М. И. НАЙДОРФ. КУЛЬТУРА МАССОВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ. УЧЕБНЫЙ КУРС
Глава 4. Социокультурные институты массового общества
Например, древнеегипетскую цивилизацию времен строительства пирамид мы изучаем, опираясь на исследования устройства самих пирамид, на реконструкции технологии их строительства, а также сведения о предназначении этих построек. Но, кроме того, нас интересует, каким способом древние египтяне концентрировали усилия большого количества людей для выполнения этих трудоемких работ: был это труд рабов или свободных людей, был ли он исключительно принудительным трудом или участие в строительстве пирамид считалось священнодействием? От знаний такого рода во многом зависит наше понимание существа древнеегипетской цивилизации и вообще древневосточных культур.
Еще пример. В средневековой цивилизации важнейшим из производств было сельскохозяйственное. Поэтому при изучении Средневековья, ученые стремятся добыть как можно более достоверные данные о продуктивности тогдашнего земледелия: что выращивали, какими способами и как использовали продукцию. Но кроме этого, для понимания средневековой культуры, необходимо знать о более или менее стандартных для того времени способах взаимодействия людей в этой области. В частности, нужно понимать традиционные правила общинного землевладения, правила вассального земельного держания и т.д., в которых обнаруживает себя средневековая культура.
Те или иные устойчивые формы взаимодействия людей, преследующих общие цели, являются фактами, на основе которых можно изучать цивилизации, и, в то же время, признаками, позволяющими их различать. Например, фондовая биржа – признак капиталистической цивилизации Нового времени. До того бирж не было. А театры были, но разные. Под одним и тем же названием «театр» скрываются непохожие, специфичные для разных цивилизаций, формы взаимодействия людей и на сцене, и между сценой и зрителями: древнегреческий театр был организован совсем иначе, чем итальянская La commedia dell’arte эпохи Ренессанса или репертуарный театр XIX века. Армии тоже – в разные эпохи это были совершенно по-разному устроенные военные организации. То же самое можно сказать о средневековых, классических и современных университетах. Достоверные знания об особенностях организации университетской жизни в разных цивилизациях – от правил приема и методов преподавания до условий дипломного испытания – могут многое сообщить об особенностях соответствующих культур.
Социальными (или социокультурными) институтом называют устойчивые общественные структуры, которые регулируют взаимодействие людей, объединенных ради совместного исполнения ими той или иной социально значимой функции. Устойчивой (а не случайной) мы будем называть такую структуру, которая многократно воспроизводится и не зависит от конкретного состава участников. Школа, магазин, министерство, суд и т.п. остаются сами собой, независимо от того, кто именно действует в них в качестве учащихся, учителей, продавцов, покупателей, служащих, судей и т.д.
«Социокультурный институт» – это теоретическое понятие, обозначающее модель (мыслимую структуру), которой на практике соответствуют обычно множество сходным образом организованных устойчивых человеческих общностей.[1] В вышеприведенных примерах мы ставили вопросы о социокультурных институтах, свойственных разным культурам: об институциональном обеспечении строительства пирамид в Древнем Египте, об институтах средневекового хозяйствования, о бирже как институте капиталистической экономики, об институционально различно организованных армиях, наконец, о «театре» как целом ряде социокультурных институтов одного имени – похожих, но разных в исторически различных культурах.
Примером современного социокультурного института может служить «футбольный клуб». Футбольные клубы – это добровольные объединения людей (футболистов, болельщиков, менеджеров и др.), имеющих целью способствовать стабильному и успешному участию своей команды в соревнованиях. Благодаря клубу, профессиональная футбольная команда является устойчивым объединением, она не распадается при смене ее игроков. «Футбольный клуб» является примером социокультурного института в значении, сложившегося в эпоху Современности организационногообразца, а именно, многократно воспроизведенной моделью соответствующей общественной организации.
Наряду с клубами и клубными профессиональными командами можно встретить также любительские команды (например, из соседей по дому, сотрудников, ветеранов и т.п.), которые внеинституциональны. Иногда они собираются ради одной игры, часто их судьба связана с одним человеком – руководителем или спонсором, или какими-то другими особыми краткосрочными обстоятельствами.
Совершившийся в свое время переход международного футбольного движения от соревнования разнообразных любительских команд к турнирам профессиональных команд в рамках типовых футбольных клубов следует называть поэтому институциализацией футбола.
Понятие института первоначально было разработано в юридической науке, где оно обозначает определенный комплекс юридических норм, которые поддерживают устойчивость тех или иных важных для общества социально-правовых отношений. К таким отношениям относят, например, «институт наследования», «институт брака», «институт выборов» или даже «институт смягчающих обстоятельств» (он состоит из совокупности принципов и обстоятельств, при наличии которых лицу, признанному виновным в совершении преступления, может быть назначено более мягкое наказание). Во всех этих и других случаях имеется в виду набор правовых отношений и действий, образующих данную процедуру. Например, институт наследования – это совокупность юридических отношений и процедур, которые законодатель требует исполнить, чтобы факт наследования был признан состоявшимся.
За пределами юриспруденции понятие института приобретает более широкую нормативную базу: кроме правовых, его могут образовать также этические регуляторы (например, институт благотворительности), эстетические (например, институт художественных конкурсов), но чаще социокультурные институты образуются широкой совокупностью регуляторов различной природы. Например, институт отцовства образуется системой отношений, часть из которых является юридически закрепленными, остальные лежат в сфере традиционной для данного общества нравственности и принятых эстетических представлений (о прекрасном и безобразном и т.п.).
В социологии институты обычно называют социальными, поскольку они изучаются как факты общественной жизни (институт государства, институты частной собственности, здравоохранения, образования и т.д.). С точки зрения культурологии эти институты рассматриваются как социокультурные, поскольку изучаются в качестве структур, предопределенных культурой и возникших в целях воплощения присущих данному обществу представлений о мире и человеке в нем. В качестве примера одного из социокультурных институтов Нового времени можно привести «музей». Классический музей – общедоступное хранилище подлинных памятников цивилизации (картин и скульптур, книг, технических устройств, народных промыслов и т.п.), организованное по тематическому или хронологическому принципу и предназначенное для просвещения современников. В нем получило цивилизационное воплощение откристаллизовавшееся в XIX веке представление о связности исторического процесса и о ценности прошлого как исторической «родины» настоящего.
Построение цивилизации включает создание ее собственных социокультурных институтов, призванных организовать совместные усилия людей сообразно представлениям, свойственным данной культуре. Исторически все социокультурные институты когда-то складываются, действуют и распадаются. Чаще всего историки культуры исследуют уже сложившиеся, стабильные институты, которые функционировали в рамках тех или и иных продолжительно существовавших цивилизационно-культурных форм (их называют культурно-историческими эпохами). Меньше внимания до сих пор уделялось кризисным фазам становления и упадка институтов.
Обычно разрушение социокультурных институтов происходит тогда, когда перемены в культуре изменяют представления о целях, ради которых институты сложились. Например, порождение феодальной культуры – институт рыцарского войска – с наступлением эпохи абсолютизма утратил свое значение, пережил упадок и уступил место институту наемной армии.
Когда в известный исторический момент мы наблюдаем разрушение сразу многих социокультурных институтов, мы должны заключить о кризисе данной формы цивилизации и наступлении пограничной (переходной) эпохи. Момент наступления многочисленных институциональных перемен следует называть институциональным кризисом цивилизации, включая в это понятие как распад старых, так и поиск новых институциональных форм в периоды переходных эпох.
Единство социального института с порождающей его культурой дает возможность исследовать цивилизацию/культуру на основе наблюдения за ее социокультурным институтами. Рассмотрим это на примере современных media – средств массовой информации (СМИ).
Институт современных СМИ – это совокупное название устойчивых организационных структур, которые регулируют сотрудничество журналистов, технических и управляющих работников в составе редакций многочисленных газет, радио и телевизионных каналов. Редакции органов СМИ – это организованные объединения («команды») людей, которые выполняют предопределенные структурой редакции служебные функции (роли). Через свои роли они включены в совместное достижение культурно значимых целей.
Исследование современных СМИ показывает, что их целью является не получение и распространение достоверной и проверяемой информации, как это ещё нередко декларируется. Современный социокультурный институт СМИ преследует иную цель. Редакции производят и продают особый «информационный товар» – информационную «медиа-среду» (англ. mass-media), которая состоит из непрерывного потока разнообразных суждений и сведений, где достоверное и недостоверное неразличимо слиты.
Такое действие современных СМИ находится в согласии с базовыми ценностями порождающей их Массовой культуры. В ней достоверность знания не является ни общепринятым условием его ценности, ни основным критерием качества информирования, и где, напротив, высокую общественную ценность часто приобретают как раз выдуманные или ложные сведения и суждения, основанные либо на случайных признаках («сенсационные» слухи, сплетни, версии, прогнозы и.т.п.), либо на представлениях о пользе или целесообразности тех или иных высказываний, взглядов, сообщений о событиях (пропаганда). Таким образом институционально – по целям, методам работы, подбору специалистов, способу их взаимодействия между собой и т.п. – институт СМИ отвечает требованиям современной культуры, а по устройству является типичным институтом современной цивилизации.
Научно-технический прогресс, институциональные перерождения в ХХ веке и новые гуманитарные проблемы. Центральным для культурологического понимания эпохи Современности является вопрос о смысле исторических процессов прошедшего ХХ века, в течение которого Современность складывалась, становилась доминирующей в мире формой культуры (новейшей культурно-исторической эпохой). Следует иметь в виду, что как раз в это время произошли две мировые войны и мировой экономический кризис между ними, а также мучительная по своему напряжению на грани ядерной войны т.н. «Холодная война» между СССР и США с их союзниками в 1950-80 гг. Два подхода к осмыслению событий ХХ века кажутся независимыми один от другого.
Первый сосредоточен преимущественно на научно-техническом прогрессе. Его сторонники обычно указывают на небывалый рост энергетических (ядерных и неядерных) технологий, международных финансовых и корпоративных систем, количественное и качественное развитие транспорта и коммуникаций, которые в конечном счете обеспечили доступность комфорта, охраны здоровья, образования и т. п. беспрецедентному в истории числу людей в разных странах мира. Все это – блестящие успехи человеческого разума, уже несколько столетий последовательно служившего благоустройству жизни. С этой точки зрения цивилизация Нового времени, сложившаяся еще до ХХ века, доказала свою жизнеспособность и успешность, тогда как катаклизмы ХХ века с этой позиции могут быть представлены как страшные недоразумения, в которые обманутые массы людей оказались втянуты злою волей некоторых властителей, среди которых имена Гитлера и Сталина сегодня самые известные. Следовательно, задача состоит в том, чтобы разоблачить состоявшихся узурпаторов и предупредить в дальнейшем возможность прихода к власти подобных «злых гениев» где бы то ни было в мире. Новое время продолжается. И в этом смысле можно считать, что мы живем в эпоху, когда наступил «конец истории» (по Ф. Фукуяме)[2].
Иной взгляд – это понимание истории ХХ века как периода глобального кризиса цивилизации Нового времени и становления современной Массовой культуры с ее собственной новой цивилизацией, формирование которой продолжается на наших глазах. С этой точки зрения катаклизмы ХХ века порождены возникновением новых общественных и экономических условий, созданных успехами наук и производства, и, в то же время, неспособностью людей своевременно осознать их радикальную новизну и найти адекватные новым условиям цели и способы деятельности. С этой, второй, точки зрения исторически новые общественные условия ХХ века были предопределены внедрением новых технологий, ростом производства, и коммуникаций.
Среди новых обстоятельств, созданных научно-техническим прогрессом в ХХ веке, были не только возросшие комфорт, здоровье и долголетие (сначала в самых богатых странах). Впервые сложились условия и потребности в коллективных действиях небывалой мощи (организация широкомасштабных производств и массового спроса) и невиданных ранее масштабов воздействия на человеческие коллективы (тоталитарные режимы и их пропаганда, коммерческая реклама, экономические кризисы и т.п.), включая впервые возникшую возможность самоуничтожения человечества – военного, экологического, наркотического и т.п. Возникли новые глобальные угрозы, часть из которых удалось предотвратить (например, угрозу ядерной войны), часть угроз непрерывно осуществляются там, где им пока что не умеют эффективно противостоять (например, распространение СПИД, промышленные загрязнения окружающей среды).
Как можно заметить, оба эти взгляда не вполне противоречат друг другу: прогресс человечества в области научных и технических возможностей очевиден, но именно эти достижения человеческого разума породили новые проблемы. Причем, не только научные и технические, но и проблемы гуманитарные – социальные, экономические, управленческие, экологические, транспортные и разные другие.
Вот некоторые примеры новых общественных проблем, порожденных техническими усовершенствованиями нашего времени.
Одним из новых источников рисков стала небывалая энерговооруженность, экономическая и информативная оснащенность обычного частного человека, которая превратила его волю в фактор высокой непредсказуемости для него самого и его окружающих. Как предупредить катастрофы, вызванные ошибками или волей обычного человека, если он располагает служебным оружием, по службе ведет миллионные банковские счета, управляет гражданским самолетом? Как уберечься от последствий того, что он недостаточно умело ремонтирует резервуар на химическом предприятии или невнимательно контролирует продукты на заводе детского питания?
Социальные проблемы становится прямым следствием внедренных технических достижений.
Массовая компьютеризация банковских, страховых, медицинских и других служб облегчают и ускоряют все формы их работы с массовой клиентурой, но создают риски нарушения конфиденциальности частной информации в случае утери баз данных.
Растущая энергоемкость мирового хозяйства экономически оправдывает использование ядерного топлива. Атомные энергетические установки дают дешевую электроэнергию, но одновременно порождают проблемы. Они потребляют очень много воды (50 м3/с на одной АЭС мощностью 1000 МВт, т.е. столько же, сколько потребляет город с населением 5 млн. человек), несут опасность радиоактивного заражения окружающей среды в связи с транспортировкой отходов, авариями реакторов и т.п.
Успехи генетических исследований открывают возможность намеренного внедрения в генетические коды живых организмов. Результаты такого внедрения могут быть благотворными: генетически измененные растения дают несравненно более высокий и устойчивый урожай, медицинская генетика обещает справиться с наследственными болезнями. С другой стороны, генетическое постоянство живой природы и человека – глубинное основание социальной стабильности. Социальный опыт взаимодействия с живой природой и природой человека имеет многотысячелетнюю продолжительность, он выражен многочисленными, часто неосознаваемыми приспособительными (адаптивными) навыками – пищевой, эмоциональной, семейно-бытовой и других стратегий. Генетическая инженерия, которая сможет создавать по существу новые виды живых организмов, включая людей с новыми свойствами, без сомнения, породит проблему их взаимной адаптации.
Новая ситуация неизбежно предъявит небывалые требования к созданию новых стратегий и новых форм человеческих взаимодействий. Например, «личность» может в новых условиях показаться слишком консервативным способом организации человеческого Я, тогда как безличные люди – с короткой социальной памятью и упрощенными признаками самотождественности – могут оказаться значительно более социально адаптивными и даже единственно пригодными для жизни в цивилизации нового высокотехнологичного типа.
Все эти и другие современные проблемы имеют институциональную природу, хотя, как может показаться на первый взгляд, в различных сегментах общества возникают лишь новые чисто технические задачи. Например, противостояние терроризму, в этом технократическом ракурсе, сводится к построению более совершенных наблюдательных устройств.
Рассмотрим для примера институциональные проблемы, возникшие в ходе компьютетеризации в разных отраслях деятельности.
На первом этапе использование компьютеров позволило всего лишь заменить бумажную паспортизацию (банковских счетов, поликлинических карточек, музейных экспонатов, товаров и других групп учета) электронной. Но в последствии работа с возникшими базами данных открыла новые цели, потребовала новой организации и подходов – от постановки новых задач и соответствующего кадрового состава до изменения правил функционирования этих учреждений. Со стороны посетителей больница, музей или банк может быть выглядят по-прежнему, но институционально эти учреждения в связи с компьютеризацией были преобразованы: были созданы новые отделы, частично изменены обязанности сотрудников и т.п.
Например, теоретически, житель любого города Украины может перевести деньги со своего счета в местном банке в крупную банковскую систему, имеющую отделение в Южной Африке с поручением приобрести там для него акции кампании, которая анонсировала многообещающий проект на африканском континенте. Вся операция может занять, вероятно, пять банковских дней. Ясно, однако, что реализуемость этой схемы зависит не только от технического качества связи и наличия правовых условий, но и от работы локального банка. Есть ли в его составе группа, способная держать в поле зрения мировой бизнес, умеющая предложить инвестору привлекательные вложения в таких далеких краях, имеющая целью через такие операции включить свой банк в широкий контекст глобальной экономики? Речь, следовательно, об институциональной перестройке работы местного банка с учетом требований глобальной экономики.
Точно так же и музей, если он стремится войти в международную систему музейных исследований, должен не только получить техническое обеспечение, но также обучить научных сотрудников иностранным языкам, компьютерным технологиям и изменить организацию их работы для осуществления других целей, возникающих в связи с международным разделением труда в музейно-исследовательской сфере. Но компьютерные технологии позволяют поставить совершенно новые задачи и в области самой музейной деятельности: это так называемый «виртуальный музей». Техническая и содержательная (контентная) поддержка такого музея требует создания совершенно новой институциональной структуры. Так, что общее название – музей – может лишь скрыть различие этих двух институтов реального и виртуального способов сбережения общественной памяти.
Концерт. Исполнение песен в зале перед аудиторией в 500 человек и исполнение песен на стадионе перед аудиторией, допустим, в 50 тысяч слушателей – это различные события. Несмотря на то, что их называют одинаково – «концерт», институционально они имеют между собой больше отличий, чем сходных черт. Сравните типичные для обоих случаев репертуар, стиль сценического поведения, музыкальные и технические средства, финансовое обеспечение, безопасность, преобладающие вкусы, ожидания и поведение публики в обоих случаях и т.д.
Когда мы говорим о кризисе привычных установившихся целей и форм их достижения, о назревшей интитуциональной реформе одновременно в разных сферах деятельности (выше перечислены примеры из различных сфер: информатики, финансов, биологии, музейного дела, искусства), о формировании новых структур человеческих взаимодействий, пригодных к достижению новых целей, мы говорим о явных, наблюдаемых признаках смены типа цивилизации. В данном случае, в ХХ веке – о смене цивилизации Нового времени цивилизацией Современной массовой культуры. Пик этой смены, по-видимому, был пройден еще в 1970-х годах. Сегодня эта новая цивилизация повсеместно – в глобальном масштабе – устанавливает свои собственные институции, цели и правила деятельности, новые смыслы человеческого существования.
«Дополнения». Соответствие цивилизации и ее институтов можно проследить, сравнивая сходные между собой социокультурные институты в контекстах различных культурно-исторических эпох.
В «Дополнении 1» к этой главе содержатся очерк истории библиотеки,[3] в котором видно, как в разных цивилизациях была институциолизирована «библиотечная» функция хранения и распространения общественно ценной информации. Во втором рассматривается институциональный кризис искусства, произошедший в это же время.[4] Третий из очерков «Дополнение 3» посвящен институциональному кризису науки в ХХ веке.
Дополнение 3. Наука как институт и институциональный кризис науки в ХХ веке
Понятие «наука» обозначает одновременно процесс и результат. В первом смысле, «наука» – это специальная (исследовательская) деятельность по выявлению постоянных свойств окружающего нас мира. Во втором, «наука» – это совокупность полученных таким образом знаний. Научные знания оформляются в виде «законов» и их следствий – определенным образом проверенных и практически надежных утверждений об устойчивых взаимосвязях в окружающем нас мире.
Наука – не единственный способ создания и хранения знаний. В большом объеме знания о постоянных свойствах мира доступны людьми до и вне всякой науки, путем накопления обычного жизненного опыта. Например, домашнее содержание скота практикуется человечеством много тысячелетий и требует немалых знаний, которые складывались и сохранялись в самой деятельности скотоводов. (Сельскохозяйственная наука появилась только в конце XIX века, но с тех пор без нее уже трудно обойтись). Религиозные истины, мистические верования, художественные образы, ремесленные навыки (например, умение столяра учитывать свойства разных сортов древесины) также не являются научными знаниями. Тем не менее – это положительные знания, на которые можно опираться в той или иной человеческой деятельности. Их истинность обоснована очевидностью, которая порождается внутри соответствующего опыта индивидов и групп. А очевидность – источник локального знания. Достаточно быть вне соответствующей практики, и очевидность данных истин может показалась сомнительной. Именно поэтому ненаучные знания не являются всеобщими. Предложите умелому столяру прочесть научную лекцию о свойствах древесины. Он, может быть, окажется не готовым это сделать, хотя знает об этих свойствах практически.. Еще пример. Читателю «Игры в бисер» Г. Гессе реальность страны Касталии очевидна, но такой страны нет вне этого романа.
Научные знания, выраженные суждениями, типа, «действие равно противодействию», «Солнце – ближайшая к Земле звезда во Вселенной», «функция легких – газообмен», «рост рыночной (капиталистической) экономики проходит через ее периодические спады», «драма эпохи классицизма подчинена требованию «трех единств» и т.д. считаются справедливыми (истинными), поскольку отражают факты и отношения, знание которых больше не зависит от практической очевидности: они обнаружены и доказаны научными методами.
Научная деятельность (в наше время ее называют «классической наукой») сформировалась содержательно и институционально в эпоху Нового времени, в XVII - XIX вв. Открытия ученых в области природных соотношений вплоть до конца XIX века имели прежде всего смысл философских доказательств – того или иного принципа мироустройства, познавательной силы человеческого разума и т.д. На первых порах ученым удалось выявить устойчивые взаимосвязи в области движения механических тел и сформулировать их количественно, т.е. средствами математики. Позже научные исследования распространились на историю Земли, животный мир и человека. В XVII веке поиск «законов природы» был совершенно новым делом, важность которого, становилась со временем все более общепризнанной. Ученые пользовались общественной поддержкой так называемых «просвещенных» классов потому, что образованные люди видели в их деятельности, не узко научный, а общекультурный смысл. Открытие простых и понятных правил, неотвратимо действующих во всей Вселенной заново, после падения религиозной культуры в эпоху Возрождения, обосновывало сознание единства мира, его упорядоченности и справедливости (прежде всего, это механика Коперника-Галилея-Ньютона и систематики, например, систематика растений Ж. Б. Ламарка (1744 –1829) и животных К.Линнея 1707 – 1778).
Для работы ученому требовались лаборатория и библиотека, и он мог иметь их потому, что ранняя классическая наука была частью жизненного уклада высшего общества. Недаром эпоха получила название «эпохи Просвещения». Ученые и их открытия пользовалась материальной и моральной поддержкой королевского двора и аристократических салонов (во Франции), или включенностью в университетскую жизнь, где ученые совмещали исследования и преподавание (в Германии), или частными вкладами в организацию лабораторий и широким публичным вниманием (в Англии), или государственным признанием (в России) и т.д. Все эти общественные условия, без которых ученые не могли бы работать и публиковать свои результаты, получая признание, должны быть включены в понятие института классической науки – сложной системы лабораторий, библиотек, издательств, любительских научных обществ и профессиональных академий, университетов и специализированных высших школ, используемой для производства и хранения научных знаний и их применения в создании «научной картины мира».
Стоит иметь в виду, что на протяжении почти всего Нового времени техника развивалась независимо от науки[5]. Отдельные факты организации производства на основе научного открытия как исключения появились лишь со второй половины XIX века. Наука становится составной частью производственно-хозяйственной деятельности только к середине ХХ века.
Несмотря на количественный рост числа ученых и их открытий, до Первой мировой войны суть науки оставалась в заданных Новым временем смысловых пределах. Ученый – это прежде всего естествоиспытатель. Выдающийся ученый – мастер эксперимента и его интерпретации, виртуоз познания Природы. Он сам определяет направление своих исследований, научные области (математика, физика, химия, биология и т.п.) пока еще очень широки, в распоряжении ученого – лаборатория и один-два ассистента, литература и коллегиальные контакты по переписке и благодаря поездкам для работы в другие лаборатории и университеты (чтение курсов и проведение исследований). Лишь в середине XIX века стали появляться международные организации ученых и проводиться Международные конгрессы в некоторых областях науки. Основная модель работы ученого-мастера, одиночки, занятого исследованиями существенных явлений и связей в окружающем мире и скрытого за ними миропорядка, оставалась неизменной до Первой мировой войны. Пример открытия, в значительной мере «порогового» в истории физики, открытия «X-лучей» (по-русски, «рентгеновских»), которое осенью 1895 года сделал вюрцбургский физик Вильгельм Конрад Рёнтген (Röntgen), может проиллюстрировать институциональные принципы тогдашней науки.
Как и многие его ученые-современники Рёнтген был исследователем-одиночкой. Он даже олицетворял этот тип в его крайней форме. Он работал почти всегда без помощников и обычно до глубокой ночи, когда он мог заниматься своими опытами совершенно без помех, используя при этом приборы, которые имелись в то время в лаборатории любого института. Ученый обратил внимание на свечение в темноте флуоресцирующего экрана, которое не могло быть вызвано известными ему причинами. Так случайно Рёнтген обнаружил излучение, которое могло проникать через многие непрозрачные вещества, вызывать почернение фотопластинки, завернутой в черную бумагу или даже помещенной в металлический футляр. Натолкнувшись на неизвестное явление, ученый на протяжении семи недель в полном одиночестве работал в одной из комнат своей лаборатории, изучая свойства излучения, которые в Германии и России называют «рентгеновским». Он велел приносить себе пищу в университет и поставить там кровать, чтобы избежать сколько-нибудь значительных перерывов в работе. Тридцатистраничный отчет Рентгена был озаглавлен "О новом виде лучей. Предварительное сообщение". Вскоре труд ученого был опубликован и переведен на многие европейские языки. Новые лучи стали исследовать во всем мире, только за один год на эту тему было опубликовано свыше тысячи работ. В. Рёнтген – лауреат Нобелевской премии по физике за 1901 год.
Еще один пример. Выдающийся немецкий физик-теоретик Макс Борн (1882-1970) в книге «Моя жизнь и взгляды» (1968) вспоминает тех ученых, которые повлияли на его профессиональное становление. Следующий отрывок дает представление о почти частном характере общения в научных кругах Европы в начале ХХ века, как будто речь идет о подготовке не ученого, а, скажем, художника или музыканта. (Кстати, Борн был достаточно умелым пианистом, чтобы играть вместе с Альбертом Эйнштейном скрипичные сонаты.) «Для того, чтобы более глубоко изучить фундаментальные проблемы физики, я отправился в Кембридж. Там я стал аспирантом при колледже Гонвилля и Каюса и посещал экспериментальные курсы и лекции. Я понял, что трактовка электромагнетизма Лармором едва ли содержала для меня что-либо новое по сравнению с тем, что я узнал от Минковского. Но демонстрации Дж. Дж. Томсона были блистательны и вдохновляющи. Однако самыми дорогими переживаниями той поры были, конечно, человеческие чувства, которые вызывали во мне доброта и гостеприимство англичан, жизнь среди студентов, красота колледжей и сельских пейзажей. Через полгода я возвратился в свой родной Бреслау и попытался там повысить свое экспериментаторское мастерство. В то время там были два профессора физика, Люммер и Прингсгейм, получившие известность благодаря своим измерениям излучения черного тела»[6]. В 1919 году Борн приехал в Франкфурт, где у него были условия работы, напоминающие лабораторию Рёнтгена. «Там мне был предоставлен небольшой институт, оборудованный аппаратурой, и я пользовался также помощью механика. Моим первым помощником (ассистентом) стал Отто Штерн, который немедленно нашел применение нашему экспериментальному оборудованию. Он разработал метод, позволивший использовать атомные пучки для исследования свойств атомов»[7].
Такой стиль скромной научной жизни, сочетавшей преподавание, эксперименты, неформальное общение с близкими учениками, коллегами и единомышленниками, Борн поддерживал в последующие годы в Германии и в эмиграции в Шотландии. Но есть в его воспоминаниях один эпизод времен Первой мировой войны, который может служить примером нового подхода к организации науки. В 1915 году Макс Борн был призван в армию. «После краткого пребывания в радиочастях ВВС я был переведен по просьбе моего друга Ладенбурга в артиллерийскую исследовательскую организацию, где меня прикомандировали к подразделению, занимавшемуся звуковой локацией — определением местоположения орудий по результатам измерений времени прихода звуков выстрела в различные пункты. Под одной крышей собралось много физиков, и мы вскоре, когда позволяло время, стали заниматься настоящей наукой (выделено мной – М.Н.)»[8].
В этом отрывке Борн описывает ранний опыт нового подхода к организации научных исследований. Воюющее государство собирает специалистов, берет на себя расходы и устами военных ставит перед ними исследовательские задачи, ожидая прикладных, т.е. практически применимых, результатов – не в виде статей и теорий, а виде действенных методик и устройств. Впервые науку перестают рассматривать как способ «доискиваться истины без пристрастия и предубеждений», и начинают ставить ей задачи, вытекающие из военной (позже – производственной) практики. «По результатам первой мировой войны стало ясно, что без использования результатов науки невозможно рассчитывать на победу. Все мировые державы стали финансировать научные исследования, ориентированные на создание новых видов оружия и на разработку средств защиты от них. Технологизированная наука сформировалась в результате этих организующих усилий государств и стала их необходимой составляющей»[9].
Военный опыт взаимоотношения государства с наукой, приобретенный в ходе Первой мировой войны, был затем многократно использован, он лег в основу организации научных исследований на весь последующий ХХ век – в рамках новой, Массовой цивилизации.
Конечно, индивидуальный научный поиск был вытеснен не сразу. О физических экспериментах в полуподвальных комнатках и неформальных дружеских семинарах среди физиков вспоминал не только Макс Борн. Но основной путь институализации науки в «эпоху масс» был определен как переход к «Большой науке». Новые институции подразумевали научные исследования, которые требовали огромных трудовых и материальных ресурсов. В каждом случае государственной или частное (в странах с рыночной экономикой) финансирование научных исследований в сфере ядерной энергии, генетики, исследований космического пространства, искусственных материалов и т.п. должно быть мотивировано практическими результатами в форме продуктов, пригодных к использованию либо в военной, либо в гражданской сфере. Еще лучше получать продукты, так называемого, «двойного назначения», например, самолеты, пригодные к использованию для перевозки как военных грузов, так и, при небольшой переделке, пассажиров, или приборы, созданные для контроля за состояния здоровья космонавтов, которые можно использовать в госпиталях. Это означает, что понятие «чистой» науки – науки ради истины, которое характеризовало понимание этой деятельности в культуре Нового времени, с наступлением эпохи Современности потеряло смысл. В массовом обществе от ученого больше не ждут подтверждений или открытий таких фактов и закономерностей, которые имели бы влияние на коллективные представления о мире и человеке в нем Вся наука, независимо от характера реально проводимых исследований, в современной культуре приобрела смысл «прикладной» – науки ради практики.
«Большая наука» стала уже не собственно наукой, а особой индустрией, в которой ученые становятся соучастниками производства. Так например, в Советском Союзе при осуществлении космической, а точнее, военно-космической программы научные институты создавались десятками, в них работали учёные атомщики, материаловеды, ракетчики, математики, баллистики, кибернетики, медики и многие другие. Для того, чтобы достичь необходимой тайны исследований и концентрации ресурсов, строились закрытые от внешнего мира города, «наукограды»[10], «специальные», т.е. секретные, исследовательские институты и экспериментальные заводы, испытательные полигоны и прочее. В этих работах принимали участие миллионы людей. В СССР было создано специальное министерство для координации военно-промышленного комплекса, со странным для такого случая названием «Министерство среднего машиностроения». В США функции «военно-космического министерства» выполняет «NASA» – Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства. В современной России аналог NASA – РКК (Ракетно-космическая корпорация) «Энергия».
Вследствие нового положения науки, открытия, сделанные ученым в рамках крупных проектов являются частью коллективных усилий и обычно остаются анонимными. В истории фармакологии сохранилось имя английского биолога, открывшего антибиотик «пенициллин» (1929) – Александра Флеминга. Но современный человек вряд ли не станет интересоваться именами создателей новых, значительно более эффективных лекарств: такой вопрос в культуре Современности, в сущности, не имеет смысла.
Переход через грань культурных эпох – от Нового времени к Современности, который пережила наука в ХХ веке, можно видеть, наблюдая за тем, как изменилось общественное восприятие научных открытий, которые признаны выдающимися, например, отмечены Нобелевскими премиями. Открытие рентгеновских лучей было общекультурным фактом так же как открытие радиоактивности А.Беккерелем и исследования этого феномена супругами Пьером и Марией Кюри (Нобелевская премия за 1903 год), учение о рефлексах Ивана Павлова (премия за 1904 год), теория относительности А.Эйнштейна (1921). Личную славу обрели ученые, создатели квантовой теории, в которой получила теоретическое обоснование «неизбежность странного мира» микрочастиц – Нобелевские лауреаты Макс Планк (1918), Нильс Бор (1922), Вернер Гейзенберг (1932), Макс Борн (1954). Однако, попробуем вспомнить имена физиков, получивших Нобелевскую премию по физике в конце 1990-х годов, например, в 1995 «За открытие тау-лептона», (М. Перл), «За детектирование нейтрино» (Ф. Райнес), в 1996 «За открытие сверхтекучести гелия-3» (Д. Ли, Д. Ошерофф и Р. Ричардсон), в 1997 «За создание методов охлаждения и улавливания атомов лазерным пучком» (С. Чу, К. Коэн-Танноджи и В. Филлипс) и т.д. Во второй половине ХХ века среди открытий в естествознании, ни одно не имело силы непосредственного влияния на мировосприятие людей. Результаты работ и имена крупнейших ученых стали восприниматься как имеющие значение лишь внутри самой науки.
В то же время эпоха массовой научно-технической индустрии Современности породила феномен научных «знаменитостей», слава которых основана не столько на их научных достижениях, сколько на их «популярности», созданной их частым появлением в радио- и телепространстве с целью пропаганды близких им исследовательских отраслей. По аналогии со звездами шоу-бизнеса профессор из Высшей школы экономики, социолог С. Кордонский назвал их «поп-учеными»[11]. «Поп-ученые имитируют обладание знанием и продают государству и корпорациям рекламные слоганы, – пишет этот автор. – Ученый-академик, стращающий озонными дырами, метеоритной атакой или глобальным потеплением, был выведен в корпорациях, занимающихся разработкой новых «наукоемких» товаров, и постепенно стал элементом стандартного медийного, а значит и политического — пространства. /…/ Поп-ученые объясняют почему надо давать деньги, например, на астрофизические или генетические исследования. А выдающиеся представители технологизированной астрофизики и генетики опираются в своих требованиях выделить деньги из бюджета на публичные выступления этих представительных академиков». Отделы «по связи с общественностью» или департаменты «PublicRelations» – важные подразделения в структуре всех крупных научных или научно-производственных институций Современности.
«Большая наука» имеет сходные черты во всех странах, где успели сложиться массовые цивилизации. Работы по созданию атомной бомбы в США «Проект «Манхеттен» осуществлялись такой же гигантской корпоративной институцией как и работы по созданию атомной бомбы в СССР. С другой стороны, промышленные гиганты для создания своих инженерных продуктов ведут такую масштабную исследовательскую работу, что их можно считать и научными суперинститутами (например, авиастроительная корпорация «Boeing» («Боинг») и ее европейский конкурент авиастроительный концерн «Airbus» («Эрбас»). В наше время любые отрасли науки, чтобы результаты их исследований имели общественное значение, должны быть выстроены по модели научно-производственной «Большой науки» – с участием крупных государственных или корпоративных интересов[12]. И хотя данные об организации ядерных исследований в Китае, Пакистане, Индии, Иране или КНДР являются труднодоступными, можно не сомневаться, что организованы они везде по институциональной схеме «Большой науки», которая отвечает целям и ценностям современной Массовой культуры.
[1] Вот еще одно развернутое определение.
ИНСТИТУТ (INSTITUTION) Этот термин широко используется для описания регулярных и долговременных социальных практик, санкционируемых и поддерживаемых с помощью социальных норм и имеющих важное значение в структуре общества Так же, как и ‘роль’, ‘институт' означает установленные образцы поведения однако он рассматривается как единица более высокого порядка, более общая, включающая множество ролей. Так, школа как социальный институт включает роли учащегося и учителя (что обычно подразумевает наличие ролей "младших", "старших и "ведущих" преподавателей), а также, в зависимости от степени автономии разных школ по отношению к внешним структурам, роли родителей и роли менеджеров, инспекторов, связанные с соответствующими руководящими органами в сфере образования. Институт школы в целом охватывает все эти роли во всех школах образующих школьную систему образования данного общества.
Обычно выделяют пять основных комплексов институтов (1) экономические институты, служащие для производства и распределения товаров и услуг; (2) политические институты, регулирующие осуществление власти и доступ к ней; (3) институты стратификации, определяющие размещение позиций и ресурсов; (4) институты родства, связанные с браком, семьей и социализацией молодежи; (5) институты культуры связанные с религиозной, научной и художественной деятельностью. (Социологический словарь/Пер. с англ. Под ред. С.А.Ерофеева. – Казань, 1997)
[2] Фукуяма, Френсис (р. 1952) – американский политический философ, автор книги «Конец истории и последний человек» ("The End of History and the Last Man"). Страничка в Интернете, посвященная творчеству Ф.Фукуямы (на русском языке) – http://www.politnauka.org/person/fukuyama.php
[3] Найдорф, М.И Исторически пульсирующая библиотека. – Вопросы культурологии. – М., 2008, № 8. – С. 19-24. [http://ctheorist.blogspot.com/2009/03/blog-post_1804.html
[4] Найдорф, М.И. После кризиса. К итогам институционального кризиса искусств в ХХ веке. – Одесса, 2009, [http://opu.academia.edu/MarkNaydorf/Papers]
[5] Этот вопрос рассмотрен в книге Злобин, Н. Культурные смыслы науки. – М., 1997.
[6] Борн, Макс. Моя жизнь и взгляды. – М., 1973. – С. 21.
[7] Там же, с. 26.
[8] Там же, с. 24.
[9] Симон Кордонский Кризисы науки и научная мифология. «Отечественные записки», №7, -- М., 2002 (web-версия http://www.strana-oz.ru/?numid=8&article=383 ).
[10] Самые известные из них – подмосковные исследовательские центры Дубна, Обнинск, Пущино и «Академгородок» под Новосибирском.
[11] С. Кордонский. Кризисы науки…
[12] Европейский авиастроительный концерн Airbus на протяжении первых 20 лет своей деятельности практически на 100% финансировался бюджетами европейских стран. Более скрытая господдержка в США: она осуществляется через госзаказы. После терактов 11 сентября 2001 года, когда отрасль оказалась на грани кризиса, правительство США помогло корпорации Boeing несколькими крупными контрактами. Источник: Газета «Финансовые известия». – М., 14.04.2004 (http://www.finiz.ru/cfin/tmpl-art_oo/id_art-824618 )