Психиатр Николай Краинский о ясновидении и телепатии

Николай Васильевич Краинский (1869-1951, Харьков) — русский и советский психиатр. В 1896 в Московском университете защитил диссертацию на степень доктора медицины на тему: «К учению о патологии эпилепсий». В 1899-1901 гг. - директор Новгородской окружной психиатрической больницы. Ниже размещен фрагмент из книги: Краинский Н.В. Порча, кликуши и бесноватые, как явления русской народной жизни. — Новгород: Губ. тип., 1900.

2. Анна Григорьева 25-ти лет, на вид молодая и здоровая женщина. При первом свидании со мною, вошла в комнату сильно взволнованная. Говорила медленно, имея томный вид и заявляя, что ей тяжело. Лицо красное от волнения. Подробное физическое исследование не обнаружило со стороны нервной системы отклонений от нормы, типичных для истерии. Заболела она полтора года тому назад. „Сначала все болело, аппетита не было, а время придет, меня схватит и трясет, всю ломает“. В церковь не ходила с июля 1899 г. потому, что „как Иже херувимы запоют", так темно сделается в глазах, ослабну и упаду без памяти". Не могла также переносить табаку. Болезнь проявилась резко после 20-го июля 1899 г. На Ильин день она боронила в поле, в это время грянул гром и она без памяти упала на землю. После того с ней стали повторяться настоящие кликушные припадки: она падала, выкликала на голоса, билась. Очень томится своею болезнью и желает получить излечение. О припадках она ничего не помнит. По ее словам, она временами делается злою, бывает тоскливо на душе, хочется плакать; почти постоянная боль под ложечкой, но globus hystericus нет. По характеру Анна женщина добрая. Она не обвиняет настойчиво Марфу в причинении ей порчи, но все ее окружающие непоколебимо убеждены в том, что она околдована Марфою. Много лечилась, между прочим, у колдуна Соколова в г. Тихвине.

Анна оказалась типичною сомнамбулой. Заснула сразу, после счета до десяти, глубоким сном. Здесь были на лицо все явления, подробно описанные выше у ащепковских кликуш. У этой сомнамбулы удался переход в каталептическую фазу гипнотического сна. Анна продолжала глубоко спать с открытыми глазами, которые были устремлены в пространство. Зрачки реагировали на свет, но в этом периоде, как и в сомнамбулическом, не замечалось изменений рефлексов и повышения механической возбудимости мышц. Строго говоря, эта фаза ничем не отличалась от сомнамбулической, кроме того, что глаза оставались открытыми, причем кликуша едва ли воспринимала зрительные впечатления. По крайней мере, она не реагировала на них, аккомодация отсутствовала и взгляд был неподвижно устремлен в пространство. Особенный интерес данного случая состоит в том, что здесь с несомненною ясностью были обнаружены явления ясновидения.

Эти явления выступали лишь в периоде глубокого гипнотического сна и исчезали, если сон становился более легким. Надо заметить, что эта кликуша, подобно всем другим, во время гипнотического сна слепо подчинялась лишь моей воле и исполняла лишь мои внушения, хотя на этот счет я ни одной из кликуш специального внушения не делал. Как уже я заметил выше, ни одна из кликуш не отвечала в сомнамбулическом состоянии на вопросы и все они упорно отмалчивались, не смотря на энергические внушения. Эго очень затрудняло исследование явлений ясновидения и потому я начал свои опыты с так называемых двигательных внушений.

Как известно и отмечено выше, кликуши обладали чрезвычайно большой внушаемостью. Основываясь на этом, я при первом ряде опытов, садился против спящей глубоким сном кликуши и внушал ей, говоря, что она видит, не смотря на закрытые веки, предмет, который я держал в поле ее зрения, и что она берет его своею рукою. В начале я при этом держал в своей руке ее руку, как это делается при обычных опытах с чтением мыслей и сильно сосредоточивал свое внимание, вызывая в своей душе ясное представление того движения, которое кликуша должна была выполнить, и повторял при этом внушение, говоря, „рука твоя движется и берет предмет". Через некоторое время рука кликуши очень медленно и постепенно начинала двигаться по требуемому направлению, при этом она как бы находилась в состоянии каталептической ригидности и подвигалась толчками, параллельно с тем, как сосредоточивание моих мыслей усиливалось.

Направление движущейся, сначала очень медленно, руки с самого начала было правильное, словно кликуша видела перед собою искомый предмет и приостанавливалось, сохраняя неподвижное положение, когда мои мысли отвлекались. Затем кликуша выполняла предложенное ей требование и брала искомый предмет. С каждым разом опыт удавался легче и требовал, с моей стороны, меньшего напряжения внимания. Когда я убедился в том, что эти опыты удаются, я выводил искомый предмет из поля зрения сомнамбулы, чтобы проверить, не имеется ли здесь дела с резкой гиперестезией зрения... При той же постановке опыта, рука сомнамбулы, после внушения, безошибочно направлялась в сторону и брала со стола требуемую вещь. Движение, по-прежнему, было медленно и напряженно, точно рука была пружинная.

Имея в виду сделанные в специальной литературе объяснения чтения мыслей, так называемым, двигательным внушением, т. е. передачею через прикосновение мелких неощутительных толчков, заставляющих испытуемого субъекта произвести требуемое движение, я повторил опыт на расстоянии, совершенно не прикасаясь к кликуше. Результат получился прежний; кликуша выполняла требуемые действия так, словно ей хорошо было известно местонахождение предмета. В первых опытах я фиксировал своим взглядом закрытые глаза кликуши, но позже я лишь следил за движениями ее руки. С дальнейшим повторением опытов, они удавались все легче и скорее, хотя с несомненною ясностью выяснилось, что выполнение ее действий стоит в несомненной связи с психическою деятельностью экспериментатора и степенью напряженности двигательного представления, вызванного в его мозгу.

Замечено было, что если я отвлекался и недостаточно сосредоточивался, то движение кликуши приостанавливалось. Интересная особенность состояла в том, что после повторения опыта, когда предмет перекладывался в другое место, кликуша, если я недостаточно сосредоточивался, повторяла предыдущее движение. направляя руку по прежнему следу. Для того, чтобы изменить направление, я должен был сильнее сосредоточиться и, как бы пересилить ее движение, направив его на новый путь. Это подтверждает предположение о том, что сомнамбула в этом состоянии совершенно лишена воли и действует автоматично.

В дальнейших опытах кликуша выполняла движения все легче. Если я вкалывал себе в платье булавку, она решительно и довольно быстро вынимала ее, не ошибаясь, пока я достаточно сосредоточивался на требуемом движении. Если я вкалывал булавку в платье другим лицам, находящимся в комнате, сомнамбула вставала с закрытыми глазами, подходила к искомому лицу и вынимала ее. При этом я мог сидеть в стороне и даже не смотреть на нее. Достаточно было просто сосредоточиться и вызвать в своей психике зрительное представление лица и места, где воткнута булавка, и того движения, которое должна выполнить кликуша.

Когда, таким образом, обнаружилось, что сомнамбула в этом периоде сна выполняет все те действия, которые экспериментатор представляет себе, стало интересным выяснить, знает ли кликуша, где лежит предмет и есть ли у нее в психике зрительное представление этого предмета. Как уже много раз было упомянуто выше, кликуши, в сомнамбулическом состоянии, на вопросы не отвечают. В виду того, однако, что период сна, в котором кликуши обладали ясновидением, был необыкновенно глубокий, я продолжительно и настойчиво требовал, чтобы кликуша отвечала мне. Это удалось после долгих усилий. Сначала долго губы беззвучно двигались; казалось, что говорить кликуше в этом состоянии необыкновенно трудно. Лицо ее изображало глубокое страдание и часто слезы катились по неподвижным щекам, а на лбу выступал пот. Позже она стала отвечать очень медленно, тихим голосом и односложно.

Эта серия опытов была поставлена таким образом, что не заставляя спящую сомнамбулу выполнять никаких движений, я спрашивал ее где лежит данный предмет, и внушал, говоря, что ей это известно, что она его видит и должна ответить мне. Как только удалось добиться от кликуши ответов, они были правильны. Где бы ни спрятали предмет, совершенно вне поля зрения кликуши, она отвечала правильно, где он, и называла лиц, у которых он находится. Если я за своею спиною перекладывал предмет из одной руки в другую и спрашивал кликушу, в какой руке у меня предмет, она всегда отвечала правильно. Но когда я держал предмет обеими руками, и спрашивал кликушу, в какой руке он находится, она затруднялась ответить и несколько раз гадала. Если я прятал предмет у себя в кармане и говорил кликуше, чтобы она его взяла, она сразу и безошибочно находила его.

В этих опытах, как и в предыдущих, необходимо было, чтобы я знал, т. е. имел в своей психике то представление, которое я требую от кликуши. Третья группа опытов состояла в том, что я брал в кулак монету и, поднося ее к закрытым глазам кликуши, требовал, чтобы она назвала монету. Опыты эти удавались хорошо. Она, не имея возможности видеть монету, называла ее правильно. При этом, однако, было заметно, что эти опыты сильно утомляли кликушу, лицо ее принимало более страдальческое выражение, и она просыпалась. Когда сон становился легче перед пробуждением, кликуша начинала ошибаться, быстрее отвечала на вопросы и гадательно называла достоинство монеты. При всех опытах обнаруживалось, что с ослаблением сна, явление ясновидения исчезало. Этими фактами ограничивались явления ясновидения, которые можно было проверить точно. Наблюдали мы их совместно с д-ром Я.М. Белым. Некоторые другие явления не были постоянными, хотя я не думаю, чтобы они ограничивались вышеописанными. О всем периоде сомнамбулического сна во время ясновидения у кликуши по пробуждении наступила полнейшая амнезия.

Анна уже много лет лечилась от своей болезни сначала „водичкой от Иоанна Кронштадтского, а потом у колдуна Соколова в Тихвине, и по ее словам, ей стало несколько легче. После первого исследования и опытов с ясновидением Анна очень сильно утомилась. Я сделал ей лечебное внушение, в котором сказал ей, чтобы она приехала ко мне на следующий день и что завтра она совершенно исцелится. На следующий день в усадьбу, где я остановился, приехал муж больной и сказал, что Анне очень плохо. Хотя припадков не было, но она всю ночь томилась, не спала и теперь лежит расслабленная и без памяти. Я, не смотря на это, велел ее привести, и кликушу через 2-3 часа привезли совершенно расслабленную и на матраце внесли в комнату. Я ее утешил, сделал внушение и, пробудившись после двухминутного сеанса, Анна вышла совершенно бодрая, здоровая и веселая, взвалила себе на плечи тюфяк, на котором ее внесли 5 минут тому назад и весело уехала домой с мужем.

2. Анна Федорова, 50-ти лет, еще совершенно бодрая, энергичная женщина, с умным, выразительным лицом, очень бойкая, добродушная и разговорчивая. В самый момент нашего приезда в деревню, Анна лежала в состоянии сильного кликушного припадка. Нам заявили, что она не может придти к врачу потому, что „ее трясет и колотит, и лежит она без памяти. Мы отправились к ней и, подходя к избе, еще издали услышали отрывочные крики. В маленькой комнате, за перегородкой, на разостланном на полу соломенном матраце, лежала Анна в состоянии сильного припадка, а дюжий мужик, навалившись на нее, со всею силою, держал ее, не давая биться.

Кликуша лежала на спине с зажмуренными глазами и с силою трясла и колотила руками. В жевательных мышцах замечались быстрые движения и нижняя челюсть быстро тряслась; часто слышался скрежет и щелканье зубов. Лицо было инервировано правильно. Мимика выражала злость; цвет лица изменений не представлял. Зрачки были нормальны и реагировали на свет, механическая возбудимость мышц была повышена также, как и вне припадков; коленные рефлексы нормальны. Движения имели характер быстрого трясения, периодически усиливающегося. Живот был сильно напряжен и выпячен вперед, но метеоризма не замечалось; по окончании припадка живот опал без предварительного отхождения газов. Пульс 120. Кликуша дико выкрикивала на разные голоса, сначала нечленораздельные звуки, затем несколько отрывочных фраз по адресу Марфы, которую обвиняла в порче. Далее она даже отвечала на вопросы и объясняла свое обвинение в порче против Марфы.

Устранив „державшего" ее мужчину, я выждал пока кликуша немного успокоилась, закрыл ей глаза, и, слегка надавив пальцами на веки, приказал ей спать. После повторенного 2-3 раза внушения, она не могла открыть глаз. Минуты через две она впала в глубокий гипнотический сон. Под влиянием внушения о том, что припадок прекращается, последние подергивания в личных мышцах прекратились, дыхание стало глубоким, ровным, и кликуша совершенно успокоилась. Получилась полная анестезия, без предварительного внушения, но каталепсии самостоятельно не получилось, для этого потребовалось специальное внушение. Было сделано лечебное внушение о том, что, проснувшись, Анна будет здорова, спокойна и бодро себя почувствует, что припадки больше не возобновятся, что порча вся из нее вышла и что в 4 часа она придет ко мне. Проснувшись, Анна ничего не помнила о бывшем с нею и встала сразу бодрою, как ни в чем не бывало.

В 4 часа, согласно сделанному внушению, она пришла ко мне и представляла на вид бодрую и веселую женщину, вполне здоровую, ничего общего с видом беснующейся кликуши, которую она представляла утром, не имеющею. По словам Анны, она вчера с утра была все „в задумьи: нутро чувствовало вас. Боль узнает уже. А как приехали, так сразу и сталось, и не знала, чего ревела“! Здесь встретилось, следовательно, то же явление, которое отмечено в ащепковской эпидемии, предчувствие кликушами моего приезда, о котором они заранее не могли знать. По словам Анны, она вообще предчувствует приезд в деревню докторов. „Бывало, как Тихвинский Алексей Михайлович (колдун Соколов) приедет, так и узнаешь: так и разбудит меня, и запрыгает там. Эта боль ужо знает докторов. Пока здорова я была, так хоть бы что! А теперь вот до чего било, что руки все повыломало.

Заболела Анна уже лет 8 тому назад. По ее словам, ее „трепало, когда как. Когда заговорят про колдунов каких или про святых, так и свалит меня: не могу переносить этого. Как Богородица (т. е. крестный ход) придет, так и шабаш. В церковь потому не хожу: как „Иже херувимы" запоют, так и свалит“. Описывала, как ее испортила Марфа, рассказала: „Просто расслабление сделалось: уж у ней тут положено было! Не дров чурка! А если маленький кусочек положен, поди, знай чего? — так разве его увидишь"? Она убеждена, что Марфа околдовала дрова, которыми она топила печь, подложив в них зелья. „Спортила меня она“! - уверенно говорила Анна. „И она мне и сейчас противна, и на встречу ей не попадаюсь. Анна не знает, что именно она на Марфу выкрикивает. „Волит все, вся расслабну, ни в чем владенья нет. Заходит, заходит внутри, тады и свалишься!

На вопрос о том, что же там у нее внутри, Анна дала очень неопределенные ответы: „Увидишь разве там“?! Ясно идеи бесоодержимости не высказывает. На вопрос, почему в церковь ходить не может, ответила: „сама не иду. Как „иже херувимы" запоют, так меня и свалит, года три у причастия не была". На святую воду не реагирует и пьет ее с целью лечения. Медико-психологическое исследование Анны не показало никаких отклонений от нормы. Признаки типичные для истерии отсутствовали; поле зрения и чувствительность нормальны. Со стороны психики навязчивое состояние в форме боязни табаку и святостей, но без ясно формулированных идей бесоодержимости. По характеру добродушна и искренна. Припадки часты и выражены в сильной форме.

По отношению к гипнозу Анна оказалась очень чувствительной сомнамбулой. Она легко впадала в сон, и здесь наблюдалась вся совокупность явлений, описанных многократно выше, типичных для кликуш. Сон был у нее очень глубок. Подчинение моей воле было полное. Ее удавалось перевести в каталептическую фазу с открытыми глазами, но, подобно предыдущей кликуше, открытые, неподвижно устремленные в пространство глаза, составляли единственный отличительный признак обеих фаз гипнотического сна. Рефлексы были без изменений, изменений механической возбудимости мышц не замечалось. Подобно остальным кликушам, Анна в сомнамбулическом состоянии на вопросы не отвечала.

В периоде глубокого сна у Анны совершенно точно можно было установить наличность ясновидения в форме чтения мыслей и двигательных внушений. У ней с полной точностью повторились все опыты, описанные выше по отношению к предыдущей кликуше. Она выполняла требуемые движения и брала рукою предметы, которых не могла видеть чрез закрытые веки и не находящиеся в пол зрения. По мере того, как мои мысли сосредоточивались на образном представлении движения, которое кликуша должна была выполнить, рука ее медленно и напряженно двигалась, словно ее притягивал к себе искомый предмет. Удавались эти опыты одинаково, держал ли я кликушу за руку, или находился от нее на некотором расстоянии. Я внушал Анне, что она видит искомый предмет и, спрятав его где-нибудь в комнате, или передав кому-либо заставлял ее взять его. Кликуша вставала и уверенно и сразу брала предмет. Необходимым условием удачи опыта была достаточная степень сосредоточенности моих мыслей. Видимо эти опыты были тяжелы для Анны. Лицо ея изображало страдание и, по временам, по щекам текли слезы.

Когда после долгих внушений мне удалось ее заставить говорить, она отвечала тихо, медленно, с усилием и односложно. Подобно предыдущей кликуше, она правильно называла монету, находящуюся в руках, правильно отвечала, где находится искомый предмет и лицо, которое его спрятало. Способность ясновидения свойственна лишь самому глубокому сомнамбулическому состоянию. По мере ослабления сна, кликуша либо начинает гадать и ошибаться, и тогда очень скоро просыпается, или перестает отвечать на вопросы. В этом опыте, как и в предыдущем, выяснилось, что кликуша выполняет лишь то, что экспериментатор думает и представляет в своей душе. Сомнамбула является лишь орудием, выполняющим чужую мысль. В ее мозгу как будто индуцируется представление, и мысль, вызванная в мозгу экспериментатора, приводится в исполнение благодаря повышенной внушаемости. Ясновидение простирается лишь постольку, поскольку возникшая мысль сомнамбулы имеется в мозгу экспериментатора.

Различие между гипнотическим внушенем и ясновидением то, что в первом случае представление и мысль воспроизводится через посредство слов экспериментатора, при ясновидении же мысль экспериментатора воспроизводится в душе сомнамбулы, не будучи ей выражена словами, а каким-то невидимым образом. Она, так сказать, индуцируется на подобие того, как индуцируется электрический ток в спирали Румкорфа. При таком предположении, явления ясновидения объясняются просто и совершенно теряют свой таинственный, сверхъестественный характер. После сеанса Анна ничего не помнила о происходившем с нею. Лечебное влияние внушения было вполне благоприятное.

3. Ольга Степанова, 12-летняя девочка, еще совсем ребенок, правильно сложена, хорошего питания, но с резко выраженными явлениями кликушной болезни. Больна она уже три года, „брюхо надует и ноги отоймет", но начала кричать, и припадки появились с июля 1899 г., после того как заболели две предыдущие больные. Она часто плачет, испытывает неопределенный страх и говорит, что „не может терпеть Марфы“. Болит и кружится голова. Не может переносить табаку, при запахе которого впадает в припадки, которые бывали часто, почти через день. Она падала, ее трясло. Кричала больше по ночам и обвиняла в порче Марфу: „сделала, сделала Марфушка, не на меня ладила, а я попала". Не стала в церковь ходить: придет на службу, да и упадет, не может встать. Возили ее к колдуну Соколову, и ей стало полегче: "он поворожил, попарил, в баню сводил. После того пошла и к Богородице. Соколов приезжал в деревню и еще два раза ворожил, но совсем ее не вылечил: и теперь с ней бывает: „живот вздымается так, что она говорит: „мамка, я никак брюхатая“, а потом и опадет. Святости теперь переносит.

Мать больной твердо убеждена, что ее испортила Марфа. „Пока «она на нее не выкричала, мы не думали, что она ее испортила, а с того времени уж еще бы не думать, если выкричала!" Отчего дочь в церковь не ходит, объяснить не может: „говорят, что в них враг сидит". Сама девочка на вопрос, не сидит ли в ней враг, отозвалась неведеньем. До возникшей эпидемии обе семьи жили дружно и ссор не имели. По словам мнимой колдуньи Марфы, «она даже „Богу за ейнаго отца молится", потому что он помог им однажды корову из болота вытянуть. „Бог знает, с чего оговор взялся".

При мне сильных припадков у Ольги не было, но она плакала, волновалась и ее „трясло", т. е. в конечностях и голове наблюдалась довольно быстрая дрожь. Подробное физическое исследование не показало никаких отклонений в нервной системе. Со стороны психики: частое волнение, безпричинный страх и навязчивое состояние в форме боязни святостей и табаку. По отношению к гипнозу, как и все другие кликуши, оказалась типичной сомнамбулой, со всеми явлениями, многократно описанными выше. Как особенность следует отметить, что анестезия без внушения самостоятельно не наступила; она реагировала на уколы, поднося к месту нанесения раздражения руку, пока не было сделано соответственного внушения. Лечебный эффект внушения был вполне благоприятный.

4. Фекла Романова 50. л., замужняя, больна три года. Историю заболевания рассказывает так: „Пришел однажды батюшка служить службу, ну, я и заревела. Не знаю, что случилось. Заболело под грудями. Рёв такой сделался, что все бы ревела, что силы есть. Сперва трясло, всю ломает: не помню ничего. Брюхо, — что тяжелая, вздувается. Не могла ходить в церковь. Ходила в город лечиться к колдуну Соколову. И он говорит — спорчена. Как незаздоровела, незалюбила табак“. На вопрос, кто у нее внутри сидит, ответила: „Господь его знает! Теперь, думаю, никого там нет. Надувало брюхо, а не знаю, кто сидит! В утробе разве узнаешь, кто сидит“! В настоящее время боится табаку и жалуется на боль под ложечкой. Бывают припадки кликушества не часто. В пылу общего увлечения, также приписывает свою болезнь порче, причиненной ей Марфой, хотя раньше с ней никаких ссор и вражды не имела. Как и у всех других кликуш в нервной системе никаких отклонений от нормы у Феклы не обнаружено. Со стороны психики она мало развита, суеверна. Как постоянный признак болезни — навязчивое состояние в форме боязни и нетерпимости к табаку. По отношению к гипнозу Фекла оказалась типичной сомнамбулой, у которой были установлены все явления, описанные многократно выше. Лечебное внушение было благотворно, и, проснувшись, она сама курила папиросу.