Глава 4. ЦИВИЛИЗАЦИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ В ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ
4.1. Ренессансный “порог” европейской истории
Если взглянуть теперь на содержание эпохи ренессансного кризиса-и-перехода с другой стороны – с точки зрения последовавшей за ним эпохи Нового времени, то оттуда ее недавнее прошлое выглядит хаотической свалкой обломков средневековой цивилизации. Следует помнить, однако, что эти обломки (традиционных ценностей, правовых норм, институтов) еще долго использовались в строительстве цивилизации европейского Нового времени.
Ренессансная катастрофа европейского миропорядка в XIV-XV веках была поистине всеобъемлющей. Рухнула двумирная картина мироздания. Вместе с ней рухнул авторитет римско-католической церкви, которая с XI века утвердила себя как земное воплощение Небесного мира. Шаткий социальный мир, поддерживавшийся духовной и светской властью Римских пап, сменился ожесточенными войнами (междоусобицами) крупных феодалов. Земельное держание и "держание" вообще (например, инвеститура церковных должностей) перестало служить всеобщим средством крепления социальных связей: обесценился его моральный гарант – верность Божественной клятве и Церкви. Принцип держания повсеместно заменялся принципом собственности. Говоря современным языком, Европа "приватизировалась". Кроме того, социальные связи рвались под грузом новых, параллельных землепользованию, источников богатства: мануфактурного производства, торговли, мореплавания и колонизации заморских территорий. Старые феодальные структуры оказались здесь попросту неуместными, а общепринятых новых не было.
Повсеместно воцарившееся своеволие подстегнуло разрушение таких традиционных регуляторов общественного порядка как вековые обычаи – во владениях феодалов, в городах и в отношениях между городами, но даже и в Церкви (что в монастырях, что в Римской курии). Общественный хаос ставил почти каждого человека в положение авантюриста, на свой страх и риск властвующего, воюющего, торгующего, хозяйствующего. Немногие смогли быстро разбогатеть на завоеваниях; кто-то сумел обманом обрести власть, чтобы владеть и бесчинствовать (что еще может означать властвование в хаотическом мире?). В этом социальном катаклизме население непрерывно уменьшалось числом, причем страдали не только те, кому досталось место в социальных низах общества, но и в самых его верхах – цвет аристократии погибал в междоусобных войнах; аристократы гибли и вне войн, поглощенные вихрем вероломств и предательств со стороны родственников и друзей, заколотые, отравленные, похищенные соперниками в общей борьбе за овладение быстрым богатством и властью.
Ренессансный кризис, завершивший распад средневековой цивилизации, был настолько глубоким, что фактически угрожал свести христианскую Европу с арены истории. Сила христианских идей ослабла и более не могла противостоять распаду общества. В самой римско-католической церкви шло брожение, частью которого стало появление новой формы христианства – лютеровской Реформации. Ситуация в некоторых чертах повторяла кризис эпохи Древности, воплощенной великим Римом на краю его гибели: вооруженный хаос, безверие и обнищание, утрата жизнеобъяснительных смыслов и, одновременно, растущий военный нажим извне – в эпоху Возрождения угроза шла со стороны мощной тогда и блестящей своим богатством Османской империи, которая в 1453 году овладела Константинополем и двигалась к новым завоеваниям на Востоке и на Западе, вдохновленная идеей создания исламской империи "от края и до края". Таким был во всем его драматизме исторический порог или "Вызов" (в терминологии английского историка А.Дж.Тойнби), вставший перед христианским миром Европы в облике эпохи Возрождения.
***
То, что исторический Ответ ренессансному кризису был все-таки найден, составляет выдающуюся заслугу западно-европейских народов, открывших совершенно новый этап собственной и мировой истории – Новое время. На заре Средневековья Ответом на Вызов истории было утверждение христианской картины мира и с нею всей системы христианских жизнеобъяснительных смыслов. Теперь, в глубине ренессансного кризиса, когда катастрофа состояла в окончательном распаде этой картины, новые, гуманистические смыслы вновь начали возводиться на признании случившейся катастрофы как следствия ошибки Средневековья, которая состояла в необоснованно высоком авторитете религиозного миросозерцания и влиянии римско-католической Церкви, – ошибки, которую можно исправить, если исходить из другого, небывалого ранее – светского – миропредставления. Новая история развилась на основе представления о мире как о естественном и равном лишь самому себе, законосообразном и разумно организованном пространстве.
Эпоха, называемая "Новым временем" произвела вдохновляющий прогресс во всех областях человеческой деятельности, который безмерно возвысил Европу над континентами и народами планеты.
4.2. Абсолютная монархия – основа цивилизации Нового времени
Ренессансная революция радикально изменила отношения религиозной и королевской властей, соперничавших между собой всю средневековую эпоху. Вследствие упадка римско-католической Церкви и ее внутреннего раскола (Реформация) открылся путь к неограниченному укреплению светской власти, оформившейся в дальнейшем как система "монархического абсолютизма". Поэтому позднюю границу Ренессанса обычно связывают с заключением Аугсбургского религиозного мира между католиками и протестантами в Германии (1555), с созывом Тридентского собора (1545-1563) и началом католической Контрреформации. Примерно в те же годы началось царствование Филиппа II в Испании, королевы Елизаветы в Англии – монархов, чей образ правления уже явил черты классического "абсолютизма". Но лишь с середины XVII века, достигнув расцвета, эпоха Нового времени создала собственный образ – разумеется, для себя, но он сохранился и для потомков – в искусстве, придворном быте, принципах политики, экономики и права, в классической науке, в религиозных воззрениях.[1]
Основной цивилизационной формой Нового времени является государство "абсолютной монархии" ("монархический абсолютизм"). Монархией (буквально, "властью одного") принято называть такую иерархическую структуру власти, в верхней точке которой предполагается произвольное волеизъявление, отнесенное к главе государства. Абсолютными монархиями называют такие государства (царства, королевства, империи), в которых произвол монарха выражается преимущественно в законодательной деятельности, ограничивающей волеизъявление нижестоящих носителей власти (судей, чиновников, военных и т.п.) и даже в значительной мере самого монарха. Ограничение, налагаемое в публичной сфере волею монарха на произвол остальных жителей государства, ставит их в положение его подданных. Подданные в абсолютных монархиях Нового времени не имели того обусловленного суверенитета, какой в Средневековье получали вассалы, вступая в договор "оммажа", но они не имели и той суммы "естественных и неотъемлемых прав и свобод", какие позже стали признаваться за гражданами в либеральных демократиях. Права и обязанности подданного принадлежали не ему, но его месту в социальной иерархии, т.е. соответствовали его положению относительно королевской власти. Например, французский аристократ был свободен от уплаты земельного налога, но был обязан т. наз. "налогом кровью", личным участием в войне. Режимы абсолютной монархии устанавливались в XVII-XVIII веках как в больших, так и в малых странах в Европе, а иногда, по европейскому образцу, и в других частях земного шара; это были прежде всего суверенные (самоуправляемые) государства, а не вассальные "держания", даже очень большие, как иногда и бывало в Средневековье. Религия в абсолютистском государстве не могла быть источником воли, иной, чем воля монарха (например, воля Святого престола в Риме не могла противоречить во Франции воле французского короля). Но религия могла служить политической силой в руках монарха, если она способствовала объединению государства и борьбе с его (государства и монарха) внутренними и внешними врагами. "Один монарх, один народ, одна вера" – таков базовый принцип абсолютной монархии Нового времени.
4.3. Строительство новой цивилизации из обломков средневекового прошлого
Ранний пример движения из ренессансного кризиса к типичной для Нового времени государственности монархического абсолютизма может дать история Испании. Объединение испанских земель в ходе Реконкисты[2] было продиктовано военно-стратегической необходимостью. Завершилось оно в 1479 году объединением Кастилии и Арагона посредством брака наследников обоих престолов. А в 1492 году войска этих двух крупнейших испанских королевств захватили последнюю мавританскую область на Пиренейском полуострове Гранаду. Объединенная Испания, тем не менее, не была еще целостным государством. Это был по-средневековому рыхлый союз вассально зависимых феодальных владений-королевств, не имевший единого политического (властного) центра: до 1564 года королевский двор, как это принято было в средневековых королевствах, не имел постоянной резиденции и перемещался по стране, а Кастилия и Арагон, несмотря на династическую унию, на протяжении еще столетия управлялись самостоятельно, так что войска обеих стран не могли свободно пересекать границу союзного государства.
Завершение Реконкисты было критической точкой между средневековой и будущей абсолютистской Испанией. Объединение ради завоевания исчерпало свой смысл, и рыхлость страны угрожающе обнажилась как внутри – перед лицом сепаратизма крупнейших феодалов (грандов), так и перед лицом внешних опасностей – вторжения со стороны Африки (берберы) и с севера – быстро усиливавшейся Франции. Теперь развитие общеиспанского единства зависело от выработки для него новых культурных оснований, а именно таких представлений, согласно которым единство страны имело бы очевидный и непреложный смысл и притом для разных слоев населения. Такими стали представления о спасительной мощи единого правителя, милостью Божьей короля Испании. Иными словами, после Реконкисты условием развития целостного испанского государства и первоочередной задачей власти было формирование новой культуры и ее основного политического института –абсолютной монархии. В начале XVI века еще только Франция вступила на этот же путь, но и во французском общественном сознании эта задача мыслилась еще весьма туманно – как в постановке, так и путях ее решения.
Первые короли объединенной Испании, хотя они фактически приступили к созданию абсолютной монархи, вдохновлялись все еще средневековой формулой – идеалом всемирной христианской монархии. Ослабление религиозного и политического влияния в Европе римско-католической церкви эти и последующие испанские короли понимали как указание на особенную собственную роль в достижении этого, в сущности средневекового, идеала[3].
Оба стратегических направления – светское и религиозное, в которых проявляла себя новая монархическая власть, как бы продолжали средневековую Реконкисту в новых условиях. Реконкиста, которую можно считать единственным в истории Средневековья вполне успешным Крестовым походом, укрепила приверженность испанцев к католичеству. Поэтому первым шагом монархии к централизации Испании и консолидации страны, как центра будущей католической империи, было перенесение целей крестового похода вовнутрь страны, в преследование (обращение в католичество или изгнание) иноверцев – мавров и евреев. Разветвленная (при поддержке королей) структура католической инквизиции стала важной частью структуры испанского абсолютистского государства.
Военные силы короны также имели своим источником средневековые структуры. Король Фердинанд Арагонский (1479-1515), прозванный Католик, был избран великим магистром сразу трех рыцарских орденов, что превратило их в военные орудия короля. Фердинанд покровительствовал также средневековому союзу городов против феодалов "братству Германдад", предоставил его дружины в распоряжение королевских судей до тех пор, пока введение постоянной армии не освободило королевскую власть от необходимости прибегать к их услугам.
Колонизация заморских земель стала вторым завоевательным направлением в духе крестовых походов испанской монархии. Экспедиции генуэзского мореплавателя Колумба нашли поддержку именно у испанской католической церкви и двора Фердинанда и Изабеллы, так же как последующие завоевания испанских конкистадоров на южноамериканском континенте – у их наследников. Но если миссионерский пафос завоеваний проистекал из средневековой традиции распространения католицизма среди язычников, то меркантильный интерес короны (конфискации туземных сокровищ и грабеж драгоценных металлов из Южной Америки) был уже в полном согласии с колониальной философией Нового времени.
Неполную отчлененность раннего абсолютизма от средневековой традиции можно проследить и в других странах нарождавшейся новой Европы. Точно так же, с оглядкой на средневековую систему идей, начинали строить абсолютную монархию французские короли. Расширяя свои владения средствами военной силы, интриг и династических браков, они представляли себя восстановителями раннесредневековой христианской империи Карла Великого. В рамках таких представлений прочитывалась разгоревшаяся борьба этих двух – испанской и французской – монархий за овладение Италией и контроль над Святым престолом[4], обе монархии все еще использовали известную религиозно-средневековую мотивацию. Но эту борьбу мы также вправе описать – уже в понятиях Нового времени – как борьбу за гегемонию в Европе и исключительное владение средиземноморскими торговыми путями.
4.4. Религиозный аспект раннего абсолютизма
После заметного в XV веке религиозного нигилизма просвещенных европейцев, причиненного язычески-античными интересами гуманистов и внутренней слабостью католической церкви, в XVI-XVII вв. важность религиозной проблематики в общем мнении европейцев возрастает. Но роль, которая была отведена религии в новых абсолютистских государствах, изменилась. Протестантизм, возникнув (формально, с появления в 1517 году тезисов М.Лютера против торговли индульгенциями), как религия личного религиозного убеждения, уже через несколько десятилетий в некоторых странах стал государственной религией, как, впрочем, и католицизм, который тоже стал родом "свидетельства политической благонадежности" в католических странах. Аугсбургский религиозный мир 1555 года, завершивший длительную полосу религиозных войн в Германии, утвердил – пока только для германских государств – новую политическую формулу: "Cujus regio, ejus religio" ("Чья власть, того и вера"). Таким образом впервые было зафиксировано осознанное смещение религии с позиции мировоззренческой основы – так в средневековой культуре – на положение средства государственной политики в культуре светского в своей основе абсолютизма.
На протяжении последующих ста лет религиозная политика европейских монархов имела ясно выраженную политическую мотивацию. Католицизм в Испании стал служить монархическому абсолютизму в стране и был идеологическим стержнем ее политики колонизации. Во Франции до тех пор, пока протестантизм (гугеноты) имел политический, в частности, антиабсолютистский, смысл, он подвергался преследованиям со стороны монархии (известные события кровавой Варфоломеевской ночи 1572 года – крайнее проявление религиозно-политической нетерпимости французского абсолютизма). Начиная с XVI века, говоря о религиозных убеждениях, чаще всего подразумевали политические позиции, т.е. отношение к государству и власти. В 1594 году случилось так, что воцарение французского принца-протестанта Генриха Наваррского зависело от его перехода в католицизм. "Париж стоит обедни", – сказал, как утверждает легенда, переходя в католицизм, будущий монарх Генрих IV. Французские монархи шаг за шагом добивались все большего влияния на церковную жизнь в стране посредством последовательных соглашений с римскими папами о своем контроле над церковными делами вплоть до окончательного провозглашения подчиненной королю французской (галликанской) церкви.
Учреждение в Англии (Генрих VIII, 1534 год) собственной государственной религии – англиканской церкви – также было шагом религиозно-политическим, оно сопровождалось конфискацией обширных владений католической церкви в пользу короны, и имело целью установление, не вполне, впрочем, достигнутое, полного контроля монархии над своими подданными: церковным приходам были переданы некоторые надзорные функции государства на местах. В английской истории приверженность к протестантизму или к католичеству нередко прочитывалась современниками прежде всего как политическая склонность властителя или его соперников к союзам с католическими или протестантскими государствами.
Протестантизм, распространяясь из Германии в северо-еврпопейских странах при их образовании (Пруссия, 1525; Швеция, 1523), или в ходе их политического преобразования "сверху" (Дания и Норвегия), также питался одновременно как религиозными, так и политическими интересами. К последним относится возможность секуляризации церковных имуществ в пользу государства и независимость новых монархий от контроля со стороны Рима. В частности, в Нидерландах протестантизм был знаком политической оппозиции в их борьбе за независимость от католической метрополии, Испании. Только к середине XVII века после окончания первой общеевропейской войны Нового времени –Тридцатилетней войны 1618-1648 гг., в которой сплошь и рядом католические государства помогали протестантским и наоборот, религиозные убеждения постепенно перестали соотносить с политическими судьбами абсолютистских государств. Абсолютные монархии становились все более веротерпимыми. Не религиозные, а, взамен их, торговые отношения выходили на первый план в политических интересах абсолютистских государств Европы. Освобождение абсолютистских государств Нового времени от религиозной "маркировки" было, возможно, последним критическим шагом для их разрыва со средневековой традицией.
4.5. Абсолютистская Европа
Родина Возрождения Италия устами Маккиавелли дала миру первое изложения идеологии монархического абсолютизма (трактат "Государь", 1513, опубликован в 1532 г.), но на своем пути к крупной монархии европейского масштаба так и не смогла преодолеть раздробленности итальянских земель. Традиционно раздробленной на множество суверенных государств оставалась Германия. Наряду с Испанией только Англия и Франция раньше других стран сумели преобразоваться в абсолютистском духе и стать влиятельнейшими странами Нового мира. В Англии пик ренессансного кризиса приходится на середину XV века, на 30-летний период аристократических междоусобиц, известный как война Алой и Белой Розы. Воцарение династии Тюдоров в лице Генриха VII (1485-1603) принято считать началом концентрации английской государственности в форме абсолютной монархии.
Во Франции ренессансный кризис совпал с тяжелейшим периодом в ходе Столетней войны 1337-1453 гг. – эпохой Карла VII (1422-1461), правление которого отмечено легендарным походом под водительством Жанны д'Арк на отвоевание занятого англичанами Орлеана. В обеих странах кризис состоял не только в материальных и моральных потерях, понесенных всеми слоями населения, но также и в сломе нравственных и смысложизненных представлений. И в обоих случаях усиление королевской власти стало возможным потому, что движение к единовластию отвечало представлениям большинства населения (крестьян и горожан), исстрадавшегося от безрассудного своеволия родовой аристократии. Реформы Карла VII, установившие королевскую монополию в налоговой и военной сферах, были важными законодательными шагами в направлении развития французского абсолютизма. Королевская власть нового типа призвана была обеспечить разумно регулируемый порядок в государстве, включая представления о долге, основанном на идее верности королю, о целях и достойном способе жизни образцового подданного. Таким образом, абсолютный монарх представал как источник не только общественного порядка, но и жизненных смыслов, приобретая таким образом божественное достоинство. Обожествление монарха осознанно и целенаправленно оформлялось во французском абсолютизме при дворе Людовика XIV (1643-1715)[5].
В итоге к середине XVII века Западная Европа сложилась в страну политически однотипных больших и малых государств, которые формировались на основе различных местных условий, но под влиянием общих представлений о правильно построенном государстве – абсолютной монархии. При некоторых внешних чертах, унаследованных от средневекового прошлого (наследование трона, старинные титулы знати), это был совершенно новый тип общности – государство как единое и универсальное политическое и экономическое пространство, или, если сказать иначе, как хозяйственный комплекс, имеющий свой политический интерес. Хозяйственная функция абсолютистского государства обнаружилась позже других: расходы, нужные на содержание постоянной армии и административного (чиновничьего) аппарата, ведение почти непрерывных самоутвердительных войн новыми государствами превращало заботу о хозяйственном благополучии в государственную, политическую задачу. Пример Испании, потерявшей свои позиции на европейском театре, несмотря на обилие золота и серебра, отобранного в казну у осужденных инквизицией еретиков и иноверцев и ввезенного в страну из Нового света, давал ясно понять, что при всей важности количества денег, решающим для благополучия страны является собственное производство товаров и развитая торговля.
Но в XVII веке еще никто не знал, как управлять экономикой к "процветанию страны". Приходилось нащупывать правильные меры ограничений и поощрений в таможенных платежах, в поддержке и учреждении собственных (частных и государственных) мануфактур, в развитии заморской, колониальной торговли, в целесообразном регулировании цен, налогов, государственных долговых обязательств и т.п. Вставшие тогда задачи управления страной по новизне и сложности сравнимы может быть с современными задачами развития мировых информационно-компьютерной или космической отраслей. Недаром, со времен расцвета монархического абсолютизма в истории сохранились имена выдающихся государственных деятелей, таких как Сюлли, кардинал Ришелье, кардинал Мазарини, Ж.-Б. Кольбер, которые занимались созиданием государственной экономики. В государствах Нового времени сформировалось различие публичной (общественной) и частной сфер жизни, а с ним и само понятие "государственного деятеля", т.е. лица, выступающего от имени государственного интереса.
4.6. Абсолютизм и право
Пример русского самодержавия до царствования Петра I может дать ошибочное представление о сущности европейского абсолютизма Нового времени. В "правильной" абсолютной монархии король не был владыкой своих поданных в том смысле, что он не обладал над ними неограниченной властью, "каковой вполне владели египетские фараоны, римские императоры, монгольские ханы и т.п., но ведь никто не называл, скажем, Нерона или Чингиз-хана абсолютными монархами"[6]. Традиция и право, пусть еще несовершенное, ограничивали возможности короля тем, что вынуждали монарха считаться с большими или меньшими возможностями его подданных, имевшими правовое выражение. Например. В1661 году, желая устранить одного из высших лиц своей администрации сюринтенданта финансов Никола Фуке, Людовик XIV избрал судебный процесс (предпочтя его форме личного приказа "леттр де каше", посредством которого обычно осуществлялось изгнание, заточение, преследование без суда и следствия неугодных королю лиц)[7]. Разумеется, следствие и сам процесс проходили с многочисленными нарушениями законности – уничтожением и фальсификацией документов, подкупом свидетелей, но для оценки правовой ситуации в абсолютистской Франции в середине XVII века важно заметить, что Фуке защищали два адвоката, установившие упомянутые нарушения (таким образом, "законность" как норма, противостоящая монаршей воле, уже существовала!), что сам обвиняемый, готовясь к защите, опубликовал, с помощью сторонников, материалы в свое оправдание, что судьи даже в этой исключительной ситуации чувствовали себя связанными корпоративным долгом вести процесс объективно (некоторые из них впоследствии поплатились за это должностями и имуществом)[8].
В сфере собственности в абсолютистских государствах Нового времени монарх и его правительство также были ограничены правами подданных и их представительных органов, а также восходившими к традиции правилами публичного поведения. Из следующего примера видно, что правовая регламентация абсолютной королевской власти допускает положение, при котором король может быть беднее некоторых своих подданных, поскольку старое правило гласит, что "король сам оплачивает своих слуг". "Во второй половине XVII века испанская империя переживала период упадка. Государственный долг составил фантастическую сумму – 300 миллионов ливров. Король был настолько беден, что не мог выехать на собственной карете. Ему не хватало средств на ее ремонт. 60 конюхов, длительное время не получавших зарплату, одновременно покинули конюшню. Приходилось нанимать бродяг на улицах в качестве кучеров на одну поездку"[9]. Так жил испанский король Карл II (ум. в 1700 г.), бездетность которого спровоцировала известную "войну за испанское наследство", но можно ли себе представить нищенствующего в своей стране деспота и самодержца?
Во Франции коронное имущество (т. наз. домениальные земли и драгоценности) не были собственностью короля и не могли быть проданы, хотя при необходимости могли быть сданы в залог, аренду, на откуп на тех или иных условиях. В лучшие времена казна стремилась вернуть себе доходы с домениальных земель, но сделать это могла не иначе как через выкуп залогов. Это еще один пример, дающий представление об правовой ограниченности королевского самовластия при абсолютизме, которая не позволяла ему безответственно пользоваться имуществом подданных. Для наполнения казны от правительства требовалась законодательная изобретательность и, порой, довольно рискованная борьба с облагаемыми группами населения. Крайний случай такого риска являет собою казнь короля Карла I Английского (Стюарта) в 1649 году вследствие его войны с Парламентом, который не согласился поддержать налоговые требования короля и усмотрел нарушение монархом основных английских законов в податном и судебном отношении. Казнь короля – эпизод великой английской революции, которая в итоге не отменила абсолютную монархию, а укрепила ее правовые начала в Англии: после реставрации монархии короли еще полвека (до "Билля о правах") правили при полном согласии Парламента.
4.7. Цивилизация Просвещения
Поразительной особенностью эпохи Нового времени является небывалый темп исторического развития, краткость сроков, в течение которых были осуществлены основные идеалы (цели) эпохи. Поэтому история Нового времени дает картину бурного исторического процесса, в ходе которого был заново выработан способ поддержания общественного порядка, создан принципиально новый тип человеческой общности – государство, способное к саморазвитию, основанное на балансе противоречивых интересов и сил различных групп населения, выраженных в правовой форме. Абсолютистское государство отличалось от традиционных обществ тем, что все меньше регулировало способ жизни подданных, а все больше – способ их публичного взаимодействия. Тем самым находила правовое признание и ставилась под защиту от произвола власти сфера частной жизни индивидов – источник их энергии и частной инициативы, с которой граждане выходят в мир праворегулируемого публичного взаимодействия.
По мере того, как право становилось все более очевидной основой организации абсолютистских государств Нового времени, авторитет права становился важнейшей ценностью этой культуры. Святость права определяется его происхождением из монаршей воли ("король – от Бога, закон – от короля"). Поэтому нарастающие требования к качеству законодательства повлекли за собой в XVIII веке нарастающие требования к личности монарха. Источник права должен был быть достаточно просвещенным (образованным), чтобы издаваемые им законы способствовали, а не противоречили нуждам страны. Другой основой права являлась сила государственной власти: закон господствует там, где власть способна сокрушить его нарушителя. В этом пункте заложено драматическое и далеко идущее противоречие: власть, свободно творящая законы, сама стремиться быть свободной от них. В пределе монархическая власть, сумевшая поставить себя над законом, образует деспотию, тогда как монархия, поставленная в рамки собственного закона, есть правильный "абсолютизм". На деле мера деспотизма в абсолютных монархиях на протяжении веков Нового времени колебалась между этими двумя возможностями, не совпадая ни с одной из них. Мера деспотизма монархий зависела от конкретной страны, характера ее народа, от сложившейся в известный момент внутренней и внешней исторической ситуации. Но двойственность позиции монарха, который является, с одной стороны, фигурой наследственной и священной, а, с другой, как бы в положении человека, исполняющего специфические должностные обязанности, осталась неустранимой.
4.8. "Универсальная монархия" Наполеона
Культура Нового времени осознает и описывает себя прежде всего как разумное и правильно устроенное мировое и человеческое пространство. В искусстве Нового времени оно предстает как пространство метрически членимое, ритмически упорядоченное, логически постижимое. Мораль также представляет его естественно закономерным, согласованным с природой человека. Религия объясняет природу человека Божественным замыслом, но больше не настаивает на всеобщем признании средневековой "двумирной" структуры космоса. Мир в представлении Нового времени – один, единый и универсальный, общий для природы и для всех людей мир. Это позволяет в совершенстве природы и ее законов черпать уверенность в том, что совершенство и власть разумных человеческих законов делает мир людей столь же совершенным как и мир самой природы. В системе таких представлений воля законодателя создать вокруг себя "один, единый и универсальный" правовой мир принимается как естественно вытекающая из самого существа жизни и потому в принципе неоспоримая. Но на пути ее осуществления лежала война, поскольку лишь одно из наиболее крупных государств имело шанс, поглотив мелкие, ответить этому требованию жизни и образовать единую мировую цивилизацию в форме абсолютной монархии, которую точнее было бы назвать "универсальной монархией". Выгоды центрального положения в мире были очевидны, поэтому в Новое время войны крупных государств за гегемонию практически не прекращались.
Наиболее полное воплощение идеала "универсальной монархии" Нового времени можно увидеть в империи Наполеона Бонапарта, единодержавно правившего Францией в 1794-1814 гг. Если отвлечься от личных качеств императора – его полководческого гения и административных талантов, то, сосредоточившись на том, что именно Наполеон считал необходимым осуществить на месте "универсального монарха", мы обнаружим основной набор парадигм строительства образцовой цивилизации Нового времени[10].
Вот некоторые направления. Наполеон добился для себя во Франции статуса абсолютного, наследуемого монарха, воссоздал двор, самый блестящий в Европе, дворянские титулы, заново разработал систему орденов и придворных нарядов. Наполеон ввел в 1804 году свод законов, в котором, между прочим, с наибольшей для своего времени ясностью сформулированы понятие и право частной собственности. Этот, так называемый "кодекс Наполеона" (по аналогии со знаменитым византийским "кодексом Юстиниана"), увенчавший собою многовековой опыт восприятия европейской правовой мыслью принципов римского частного права, отличался превосходной краткостью, ясностью и систематичностью, получил широкое европейское распространение и еще дольше века служил основой французского гражданского законодательства.
Наполеон выстроил четкую ступенчато-иерархизированную систему государственного аппарата во главе с императором, также сохранившуюся в общих чертах более века после смерти ее создателя. Аналогичным образом была реформирована судебная система страны, в ней судопроизводство производили назначаемые правительством судебные чиновники.
Признав католичество "религией огромного большинства французских граждан", Наполеон, однако, не оставил за ним преимуществ, которыми обычно наделяли господствующую государственную религию. Правительство обеспечило духовенство приличным жалованием, но назначения на все церковные должности зависели от правительства, которое обязывало духовных лиц служить ему своей властью и влиянием. Наполеон также взял под цензурный контроль прессу (к началу XIX века пресса развилась уже до значительной сферы общественной жизни), закрыв все издания, которые не поддерживали политику его правительства.
Наполеон блестяще справился со всеми задачами, которые он ставил перед собой. В короткий срок он навел порядок в стране, утопавшей в смуте, мерами организационными и мерами военными. Самым жестоким образом Наполеон подавил преступность (со стороны казнокрадства и со стороны банд грабителей), ставшую в стране образом жизни миллионов. Сперва первый, затем пожизненный консул, а с 1804 года –император Франции безжалостно, неуклонно устанавливал режим личной власти. Но смысл его успеха был бы совсем иным, если бы успех Наполеона не совпадал бы с интересами Франции. "Государство – это я", – согласно легенде сформулировал Людовик XIV. Наполеон в точности следовал этой парадигме абсолютизма. Интерес большинства французов заключался в том, чтобы использовать экономическую свободу, доставшуюся им в результате революции, которая, можно сказать, ампутировала все условности и предрассудки Старого режима, унаследованные и законодательно сохраненные им от начального периода абсолютизма. До самой революции сохранялись, например, податные привилегии аристократии, огромная концентрация средств в непроизводственной чиновничьей сфере, продажа должностей государством, несправедливое и потому экономически вредное налогообложение и т.п. В целом страну душил паралич управления хозяйственной жизнью страны, уже далеко ушедшей по пути капитализации. Но монархия как таковая не была мишенью революции. Можно сказать, что вся административная политика Наполеона была в то же время экономической политикой: на старте своей монархической карьеры Наполеон фактически строил во Франции единое правовое и экономическое пространство, необходимое для свободного движения товаров и капиталов, т.е. для роста экономики страны. Этим же целям служила и внешняя политика Наполеона. Ее главной идеей было экономическое подавление единственного равновесного Франции противника на европейской (в сущности, мировой) арене – Англии. Идея не новая. Экономически развитые государства Нового времени всегда видели своей основной задачей борьбу (военную) за рынки сбыта, за источники сырья, за контроль над мореплаванием и торговлей, и они силой втягивали в эту борьбу ресурсы более слабых стран. Но ситуация конца XVIII века оставила на европейском театре только две мощнейшие державы – вместе с зависимыми от них государствами и колониями. Наполеон сформулировал свою сверхзадачу как "континентальная блокада" Англии, что означало на деле контроль над всей береговой линией Европы (включая Новороссийские черноморские порты – одну из целей его русского похода), чтобы не допустить английские суда в европейские порты и тем самым подавить основанную на международной торговле экономику Англии. Усилия Наполеона военными средствами создать всемирное универсальное экономическое пространство были сверхчеловеческими во всех отношениях. Как и оказалось впоследствии. Однако, понятно, что личными качествами Наполеона (властолюбием, честолюбием или чем-нибудь в этом роде) такое целеполагание не объяснить. Цели лежат в культуре, в данном случае в культуре Нового времени, а личные качества людей лишь позволяют или не позволяют им озадачиться этими целями.
4.9. Закат цивилизации монархического абсолютизма
В первой половине XIX века монархический абсолютизм впервые стал предметом сохранения – явный признак начинающегося упадка системы. Однако, и движение в направлении развития – хозяйственного и политического – в Англии, позже и в других станах, тоже вело за пределы абсолютизма. На протяжении большей части XIX века можно наблюдать две принципиально разные стратегии, которые мы условно обозначим как “русский” и “английский” пути политического и экономического развития .
А. "Русский" путь. Разгром армий Наполеона объединенными силами европейских монархий и последовавший затем Венский конгресс победителей (1814-1815 гг.), восстановил, в основном, смешанную наполеоновскими войнами политическую карту Европы. В самой Франции была восстановлена монархия, Наполеон пожизненно сослан на небольшой средиземноморский остров Святой Елены. Император Франции отрекся от престола, но он был отстранен не как преступник, а как проигравший и все еще опасный монарх-соперник. Сама по себе абсолютная монархия как основная цивилизационная форма Нового времени не была подвергнута сомнению. Участникам конгресса и тем, кого они представляли, казалось, "что революция и Наполеон были внезапно налетевшими шквалами, которые, к счастью окончились, и теперь следует, убрав обломки, починив повреждения, зажить по-прежнему"[11]. Вместе с тем опыт общеевропейской коалиции против Наполеона как будто подсказывал теперь иной, мирный, путь универсализации европейского культурно-политического и экономического пространства – путь союза. Русский царь Александр I, имевший после победы над Наполеоном авторитет наиболее могущественного государя-победителя, предложил акт о так называемом Священном Союзе, "по идее которого государи Европы представлялись управляющими отдельными частями одной общей христианской семьи и потому призывались любить друг друга, оказывать взаимную помощь и поддерживать религию, мир и правосудие как в собственных владениях, так и в общеевропейской жизни. Под этим актом подписались все государи, за исключением английского короля и папы, отказавшихся по разным мотивам, и турецкого султана, устраненного Александром"[12].
Победителям не раз случалось считать момент своего триумфа венцом истории. Возможно, Александр I был первым из тех, кто почувствовал, что истории свойственно движение, но царь как будто не хотел его. Акт Александра фактически предлагал считать сложившуюся ситуацию такой, какую следует в дальнейшем лишь совместно "поддерживать", сохранять. Иными словами, Александр предлагал считать цивилизацию Нового времени наилучшим образом свершившейся в державах-победительницах. Подписываясь под актом, европейские монархи, как бы закрывали глаза на экономическую природу общеевропейского соперничества и недавних мировых претензий наполеоновской Франции; они присоединялись – искренне или нет – к истолкованию природы абсолютной монархии в духе русского самодержавия: народ – семья, монарх – отец народа, на месте закона – христианская справедливость воплощенная в царе. Поддержание международного мира после Венского конгресса фактически возлагалось на так называемые великие страны – Россию, Пруссию, Австрию и Францию, которые получали "на правах" старших единой семьи возможность в случае угрозы абсолютизму и спокойствию "законно" вмешиваться в жизнь отдельных государств. Этот путь можно назвать "русским" по авторству Священного Союза и роли России в нем, хотя главным распорядителем – вплоть до 1848 года – в нем был австрийский канцлер князь Меттерних.
На протяжении еще почти 30 лет три названные великие страны (Франция вскоре нашла свой путь) совместно осуществляли в разоренной войной Европе программу Союза, цель которой заключалась в том, чтобы по возможности сохранить традиционный строй жизни "просвещенных" абсолютных монархий (времен Екатерины II и довоенного правления Александра I в России, прусского короля Фридриха II и Иосифа II в Австрии), и в целом сохранить цивилизацию Нового времени в том виде, какого она достигла в момент своего высшего расцвета перед "наполеоновским шквалом" в конце XVIII века.
Б. "Английский" путь. Английский король не присоединился к Священному Союзу потому, что в Англии уже сто лет как не было государственной системы абсолютизма. Еще в конце XVII века ("Биллем о правах", 1689) единство законотворческой и исполнительной воли в особе монарха было разделено так, как это позже было принято и в других странах. Парламент должен был творить и утверждать законы, а исполнение их было передано правительству, ответственному, однако, перед парламентом; король по-прежнему считался непогрешимым, и не был ни перед кем ответственным (монархия, стало быть, сохранилась), но, как видно из этой схемы, повседневная жизнь страны от монарха уже не зависела[13]. К тому же деятельность судей также была признана независимой от администрации.
Этот принцип разделения властей на три ветви – законодательную, судебную и исполнительную – был положен также в основу конституции союза бывших английских колоний – Соединенных Штатов Америки (принята в 1787 г.). Английский принцип господства права, а не человека посредством права, оказался более продуктивным в отношении хозяйственного развития страны и благополучия народа (т.е. как раз в той области, которой были озабочены в XVIII веке просвещенные монархи континентальных государств), поскольку он гораздо меньше ограничивал частную инициативу и гарантировал процветание в случае успеха. Не стесняясь в средствах – силой оружия и денег, личной энергией и жестокостью завоевателей – англичане овладели в XVIII веке океанскими просторами и колониями на всех континентах мира. Колонии стали покупателями английских товаров и источником сырья и работорговли, что – вместе со свободой предпринимательства –привело в Англии к возникновению впервые в истории промышленного, машинного производства (так называемая "промышленная революция"). При этих обстоятельствах поражение Наполеона более других стран способствовало развитию уже готовой к скачку Англии, которая приобрела в послевоенной Европе огромный рынок для своих дешевых товаров, а также технологическое превосходство в промышленности, полное господство на морях и бывшие французские колонии. Таким образом, английский путь, путь индустриализации, былпродемонстрирован и, казалось бы, открыт для скорейшего следования по нему европейских государств. Но этого не произошло: европейские монархии надеялись избежать проблем, неизбежных на этом пути.
4.10. Явление масс и упадок абсолютизма
Огромную, многократно преобладающую часть населения абсолютистских монархий Нового времени составляло крестьянство. В арифметическом смысле монарх и его двор, чиновная и финансовая аристократия и духовенство страны, составляли меньшинство, не столь уж ничтожное, если только присчитать к ним еще и горожан. Но в иерархически построенной культуре монархического абсолютизма это меньшинство было наиболее значимым, сильным и авторитетным (для крестьян, разумеется, тоже). В придворно-аристократической культуре Нового времени, культивировавшей этикет, образованность и личные заслуги перед государем-государством, крестьянский слой лежал как бы на самом краю цивилизации, где-то на границе природной среды. Численно преобладающая крестьянская часть народа воспринималась, говоря упрощенно, как природный, самовоспроизводящийся источник важного человеческого ресурса страны, необходимого для производства продуктов и сырья, сбора налогов, а также как ресурс военной силы государства.
Положение дел стало усложняться с появлением промышленного производства, прежде всего текстильного, которое, несмотря на использование машин, требовало большого числа работников. Сначала предприниматели действовали осторожно, создавая так называемые "рассеянные мануфактуры" в деревнях – сети надомных работников из крестьян, выполнявших каждый свой фрагмент разделенного процесса производства. Позже необходимость использовать дорогие машины с применением водяных и паровых двигателей заставила укрупнить производство и сосредоточить его в городах на фабриках и заводах, на которых работными людьми становились вчерашние крестьяне[14].
Крестьянство и работный люд по-разному противостояли придворно-аристократической культуре. Крестьянство, хоть и в периферийном своем положении, было включено в социальную картину Нового времени. Крестьянский мир жил собственной традиционной фольклорно-мифологической культурой, противоположной, но важной для самосознания просвещенной части общества. Мифологический строй крестьянского сознания поддерживал и поддерживался близостью крестьян к природной среде, в которой протекала их жизнь и деятельность. Работный люд, вырванный из собственной культурной и природно-хозяйственной среды, не мог более воспроизводить свое существование привычным для себя способом.
В обществе (раньше других в английском обществе) появилась совершенно новое социальное образование – пролетариат, масса людей, способных тяжело трудиться, но нуждавшихся в специально организованных усилиях для поддержания их жизни (включая подвоз продуктов, строительство жилья, организацию труда и т.п.) и не имевших при этом своего места в системе придворно-аристократической культуры абсолютизма. В этом и состояла суть трагедии: на индустриальных рабочих раннего периода смотрели как на крестьян, способных к самовоспроизводству и привычных к работе с рассвета до темноты. В итоге лишь массовая гибель и бунты пролетариев заставили общество "увидеть" проблему.
Английский путь ее решения состоял в том, чтобы структурировать массы работного люда в профессиональные объединения и ввести их во вновь созданное правовое поле – рабочее законодательство. Путь, однако, был долгим и мучительным: законодательство, сводившее противоположные интересы рабочих и предпринимателей, выковывалось в уличных, парламентских и публицистических боях на протяжении более чем полувека.
События внутриполитической жизни Англии представлялись тогда очевидным и крайне нежелательным примером для континентальных монархий Европы. Английский индустриальный капитализм все еще мог тогда восприниматься как исключение из общеевропейской картины, присущее одной лишь островной экономике и нежелательное на континенте. Справедливо ожидая угрозы своей политической системе со стороны развивающегося капитализма, государи великих держав Священного Союза стремились "заморозить" хозяйственную жизнь своих и зависимых стран в том виде, в каком она достались им в момент наивысшего триумфа – победы над Наполеоном. Абсолютные монархии с самого начала поддерживали рыночное хозяйство своих стран как основной и целиком подконтрольный государству источник натуральных и налоговых пополнений казны. Иное дело капитализм. Он начинается там, где значительные массы денег могут свободно, по воле их владельцев, воплотиться в таких крупных предприятиях (заводах, железных дорогах, речных или морских торговых линиях и т.д.), что их работа способна изменить саму социальную реальность (вызвать рост городов, сокращение крестьянства, появление рабочих масс и т.д.). Таким образом капитализм – понимаемый как среда взаимодействия частных воль, выраженных во вложении денег – в принципе отрицает единовластие в государстве и, следовательно, несовместим с абсолютной монархией как государственным устройством.
Священный Союз в первой половине XIX века как мог сопротивлялся капитализации экономик своих стран, в т.ч. прикреплением крестьян к земле (крепостное право в России было отменено в 1861 году). В Пруссии монархический абсолютизм просуществовал до 1848 года, в германских государствах – до объединения Германии (1871), в Австрии формально до Первой мировой войны. Русское самодержавие было, как известно, свергнуто в феврале 1917 года. Упадок абсолютизма означает, что ни одна из стран, культивировавшая старые ценности – блеск двора, покорность подданных, крепостное состояние крестьян, скованность промышленного хозяйства, концентрацию сил в центре, в одной,высшей, точке структуры власти, в фигуре монарха, уже никогда в XIX веке не достигла экономического и военного первенства в мире. Но именно этот, "закатный" период оказался сказочно богат творческими достижениями в искусстве, философии, психологии, раскрывшими глубины человеческой личности.
[1] Здесь обращает на себя внимание почти столетний разрыв во времени между фактическим началом эпохи и моментом, когда принципы, лежащие в ее основе были осознаны и сформулированы. Это обстоятельство нашло выражение в знаменитом афоризме Г.-Ф.Гегеля (1770-1831) "Сова Минервы вылетает в полночь" (сова, птица уверенно вглядывающаяся в ночную тьму, – древний символ мудрости и атрибут римской богини, отождествленной с греческой Афиной). Великий немецкий философ утверждал, что понимание подлинного смысла исторического события наступает лишь после того, как оно свершилось. Это относится и к пониманию эпохи Нового времени в целом.
[2] Буквально – "отвоевание" в VIII-XV вв. испано-христианскими государствами занятой и обжитой мусульманами территории христианских королевств, возникших на землях бывшей римской провинции Испания.
[3] Эта характерная для Испании двойственность на грани Средневековья и Нового времени была преодолена страной слишком поздно и успела привести к середине XVII века к упадку хозяйства страны и быстрой утрате выдающегося во второй половине XVI веке значения Испании как богатейшей колониальной державы мира.
[4] Мрачным эпизодом этих так называемых итальянских войн 1494-1559 гг. был безжалостный разгром Рима солдатами внука Фердинанда Католика – Карла V в 1527 году, положивший конец итальянскому Возрождению.
[5] БорисовЮ.В. Дипломатия Людовика XIV.- М., 1991.- С.52.
[6] О понятии абсолютизм // Исторический ежегодник. 1996. Омский государственныйуниверситет, – Омск, 1999. С. 4-16.
[7] Несмотря на открытое давление со стороны короля и требование генерального прокурора присудить обвиняемого в хищении государственных средств и в "оскорблении Величества" к смертной казни через повешение, судьи (специально назначенная Правовая палата из 27 человек) отвели многие из обвинений и приговорили Фуке к ссылке, которую уже сам король заменил (беспримерный случай!) более тяжелым приговором, пожизненным заключением.
[8] В России самодержавие приобрело черты наиболее близкие к западно-европейскому абсолютизму в царствование Екатерины II.
[9] Борисов Ю.В. Дипломатия Людовика XIV.- М.,1991. – С.272.]
[10] Единодержавное правление Наполеона не было непосредственным продолжением монархической традиции. Оно устанавливалось им вместе с нацией заново после 10-летней полосы революционных смут и преобразований. Значит, характерное для Нового времени представление о мире и месте человека в этом мире после Великой французской революции все еще актуально присутствовало в сознании императора и его народа.
[11] Тарле Е.В. Талейран. – М., 1957. -С. 162.
[12] Виппер Р.Ю., Реверсов И.П., .Трачевский А.С. История Нового времени. – М., 1995.- С.296.
[13] Реально борьба короля и двора с парламентом шла в Англии с переменным успехом до избирательной реформы 1832 года, давшей окончательный перевес в парламенте противникам короля.
[14] О том, как именно крестьян вынуждали бросить свое традиционное занятие и переселиться в город, чтобы стать рабочими, можно прочесть в любом учебнике истории. Наиболее ранний пример – т. наз. "огораживания" в Англии XVII – нач. XVIII вв.]