ВМЕСТЕ СО СЛУШАТЕЛЯМИ
Вечерняя Одесса, Ноябрь, 16, 1987 год
Марк Найдорф
ИЗВЕСТНО, ЧТО ОРКЕСТРАНТЫ могут сыграть любые ноты, стоящие у них на пультах. И эта внешняя сторона дела порой загораживает в сознании тот факт, что по-настоящему убедительно сыграть они могут только ту музыку, которую хорошо чувствуют и понимают. Но надо учесть, что это не всегда зависит от них самих. Успехи и неудачи концертов отражают не только меру труда, вложенного в их подготовку, но и состояние нашей музыкальной культуры в целом, ее достижения и пробелы, в частности, в понимании музыки того или иного композитора, пробелы, возместить которые «своими силами» в ходе репетиций бывает не так-то просто. Вот свежий пример.
Первоначально в программе симфонического концерта, состоявшегося в зале филармонии 23 октября, стояла Шестая симфония Малера, исполнение которой ожидалось с большим интересом. Его пришлось отменить из-за отсутствия нот. Факт, на первый взгляд, просто курьезный. Но он не случаен. Дело в том, что симфонии Густава Малера — всемирно знаменитого австрийского композитора, дирижера и оперного режиссера, умершего более 70 лет назад, исполнялись редко и практически не были известны ни нашему широкому слушателю, ни даже широким кругам музыкантов.
Вместо Шестой в концерте исполнялась Пятая симфония Малера — одесская премьера прошлого сезона, имевшая большой успех. Повторные исполнения делают слушателя более требовательным, восприятие его — более дифференцированным. На этот раз самое сильное впечатление произвело исполнение первой части симфонии — целостное и густо насыщенное эмоционально — и знаменитого Адажиетто. В прошлом сезоне эту четвертую часть как самостоятельную небольшую пьесу на «бис» прекрасно исполнил в Одессе Новосибирский симфонический оркестр под управлением главного дирижера А. Каца. Но если у новосибирцев при несколько внешней красивости Привлекало исключительно отточенное исполнительское мастерство, точный расчет в деталях, то в недавнем концерте симпатии вызывала глубокая человечность этой музыки, господствовавшая в исполнении. Остальные разделы этого грандиозного пятичастното цикла — более крупные и сложные по построению — прозвучали недостаточно последовательно и цельно, из-за чего внимание слушателя дробилось, порой останавливалось в растерянности, не находя, куда двигаться за музыкой дальше. Кроме того, огорчало звучание струнных. Очевидно, специфика малеровской «интеллектуальной» лирики — совершенно иная по сравнению с задушевной лирикой русской музыки — еще не вполне освоена оркестром, и голоса скрипок и виолончелей часто звучали как-то уж слишком по-деловому просто.
В целом в этом исполнении симфонии Малера на всем его протяжении просвечивал большой и серьезный исполнительский труд, не получивший, однако, своего полного и победного завершения. Но удивительно ли? Стоит вспомнить мнение самого композитора о трудностях исполнения Скерцо — одной из частей Пятой симфонии: «Часть невероятно трудная по своему построению и требует во всех отношениях и во всех деталях величайшего художественного мастерства. В ней мнимый беспорядок должен разрешаться в порядок и гармонию, как в готическом соборе». Правомерно ли, не рискуя впасть в высокомерный снобизм, требовать здесь выдающегося исполнения от музыкантов, делающих серьезные, но только первые практические экскурсы в мир малеровской музыки? Не стоит ли, наоборот, с благодарностью принять их труд и последовать за ними в область культуры, столь мало еще нам приятную?
В ТОМ ЖЕ КОНЦЕРТЕ, кроме симфонии Малера, была еще одна новинка. Солировавший в тот вечер Э. Грач включил в его про. грамму юношеское сочинение Мендельсона — Концерт для скрипки, фортепиано и струнного оркестра (партию фортепиано исполняла А. Малолеткова).
На фоне нынешнего весьма однообразного концертного репертуара скрипачей всякое его обновление интересно. Но все же путь, избранный Э. Грачем и некоторыми другими музыкантами, путь, так сказать, «ретроспективного обновления» репертуара не кажется нам наилучшим. Во-первых, приисканные в полных собраниях сочинений выдающихся композиторов забытые произведения бывают, как правило, слабее тех, что стали знаменитыми и составили славу их авторов. Во-вторых, таким путем еще раз отодвигается появление на сцене современной музыки, устойчивый дефицит которой в репертуаре филармонических концертов уже привел к болезненным перекосам в нашем слушательском сознании. Хроническая нетерпимость к современному композиторскому творчеству — печальный факт нашей музыкальной культуры. Однако эти, как и любые другие доводы, не могут оспорить права солиста выбирать такую программу, в которой он может выглядеть наилучшим образом.
Двойной концерт Мендельсона, действительно во многом уступающий знаменитому скрипичному, имеет определенные достоинства, важные с точки зрения творческих устремлений Э. Грача: музыка его относительно проста и приятна для слуха и представляет исполнителю много возможностей неторопливо «попеть» на своем инструменте. (Те же исполнительские цели, связанные с доступностью музицирования и красотой инструментального звучания, на самом разном материале — от сонаты Бетховена до Пьес Щедрина, — стремился достичь скрипач и на своем сольном концерте, данном им накануне в ансамбле с пианисткой А. Малолетковой). И надо сказать, что задуманное в Концерте Мендельсона вполне удалось артисту. Он смог произвести самое выгодное впечатление на публику своей уверенной игрой и красивым звуком. Но кое-что из того, что, как нам кажется, представляет существенный интерес в этом сочинении, осталось к сожалению, за пределами внимания исполнителей.
Известно, что юный Мендельсон, сочинявший свой Концерт в 1Б23 году, был горячо увлечен переживанием острой тогда борьбы Нового свободного романтического направления в искусстве против сковывающих его классических традиций. В сфере музыки эта борьба пробрела своеобразную форму: музыкальный романтизм выдвинул на сцену своего героя — виртуоза-солиста, первым гениальным воплощением которого был великий итальянский скрипач Н. Паганини — как раз тогда он совершал свое триумфальное восхождение к мировой славе. Именно эта коллизия — противопоставление гордого пафоса свободного волеизъявления солиста-скрипача классически уравновешенной организованности оркестрового звучания — и легла в основу драматургии Концерта. В исполнении своей «роли» преуспел оркестр. Струнные звучали в основном красиво и слаженно — по-видимому, на пользу пошел опыт выступлений камерного состава оркестра в прошлом сезоне. Скрипачу же, судя по всему, совсем не хотелось" «воспарять». Он делал то, что требовали ноты, но не совсем то, чего требовала его драматургическая «роль».
ЭТИМ СИМФОНИЧЕСКИМ ВЕЧЕРОМ открылась серия концертов абонемента номер два текущего концертного сезона. В сравнении с двумя другими параллельными абонементами он выглядит более спокойным, деловым. В нем мы найдем меньше внешне событийных концертов — торжественных вечеров, выступлений особо именитых гостей, зато его «рядовые» программы полнее выражают собственные творческие интересы коллектива и его руководителя в этом сезоне. В основном они обращены к музыке венской классической традиции. Прозвучат сочинения Моцарта — симфония, оперные увертюры, фортепианные концерты. Впервые под управлением Г. Гоциридзе оркестр берется за исполнение симфонии Гайдна.
Не секрет, что произвести глубокое впечатление на слушателей исполнением раннеклассической музыки XVIII века очень трудно, гораздо труднее, чем исполнение более ярких и красочных оркестровых произведений поздних романтиков. Венская классика требует от исполнителей уверенного и тонкого мастерства, острого чувства стиля. С этой точки зрения нынешний акцент на музыке Моцарта — Гайдна воспринимается как намерение сделать некоторый шаг вперед в продолжение абонементов прошлых лет «Симфонии Бетховена и Брамса», «Бах и Малер», работа над которыми принесла коллективу полезный творческий опыт.
Кстати сказать, отношение к нашему симфоническому оркестру как к коллективу, находящемуся в движении, в развитии собственных творческих сил, отнюдь не является общепризнанным. Довольно часто рас суждения о том, хорош наш оркестр или плох, затеняют в сущности более важный вопрос — развивается ли коллектив, завоевывает ли для себя и своих слушателей новые музыкальные горизонты? Думается, что это так. Поэтому «рядовые» концерты оркестра, вроде описанного нами, не будучи исполнительскими шедеврами, все-таки чаще всего не бывают заурядными.