Древность. Власть.

Средневековая модель культуры.

Древность

Перехожу к описанию еще одной модели, которая называется Древность.

Древность – это культурно-цивилизационная модель, которая описывает представление людей об окружающем их мире и о себе в нём, но характерная уже для эпохи древних цивилизаций. Что там для нас интересного? Понятное дело: какое там пространство и какая там событийность, т.е. какое время и герой культуры?

Прежде всего нужно заметить, что Древность остаётся глубоко мифологизированной. Разница между мифами архаическими и мифами Древности состоит в предметах сакрализации в том, что сокрализуется. В эпоху Древности сакрализуют прежде всего власть.

Власть

В архаическую эпоху единство строится вокруг природного начала, пусть очеловеченного, но природного. Род, племя основаны на природных родственных связях, это – большая семья. Нам даже не очень важно, являются ли члены племени настоящими родственниками. Нам важно, что понимают себя как родственники. Кроме того, их тотемными предками бывают не только животные, но и даже чаще растения. Представьте себе племя, у которого тотемный предок лилия. Там ничего реально естественного не надо ждать! Для них это как бы баннер, который они поднимают, чтобы обозначить своё единство. Это – символически представленное родство. Но понимают они себя как родственников. И система самоуправления у них построена на родстве – с культом предков, на строгом следовании традициям, на почитании (или на другом особом статусе) старейшин.

А когда вы переходите к периоду господства, к эпохе Древности, вы находите там совершенно иную природу единства. Она основана на власти, на сакральности (сверхценности и вечности) позиции владыки и его власти. Мы говорим о них «владыка», потому что более привычные нам титулы «король» и «царь» более позднего происхождения. И справедливо не употреблять их до описания Средневековья.

Древние общества многоплеменные, эти общества сами знают, что они не связаны родством – они больше, крупнее и разнообразнее родственных коллективов, начиная от древних городов-государств, как Ур в Месопотамии, заканчивая огромными Египтом, позже Индией, Китаем и т.п. – вплоть до Рима, тоже, разумеется, Древнего.

Многоплеменные общества не могут управляться теми же способами, что племенные. Например, у разных племён в древних империях – разные традиции. И они их знают, и даже соблюдают. Но, чтобы получилось единство нового (уже древнего) типа, нужен другой принцип единения. Это другой принцип единства мы называем словом «власть», когда есть некая сакральная фигура, которая возвышается над ними над всеми. Тут мы подходим к древней мифологии.

Особая позиция владыки образуется посредством его (точнее, её, позиции) мифологизации. Согласно представлениям древних, власть создана путем делегирования её человеку божеством. Из древних единобожие было только у евреев, у других государств этот акт сотворения власти совершал старший бог в их пантеоне. Инициирующий власть прецедентальный акт сопровождался законотворчеством. И в этом смысле Библия показывает нам пример того, как Бог даёт законы людям. Таким образом, законы заменяют в древнем государстве (в государстве Древнего типа) традиционный способ организации жизни. Власть там – концепция силы, дарованной богом и описанной законами. Так отменяется верховная сила племенных традиций (наследство Архаики), и вместо них применяются, можно сказать, директивы для восстановления порядка. И законы теперь – одни и те же для людей равно всех племён и народов, подданных этого владыки.

Впрочем, это не значит отказа от традиций вообще. Просто в Древних цивилизациях формируются другие традиции.

В Древности появляется ещё один признак новой цивилизации – письменность. Архаика в письменности не нуждалась, так как всё для них главное транслировалось строго соблюдавшимися традициями. Главное в архаическую эпоху касалось образа жизни. Но то, что мы называем абстрактными знаниями (например, как вычислить площадь обрабатываемого поля или объём зернохранилища, как получить нужный продукт) в число необходимых не входило, т.к. действительно нужное воспроизводилось в процессе самой жизни.

Вот здесь следует очень хорошо вдуматься, когда и почему в Древнем мире появилась нужда в письменности.

Письменность, говорю я, появилась там, где появилось ценимое знание (мы говорим сейчас, информация), которое не может быть сохранено самим ходом жизни, традицией. То, что не включено в кольцо ритуализированных повторений, но считается важным, то должно быть закреплено каким-то иным способом. Вот, например, свод законов, положенный богом Шамашем владыке Нововавилонской империи Хамураппи (ок.1750 до н.э.) сохранился потому, что был записан и многократно скопирован.

Конечно, история знает случаи сохранения в памяти больших эпических и религиозных текстов значительно большего объёма, например, Веды индуизма, эпосы Гомера или аккадский эпос о Гильгамеше. Но их хранением были заняты специальные институты, которые охраняли традицию. Эти тексты заучивались и зачитывались регулярно при определённых обстоятельствах.

Законы Хаммурапи существовали совершенно новым способом, я бы сказал, не синтетически-целостно, а аналитически-фрагментарно. Иначе говоря, Законы – это не нарратив, не повествование, цель которого удерживать в поколениях определенную картину мира. Законы, это, скорее, универсальный в данном государстве сборник служебных инструкций, обязательный для специалистов, занятых производством судебных решений. Законы не воспроизводятся каким-либо институтом-хранилищем, который был бы занят удержанием и регулярным воспроизведением всего текста (по традиции). Напротив, Законы описывают принципиально единичные случаи нарушения регулярности. Поэтому они поддержаны не традицией, а письменной фиксацией.

Если сама власть закона как таковая сакрализована мифом его происхождения, то текст Закона не поддаётся ритуальному (церемониальному) переутверждению. Текст удерживается не мифологическими средствами, а письменно – для удержания в рамках впервые в истории возникшей бюрократической среды.

Ещё одна область жизни, которая существует как сумма единичных актов, это область частных сделок. Каждая из них мыслится как неповторимая и единичная (обычно имеет четкое ограничение во времени). Вот пример такой записи, перевод текста клинописной таблички из Нововавилонской империи 5 в. до н.э.

18.BE, X, 54

Рибат, сын Бел-рибы, раб Эллиль-шум-иддина, добровольно ска­зал Эллиль-шум-иддину, потомку Мурашу, следующее: «Дай мне в аренду на год рыбные водоемы между местностью Ахшану и ху­тором Бел-аб-уцура у полей, принадлежащих артели купцов, рыб­ные водоемы у поля начальника хиндану * и рыбные водоемы в местности Бит-нату-эли. За год я уплачу тебе 7г таланта очищенного серебра и начиная с того дня, как эти рыбные водоемы ты дашь мне для ловли, я ежедневно буду класть на твой стол уста­новленное количество рыбы».

Затем Эллиль-шум-иддия услышал его и дал ему эти рыбные водоемы в аренду на год за 72 таланта серебра. Рибат должен пла­тить Эллиль-шум-иддину в год 7г таланта серебра [как] арендную плату с этих водоемов и должен класть рыбу на его стол.

Начиная с • 1-го дня [месяца] арахсамну эти водоемы [будут находиться] в распоряжении Рибата.

[Контракт составлен] перед судьями [округа] канала Син Бел- шуну и Умардатом.

Свидетели (имена семи человек), писец (имя).

Местность Бел-ашибшу-икби, 2-й день [месяца] арахсамну 1-го года Дария^[1], царя стран.

Печати (свидетелей и судей округа канала Син).

---------------------------

Исследователи обращают внимание на типовую структуру клинописных экономических записей: кто, что, плата, свидетели, дата. Были школы, где обучали письму. О них есть упоминания на таких же глиняных табличках. Клинописное письмо было довольно сложное – примерно 400 знаков. Но – это для особо подготовленных дворцовых писцов. Остальных учили не вообще читать и писать, ученики зазубривали юридически правильные формулы, о которых я только-что сказал. В этом смысле и надо понимать слова о том, что в той Вавилонии было много грамотных жителей.

- Это был как бы бланк.

Совершенно верно. Реже документ о сделке не содержал указания на время. В данном случае, вероятно, потому, что срок последствий сделки не был ограничен:

«Сына Син-нури, по имени Залилум, Бальмунамхе купил у его матери Син-нури. В качестве его полной цены он отвесил ей 11 шекелей серебра. Она поклялась своим царем перед ювелиром Иби-илабратом, перед птицеловом Син-гамилом, перед Варад-Наннаром, перед Син-Эрибом, перед Аху-вакаром, перед Энлиль-шеми, перед Аху-вакрумом, перед Лу-ниншубур-ка, перед Илима-ахи в том, что в будущем не предъявит претензий».

Несмотря на типичность, эти сделки не попадают в обязательную для мифологии цикличность – с постоянным возвращением к «первособытию». Его просто нет. Каждая сделка – событие, у которого есть последствия, но к которому нет возврата. Тут рождается совсем другое понимание времени – линейное. В эпоху Средневековья оно станет доминирующим.

Для меня важно подчеркнуть: стоит выйти из цикличности, как появляется нужда в письменности. И наоборот: появление письменности свидетельствует о единичности. Сама по себе родившаяся с Древностью концепция единичности – уже переворот в культуре. Таким образом, в эпоху Древности соседствуют уже две концепции времени: циклическая (мифологическая) и линейная, из которых первая всё ещё освещена традицией и отнесенностью к Власти. Вторая пока состоит из осколочков, фрагментов времени, длинною в продолжительность частных событий, но за этой второй – будущее, о котором тогда ещё не знали. Пока линеарность представлена короткими отрывками сроков сделок. В Средневековье мы найдем уже линию истории – от Сотворения мира.

Ещё одна область жизни, отделившаяся в Древности от сакрально-мифологической сферы – это технологии. Какой-нибудь мифический владыка, например, в Египте Осирис, (в мифическом прошлом) научил людей, земледелию, виноградарству и т.п., или, в другом случае, в Китае, мифический владыка научил людей строить лодки и копать колодцы. У древних греков, скажем, изобретение колесницы связывали с мифическими фигурами в разных городах-государствах греческого мира: Эрихтоний (царь Афин) изобрёл квадригу. Аргивянин Орсилох изобрёл квадригу.

Таким образом, само ремесло (виноделия или копания колодцев, как и ремёсла письма, добычи ископаемых, плавления металла, строительства судов и т.п.) оказывается сакрализованными, подлежащим тщательному сохранению. То, что важно, то, что общество считает нужным сохранять, получает этот маркер сакральности (богоданного, сверхценного и вечного), и тогда само воспроизведение ремесленного навыка приобретает значение ритуального возвращения к прецедентальному (первоначальному) мифически сохраненному событию.

Ещё раз: подвергается письменной фиксации: 1) то, что не подлежит повторению в цепочке традирования и 2) то, что, ввиду смены типа цивилизации и, соответственно, утраты институциональной поддержки, может быть навсегда утрачено: языки (словари), медицинские рецепты, вычислительные умения, гимны, эпические нарративы и прочее подобное, что было найдено, например, в записях на клинописных табличках Ниневийской библиотеки Ашшурбанипала II (VII в. до н. э.).

Столица древневосточного государства – это место, где совпадают пара - дворец владыки и храм высшего из богов местного пантеона. Столицы могут меняться и, кстати, верховный бог может быть тоже иным (если он считается высшим для местного пантеона, куда перемещена столица). В Древности храмовая деятельность, ритуальность и мифология уже перадресованы: их содержание - сотворение неприродного мира, в центре уже не природное бытие, не география и физика мира. Теперь внимание обращено к миру социальному, к структуре социальных отношений.

Социальный мир теперь получает сакральную санкцию, воспроизводится средствами мифологизации прежде всего власти и ремесел. Если вы вспомните мифологию Древней Греции, то найдете там богов, освящавших важные умения (ремёсла) – богов войны (Арес), торговли (Гермес), охоты (Артемида), мореплавания (Посейдон), огненного ремесла (Гефест), правосудия (Фемида), виноградорства и виноделия (Дионис) и т.д. В Древнем Риме их ещё больше.

В этой смене приоритетов виден сдвиг от Архаики к Древности. Плюс письменность и административный способ управления. Плюс появление постоянной армии. В общем это другой мир.

И у этого другого мира, разумеется, другие герои. Чем они занимаются? Они занимаются удержанием социального порядка. Вспомните мифы о Геракле или о Сизифе. Там фигурируют боги, чья задача удержать предустановленный, опять же вечный жизненный порядок, наказывая виновных в его нарушении. Да, это тоже мифы, но вся расстановка, весь порядок смыслов уже другие. Это уже Древность.

Этот слом культур, эта древняя культурная революция описывается в древней мифологии в образах битвы богов. Цитирую Википедию: «Из греческой литературы классического периода известно несколько поэм о войне между богами и многими из Титанов./.../ Эти греческие истории о титаномахии являются одним из вариантов в целом классе подобных мифов Европы и Ближнего Востока, где одно поколение или группа богов в целом выступает против доминирующего бога. Иногда Старшие Боги вытесняются со своих позиций. Иногда мятежники проигрывают, и либо изгнаны из власти полностью, либо входят в пантеон. Другими примерами могут быть войны асов с ванами и ётунами в скандинавской мифологии, вавилонский эпос «Энума Элиш», хеттское «Царство на Небесах» о Кумарби, борьба между Tuatha Dé Danann и Фоморами в кельтской мифологии, и смутный конфликт поколений в Угаритских фрагментах».

Боги – основа языка Древности, поэтому основной способ осознания кризиса культуры, т.е. смены культурной системы (Архаика-Древность), выражена образами «войны богов».

Средневековая модель культуры

Наконец, третья модель, которую мы называем термином «Средневековье».

Она применима прежде всего к тем регионам, где она складывалась. Это – Европа. Европа Западная и Европа Восточная, Византия. Собственно, Средневековье – момент становления Европы как самостоятельного, культурно самостоятельного региона мира.

Но должен заметить, что делаются, по крайней мере, иногда, попытки по аналогии обосновывать понятие Средневековье для других регионов – Средневековый Китай, Средневековая Индия, Средневековая Япония. В этом случае европейские историки берут типовые признаки, которые в этой модели считаются ключевыми, и ищут их в тех краях, где никогда понятие Средневековья тамошними историками не применялось. Так делают, чтобы использовать хорошо разработанную на европейских примерах модель для описания исторической реальности в других регионах мира. Хронологически эти Средневековья могут не совпадать, но они м. б. близки типологически (вы уже поняли, что термин Средневековье мы употребляем не в хронологическом, а в типологическом смысле). Это сближение, наверное, имеет смысл, если пытаться преодолевать региональные истории ради возобновления исторической картины как общемировой (см. напр., «О смысле истории» акад. Н. И. Конрада).

Средневековье, по времени его утверждения в мире, – это примерно V век н.э., а время, когда её доминирование в указанных пространствах завершается, можно обозначить условно XV веком, учитывая, конечно, что в разных местах условная «точка сдвига» наступала и раньше (в Италии XIV века), и позже (нач. XVI).

Понятно, что само название ничего не говорит о существе дела. А скорее говорит о том, как люди, которые стали использовать это название, относились к самому предмету. Речь может идти пока только об их чувстве обновленного времени. Они считали уходящий период исторической цепи неубедительным и даже ошибочным, всего лишь промежуточным («средний век») между «высоким» античным временем (эпоха римской и греческой Древности) и тем, которое для них наступило к середине второго тысячелетия и ощущалось ими по некоторым важным для них признакам как новое время, радикально отличное от недавнего «промежуточного» прошлого.

Как бы то ни было, реальный «средний век» продолжался долго, в азвисимости от места 500-1000 астрономических лет. У Средневековья был вполне отличимый облик, собственная культурная модель, которую мы сейчас обсудим.

В чем специфика средневекового пространства?

Вы помните, что, говоря «пространство», мы имеем в виду порядок субординации и координации (соподчинения и подчинения) в структуре групповой жизни, её устроенность – в человеческом и мировом, космическом, и мифическом смыслах. Далее, нам важен порядок чередования значимых в той жизни событий (это – «время») и фигура образцового, типового человека в этом пространстве-времени, которого мы называем «героем культуры», как он там существует? Это – главные, ключевые вопросы, с помощью которых мы обращаемся к реконструкции любой культурной модели.

Главная особенность средневекового пространства состоит в том, что оно двухкачественное. Древний космос был однокачественным: люди и боги сосуществовали в одном мире, в одном космосе, за пределами которого и помыслить ничего было нельзя. Греки на могли себе представить такой безумной абстракции, что за пределами мира было бы еще что-то. Это же логически абсурдно! На то они пределы – в полном смысле этого понятия. Как нечто может быть «за пределами» мира? Либо это не за пределами, либо… И это естественно так думать людям, весь опыт которых говорит им о границах вещей, положенных границами других вещей. Можно, например, понять, что такое другой город, «за пределами» города, но космос «за пределами» космоса немыслим, это противоречит опыту и логике, в которой этот опыт оформлен.

Единственность Космоса кстати, порождала ряд соображений, которые позволяли допустить его шарообразность: Космосу некуда перемещаться, ему не нужно манипулировать, есть, пить и т.д., следовательно, ему не нужны конечности и отверстия, присущие организмам, ему не нужно принимать форму, удобную для пребывания среди других вещей. Логично! Здесь же, в средневековой картине мира мы сталкиваемся с такими вещами, которые на естественный логический ум ложатся очень плохо.

Прежде всего, двухкачественый мир. То, что мы обозначаем как миры «земной» и «небесный». И эта бинарность, двойственность характеризует все основные представления, сколько-нибудь существенные для этого мира. Ну, например, человек есть непостижимое совмещение двух начал – тела и души. Или музыка, которая бывает языческая, животная, земная – и небесная, благостная, свидетельствующая о совершенстве небесного.

Если всё в этом мире двойственно, то и время в нем тоже двойственно. Оно разнокачественное: время земное – это время событий, которые как-то следуют одно за другим; земное время имеет начало и оно, как всё, что имеет начало, обречено иметь конец. И есть другое, внеземное время, в котором ничего не происходит, т.к. всё там уже есть как надо, т.е. времени – как чередования событий – как бы и нет. Это – вечность безначальная и бесконечная.

Посмотрите, как тут сходятся источники, лежащие в далеком прошлом опыте. Вечность – это исходная завершенность, известная ещё в архаическую эпоху. В мифическом представлении сотворение пространства состоялось в самом начале, и перемены в нем не предусмотрены. Всё, что должно было быть, уже состоялось, всё расставлено по местам. А по другую сторону вечности имеется постоянно происходящая событийность. Эта модель так и называется: «средневековая двумирность» – единство земного и внеземного миров.

Классическое Средневековье – это период истории, когда не просто люди религиозны, не просто люди верят в Бога; суть в том, что их система веры объясняет им (их) мир. То есть их «представление о мире и месте человека в этом мире» организовано христианством. Всё классическое Средневековье держится на христианской мироконцепции. В этом и состоит главное отличие Средневековья как особо культурно-исторической эпохи, от других эпох, когда христианство существовало (оно и сейчас существует) как религия, но объяснение мира («картина мира») в несредневековые времена зиждется на иных основаниях.

В позднюю Античность – первые века христианства – разработкой христианской мироконцепции занимались философы, их называют Отцами Церкви, из которых самый знаменитый Аврелий Августин (354-430). Концепция, кроме глобальных, должна была учитывать множество вполне практических вопросов, например, о смысле труда: зачем нужно трудиться?

Вы помните, что в Античном мире труд был делом рабским. Человеческое достоинство никак не согласовывалось с трудом. Конечно, свободный человек мог делать, что он хочет, хоть землю копать. Трудом деятельность становилась, если она была совершена по чужой воле, и/или была источником существования. В Древности зависимые трудились ради жизни, свободные могли заниматься любой деятельностью ради удовольствия.

Но, с закатом Античности и наступлением эры христианского братства и равенства, нужно было придумать заново, почему свободный человек должен работать, не унижая этим своего достоинства. Рассуждения были примерно такие. Во-первых, трудиться нужно постоянно, чтобы Дьявол не мог застать человека в безделье. Он придет, чтобы овладеть твоей душой. Но если ты занят, Дьявол увидит, что ты занят, и уйдет. Люди ещё помнят, что работают только подневольные, а им объясняют, что надо смотреть на вещи по-иному. Например, что физический труд полезен для здоровья.

Несколько столетий, в основном, до V века это всё выстраивалось в новую систему взглядов на мироустройство, отношения людей к миру, к другим людям, к себе самим. Всё это намного шире, чем если бы это был просто религиозный культ. Это была культурная система.

Сама идея двумирности была продуктивной: хаотическое разнообразие мира, которое разочаровывало людей Поздней Античности, могло бы преодолено единобожием. Кроме того, вненаходимость Творца, была и условием, и признаком его вечности, а значит, и незыблемости земного бытия согласно Его воле – до наступления Последнего дня земного мира.

Но, с другой стороны, по этой же причине основной интеллектуальной проблемой Средневековья оказывалось как раз единство этого двойственного мира. Тут я напомню вам несколько ключевых идей, с помощью которых это единство пытались в ту эпоху помыслить, мысленно связать эту двумирность в одно.

Во-первых, иерархичность мироустройства. Миры не рядоположены, а соподчинены. Небесный мир выступает как бы идеей, схемой, образцом, достижимым или недостижимым в материале земного мира - неважно. То есть Вечный мир полагается как бы «структурным проектом» земного, временного. В этой схеме вечность олицетворена образом Бога, а временность – человека.

В период зрелого Средневековья, XIII век, единство мира пытаются понять как единую структуру, систематизированную в образе «лестницы бытия». Обращаю ваше внимание на замечательную книжку профессора Михаила Абрамовича Барга «Эпохи и идеи». Она вышла как только это стало возможным, в 1987 году, за год до смерти автора. Там можно прочесть о «великой цепи бытия» и о страсти к систематизации, которая охватила познесредневековую мысль. Цитирую очень сокращенно (стр. 118):

«Начиная с вершины вниз на девяти ступенях (звеньях) «цепи» располагались три «класса» ангелов (в каждом из них по три разновидности данного «класса»): серафимы и херувимы — ближайшие к богу, архангелы и ангелы — ближайшие к человеку. /…/ Сфера Луны образует разграничительную линию между небесами и землей. Все, что ниже ой линии, состоит из «земных» элементов и поэтому изменчиво, несовершенно и подчинено упадку и исчезновению. /…/ Строго иерархическим рисовался способ упорядочения всего сущего и в мире подлунном. Если рассматривать его снизу вверх, то мы окажемся свидетелями иерархии атрибутов. Миру неорганическому (как бы мы теперь сказали) присущ лишь один атрибут — существование; миру растений помимо него еще свойствен атрибут питания; миру животных кроме двух упомянутых — еще и атрибут ощущения и движения; наконец, человеку сверх всего — еще и атрибут разума. Этим определялось особое положение человека в данной «иерархии», он связывал воедино оба его начала — духовное и материальное, божественное и земное. В этой «цепи бытия» нет перерывов, нет «пропусков».

Кроме прочего, тут интересно заметить, что система космоса, разработанная позднеантичным астрономом и математиком Клавдием Птолемеем (II в н.э.), всё ещё актуальна в средневековую эпоху.

Во-вторых, идея трансцедентности Небесного мира – земному. Это значит, что высший мир находится за пределами чувственной досягаемости. Представьте себе, что вы в театре. Происходящее на сцене зависит не только от актеров, но и от тех, кто находится за сценой и кого вы никогда не видите: драматург, режиссёр, сценограф, другие работники театра. То, что мы видим, отражает замысел тех, кто «за сценой». В средневековой двумирности можно заметить что-то подобное: проект находится вне наблюдения, но происходящее является реализацией этого проекта. И о нем можно догадываться, наблюдая происходящее.

Третья идея – телеологичность, целезависимость. Это идея целевой причинности, тоже по происхождению античная. В Новое время привычно искать причины в предшествующих обстоятельствах. В Древности причину видели также и в том, ради чего вещь или событие существует. В средневековой концепции ожидания Страшного суда именно цель существования земного мира – предуготовление к финальному событию земной истории, конечному переходу – задаёт человечеству основной смысл существования.

Теперь, человек.

С точки зрения этой мироконцепции, человечество возникло вследствие грехопадения первого человека Адама. То есть, начало человечества лежало в Божественной вечности. Грехопадение было событием, из-за которого Бог создал земное бытие, чтобы туда изгнать первых людей. Это и есть начало земного фрагмента существования человечества. Далее человечество существует в трудах и муках, как ему положил Бог за грех Адама и Евы, но не знает о том, чью волю и почему исполняет. Не знает также и о том, что у страданий есть целевая причина. Всё это открывается Словом Божьим, которое принес людям Его Сын. Тут тоже возникли чудеса, связанные с пересечением двух миров: явился Бог, но в облике Сына, который родился у земной женщины, но зачатый непорочно Духом Святым и т.д. И это – поворотный момент истории людей. Теперь они знают цель земной истории людей, условия своего освобождения от неё и возвращения в божественную вечность, пройдя через Суд Его. Люди получили средство рефлексии, понимания себя и смысла своего существования. Земная жизнь Бога в Его Сыне – модель человеческого существования, задающая образец и смысл каждому: это осуществление христианских ценностей в земной жизни и посмертный переход к вечности.

Двумирность же временна, она сомкнётся в вечности. При этом, заметим, что конец истории соответствует стартовой точке: изгнание из Рая завершиться возвращением в Рай.

Такова историческая концепция Средневековья. Она представляет собой круг, цикл, напоминающий нам о циклах мифологических. Но новость в том, что цикл этот только один, и значит, каждая точка на этом пути человечества проходится им только один раз. Так Средневековье вступило в линеарную концепцию времени, в которой есть начало и конец (пока совпадающие), и которая знает только одно направление.

Средневековый цикл состоит из событий (время - это порядок чередования значимых событий). А событие – это явление уникальное, которое происходит только один раз и, второй признак, меняет ситуацию так, что обратное движение или повторение данного события уже невозможно. По этим критериям изгнание из Рая – событие, явление Христа – событие. Финал тоже будет однократно. Мы видим мир, основанный на однократных событиях, из которых предшествующие задают смысл последующих.

Мы с вами привыкли мыслить историю линеарно. Вот здесь в Средневековье она начала складываться.

Теперь мы видим, что разные культурные модели – это по-разному устроенные пространства событийности. Однако, различия между ними не исключают унаследования. И всё это вместе образует ткань и смысл человеческой истории, какой мы видим её сейчас.