То же самое, но другое
Как-то (давно это было) в маршрутке прислушался к звучанию знакомой и странно незнакомой музыки. Не сразу сообразил, что звучит популярный отрывок из балета Чайковского, но в особенной инструментовке – с мягкой такой ритм-группой и в слегка ускоренном темпе. Балетная музыка Чайковского по большей части и сама нежно приятна современному слуху, а в этой версии оказалась ещё легче и необязательнее (чтобы не мешала при вождении). В маршрутке есть время подумать. Чайковский такого написать, конечно, не мог, он иначе слышал и понимал музыку. С другой стороны, придумать легкую приятность, чтобы она понравилась многим, наверное, не так-то легко, недаром же обратились к Чайковскому. Вот в этом смешении прошлого с настоящим получилось что-то новенькое: «то же самое, но другое», релакс под Чайковского.
Похожий случай. Реклама зовёт на концерт «самого известного в мире исполнителя инструментальной музыки». Сообщается, что он - «самый успешный в мире пианист» и «интерпретатор классической, этнической музыки, а также музыки к кинофильмам», и что «для популяризации фортепианной музыки он, возможно, сделал больше, чем кто другой, начиная с Бетховена». Больше, чем, например, Святослав Рихтер, Гленн Гульд, Артур Рубинштейн? Нет, конечно. Он – специалист в другой области: «Его репертуар выходит за рамки одного стиля и часто даже балансирует на грани нескольких, от классики до легкого джаза».
Ну, так понятнее. Наш герой представлен сразу в двух смысловых рядах. С одной стороны, он «выпускник Парижской консерватории» и мог «без особых усилий» (так в тексте!) «прославиться как классический концертирующий пианист». А с другой, «на записи концерта под названием «Немного классики», он «впервые представил публике свою адаптацию «Патетической сонаты» Бетховена, Первого фортепианного концерта Чайковского и Второго фортепианного концерта Рахманинова». То есть, с одной стороны, о нем говорят как о пианисте-интерпретаторе (напомню, что в классике «исполнительская интерпретация музыкального произведения связана с тайной проникновения в его содержательную, смысловую и эмоциональную структуру»). Но то, что он делает, вполне справедливо называют здесь «адаптацией», т.е. приспособлением известной музыки к конкретным нуждам. А это – прямо противоположное интерпретации исполнительское действие.
Словом, перед нами опять «то же самое, но другое». Другое – по целям, задачам и, соответственно, средствам, но слегка задрапированное под «то же самое»: рояль – классика – интерпретация.
Ещё пример. В Израиле есть знаменитый медицинский центр, включающий одну из крупнейших в стране больниц - Бейлинсон. В просторном фойе её первого этажа развешаны впечатляющие репродукции знаменитых картин из мирового классического наследия. В отличие от открыток или альбомных репродукций, которые не тщатся заменить собой оригиналы, эти полноразмерные репродукции, наоборот, подталкивают воспринимать их в таком качестве. Пишут так: «На первом этаже есть целая галерея картин различных известных авторов (Ван Гога, Руссо, Манэ, Модильяни и других подобных). /…/ Все картины - в "музейных" рамках, с указанием имени художника и годами жизни. Оказалось, это копии, сделанные очень качественно и проверенные специалистами».
На любительских фотографиях [http://pablikus.com/muzey-iskusstv-v-beylinson/] эти гигантские открытки трудно отличить от оригиналов, и, поэтому, идея, что они дают «возможность созерцать работы великих мастеров всех времен и народов» не кажется странной, пока на приблизишься и не обнаружишь, что перед тобой ещё один случай «того же самого, но другого».
Чтобы судить, что там осталось от «того самого», нужно вспомнить музейный оригинал хотя бы одной из этих репродукций. А чтобы судить, насколько это «другое», нужно осознать, что перед нами репродукции, имитирующие не живопись в её художественных свойствах, но только узнаваемую композицию полотен.
Сходство, конечно, есть. Но, как на фотографиях, сделанных для удостоверения личности. Для опознания. Главное, не счесть их портретами.