Текст лекции. Об истории и типологии культур, ч. I. (2016)

Об истории и типологии культур. Часть I. История культуры. Исторические типы культур. Архаика как тип культуры. Мифическое миропредставление.

История культуры

Сначала мы поговорим об истории вообще и истории культуры в частности.

Со всем теоретическим багажом, который мы обсуждали на прошлых лекциях, мы обратимся теперь к истории, потому что, собственно, вся – в поколениях – человеческая жизнь и вся поэлементно сцепленная между собой человеческая деятельность составляют преемственную непрерывность, которую мы называем историей.

В самом широком смысле история – это состоявшаяся уже человеческая жизнь, следы и смыслы которой сохранились для нас. И теперь нам следует оценить, насколько продуктивны наши теоретические инструменты, когда с их помощью мы обращаемся к уже состоявшейся жизни.

Обратиться к истории культуры — значит постараться понять, как была устроена жизнь в иные времена, в какой культуропорядок (в какие культуропорядки) были погружены люди разного прошлого, какую основу осмысленной жизни тот или иной культуропорядок создавал для людей, живших в этом мире давно и недавно до нас.

Но сначала немного общих соображений об истории и, в том числе, об истории культуры.

Термин «история» толкуется двояко. С одной стороны, это то, что, собственно, было. И тогда говорят, что это «совокупность фактов и событий, относящихся к прошедшей жизни человечества». Это словарь Ушакова. И пример: «эти обычаи отошли в прошлое». Такой себе ящик для сбора того, что уже состоялось и больше не нужно.

С другой стороны, «история» - это то что мы об этом знаем. И тогда история трактуется как «наука, исследующая последовательное развитие человечества, народов, учреждений» и т.д. Словарь иностранных слов русского языка. Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что все определения – это имена (помните, мы об этом много говорили?). Не надо от них требовать полноты описания. В имя входит то, что бросается в глаза, что кажется самым заметным отличием предмета – в глазах тех, кто это имя даёт.

На мой взгляд, это противопоставление ложное. Любые факты, имевшие место в прошлом, существуют для нас только, если они схвачены историческим знанием. Других историй у нас нет. То, что не схвачено историческим знанием, того исторически не существует. Мифически, легендарно… но не исторически. О чем-то можно, конечно, догадываться. Например, очевидно, что в Древности владыки сменяли друг друга. Но те из них, кто не схвачен историческим знанием, кто не описан каким-либо способом (текст, картинка, скульптура и т.п.), те исчезли в небытии.

И в этом нет ничего необычного даже если исходить из нашего обыденного опыта. Если вы попытаетесь вспомнить, что вы обедали неделю назад, то для вас это будет затруднительно. Кроме случая, если вы ели на обед что-нибудь этакое, что случилось для вас как событие. В остальных случаях масса вещей, которые происходят с нами, с миром, с государством, с соседями – они не в прошлое уходят, как мы нередко говорим, а они исчезают навсегда, вообще, поскольку они не удержаны любым из доступных нам способов. Эти утраченные навсегда события, значит, не оказались важными для нас. Другими словами, не на них опираются наши представления о мире и о нас в нем, а на какие-то другие, которые, напротив того, сохранились как элементы истории. Боже мой, миллиарды людей исчезли бесследно. Мы знаем о том, что они были, жили, действовали – рожали, строили, убивали – но это знание не о них, а о том месте, которое они все вместе занимают в нашем образе прошлого. Индивидуально они – что были, что не были, исчезли безвозвратно.

Таким образом история – это не сама жизнь, не цепочка жизненных циклов человечества – от неандертальца до нас, а то только, что мы о ней, об этой цепочке, знаем, что не исчезло бесследно после своего существования. Как культуролог я бы сказал, что история – это форма, в которую собрано и организовано наше знание и представление о мире и себе в этом мире. Причем, не исключительная. Она – одна из форм самосознания человечества. Есть ещё мифы, легенды и, наверное, другие нарративы, удерживающие представление о том, что было, когда нас не было. Но только до тех пор и в той мере, в какой это для нас важно.

Усилия строить историю (а история – дело давнее, «отцом истории» называют Геродота из Греции V в. до н.э.), опирались на несколько мотивирующих идей о том, для чего это следует делать. Я сейчас попытаюсь свести их к двум основным мотивам: занятно и поучительно. Бывают, конечно, и другие мотивы, например, выстраивание прошлого как доказательства того, что правильно или неправильно сейчас, или что должно быть в будущем. Иногда ангажированные историки из прошлого «достают» обоснования достоинств или даже неизбежность существующей политической системы. Мы только что пережили тоталитарный режим, который представлял себя как «историческую необходимость», как осуществление «вековой мечты человечества» о справедливом коммунистическом устройстве общества. Древние греки описывали свои войны как доказательство своего превосходства над варварами. Римский грек Полибий описал известную ему «Всемирную историю» (впервые такое название) в логике собирания земель и народов в единую Римскую империю.

Средневековье в Европе имело свою картину прошлого. С их точки зрения «история развивается по плану, намеченному Богом во всех деталях». То есть, имеется некое предписание, и оно реализуется. Как видите, построение истории, отбор и нанизание оставивших след событий, обычно зависит от системы господствующих представлений о культуропорядке.

Ещё одна особенность эти «больших» историй состоит в том, что они не могут быть собраны на основе обычного житейского опыта, с позиции человека, знающего только то, что сам видит, даже если этот человек много ездил, читал и расспрашивал других. Ну, не может человек описывать как собственное знание то, что произошло со странами и народами на обширной территории и продолжительном отрезке времени. Здесь само знание порождено из позиции, находящейся как бы над повседневностью. Конечно, это искусственно сконструированный «взгляд сверху» (охватывающий, скажем, века Российской империи), но для нас важно, что он выражает не опыт частного лица, автора, а продиктован тем, что часто называют «духом времени», а мы зовём культурой. Он нацелен на то, что соответствует интересам его времени и места, и подводит к тому, что соответствует этим интересам. Даже в том случае, если автор, как это было принято в XIX веке, предпочитает отцеживать факты от их контекста.

Для нас более привычной является то, что я бы назвал «предметной историей». Это, например, история церкви (церквей), или история машин и механизмов, включая историю автомобилей. Или, например, история кузнечного дела. Я сам видел книги по истории сантехники (от водоводов Древнего Рима) и по истории парикмахерского ремесла. Различные истории искусств чаще всего тоже разделены предметно. Например, история живописи, история театра, история музыки, история кино и т.д. То же и история науки как история наук – химии, астрономии, физики элементарных частиц и т.п. Или история спорта.

В ХХ веке можно уже встретить, я бы сказал, предметно-комплексные истории. Это, например, книга Александра Каждана «Культура Византии» (1964), где собраны описания разных сторон жизни средневекового общества этой страны, которые обычно бывали разведены предметно, например, искусство Византии, государственное устройство, роль и устройство церкви, устройство армии, экономики, публичные события, типичные для тогдашней Византии и т.д. Но это всё-таки предметный комплекс.

Другой пример, региональная «история Северного Причерноморья». Тут опять стоит, обычно, ряд предметно разделенных очерков, комплексно охватывающих, скажем, климат, античные города, колонизацию края в Новое время, устроение торговли, сельского хозяйства, политики иммиграции и т.д.

Я хотел бы выделить и даже противопоставить предметным историям историю культуры. История культуры нацелена не столько на описание устройства жизни, цивилизации, сколько на реконструкцию исторических смыслов, т.е. на то, как понимали своё время и себя в нём люди и что из этого следовало в сфере принятия ими важных для них решений? В чем и как находили они средства деятельности? Какие способы действий были им доступны и, с их точки зрения, предпочтительны? Этот круг тем мы с вами уже обсуждали. И не зря мы обсуждали с вами деятельность. Деятельность – ключ к пониманию людей и культур. Всю эту теорию нужно теперь использовать.

Для историка культуры предметом интереса являются сменяющие друг друга коллективные представления о мире и месте (или роли, или позиции) человека в этом его мире, и о том, что практически из этих представлений вытекало. И, собственно, событиями, которые составляют суть всякой истории, для историка культуры являются как раз перемены в этих представлениях. Границы господствующих представлений (в пространстве и во времени), грани сменяющихся жизненных порядков – всё это суть события, на которых в первую очередь концентрируется историк культуры. А грань в истории культуры – это описание различий соседствующих порядков и, одновременно, выявление унаследования со стороны нового порядка элементов структур и представлений из вытесненного им.

История культуры (культур) исследует события, которые состоят в смене культур, их взаимном отторжении и наследовании, в логике их исторической судьбы – от внутреннего роста и внешней влиятельности до неизбежного угасания. История культуры занята также поиском сходных черт в развитии и замещении одних культур – другими.

Всё это мы будем обсуждать подробно и с примерами. Сейчас мы говорим о том, какой предмет интересует историка, если он историк культуры. Напомню ещё раз, что, говоря о культуре, мы всё время говорим о людях, о том, как они видят мир, в котором находят себя, к чему стремятся и что делают, чтобы достичь своих целей. Разумеется, мы не можем говорить о каждом человеке, но мы знаем, как зависят взгляды людей от их взаимного влияния, от той или иной коллективности – как неизбежного условия человеческого существования. Мы уже знаем, что людей без культуры не бывает, но и культуры без людей не бывает. Поэтому мы должны всё время удерживать эти два полюса: частные судьбы и их сплетённость в коллективный контекст.

Можно указать по крайней мере на два мотива, которые формируют запрос нашего времени в отношении историко-культурных знаний. Зачем это нам надо? – если говорить совсем просто:

во-первых, обратите внимание, нам надо уметь адекватно понимать артефакты, доставшиеся нам от других цивилизаций/культур. Адекватно здесь значит понимать их не «по-своему», а в том значении, которое они имели там и тогда, где их создали и ими пользовались. Видите ли, «по-своему понимать» археологическую находку, древний памятник или старинное повествование может всякий дурак. Задача «умного» состоит в том, чтобы представить себе, как вещь, доставшаяся нам из прошлого, там жила, мысленно разместить её в соответствующем фрагменте доступного нам исторического мира, превратить её в свидетельство, в артефакт;

во-вторых, это – потребность осознать своеобразие нашей культуры, которого возможно достичь путём сравнения её с другими, уже состоявшимися. Понятно, что отличия найдутся быстро. Но нам нужны не только отличия, но и общие закономерности. Историческая судьба обществ прошлого подсказывает нам кое-что относительно общей логики развития любой культуры, и нашей в том числе. Мы поговорим об этом позже, на одной из лекций, которая будет посвящена так называемым «транзитивным культурам», включая и нашу с вами, современную.

Вот таков общий обзор темы история.

Появились возражения, вопросы?

- Считается что скульптура Венеры Милосской – самая прекрасная из известных нам? Но теперь говорят, что она в то время считалась довольно средней. Действительно ли для нас важно адекватно понимать, насколько она была значительной в Древности?

М.Н. Если это вопрос ко мне, а бы ответил так. Вы можете понимать так, как Вам хочется. Хотите считать её наилучшей, считайте. Хотите считать абсолютно устаревшей, считайте так. Потому, что современное искусство двинулось в какую-то иную сторону, и Вы можете побежать за ним. И тогда ваш первый тезис о том, что эта Вернера может быть вечным символом красоты, этот тезис может быть оспорен. Всё это в Ваших руках.

Когда я говорю слово «нужно», то я имею в виду, что нужно это только с одной точки зрения: если вы хотите понять, как (тогда) обстояли дела? Какими другими были люди? Какими были их (другие) взгляды? И эти взгляды надо понимать. В принципе чужие взгляды надо понимать. Можно, конечно, сказать «ты дурак» любому человеку, который думает иначе, чем вы. Но это не очень продуктивно. Лучше попытаться понять, откуда у него такие странные представления? Наверное, для них какие-то основания есть. Та же самая логика касается, как мне кажется, и образа мыслей древних людей. Или греков Древности, учитывая, что мы (европейцы) немало почерпнули от них.

С XV века несколько столетий европейцы глубоко и даже страстно изучали наследие Древней Греции. Почему? Что им надо было? Искали, доставали, спасали, сохраняли, делали копии, изучали, гордились находками и коллекциями… Почему? Зачем это им надо было?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно суметь встать на их точку зрения. Вот и всё, что я сказал. Но мы в праве этого не делать.

- Чем отличается предмет искусства от других предметов?

М.Н.: Другими отношениями, в которые вступают люди по поводу этого предмета. Потому, что искусство – это институт, а не вещь. А институт – это определённая система отношений людей между собой опосредованных вещами. Паспорт – тоже вещь. Она не является предметом искусства, потому что функционирует, связывает людей иначе, чем то, что мы называет предметом искусства. Чем, например, картина. Паспорт – вещь, опосредующая правовые отношения. Поместите паспорт в музей, он перестанет быть паспортом, потому что перестанет опосредовать правовые отношения. В музейной витрине бывший паспорт будет опосредовать, скажем, отношения людей с их прошлым, точнее, с людьми, жившими во времена этого паспорта.

Ещё раз. Вещь может быть предметом искусства, а может не быть предметом искусства. Всё зависит от того, какие отношения между людьми устанавливаются по поводу этой вещи. Давайте пойдем обратным ходом. Возьмите молодняк с дискотеки и посадите его слушать Пятую Бетховена. Они скажут, что это чепуха. И правильно, поскольку они не вступили в отношения с историей, с другими людьми, для которых эта симфония – значимая вещь искусства. Не с симфонией они не вступили в отношения, а с другими людьми через эту симфонию. Именно эти отношения придают Пятой Бетховена тот или иной смысл. А вне отношений она и смысла никакого не имеет. Звуки одни.

Искусство – это сложная система человеческих отношений, одним из моментов которого является то, что мы называем художественным произведением. Но, вынутое из этой системы, произведение искусства перестаёт им быть, хотя, конечно, остаётся вещью.

Но, по-моему, это не сегодняшняя тема. Мы говорили об истории. Я хочу узнать, как вы восприняли, нет ли у вас душевного протеста против того, что я говорил?

Нет. Пошли дальше.

Исторические типы культур

Теперь я перехожу к тому, что мы начали обсуждать в прошлый раз, но вынуждены были обозначить очень коротко. Теперь поговорим подробнее о том, что мы называем «типы культур».

Если рассматривать всю историю человечества, то мы усматриваем в ней несколько самых влиятельных моделей построения культур. Как мы их видим? Есть, мы говорили об этом, два основных способа классификации. Один – это раскладывание вещей по их заметным свойствам: например, деревянные – сюда, металлические – сюда, круглые – сюда, квадратные – сюда, книжки по истории – сюда, книжки по домоводству – сюда и т.д. Так получаются разные группы (классы) вещей, подобранные по признакам, которые нас интересуют. Конечно, весь вопрос, в том, не ошибаемся ли мы в определении признаков. Например, если мы мысленно соберём страны в прошлом и настоящем, в которых есть король, получим ли мы группу с существенно общим свойством?

Второй способ классификации – типологический, мы используем его для классификации культур. Он состоит в том, что мы конструируем модель культурной системы так, чтобы она в своей конструкции воспроизводила основные конструктивные признаки выделенной нами группы существующих культур. Так, например, инженер-конструктор должен знать, из каких элементов должна состоять башня – не важно Эйфелева или Пизанская. Вот эта гипотетическая башня, состоящая только из обязательных конструктивных элементов и будет, по-нашему, типологическая модель башни.

Конечно, мы может ошибаться в своих оценках, например, значимости тех или иных «конструктивных элементов» существовавших и существующих ныне культур. Мы, люди, рассуждающие о мире, не можем рассчитывать на какие-то гарантии нашей правоты. Возможно, что позже выяснится, что мы ошибались, принимая некоторые признаки за существенные. Но мы имеем собственную логику, и мы её реализуем. Сейчас уже ясно, что ни какой-то инстанции, ни какого-то человека, который был бы гарантом истинности, вообще не существует. И всё, что мы можем предпринять, это развивать собственный взгляд на положение вещей. Поэтому мы должны быть готовы к существованию параллельно иных взглядов и представлений. А дальше посмотрим. Если мы сможем сделать больше других на основе своих подходов, то честь нам и хвала. Но нет запрета и в том, чтобы присоединиться к иным взглядам, если мы разочаруемся в собственных.

Я говорю сейчас о моделях наиболее успешных культур, существовавших в истории человечества. Это – коллективный труд многих историков на протяжении столетий. Таких моделей совсем не много, но они позволяют рассуждать об истории культуры как своего рода цепочке разнотипных моделей. Да, есть люди, которые протестуют против такого подхода и предлагают какие-то другие концепции для описания общественного устройства и коллективного сознания бывшего в прошлом и настоящем. Но я настаиваю на этой.

И вы понимаете, что я беру на себя определенную ответственность перед вами, но вместе с тем не претендую на «окончательную правоту». Вы позвали меня, и я говорю то, что я думаю. Позовёте другого – он м. б. скажет всё по-другому. И это неизбежно. Таково наше время. Это свойство современной культуры иногда обозначают словом «постмодерн».

Модели построения картин мира (а это и именно это – наш интерес) в реальной истории были воплощены у разных народов сходным образом, но, конечно, с вариациями. Основных моделей всего несколько, их принято называть историческими типами культур, или культурно-историческими типами. Почему историческими? Потому, что, хотя культуры, основанные на разных моделях, часто сосуществовали, всё-таки можно проследить их последовательность. Но эта последовательность не такая, как, скажем, последовательная сцепка вагонов поезда. Здесь иное соотношение: речь идет о преобладании одной из моделей над другими. Даже сейчас где-то можно найти общества, построенные по первобытной модели. Но моя мысль состоит в том, что в давние времена эта, первобытная, модель была доминировавшей. И эти времена прошли. То есть, нам приходится говорить о преобладании и преимущественном распространении той или иной культурной модели в то или иное хронологическое время.

Названия этих культурных моделей (структур пространства-времени, картин мира) вам хорошо знакомы. Это 1) Архаика, 2) Древность, 3) Средневековая модель, 4) Новое время. И на последней лекции мы будем говорить о Новейшем времени и характерном для нашего времени способе его самоосознания. Обратите внимание также, что архаическая культура была найдена и осознана в её своеобразии сравнительно недавно, с конца XIX века. До того самой ранней культурной системой считалась Древность, «седая древность». Но после открытия в конце XIX- перв. пол. XX более глубоких исторических горизонтов археологами, следовавшими за мифами (как Шлиман в Греции) или за Библией (т. наз. «библейская археология» в Междуречье), после открытий в Египте памятников, относящихся ко времени до и после возникновения объединенного в одном государстве Египта (в нач. третьего тысячелетия до н.э.) – после всего этого стало понятно, что до Древнего Египта, Древней Греции, Древней Месопотамии, Древней Индии, Древнего Китая и т.д. на этих землях существовали общества более раннего, архаического типа. И теперь нам следует различать Архаический Египет и Древний Египет, Архаическую Грецию и Древнюю Грецию и т.д. – как принципиально различные, но преемственно связанные типы культур.

Ещё обратите внимание, что все эти названия культурных моделей пустые. Что значит, «средние века»? Между чем и чем они «средние»? Это – не название, опирающееся на свойство, но указание на некоторую промежуточность. То же и «Новое время» - ну, новое, потому что не старое? Но что вы имеете в виду? В этих названиях столько условности, что ориентироваться на них в оценке именуемого ими – бессмысленно.

Архаика как тип культуры.

Что мы там хотим увидеть именно типологически? Устройство – в представлениях архаических людей – их пространства-времени и то, что мы называем термином «герой культуры». Стандартное описание картины мира должно отображать её пространственную и событийную структуру. Когда я говорю «событийная структура» вы уже понимаете, что речь идет о времени. Нам также нужна демонстративная модель персонажа, который реализует свою жизненную динамику, свой жизненный путь в этом культурном пространстве. Это – герой культуры. Вы помните, мы говорили о двух полюсах: о мире в целом и месте человека в нем. Нам нужно представлять себе не только конструкцию, созданную обществом для совместной жизни, но и возможности, предусмотренные в ней для каждого человека.

Тут нужен особый демонстративный персонаж – он может быть похож на человека или на бога (это не имеет значения), эталонный персонаж, созданный специально, чтобы продемонстрировать, как живут в этом мире. Причем, мы понимаем, что они создают такого персонажа не для нас с вами, а для себя самих, чтобы на его примере увидеть осознать, как вписан человек в мир – чего может/должен хотеть, что он может делать и чего он не может, что – его, а что – не его забота и т.д.

Герои культуры, эти демонстративные персонажи древнегреческой, скажем, мифологии, нужны были самим грекам для описания (понимания ими) их собственного мира. Их герои и боги показывают им, к чему стремиться, что и как делать можно или нельзя, что поощряется и что подлежит неотвратимому наказанию и т.д. Посмотрите на Геракла, на Сизифа, посмотрите на Гильгамеша из шумеро-аккадской мифологии и вы интуитивно уловите о греках или шумерах нечто существенное для них (о чем пишут и в толстых книгах) и, в то же время, такое далёкое от нас сегодняшних.

Представление о мире у тех самых ранних групп людей можно реконструировать по двум основным источникам. Первое – это мифо-ритуальные практики, которые в сильно деформированном, правда, виде, всё-таки сохранились в фольклоре некоторых народов. Например, в некоторых обществах современной Африки. В первой половине прошлого века антропологи ездили на острова в Тихом океане, где существовали ещё замкнутые общины с представлениями, типологически близкими к первобытным. Или в джунгли Амазонки. Это была нормальная профессиональная практика известных впоследствии антропологов: года на три поехать туда, где что-то ещё сохранилось, выучить язык, зафиксировать практику, истолковать символику и т.д. и получить представление о принципах организации такого раннекультурного общества, об их картине мира и о героях их культуры.

Ну, и второй источник наших представлений о самых ранних культурах – это реконструкции сохранившихся нарративов, например, героических эпосов, которые сформировались уже в эпоху Древности, но – т.к. общественная память очень консервативна – эти тексты сохранили значительные следы своего архаически-мифического происхождения. Конечно, разделение этих временных слоёв – дело исключительно трудное и требует высочайшей квалификации. (Для примера напомню о текстологической работе над Библией, из которой следует, что Пятикнижие Моисеево вероятно формировалось в течение долгого времени, при участии многих людей, и отражает ряд событий в истории древнего Израиля).

Мифическое миропредставление

Какая картина мира удерживается в этих источниках? Замечу в скобках, что сама эта тема не на одну лекцию, и я надеюсь, что вы, когда понадобится, продолжите эту тему для себя самостоятельно. Я сейчас даю только методологический эскиз подхода, что ли. Читаю:

«Мифическое пространство воплощает представление о “своём” мире как о центре, со всех сторон окружённом иным миром (исланд. Мидгард — “мир людей”, буквально: “срединное огороженное пространство”). Необходимость мифологической защиты от “чужого” мира порождает образ “мировой ограды” как воплощения сил Порядка в противоположность иномирному Хаосу. “Мировая ограда” может представляться горами, но чаще всего — рекой, отделяющей мир живых от мира мертвых, или мировыми водами — неиссякаемыми запасами пресной воды и дождя» (А.Л. Баркова. Феномен романа «Властелин колец»).

Так представляемое центрально ориентированное пространство внутри себя вообще лишено значимых событий. Внутри «мировой ограды» есть порядок, установленный однажды и навсегда. И это установление пространства в начале – и есть единственное и главное событие для людей, которые живут в так понимаемом ими пространстве.

Вы, конечно, скажете, что люди ложатся спать и просыпаются по утрам, идут копать землю, убирать урожай, строить, воевать и т.д., что они рожают детей, женятся, хоронят умерших, так? Нам важно понимать, что в их представлении – всё это не события. Эти люди – в их собственном представлении – делают то, что есть всегда: что положено, что делают всегда они, потому что так делали их предки. Сама событийность определяется культурой. По их представлениям нет никакого «колеса истории» - всё топчется на одном месте – и это лучшее, что может быть! В этом топтании есть гарантия надежности, удостоверенности опытом, слаженности всех основных элементов коллективной жизни.

Однако повседневные повторы подвергают этот порядок угрожающему разрыхлению. Чтобы воспрепятствовать ему, эти раннекультурные коллективы проводят систематические мероприятия – ритуальное воспроизведение священного для них акта первоначального установления этого порядка. Я называю это событие – «прецедентальным актом», т.е. таким действием, которое описано в мифе творения, и которое задаёт прецедент, пример, образец, символически воспроизводимый в коллективном ритуальном действии.

Исследователи аборигенов Австралии используют такой термин: «dream time», мы бы сказали по-русски «незапамятные времена», то есть в часы творения – мира, его фрагмента, где расположен коллектив, самого данного коллектива, важных в нём правил и умений и т.п. Это то время, когда всё произошло, когда всё, что должно было произойти значимого, уже состоялось – и теперь первобытный коллектив проживает все последствия некогда происшедшего, но настолько важного, что оно получает сакральное значение. Сакральное – это сверхценное и вечное, то есть очень важное и существующее всегда. И дело не только в том, что боги что-то тогда сделали, чтобы образовалась их земля. Прошлое, служащее предписанием к настоящему, касается всех сторон жизни. Например, австралийское племя знает, что в незапамятные времена их предки совершали переход по известному им маршруту. Но это знание – не о прошлом, а о настоящем, т.к. данный маршрут и есть путь кочевья этого племени, воспроизводимый ими из года в год. У аборигенов государства нет, но земля, территория – есть. И связь с ней – мифологически священна.

Для нас важно, что эти мифические представления привязаны к моменту возникновения того, что сейчас есть. И вся их жизнь – как они её понимают – это бесконечно воспроизведённое возникновение. Это и есть, собственно, жизнь в мифе. Эта повторность породила название «циклическое время», потому что жизнь никуда не продвигается, жизнь первобытных обществ, как они её себе представляют, остаётся всегда в том месте, где они её нашли и такой, какой она у них и для них возникла.

Для первобытных обществ очень важным условием существования является повтор. И их можно понять. Любое отклонение от повтора – это колоссальный риск. У них нет ресурсов для такого риска. Поэтому всячески утверждается то, что уже протоптано, освоено, испытано. Представьте себе минное поле. Если кто-то удачно прошел впереди. Вы идёте за ним след в след. Они живут – при их отношениях с миром, с природой, при ограниченности их ресурсов – они живут так, чтобы предельно уменьшить риски. Поэтому, повторность и основанная на ней стабильность – естественная стратегия. И она удерживается сакрально-мифологическими представлениями (или, сильнее сказать, убеждениями) и обширной мифо-ритуальной практикой этих людей архаического времени, архаической эпохи в истории культуры.

Время в архаических культурах описывают ещё термином «вечно длящееся настоящее». Вы можете увидеть это переживание времени у маленьких детей. У детей раннего возраста нет не только будущего времени, «завтра», у них нет ещё и «вчера». Они живут в буквальном смысле сегодняшним днем, данной минутой. То факт, что время – это свойство культуры, часто теряют из виду. Нередко нам кажется, что время, как и язык, рождаются сами по себе естественно, «даны нам от природы». Но это не так. Для того, чтобы ребёнок обрёл «вчера» и «завтра», он должен признать для себя важным отличие того, что у него есть в данную минуту, от ситуации в прошлом и того, что он хочет, чтобы было. Говорят, что научиться этому ребёнок может, лишь став деятелем, т.е. когда он осваивает это различение как результат собственных действий.

В этих первобытных образах/картинах мира присутствуют персонажи, которые существуют для того только, чтобы собственным примером продемонстрировать устройство их мира, мира первобытного человека в его важнейших событиях. Например, почти во всех архаических мифах, которые повествуют о начале мира есть образ первобытного хаоса (в виде водной стихии) и акта разделения, отчленения от этого хаоса других сред (воздух и твердь). И кто-то осуществляет это разделение, и кто-то зачинает жизнь в воздухе и на земле – каким-то образом, например, разделением своего тела, части которого становятся вот этими средами – сушей и т.д., или последовательным порождением. Этих сверхчеловеческих по своим возможностям и по задачам персонажей мы зовём богами. Напоминаю для примера ключевые имена древнеегипетскоцй мифологии: «Нун (Хаос) родил Ра (Солнце, отождествляли с Амоном и Птахом). Ра произвёл из себя богов Шу (Воздух) и Тефнут (Вода), от которых родилась новая пара, Геб (Земля) и Нут (Небо), ставшие родителями Осириса (Рождение), Исиды (Возрождение), Сета (Пустыня) и Нептиды, Хор и Хатхор». Истории об этих персонажах служили не развлечению, но обоснованию отношения людей к основным элементам их мира (к воде, к растениям, к основным видам труда, к государству, к самой жизни и смерти и т.д.) и были образцами построения жизненных отношений (от обоснования семейных ценностей и структуры родства до правил погребального ритуала). И каждый раз миф удерживает представление о первоначальном построении структур, сохранение которых составляет жизненную задачу архаического коллектива. Персонажи-боги почитаются как давшие начало, это начало символически воспроизводится в ритуале-игре, цель которого восстановить порядок в коллективном сознании, а значит и в самой жизни.

Ещё пример – тотемные предки. Тотемный предок – мифический первопредок рода, задающий ему своеобразие, которое конституируюет отличие данного рода от других. И в этой мифологии мы видим, что основной смысл связан с неким перводействием, значение которого удерживается памятью коллектива, которая организована системой символов и ритуалов, обращенных к первотворящему источнику.

Потом, нужно как-то описать пространство в его географических свойствах – как «ведёт» себя Нил, что находится под землёй, что значат эти горы? Все раннеультурные знания оформляются знаниями о богах, положивших начало элементам рельефа, ремёслам охоты, разведения животных, добычи природных ископаемых и т.п. Все знания о мире в мифо-ритуалных культурах удерживаются в форме мифических первособытий, неуклонно воспроизводимых самой жизнью коллектива. Словесная формула: «с тех пор…» - типичнейший оборот речи в «живом» мифическом повествовании.

Другое дело, что когда миф теряет своего носителя, то он превращается в сказку, которая – в отличие от живого мифа – сразу заявлена как вымысел. Превратившись в сказку, миф теряет свою этиологическую функцию, т.е. перестаёт свидетельствовать о происхождении мира и его элементов. Сказка свидетельствует о структуре мира, о его упорядоченности, но уже без апелляции к сакральному первоначалу. Замечу ещё, что мы свои собственные мифы также не признаём вымыслом, как не признавали свои мифы наши архаические предки. Только мифы чужие могут быть разоблачены как вымысел, свои – никогда, пока они свои. На наших глазах миф о Ленине – первотворце СССР, самого передового государства на Земле, – ушел в прошлое вместе с тем государством.

Существует традиция отождествлять миф с ложным, не научным знанием, как бы знанием второго сорта. Вы видите, что это ошибочно: во-первых, потому, что научное знание и мифическое знание обслуживают совсем разные области общественной практики. Но мы видим также, что были времена, когда никакой науки не было, и все признаваемые важными знания хранились в форме мифических повествований.

Скажу ещё раз. Основной пафос мифа – повтор, «втаптывание» в существующий след, а поскольку след постепенно затирается, его подправляют с помощью сответствующего ритуала. Ритуал – это мифически мотивированная коллективная церемония, символически воспроизведящая соответствующее первособытие. Смотрите, мы находимся в другом типе реальности, где действительными являются символические действия, поскольку они удерживают (по их представлениям!) вполне материальные последствия. Например, символическое прорастание куколки Осириса служило осмыслению крестьянского труда в поле.

По своему глубинному смыслу все ритуалы имеют значение союза с вечностью, где вечность представлена первособытием, которому посвящен ритуал, а участники ритуала – это те, кто становятся символическими соучастниками этого вечно значимого и сверхценного события. Так устроены все ритуалы.

ПЕРЕРЫВ