, то было реше­но как мож­но стро­же про­ве­сти воин­ский набор: это празд­ность, мол, раз­вра­ти­ла народ.

(6) Рас­пу­стив сенат, вос­хо­дят кон­су­лы на три­бу­нал⁶⁸ и поимен­но выкли­ка­ют юно­шей. Но никто не ото­звал­ся на свое имя, а собрав­ша­я­ся вокруг тол­па ста­ла, как на сход­ке, кри­чать, что боль­ше не удаст­ся обма­ны­вать про­стой народ: ни одно­го вои­на кон­су­лы не полу­чат, пока не испол­нят все­на­род­но обе­щан­ное; (7) пусть каж­до­му сна­ча­ла вер­нут сво­бо­ду, а затем уж дадут ору­жие, чтобы сра­жал­ся он за свое оте­че­ст­во и сограж­дан, а не за сво­их гос­под. (8) Кон­су­лы пони­ма­ли, чего хочет от них сенат, но нико­го из тех, кто столь пыл­ко гово­рил в сте­нах курии, не было рядом с ними, чтобы разде­лить народ­ную нена­висть; а ясно было, что борь­ба с пле­бе­я­ми пред­сто­ит жесто­кая. (9) Поэто­му, преж­де чем решить­ся на край­ность, сочли они за луч­шее вто­рич­но обра­тить­ся к сена­ту. Но тут некото­рые из самых млад­ших сена­то­ров пря­мо бро­си­лись к крес­лам кон­су­лов, тре­буя, чтобы те отка­за­лись от кон­суль­ской долж­но­сти и сло­жи­ли с себя власть, к защи­те кото­рой они не спо­соб­ны.

с.86 29. (1) Взве­сив обе воз­мож­но­сти⁶⁹, кон­су­лы нако­нец заяви­ли: «Не гово­ри­те, что вас не пред­у­пре­жда­ли, отцы-сена­то­ры: начи­на­ет­ся гроз­ный мятеж. Мы тре­бу­ем, чтобы те, кто упре­ка­ет нас в без­дей­ст­вии, участ­во­ва­ли с нами в набо­ре вой­ска. Тогда, если вам так угод­но, мы поведем дело по само­му суро­во­му ваше­му реше­нию». (2) Кон­су­лы воз­вра­ща­ют­ся на три­бу­нал и нароч­но при­ка­зы­ва­ют выклик­нуть по име­ни одно­го из тех, кто на виду. Посколь­ку тот сто­ит мол­ча, а вокруг него коль­цом ста­но­вят­ся люди, чтобы его как-нибудь не обиде­ли, кон­су­лы посы­ла­ют лик­то­ра. (3) Когда лик­то­ра ото­гна­ли, сопро­вож­даю­щие кон­су­лов сена­то­ры кри­чат, что это воз­му­ти­тель­но, и сбе­га­ют­ся к нему на помощь. (4) Одна­ко лик­то­ру тол­па лишь не поз­во­ли­ла схва­тить чело­ве­ка, а на сена­то­ров она обра­ти­ла всю свою горяч­ность, и толь­ко вме­ша­тель­ст­вом кон­су­лов оста­нов­ле­на была дра­ка, в кото­рой, прав­да, обо­шлось без кам­ней и ору­жия, так что боль­ше было кри­ков и раз­дра­же­ния, чем наси­лия.

(5) В стра­хе созы­ва­ют сенат, в еще боль­шем стра­хе сове­ща­ют­ся, постра­дав­шие тре­бу­ют раз­би­ра­тель­ства, каж­дый пред­ла­га­ет самые суро­вые меры, но не столь­ко тол­ко­вы­ми суж­де­ни­я­ми, сколь­ко кри­ка­ми и шумом. (6) Затем, когда гнев стих и кон­су­лы попе­ня­ли, что в курии не боль­ше здра­во­мыс­лия, чем на фору­ме, заседа­ние пошло по поряд­ку. (7) Было три мне­ния. Пуб­лий Вер­ги­ний не рас­смат­ри­вал пред­ме­та широ­ко, он счи­тал, что следу­ет обсудить толь­ко дело тех, кто, поло­жась на обе­ща­ния кон­су­ла Пуб­лия Сер­ви­лия, ходил вое­вать с вольска­ми, аврун­ка­ми и саби­ня­на­ми. (8) Тит Лар­ций пола­гал, что не такое теперь вре­мя, чтобы лишь воз­на­граж­дать заслу­ги; весь народ опу­тан дол­га­ми, и с делом не покон­чить, если не поза­бо­тить­ся обо всех: ведь если люди ока­жут­ся в нерав­ных усло­ви­ях, это толь­ко разо­жжет недо­воль­ст­во, а не осла­бит его. (9) Аппий Клав­дий, и по при­ро­де суро­вый, и оже­сто­чен­ный как нена­ви­стью пле­бе­ев, так и вос­хва­ле­ни­я­ми отцов, утвер­ждал, что вся сму­та пошла не от бед, а от рас­пу­щен­но­сти и пле­беи боль­ше дурят, чем неистов­ст­ву­ют. (10) А корень всех бед — пра­во обжа­ло­ва­ния⁷⁰; если все мож­но обжа­ло­вать перед таки­ми же вино­ва­ты­ми, то от кон­суль­ской вла­сти оста­ют­ся одни пустые угро­зы. (11) «Давай­те, — ска­зал он, — назна­чим дик­та­то­ра, на кото­ро­го нет обжа­ло­ва­ния⁷¹, — и сра­зу стихнет ярость, кото­рою теперь все горят. (12) Пусть тогда попро­бу­ет тро­нуть лик­то­ра тот, кто зна­ет, что спи­на его и жизнь в пол­ной вла­сти дик­та­то­ра, чье вели­чие он оскор­бил!»

30. (1) Мно­гим пред­ло­же­ние Аппия каза­лось суро­вым и жесто­ким, каким оно, впро­чем, и было; с дру­гой сто­ро­ны, пред­ло­же­ния Вер­ги­ния и Лар­ция пода­ва­ли дур­ной при­мер, в осо­бен­но­сти послед­нее, уни­что­жав­шее вся­кую веру в денеж­ных делах. Самым бес­при­страст­ным и сдер­жан­ным пред­став­лял­ся обе­им сто­ро­нам совет Вер­ги­ния; (2) но по лич­ным и меж­до­усоб­ным с.87 отно­ше­ни­ям, кото­рые все­гда меша­ли и будут мешать обще­ст­вен­ным обсуж­де­ни­ям, верх взял Аппий, и дело едва не дошло до того, чтобы он и стал дик­та­то­ром, (3) а это неми­ну­е­мо оттолк­ну­ло бы про­стой народ в самое опас­ное вре­мя, когда воль­ски, эквы и саби­няне разом дви­ну­лись вой­ною на Рим. (4) Одна­ко кон­су­лы и стар­шие сена­то­ры поза­бо­ти­лись, чтобы долж­ность со столь мощ­ною вла­стью передать чело­ве­ку сдер­жан­но­му. (5) Дик­та­то­ром избра­ли Мания Вале­рия, сына Воле­за. Пле­беи хотя и пони­ма­ли, что избра­ние дик­та­то­ра направ­ле­но про­тив них, но, памя­туя, что закон об обжа­ло­ва­нии дал им его брат, ниче­го кру­то­го и недоб­ро­го от это­го рода не ожида­ли. (6) А дик­та­тор­ский указ, весь­ма схо­жий с ука­зом кон­су­ла Сер­ви­лия, под­кре­пил это мне­ние; и рас­судив, что и на это­го чело­ве­ка, и на его власть мож­но поло­жить­ся, пле­беи оста­ви­ли пре­ре­ка­ния и ста­ли запи­сы­вать­ся в вой­ско. (7) Набра­лось неслы­хан­ное вой­ско из деся­ти леги­о­нов; по три леги­о­на отда­ли кон­су­лам, а четы­ре — в рас­по­ря­же­ние дик­та­то­ра….

(7) Так в трех местах удач­но завер­ши­лись воен­ные дей­ст­вия. Меж­ду тем ни сена­то­ры, ни про­стой народ не пере­ста­ва­ли забо­тить­ся об исхо­де дел в Горо­де. Поль­зу­ясь сво­им вли­я­ни­ем или хит­ро­стя­ми, ростов­щи­ки суме­ли под­стро­ить так, что не толь­ко пле­беи, но и сам дик­та­тор ока­зал­ся про­тив них бес­силь­ным. (8) В самом деле, по воз­вра­ще­нии кон­су­ла Вету­зия дик­та­тор Вале­рий первую же речь в сена­те про­из­нес в защи­ту наро­да-победи­те­ля и доло­жил о том, что счи­тал нуж­ным сде­лать отно­си­тель­но зака­ба­лен­ных долж­ни­ков. (9) Когда его пред­ло­же­ние откло­ни­ли, он ска­зал: «Неуго­ден я вам как побор­ник согла­сия; и все же, богом кля­нусь, ско­ро вы еще поже­ла­е­те, чтобы защит­ни­ки рим­ских пле­бе­ев были подоб­ны мне. А я боль­ше не хочу моро­чить сограж­дан, не буду напрас­ным дик­та­то­ром. (10) Внут­рен­ние рас­при и внеш­няя вой­на при­нуди­ли государ­ст­во поста­вить дик­та­то­ра: внеш­ний мир достиг­нут, внут­рен­не­му — пре­пят­ст­ву­ют; луч­ше мне част­ным лицом, чем дик­та­то­ром, при­сут­ст­во­вать при мяте­же». И, поки­нув курию, сло­жил он с себя дик­та­тор­ские пол­но­мо­чия. (11) Вид­но было, что оста­вил он свою долж­ность, него­дуя из-за обид про­сто­го наро­да, пото­му что не в его вла­сти было добить­ся успе­ха; пле­беи про­во­ди­ли его до дома с похва­ла­ми и бла­го­дар­но­стью, как если бы он испол­нил обе­щан­ное.

(5) В горо­де воца­рил­ся вели­кий страх: все боя­лись друг дру­га и все при­оста­но­ви­лось. Пле­беи, поки­ну­тые сво­и­ми, опа­са­лись, что сена­то­ры при­бег­нут к наси­лию, а отцы стра­ши­лись остав­ших­ся пле­бе­ев, не зная, что луч­ше: чтобы те ушли или чтобы оста­лись. И дол­го (6) ли будут сохра­нять спо­кой­ст­вие те, что ушли? А если опять внеш­няя вой­на? (7) Тут, конеч­но, наде­ять­ся не на что, кро­ме как на согла­сие граж­дан; все­ми прав­да­ми и неправ­да­ми следу­ет вос­ста­но­вить в государ­ст­ве един­ст­во.