Наука на распутье: почему погоня за статусом убивает поиск Истины (и как парапсихология вскрывает этот кризис)

I. Введение: наука в замедленном движении — иллюзия прогресса?

Современная наука всё больше напоминает перекормленного гиганта: публикаций — море, учёных — легион, а с прорывными идеями всё скромнее. Статистика, на которую ссылаются экономисты и аналитики науки, неумолима: экономическая отдача от исследований и разработок (R&D) в США практически не растёт уже десятилетиями — несмотря на взрывной рост числа исследователей. Патенты становятся всё менее радикальными, а фундаментальные загадки — от природы тёмной материи, которую ищут уже полвека, до «трудной проблемы сознания», перед которой пасует классическая нейронаука, — остаются без ответов.
Как отмечает физик Сабина Хоссенфельдер, в её собственной области — фундаментальной физике — не появилось ни одной действительно новой, экспериментально подтверждённой теории уже около полувека.

Популярное объяснение, будто все «низко висящие плоды» уже сорваны, — звучит удобно, но подозрительно. Хоссенфельдер и другие критики указывают: проблема глубже и носит системный характер, охватывая многие дисциплины и страны. Так что же случилось с двигателем прогресса? Не заглох ли он, пока мы любовались блеском его хромированных деталей и нескончаемым потоком публикаций?

II. Гипотеза: кризис целеполагания — Истина vs. карьера, деньги и благополучие

Корень проблемы — как это часто бывает — в человеческом факторе. Точнее, в системном смещении приоритетов. Всё чаще погоня за личным статусом, финансовой стабильностью, публикационной активностью и соответствием ожиданиям мейнстрима подменяет собой бескорыстный поиск Истины. Учёный — тоже человек. А система, где «публикуй или умри» — закон, а гранты текут рекой на «безопасные» и «модные» темы, формирует соответствующее поведение.

Физик Сабина Хоссенфельдер прямо указывает: «Стремление к личным интересам, в основном к финансовой стабильности, — вот что движет проблемой… это встроено в текущую организацию исследовательской системы». Она подчёркивает: большинство учёных не идут в науку ради богатства — «но им всё ещё нужно платить за квартиру и кормить детей, верно? Именно поэтому у них есть сильный стимул раздувать значимость своих исследований».

«Инстаграмизация» науки: когда лайки важнее истины

Современная научная система, с ее акцентом на постоянной производительности и видимости, все больше начинает напоминать популярную социальную сеть. Назовем это явление «инстаграмизацией науки» – это культурно-психологический и системный сдвиг, при котором ведущим мотивом научной деятельности становится не столько бескорыстное стремление к познанию Истины, сколько погоня за признанием, статусом и социальным капиталом, выраженным в «лайках» (цитируемости, импакт-факторах), «подписчиках» (грантах, престижных должностях) и медийном внимании.

Симптомы этой «инстаграмизации» проявляются повсеместно:

1. Контент-план вместо научного поиска: Подобно блогеру, который должен регулярно постить контент, чтобы не потерять аудиторию, ученый оказывается в тисках необходимости непрерывно публиковаться. Качество и глубина исследования отходят на второй план перед частотой и «упаковкой» материала. «Публикуй или умри» – это не просто лозунг, это алгоритм выживания в научной соцсети.

2. Исследования «под тренды» и «алгоритмы науки»: Вместо того чтобы следовать внутреннему зову и исследовать действительно фундаментальные, но, возможно, «непопулярные» вопросы, многие выбирают темы, которые «в тренде», хорошо финансируются и легко проходят через «алгоритмы» грантовых комитетов и редколлегий престижных журналов. Эти «алгоритмы» часто продвигают «безопасный», инкрементальный «контент», а не рискованные, прорывные идеи.

3. «Научные инфлюенсеры» и культ личности: Появляются фигуры, чей медийный вес и авторитет не всегда соответствуют реальному вкладу в фундаментальное знание. Важнее становится не что сказано, а кем сказано. Их «успешный контент» тиражируется, а критические или альтернативные голоса тонут в информационном шуме или маркируются как «неформат».

4. Карьерная автоцензура и избегание «опасных» тем: В этой экосистеме, где репутация и «лайки» системы так важны, любая «опасная» или «неудобная» тема (такая как пси-феномены, бросающие вызов материалистической догме) становится токсичной. Ученые прибегают к автоцензуре, избегая рискованных исследований, чтобы не навредить своей карьере и не стать объектом нападок.

5. Истина как помеха «выгоде»: Нынешняя система, где статус и финансирование часто важнее Истины, ведет к стагнации, производству «бесполезных» исследований, падению доверия к науке и, в конечном счете, угрожает ее жизнеспособности как института поиска Истины. Эта утрата связи с подлинным поиском, с исследованием действительно нового и неизведанного, проявляется даже в атмосфере самих научных мероприятий. Доклады, посвященные очередному уточнению деталей в рамках «безопасных» тем, редко вызывают живой интерес и часто навевают откровенную скуку. Почему? Потому что они не предлагают встречи с Неизведанным, с тем, что могло бы по-настоящему изменить наше понимание мира. Наука, избегающая смелого столкновения с аномалиями, становится предсказуемой и, увы, часто мучительно скучной не только для широкой публики, но и для самих исследователей.

Противопоставление векторов: эрос познания vs. нарциссизм системы

Эта «инстаграмизация» знаменует собой трагический сдвиг от эроса познания – той платоновской тяги к мудрости, к неведомому, которая двигала великими умами прошлого (вспомним Галилея, Ньютона, Дарвина – что ими двигало: любопытство или аплодисменты?), – к нарциссическому вектору системы, ориентированной на самолюбование своими метриками, статусом и «успешностью», часто в отрыве от реального приращения знания.

Наука из внутреннего пути к пониманию мира рискует превратиться во внешний способ «хорошо устроиться в жизни», в науку как бизнес, где главный продукт – не открытие, а публикация, и главная цель – не глубокое постижение реальности, а карьерный рост.

Последствия для «подписчиков» (общества):

Когда наука начинает работать по законам соцсетей, общество получает не глубину и достоверность, а яркие, но часто поверхностные «картинки» и «хайповые» темы. Фундаментальные вопросы остаются без ответов, а за глянцевым фасадом «успешной науки» скрывается интеллектуальное истощение и растущее разочарование тех, кто пришел в нее ради Истины, а оказался в роли контент-мейкера, работающего на «лайки» бездушной системы.

Эта «инстаграмизация» – не просто этическое отклонение, это симптом более глубокого кризиса современной цивилизации, где образ часто подменяет сущность, а реальность фильтруется через алгоритмы удобства и выгоды.

Страх остракизма и потери финансирования эффективно подавляет научную смелость, превращая потенциальных первопроходцев в усердных хранителей статус-кво.
Яркое подтверждение этого — результаты опроса Fast Grants среди биомедиков: 78% (!) заявили, что они существенно изменили бы направление своих исследований, если бы могли тратить бюджет по собственному усмотрению. Это не значит, что их текущая работа бесполезна. Но это ясно говорит о глубоком разрыве между тем, что они должны делать ради выживания в системе, и тем, что действительно хотели бы исследовать.
По выражению Хоссенфельдер, учёные часто заняты bullshit research — исследованиями, которые не приносят удовлетворения, не ведут к открытиям, но воспроизводятся, потому что «так работает сломанная система».

III. Исторический экскурс: «скучные» темы vs. «опасные» прорывы

История науки – это не летопись спокойных открытий, а драма борьбы идей. И самые громкие победы одерживали не те, кто скрупулезно уточнял детали существующей карты мира («скучные темы»), а «еретики», исследовавшие «опасные» и «пограничные» области.

Вспомним:

• Гелиоцентризм Коперника и Галилея: Вызов геоцентрической догме, поддерживаемой церковью и научным истеблишментом того времени, обернулся для Галилея судом инквизиции.

• Теория эволюции Дарвина: Противоречие библейскому креационизму вызвало яростные споры и общественное осуждение. Дарвин, опасаясь реакции, годами откладывал публикацию своего труда «О происхождении видов», что лишь подчеркивает, насколько «опасной» была его идея для современников. Эта теория, однако, стала фундаментом современной биологии.

• Признание метеоритов (Хладни, XVIII-XIX вв.): Утверждение, что «камни падают с неба», долгое время отвергалось как народные сказки и «физически невозможное» явление даже авторитетнейшей Парижской Академией наук, пока неопровержимые свидетельства и находки не заставили признать их космическое происхождение.

• Микробная теория болезней и антисептика (Пастер, Листер, Земмельвейс, XIX в.): Идея о том, что невидимые «микробы» вызывают болезни и что элементарное мытье рук или дезинфекция инструментов могут спасать тысячи жизней, встречала яростное сопротивление медицинского сообщества, цеплявшегося за устаревшие теории «миазмов». Игнац Земмельвейс, добившийся радикального снижения смертности рожениц простым требованием дезинфекции, был затравлен коллегами и умер в безвестности, а его открытие десятилетиями игнорировалось.

• Дрейф континентов Вегенера (начало XX в.): Идея «плавающих континентов» десятилетиями высмеивалась геологами как абсурд и «фантазия», пока данные о тектонике плит не подтвердили его поразительную правоту.

• Квантовая механика Планка и Бора (начало XX в.): Ее парадоксы и отказ от классического детерминизма шокировали даже Эйнштейна («Бог не играет в кости»), но привели к технологической революции.

Эти идеи были опасны, они ломали устои. Но именно они двигали науку вперед. «Скучные» исследования, занимающиеся уточнением известных моделей или классификацией бабочек (без попытки объяснить их происхождение), важны для накопления данных, но революции делают «еретики».

И здесь мы подходим к ключевому моменту. Большинство этих прошлых революций, при всей их колоссальности, так или иначе оставались в рамках расширяющейся, но все же объективистской, а затем и материалистической картины мира. Астероиды (метеориты) оказались физическими объектами; антисептика боролась с материальными микробами; движение плит объяснялось физическими силами.

Парапсихология — это вызов совершенно иного масштаба. Она ставит под сомнение не просто отдельные теории, а саму полноту нашего понимания реальности: природу сознания, его связь с материей, линейность времени, локальность взаимодействий, а также фундаментальные онтологические предпосылки материалистической картины мира. Если пси-феномены реальны, это означает, что сознание – не просто эпифеномен мозга, а потенциально активный, нелокальный и, возможно, фундаментальный аспект, взаимодействующий с этой реальностью или даже участвующий в ее формировании. Это требует пересмотра не только физики или биологии, но и всей нашей философии. Это не просто новая деталь на карте реальности – это потенциально совершенно иная карта.

IV. Почему «настоящие» ученые часто оказываются на «опасных» территориях?

Ответ прост: именно аномалии и «нестыковки» обеспечивают подлинное приращение знания. Исследование таких областей по определению вызывает нападки, потому что оно угрожает комфортному болоту устоявшихся догм. И те, кто выбирает этот путь, часто руководствуются не карьерными соображениями.
В «гонимых» областях, где нет легких денег, престижных должностей и аплодисментов мейнстрима, происходит «естественный отбор» идеалистов. Остаются те, для кого поиск Истины – внутренняя потребность.

А теперь давайте рискнём взглянуть на ситуацию с неожиданной стороны.
Что, если наибольшая честность, методологическая строгость и преданность Истине проявляются вовсе не там, где гранты, кафедры и премии, а в гонимых дисциплинах?
Что, если именно парапсихология, всеми силами вытесняемая на обочину, и есть редкий пример науки в её подлинном, неиспорченном виде?

V. Парапсихология: неожиданный образец науки, приближённой к идеалу?

Звучит провокационно? Возможно. Но давайте посмотрим фактам в лицо:

• Вынужденная методологическая строгость. Зная, что любой промах будет использован против них, парапсихологи исторически (и вынужденно) уделяли особое внимание качеству экспериментов — задолго до мейнстрима внедряя мета-анализ, пререгистрацию и статистические поправки.

• Приверженность Истине — несмотря ни на что. Десятилетия исследований в условиях институционального неприятия, хронического дефицита ресурсов и порой откровенной травли — это не путь карьериста. Это путь человека, для которого Истина и общественное благо важнее личного комфорта.

• Фокус на фундаментальных загадках. Парапсихология не боится «больших вопросов» — о природе сознания, времени, причинности и взаимодействии. Она идёт туда, куда мейнстрим часто боится заглянуть или предпочитает не замечать.

• Смелость бросать вызов догмам. Именно здесь мы видим научный нонконформизм в его подлинной, а не риторической форме — готовность идти против течения, когда это необходимо для расширения горизонта знания.

VI. Последствия кризиса целеполагания и пути к обновлению науки

Нынешняя научная система, в которой статус и финансирование нередко оказываются важнее самой Истины, ведёт к стагнации, производству бесплодных исследований, не приносящих реальной пользы обществу, но оплачиваемых налогоплательщиками. Это подрывает доверие к науке и в конечном итоге ставит под угрозу её жизнеспособность как института поиска Истины.

Что делать?

• Признать проблему: Хоссенфельдер призывает: «Первый шаг к решению проблемы – это признание ее существования».

• Изменить систему оценки: Ценить качество, оригинальность и смелость выше количества публикаций.

• Поддерживать «опасные» исследования: Именно там могут скрываться будущие революции.

• Развивать культуру интеллектуальной честности: «Доверяйте данным, математике и логике, а не людям», – советует Хоссенфельдер.

• Ответственность и самокоррекция: Наука должна научиться признавать и исправлять свои ошибки, а не замалчивать их.

VII. Заключение: Выбор пути – стагнация или революция?

Наука стоит перед выбором: продолжать путь «безопасного» мейнстрима, рискуя стагнацией, или вернуться к своей миссии бесстрашного исследования неизведанного. Опыт «пограничных» областей, подобных парапсихологии, и голоса критиков изнутри системы, как Сабина Хоссенфельдер, показывают, что истинный прогресс часто рождается там, где есть готовность ставить под сомнение самые основы. Это не просто очередная научная загадка, это потенциальный сдвиг всей системы координат нашего понимания реальности. Будущее науки – за теми, кто ставит Истину выше конъюнктуры.

Кризис современной науки: краткая схема проблемы

1. Симптомы:

   • Замедление фундаментальных открытий, несмотря на рост ресурсов.

   • Инфляция малозначимых публикаций («bullshit research»).

   • Консерватизм в выборе тем, избегание «опасных» вопросов.

2. Гипотеза о причине:

   • Неверное целеполагание: Приоритет статуса, денег и карьерного роста над поиском Истины и общественным благом.

   • Система (гранты, «публикуй или умри») стимулирует именно такое смещение.

3. Исторический контекст:

   • Прорывные открытия всегда совершались «еретиками» на «опасных» пограничных территориях, бросавших вызов догмам (Коперник, Дарвин, Планк, Вегенер).

4. Парапсихология как пример:

   • Современная «опасная» область, ставящая фундаментальные вопросы о реальности, сознании и материи.

   • Исследователи пси, работающие в условиях остракизма и дефицита ресурсов, с большей вероятностью движимы поиском Истины, а не конъюнктурой – неожиданный образец научного идеализма.

5. Предложения по «лечению» науки:

   • Признание проблемы системного кризиса.

   • Изменение критериев оценки и финансирования (качество > количество, поддержка риска).

   • Культивирование интеллектуальной честности и смелости.

   • Возвращение к этическим основам: Истина и благо – прежде всего.

Если вы находите полезными идеи и материалы проекта «Научные аномалии» и используете их в своих публикациях, пожалуйста, не забывайте указывать активную ссылку на оригинал: https://sites.google.com/view/scient-anomaly