Первая публикация по теме ясновидения в русском научном журнале (1898)

[Ховрин А.И. Редкая форма гиперстезии высших органов чувств. "Вопросы нервно-психической медицины", вып. 3-4, Киев, 1898]

Цитата по книге Р. Исхакова "Зрение вне глаз"

1. ФЕНОМЕН ВИДЕНИЯ СОФЬИ М

1.1 ВРАЧ А.Н.ХОВРИН О СВОЕЙ ПАЦИЕНТКЕ -ИСПЫТУЕМОЙ

Врач психиатрической лечебницы г.Тамбова А.Н. Ховрин подробно описал в период с 1892 - 1894 годы свои наблюдения над пациенткой Софьей М, проявившей способность видеть без глаз. Больная М, о которой ниже пойдет речь, женщина 32-х лет, дочь дворянина, по профессии учительница. Вот сведения из истории ее болезни.

Она родилась болезненным ребенком и с раннего детства отличалась крайней впечатлительностью. Уже с 6 -7-летнего возраста обнаруживала неустойчивость душевного настроения: то была без причины весела, то вдруг делалась задумчивой, часто была капризна и раздражительна, выражала эксцентричность характера и т.д. Эти ненормальности появлялись как-то вдруг, приступами и далеко не соответствовали ее от природы доброму и мягкому характеру. Для матери было ясно, что ее дочь имеет какие-то странные припадки капризов и не мотивированных действий, и потому она смотрела на такие порывы дочери снисходительно. Также смотрели затем на странности девочки в институте, где она получила образование. Несмотря на постоянную болезненность, физическое развитие М, однако, не задерживалось. После перенесенного тифа, нервозность усилилась до степени истеричности: сердцебиение, общая слабость, головные и невралгические боли в различных частях тела стали обычным явлением. Весной нервозность усиливалась, возрастала анемия, появлялись бронхиты, она худела. Зима и осень, напротив, действовали на девочку благотворно. Несмотря на свою болезненность, М училась хорошо, по успехам стояла в числе первых учениц; вообще наука давалась ей легко; все, что говорилось на лекциях, усваивала хорошо. Этому способствовала одна особенность ее памяти: ей не нужно было употреблять для запоминания уроков больших усилий, страницы книги с ее строками представлялись ей при ответах так ясно, что она, как будто, видела их перед собой. Напротив, предметы, требовавшие отвлеченного мышления, давались ей уже с большим трудом и утомляли ее. Отмеченный тип зрительной памяти с возрастом у нее не пропадал.

На 26-м году ее жизни (1887 г.) болезнь вдруг приняла грозный характер, развившись в тяжелую форму истеро-эпилепсии. Необходимо отметить ее наследственность: мать страдала хроническим истерическим психозом, отец был алкоголиком.

Забегая вперед, отметим, что в более здоровом состоянии М способна была на ощупь весьма хорошо различать цвета, за исключением синего и зеленого, которые она постоянно путала, тогда как красный от зеленого и фиолетового отличала без труда. Но при усилении истерического состояния ахромотопсия развивалась по отношению ко всем цветам, тогда она знала только два цвета: светлый и темный. Обычным явлением было у больной появление в поле зрения различных световых и цветных кругов, искр перед глазами и т.д.

С помощью внушений у М можно было вызвать дефекты или обострение памяти, положительные и отрицательные галлюцинации, изменять функции высших органов чувств и др. Но при всем том способность анализировать возникающие в ней ощущения и вообще способность самонаблюдений во время развития внушаемых идей у нее сохранялась, чем ее внушаемость и отличалась от внушаемости гипнотиков.

1.2. ОБНАРУЖЕНИЕ У СОФЬИ М-ВОЙ УСИЛЕННОЙ РАЗЛИЧИТЕЛЬНОЙ СПОСОБНОСТИ

Имея над М постоянное наблюдение, врачу невольно приходилось быть свидетелем довольно странных, но правдивых ее предугадываний. Обратив внимание на эти факты, врач решил разобраться: был ли в основе этих фактов простой обман, свойственный истеричным, или что-либо правдивое. Он счел нужным не довольствоваться одним априорным отрицанием обнаруживаемой у М способности, а проследить сущность самого дела. Для этого, правда, пришлось потратить много труда и времени, но ведь все это, по меньшей мере, окупалось приобретением навыка и опытности к распознаванию действительных и мнимых психонервных проявлений истеричных людей. Другое соображение, заставившее врача обратить внимание на эти факты, следующее: несомненно известно, что истеричные действительно могут обладать способностью улавливания таких незначительных душевных аффективных состояний других лиц, ко­торые ускользают от наблюдений здорового человека, почему их замечания и взгляды по отношению к поступкам некоторых лиц иногда отличаются крайней меткостью и правдивостью, что заставляет неопытных, доверчивых, особенно суеверных видеть в подобных больных людях личностей особенных, одаренных даром прорицания, предвидения и т.д.

1.3. СПОСОБНОСТЬ ЧТЕНИЯ ЗАКРЫТЫХ ПИСЕМ

В первый раз врач столкнулся с таким запутанным фактом, который невольно заставил его задуматься. Дело вот в чем: в день наблюдаемого факта больная находилась в удовлетворительном состоянии, т.е. была свободна от постоянных ее невралгий, неприятного расположения духа, обычных регулярных истеричных припадков, равно как была свободна от всех своих мрачных мыслей и предчувствий, словом, чувствовала себя хорошо. После обеда ей принесли с почты письмо от одной из ее сестер. За разговором она некоторое время вертела в руках письмо, намереваясь распечатать и прочитать после ухода врача. До той поры спокойная она вдруг сделалась сумрачной, стала плакать и заявила, что в письме сообщаются недобрые вести: маленький ребенок ее сестры умер, а сестра больна. Действительно в письме сестра сообщала ей о смерти ребенка и о своей болезни. Конечно, этот факт предугадывания мог быть совершенно случайным совпадением, но совпадением, во всяком случае странным. На вопрос врача, почему она догадалась о содержании письма, больная сообщила, что при получении писем с ней бывает это весьма часто, и она наперед, не распечатывая конверта, сплошь и рядом предузнает их содержание и убеждена, что такое предчувствие должно существовать у многих, особенно, когда случается несчастье с кем-либо из близких. Конечно, невольно родилось сомнение в действительности такого внезапного предугадывания: она могла, например, предварительно знать, что ребенок ее сестры был уже болен по каким-либо слухам, но, по-видимому, искреннее уверение больной, что она ни­чего подобного даже не могла подозревать, затем уверения всех окружающих, что у нее за все это время никто не был, и что она сама никуда не отлучалась из больницы, делало этот факт довольно странным. Это обстоятельство и послужило началом постановки опытов и наблюдений врачом, описания которых приведены ниже.

1.4 ПЕРВЫЙ ОПЫТ

После инцидента с письмом сестры М, оставалось заняться проверкой этого факта и таким образом выяснить: могло ли быть в действительности что-либо в нем правдивое и заслуживающее внимания. Думалось, что если М могла догадываться о содержании писем своих родных, не распечатывая конверта, то почему бы она не могла обнаружить и нечто подобное по отношению к закрытым письмам других лиц? Первый опыт в этом направлении Ховрин провел 21 -го марта 1892 года в 8 часов вечера: он взял поллиста почтовой бумаги, написал на нем фразу и, сложив его вчетверо, тщательно заклеил в обыкновенном почтовом конверте и предложил М, не попытается ли она прочесть написанную в записке фразу. После долгих отговорок она, однако, уступила настоятельным требованиям врача с убеждением и искренним заявлением, что все равно ничего не выйдет. Имея уже письмо в руках, она продолжала говорить о посторонних вещах, пришлось ей напомнить об опыте и просить сосредоточить, хотя бы немного, свое внимание на письме. Тогда она стала внимательно всматриваться в конверт, мяла его в руках между пальцами, как будто получала какие-то неясные осязательные ощущения, которые старалась определить. После двух-трех минут сосредоточенного прощупывания заявила, что ей кажется, что в записке есть слова: «Софья Александровна» и еще что-то, но она чувствует себя так утомленной, что не в состоянии, окончательно, дальше сосредоточивать свое внимание и отказывается в настоящую минуту от опыта. Так как в записке действительно были написаны казавшиеся ей слова, то это невольно врача заинтересовало и потому уходя он сделал ей внушение, чтобы она постаралась узнать, что написано в записке, и завтра сообщила бы о результатах опыта. На следующее утро, т.е. 22-го марта, она прислала ему конверт со следующей записью на его обратной стороне: «Софья Александровна, вы должны быть здорова». Именно эта фраза была написана в записке. Врач тщательно осмотрел конверт, даже в лупу не заметил никаких следов распечатывания. Просматривая конверт на свет, также нельзя было разобрать ни одного слова. В тот же день при встрече М сообщила, что вечером, после его ухода, она долго не могла отделаться от мысли, что должна прочитать текст записки. У нее прямо развилась сильная потребность взять письмо и узнать, что в нем написано. К счастью вокруг нее была невозмутимая тишина, и ничто не мешало ей сосредоточиться. Ей казалось, что ощущаются какие-то мелкие неровности, вроде букв, но какие определить не могла, а затем она как бы видела все слова, что она приписывала игре своей фантазии, однако, решилась написать на конверте казавшуюся ей фразу. Никогда она ничего подобного не проделывала, ей теперь самой интересно проверить, не было ли это отгадывание случайным совпадением случайно возникшей мысли с действительностью. Но при этом заявила, что сосредоточивать внимание, как она это делала при опыте, для нее очень трудно, вследствие этого сегодня чувствует головную боль и общую слабость.

Этот удачный пробный опыт заставлял невольно призадуматься над ним. Опытный врач хотел разобраться и четко определить: либо М обладает необыкновенной способностью, либо тут кроется обман. Принимаясь за проверку спорного факта, опровергаемого наукой, ему предстояло быть особенно осторожным. Нельзя останавливаться на голословном предположении, так как не исключен обман. Решено было давать М задачи в хорошо контролируемых конвертах, проводить тщательную экспертизу после отгадывания текста.

1.5. ВТОРОЙ ОПЫТ

Второй опыт при строгом контроле закрытого конверта опять дал положительный результат. На листе обыкновенной писчей бумаги был написан текст. Бумага была свернута вчетверо таким образом, что текст записки, вложенной в конверт, отделялся от поверхности пятью слоями бумаги так, что увидеть на свет никакие знаки было невозможно. Конверт был тщательно заклеен, поперек склеек были сделаны черными чернилами множество знаков толстыми и тонкими штрихами. Распечатать такой конверт путем отпаривания или отмачивания, не оставив видимых следов, невозможно.

М было предложено прочесть текст письма в удобном для нее месте. Через пару часов она пришла к врачу с просьбой освободить ее от опыта, так как при попытках узнать содержи­мое у нее ничего не выходит. После осмотра письма, М было предложено сделать попытку прочесть текст письма в присутствии врача.

Хотя и не охотно, М принялась за отгадывание. Она стала конвульсивно перебирать конверт в руках между пальцами, иногда сильно мяла, так что приходилось ее останавливать из опасения, чтобы она не порвала письмо. Лицо приняло серьезное сосредоточенное выражение, временами заметны были сотрясательные движения плеч и глубокие вздохи, видимо она вся была углублена, чтобы уловить получаемые пальцами ощущения.

Каждое отгаданное ею слово произносилось вслух; Опыт продолжался более часа. Она написала следующую фразу: «фельдшер М-в отравился морфием от любви к своей двоюродной сестре». Эта фраза действительно совпадала с текстом записки, находившейся в конверте. Таким образом, врач имел уже два удачных пробных опыта.

Однако оба опыта не исключали уловок для распечатывания. Фокусники читали письма на сцене с помощью уловок, но они отказались от предложения незаметно распечатать конверт. Размышления экспериментатора привели к свидетельству о неподдельной способности М, убежденности, что в основе таковой лежит ничто иное, как повышенная различительная способность высших органов чувств, т.е. способность бессознательно улавливать такие тончайшие внешние впечатления, которые не доступны для восприятия органами чувств здорового человека, и что это бессознательно воспринимаемое затем появляется в ее сознании в форме фантастических образов, в точности совпадающих с предметами, обусловливающими реальное восприятие.

Конечно, врач, столкнувшийся с загадочным психическим явлением, не мог объяснить каким образом совершается у М процесс восприятия и образования соответствующих образов. Составляя явление внутреннее, субъективное, этот процесс не был доступен для непосредственного наблюдения экспериментатором, его нельзя было ни видеть, ни осязать подобно объективному факту, следовательно это был процесс доступный только самонаблюдению М, об нем можно было судить только по ее показанию о личных ощущениях, испытываемых ею во время процесса отгадывания.

По просьбе врача М подробно описала свои ощущения в письме. «Согласно вашему желанию постараюсь передать, как только могу, о всем том, что со мною делается, когда я занята отгадыванием писем. Когда получаю письмо с внушением про­честь его не распечатанным, то во мне сначала развивается не­преодолимое желание противоречить, я сама не знаю, почему мне делается в это время нехорошо, как-то досадно, затем это сглаживается и заменяется противоположным состоянием: желанием, во что бы то ни стало, прочесть письмо. Иногда я долго остаюсь при одном этом желании или даже на некоторое время совершенно забываю о письме, но это бывает не надолго: желание выполнить задачу опять возобновляется с новой силой и до­ходит до того, что я ни о чем не могу думать кроме письма. В это время я страшно желаю иметь письмо при себе, без него я ничего не могу делать: оно всегда должно быть при мне. Когда развивается это страшное желание, тогда я чувствую потребность погрузиться в письмо, уйти в него. Мне страшно хочется остаться одной, чтобы не было ни звука, ни света, я в это время не могу выносить присутствие посторонних людей: они мешают сосредоточиваться, каждое их движение, даже дыхание - все мне мешает, злит меня. Присутствие людей, с которыми я свыклась, менее мешает мне. Хочется, чтобы все помогали мне уйти в себя. Во время такого состояния является желание, как можно крепче, сжать письмо в руках, или, лучше сказать, чтобы оно было ко мне, как можно, ближе, поэтому я часто мну письмо и даже является желание порвать его. Во время такого сильного напряжения я уже плохо сознаю, что происходит вокруг меня, и совершенно не могу себя сдерживать, как будто я ухожу сама в себя. Я не могу вам хорошо выразить, что со мною делается, только в голове остается что-то небольшое, полусон что ли, право, не могу вам сказать. В это время у меня появляются очень короткие моменты, когда я вижу отдельные слова и так ясно, как будто они написаны предо мною, иногда эти моменты бывают более продолжительны, и тогда я успеваю улавливать целые фразы, вижу величину букв, почерк и другие подробности. Иногда же мне начинают казаться фантастические картины сна­чала не ясные, отрывочные, затем обрисовываются с такой ясностью, что они кажутся действительными. Как только слово или какая-либо картина определилась ясно, мое состояние напряжения сразу ослабевает, я прихожу в себя и чувствую усталость и потребность в отдыхе. Во лбу чувствую острую боль, как будто весь лоб и темя сжаты тисками. Потребность к такому углублению, как вам известно, развивается в один сеанс от 2-х до 5-ти раз, иногда только ограничивается одним приступом. Самое мучительное состояние для меня бывает тогда, когда я готова уже впасть в свое углубление, но почему-то оно как будто вдруг обрывается. Если сеанс ограничивается таким неполным сосредоточением, то я чувствую себя после этого очень дурно: делаюсь капризна, раздражительна, и дело часто кончается припадком; такого состояния я страшно боюсь, при мысли о нем я прихожу в ужас. Самое трудное для меня во всем отгадывании это улавливать форму слов, а остальные детали письма: почерк, цвет чернил, бумага даются мне легче. При других я редко могу сосредоточиваться так, как одна. Вы требуете от меня, чтобы я позволила себе демонстрировать перед другими, но что же мне делать, если при других не могу углубляться в письмо, мое сосредоточение как будто обрывается в то время, когда я готова впасть в забытье. Мысль, что за мной наблюдают, что на меня смотрят с предубеждением, как на фокусницу, не отстает от меня и постоянно развлекает. Впрочем, верит ли мне кто-либо или нет, для меня все равно, знаю, что эта способность для меня ни на что не нужна».

Представьте себе состояние исследователя, который знает, что люди науки поставили крест на изучение подобных способностей. В таком предубеждении воспитывались все врачи. Та­ким скептиком был и Ховрин до тех пор, пока сам не столкнулся с самим необычным фактом чтения закрытых писем. Для скептика было важно, чтобы удостоверили реальность наблюдаемо­го явления и другие компетентные лица. Было проведено много экспериментов с участием преимущественно врачей, которые даже при строгой экспертизе не могли обнаружить никаких следов распечатывания писем и таким образом убеждались в существовании у М способности к ясновидению.

Приведем описание экспертизы трех писем. Две такие экспертизы были помещены в журнале «Вопросы философии» (в разделе протоколов Петербургского общества экспериментальной медицины) за 1892 и 1893 годы. Любопытны подготовка письма и контроль конверта, описанные в протоколах общества 3-го ноября 1893 г.

После тщательного обсуждения вопроса, каким образом следует сделать опыт и скрыть написанное от ясновидящей М, собрание единогласно остановилось на следующем способе, частью исполненном в самом собрании. Все 9 членов собрания на­писали каждый на листе почтовой бумаги небольшую в 2-3 строки фразу, так что эта фраза оставалась неизвестной для всех членов, исключая, разумеется, написавшего ее. Затем каждый обернул еще одним чистым листом, согнул пополам и вложил в небольшой стандартный конверт. Все конверты были положены в шляпу, из которой вице-президент Фишер вынул на удачу один конверт, а все остальные были сожжены. Бумажный конверт с неизвестным текстом был вложен в полотняный конверт чуть большего размера. Внутренний конверт был склеен с наружным и заделан четырьмя кнопками. На середине контролируемого пакета была наложена печать общества.

В Тамбов тщательно оформленная депеша была доставлена в деревянном ящике, обвязанном тонкой бичевкой, концы которой были припечатаны почтовой печатью к самому ящику. Посылку врач получил 9 ноября 1892 г. Он решил проверить, не может ли М решить ясновидческую задачу, говоря на современном языке, экстрасенсорную проблему через ящик, не распечатывая его и не вынимая письма.

В декабре М передала на имя общества свое письмо с результатами своей работы над закрытым письмом в закрытом ящике. Она сообщила, что письмо написано на почтовой бумаге, бумага плотная и, кажется, с линейками. Написано черными чернилами, почерк средний. Число строк две с половиной или около того. Текст пока отказывалась сказать, но при этом было пояснение: «прошу общество не считать это за ясновидение, а только за первый период его, это кажущееся может несколько раз измениться, как это бывает при отгадывании каждого письма». Это предварительное определение М указанных дета­лей, как потом оказалось, приблизительно совпадало с действительностью.

Ящик с письмом был возвращен в Петербург, где тщательно обследован на предмет вскрытия и целостности конверта. Затем пакет был передан врачу Ховрину для дальнейших опытов с М. В январе месяце он передал конверт М на руки. Она часто производила отгадывание в его присутствии. Во время сеансов ужасно мяла письмо в руках между пальцами. Вскоре задача была решена вполне верно, на обратной стороне конверта М написала: «вот что я видела в письме: я уверен, что вы легко и свободно прочтете мое письмо, после этого будете чувствовать себя великолепно.

Петербург. Л.Г.Корчагин.

Написано на плотной бумаге без линеек, три с половиной строки, почерк средний, довольно красивый».

Решенная М задача немедленно была отправлена в Петербург на имя почетного члена медицинского общества А.Н. Аксакова. На заседании этого общества 3-го апреля 1893 г. пакет с конвертом был подвергнут экспертизе. Она вынесла следующее заключение: полотняная часть конверта совершенно цела, заделка наружного конверта металлическими кнопками не повреждена, а вскрыть и вновь запечатать его без следов не представляется возможным, конверты приклеены друг к другу. На основании этих данных повода для уличения М в попытках к распечатыванию не оказалось. Собрание петербургского медицинского общества приняло следующее решение: «весьма вероятно, что факт ясновидения в этом случае был не поддельным, а потому крайне желательно, чтобы опыты с М были продолжены».

Приведем еще один опыт доктора Щелочилина, экспертиза которого отличалась остроумным фотохимическим контролем. Конверт с его заданием был довольно плотный, тщательно заклеенный и запечатанный по середине сургучной печатью.

Получив такой пакет для отгадывания, М на следующий день принесла ответ врачу и заявила, что слов не видит, но как только начинает сосредотачиваться, то ей представляется картина пожара, как будто горит какое-то здание: не то дом, не то что-то другое. Она видит здание только без крыши, с оконными переплетами, густой дым, огонь. Ей видится то яркий свет, как огонь, то он сменяется темнотой. Тут же видит забор, лестницы, быстро мелькающие фигуры людей, летают черные предметы, похожие на птицы. Она переживала, что видимая ею картина не будет соответствовать тексту задачи из-за ее фантазии. Но почему-то эта картина остается постоянной и другого ничего не появляется.

Вот экспертиза доктора Щелочилина. «Для контроля опыта чтения писем в закрытом конверте, я взял светочувствительную фотографическую пластину. На ней написал фразу при желто-красном свете. Пленку поместил в два светонепроницаемых конверта и затем в обыкновенный бумажный конверт, залив печатями. Если бы конверт был вскрыт на одну сотую долю се­кунды, даже при лунном свете, пленка при обработке ее гидрохиноном почернела бы. Фраза была прочтена М за исключением тех двух слов, которые на пленке были неясно написаны. После проявки пленки она осталась прозрачной: свет ее не коснулся. Значит, письмо не было распечатано. Думаю, что фраза была прочтена М прощупыванием слов через конверт. На пленке было написано: «пожар, горит здание, страшно боюсь».

Экспертизы давали не только врачи, но и люди других профессий. Например, делопроизводитель почтово-телеграфной конторы Строганов констатировал целостность прочитанного М письма, он выразил удивление по поводу прочтения плотно упакованной записки. А вот студент Томского университета Лавров в своей экспертизе подал важную мысль: «вскрыть конверт, прочесть письмо, снова его вложить и подделать печать М положительно не могла. Приходится сознаться, что она действительно обладает какой-то необъяснимой способностью читать закрытые письма и воображать очень рельефно (до степени галлюцинаций) картины, нарисованные в письме пером экспериментатора».

Сравним описание М закрытого письма от Лаврова с текстом его записки. Она написала на адресной стороне конверта: «1893 г. июня 2-го. Большая проезжая дорога, как будто деревья по краям дороги, видно почтовый тарантас, в экипаже, как будто сидят 2 фигуры: один, мне кажется, старый мужчина, на нем на­дето что-то вроде шинели. Рядом сидит молодая женщина, в руках белый зонтик».

В его записке была написана фраза: «Большая проезжая до­рога, обсаженная с обеих сторон деревьями. Вдали видны лошади, за ними экипаж - почтовый тарантас. В нем сидят двое пассажиров: старый мужчина в шинели и молодая женщина в легком летнем костюме с молочным белым зонтиком над головою».

1.6. ПЕРВАЯ КОМИССИЯ ПО ИЗУЧЕНИЮ СПОСОБНОСТИ М

Для М решение задач в присутствии других лиц представлялось сначала крайне затруднительным. Эту трудность она всегда мотивировала тем, что присутствие посторонних лиц развлекает ее, мешает ей. Мысль, что за ней наблюдают во время опыта, смотрят на нее с предубеждением, не дает ей всецело сосредоточиться. Сосредоточение ее как будто при этом обрывается. Только через некоторое время, как она уже успешно решила строго контролированные задачи без свидетелей, удалось убедить ее читать закрытые задания в присутствии других и таким образом получить доказательные, наглядные признаки ее способности. Это произошло как-то само собою после того, ка кона освоилась с некоторыми из товарищей-врачей, интересующихся ее способностью, и стала относиться к ним доверчивее.

В июне 1893 г. была составлена частная комиссия с целью констатирования способности М читать закрытые письма. Опыты начались с 24-го июня, но из-за неблагоприятных условий отгадывание затянулось до середины августа. Постоянный стук отворяющихся дверей коридора, громкий звук шагов, громкий разговор проходивших мимо комнаты людей мешали сосредоточиться М. Но письмо-задание в ее руках было под неотступным взором наблюдателей, которые видели малейшие манипуляции с ним. Во время каждого сеанса у нее появлялись галлюцинаторные картины. Вот их протокольные описания.

24-го июня. Все темно, ничего не видит кроме темного пространства, как темная ночь.

25-го июня. Также темно. В темноте неясные очертания теней и неопределенная светящаяся точка. Тени затем вырисовываются в какие-то неясные, смешные, большие и маленькие фигуры; женская фигура в белом покрывале пляшет с мужской.

Светлую точку сравнивает с фонарем в темную осеннюю ночь. Форму этой точки определить не может.

29-го. Та же темнота, та же светлая точка и какие-то быстро мелькающие фигуры.

3-го июля. Та же темнота, что-то быстро мелькает: то светлое, то темное. Показалось что-то вроде леса, как будто деревья, но не ясно, как в тумане. Темнота немного расходится, вырисовываются деревья, похожие на березу, белый ствол с черными крапинками.

5-го. Темнота все еще не исчезает, видит предметы, но ясно очертаний определить не может. В темноте что-то белое, как облако, что-то вроде кольев, 3-4 кола, все сливается и получается как бы облако молочного цвета.

7-го. Опять видит все в тумане, но яснее: деревья, сучки. Теперь видит белое пространство, как будто все покрыто снегом и среди этого деревья, голые сучья, зелени листьев не видит, все это видит, как при лунном освещении.

В связи с отъездом М, опыты были перенесены на август.

11-го августа. После кратковременного волнения она стала усиленно прощупывать пальцами содержимое письма. Потом вдруг впала в состояние оцепенения: сделалась неподвижной, глаза открыты, тоже неподвижны, устремлены куда-то вдаль в одну точку, переполнены слезами, моргания нет. Зрачки то расширяются, то суживаются. Вся позировка представляла характерную картину сосредоточенного внимания. Видно, что М находилась под влиянием зрительных галлюцинаций (или, как определили бы мы сегодня, она была в состоянии визуализации). Врач видел такое состояние впервые. В таком неподвижном положении она пробыла около 5-ти минут, а затем произошел следующий диалог.

Вопрос. Скажите, вы видите что-нибудь?

Ответ. (Отвечает шепотом) вижу.

В. Что вы видите?

О. Бело ... как ...

В. Что вы такое видите?

О. Все белое ... снег ... песок ...

В. Смотрите лучше, что же такое?

О. Молчание.

В. Скажите, видите еще что-нибудь?

О. С правой стороны ...

В. Что с правой стороны?

О. Деревья ... немного ... листья.

В. Какие деревья?

О. Не знаю.

В. Еще что-нибудь видите?

О. Прямо ... тут ... вот ...

В. Что тут видите?

О. Вода... свет...

В. Какой свет?

О. Молчание.

В. Видите еще что-нибудь?

О. Молчание.

13-го августа. После усиленного сосредоточения она стала сообщать о своих галлюцинациях: большое пространство ... опять белое ... но это не снег ... посмотрите это так ... да ... песок белый, белый как снег. После 2-х минутного перерыва опять сосредоточивается: высокие деревья ... вот тут три дерева, большие какие листья ... Вот тут вода ... ручей бежит ... вода как будто журчит ... Теперь все пропало, ничего не вижу.

Затем М стала потягиваться и скоро пришла в себя. «Вот теперь я ясно видела все, как будто там была, теперь я уверена, что решила задачу. Но какие это деревья? Я никогда не видела таких, как будто на картинах, это меня смущает». Затем на адресной стороне конверта с задачей написала: «мне ясно представляется следующая картина: большое пространство песчаной степи, песок необыкновенно белый. На правой стороне я ясно видела 3 высоких дерева с широкой листвой, таких деревьев я никогда не видела, как только на картинах. Под деревьями ручей, я ясно слышала журчание воды. Все это освещено ярким светом, небо ясное, но солнце не видела. Подлинный текст письма не прочла и воспроизвести его не могу. Софья М».

В записке эксперта была написана фраза: «в песчаных степях Аравийский земли, три гордые пальмы высоко росли, родник между ними журча пробивался».

Так положительные результаты первого опыта комиссии усилили уверенность Ховрина в том, что наблюдаемое явление носит реальный характер и не подчиняется ловкому обману и фальсификации. Это способствовало еще большему творческому осмыслению врачом своих наблюдений.

Было замечено, что М одни задачи решала отгадыванием подлинного текста, другие галлюцинаторным путем, т.е. вместо подлинного текста она видела соответствующие изображения, картины. С самого начала опытов, именно с марта 1892 г. и по май 1893 г., отгадывание писем происходило исключительно путем чтения подлинного текста. В начале мая 1893 г. Ховрин случайно прочел коротенькую статью «психометрия» в приложении к газете «Новое время». Из нее он узнал, что подобные опыты проводятся и в Америке. Два американских доктора Бучанан и Дантон на основании своих опытов положили начало новой науке, названной ими «психометрией», под этим понятием они разумеют тонкую душевную чувствительность посредством соприкосновения. Они считают, что путем упражнения каждый может сделаться хорошим психометром. Среди опытов американских исследователей были сделаны и опыты с закрытыми письмами. Только в их опытах испытуемые не читали подлинный текст, а видели галлюцинаторные картины, соответствующие словесным картинам. Это обстоятельство дополнительно окрылило российского врача.

Сначала им было сделано несколько проб. Написав на клочке бумаги разные названия (предмета, животного, дерева и т.д.) и свернув записку несколько раз, давал ей в руки, просил ее при­сматриваться к какому-либо белому экрану или при закрытых глазах внимательно наблюдать, не появится ли у нее в поле зрения какая-либо картина. Пробные опыты дали весьма удовлетворительные результаты: на экране или в поле зрения при закрытых глазах у нее появлялись галлюцинаторные картины, соответствующие текстовому описанию записки. Было сделано несколько строгих опытов. Ховрин описывает самый сложный из них. Для исключения телепатического внушения он подготовил опыт следующим образом. Сначала написал 5 задач на одинаковых листах плотной почтовой бумаги своим почерком. Каждый из них вложил еще в один чистый лист и, свернув пополам, заклеил в совершенно одинаковые конверты из плотной бумаги. Затем из все пяти выбрал на удачу один конверт, а остальные уничтожил. Пакет был не прозрачен на свет, по крайней мере для простого глаза, невозможно было заметить какого-либо просвечивания. Экспериментатор сам не знал, какой именно текст содержится в оставшемся конверте. Пакет с заданием М держала в руках только во время сеансов отгадывания, наблюдения тщательно записывались доктором, который перед началом опытов объяснил М об их цели.

22-го мая в 1 ч. 20 мин. дня. В начале сеанса развилось возбужденное состояние, взяв письмо и приложив его ко лбу, она осталась неподвижной в течение 2-х минут. «Вижу яркую поло­су, необыкновенно яркую, как будто это луч света ... Какое-то большое пространство ... Опять такая же светлая полоса ... Что-то чудное, светлое, приятное ... Ясное пятно какое-то покажется и спрячется, что начинает испытывать усталость и головокружение, просила сделать перерыв. Через несколько минут опять принялась за отгадывание. При новом сосредоточении видела опять светлое пространство и блестящие точки, как бы мелкие звезды.

28-го мая в 1.30 дня. С утра М имела тоскливое состояние, перед опытом успокоилась. Опять сосредоточилась: «вижу маленькие светлые круги, они делаются больше и больше, но очень быстро проходят ... Вот быстро мелькают яркие звездочки ...». Чувствует утомление и просит отложить опыт до вечера. Сеанс продолжался 15 минут.

28-го мая в 20.30. Приложив конверт ко лбу и сосредоточившись, скоро стала галлюцинировать: «Вижу очень светлые точки ... Они не похожи на звезды, это какие-то мелькающие огоньки ... Столбики белые ... белые, как свечи ... Да это большая комната, вижу окна ... Откуда этот свет? А, это свечи ... очень, очень много огня и все залито светом. Какая-то черная точка ... какие-то люди». Заявила, что устала и не может продолжать опыт. Сеанс продолжался 25 минут.

30-го мая в 13.25. Быстро сосредоточилась: «опять яркое освещение, вижу свечи, лампы, канделябры, звездочек не вижу ... Люди ходят, светло, очень светло ... Толпа, толпа ... какие-то темные мушки ... комната ярко освещена ... много народу. Театр что ли? Нет не театр. Бал что ли?»

Чувствует усталость, просит отложить опыт до вечера. Сеанс длился 20 минут.

30-го мая в 20.40. Быстро сосредоточилась, но в течение 5-ти минут ничего не видела, затем показались галлюцинаторные картины: «вижу женскую фигуру ... даму ... стол какой-то ... нет, для стола высоко, подмостки. Какая-то белая фигура с длинным шлейфом». Просит прекратить сеанс. Занимались 30 минут.

31 мая в 13.40. Перед сеансом сильно волновалась, плакала, через 5 минут успокоилась. Взяв письмо, в течение 10 минут си­дела неподвижно с приложенным ко лбу письмом: «толпа, ка­кие-то мощеные доски ... вот ходят мимо меня люди ... проходят парами ... Одна фигура отделилась, яснее обрисовывается ... Дама что-то держит в руках». Просит прекратить сеанс, который длился 25 минут.

31 мая в 20.40. Жалуется на необыкновенную чувствительность слуха, говорит, что она могла бы слышать через всю больницу. Сосредоточивается: «вот опять фигура, держит что-то в руках». Опять жалуется на чувствительность слуха. «Вот посмотрите, эта фигура, куда-то идет ... на эстраду ... Слышите, где-то пение ... Вот эта барыня на подмостках жестикулирует». Чувствует усталость. Занимались 15 минут.

1-го июня в 21.00. Вечером перед сеансом М передала, что видела сон: была в Москве в большом театре, пел артист Усатов арию «В бурю, во грозу ли». Сильно сосредоточивается: «вот я будто в театре ... эта барыня как будто поет. У меня одно на уме: «в бурю, во грозу ли», я не разберу, поет ли эта барыня или это у меня в ушах? Я слышу сейчас пение, как будто кто поет у левого уха. Слышу какой-то шум. Что они там делают? Они аплодируют? Да, аплодируют, это верно. Теперь вот, что же это такое? Я ничего не вижу кроме темноты». Минуты через три М оправилась и своей рукой на конверте написала следующее: «Я видела большую, ярко освещенную комнату свечами и люстрами. Много народу и все одеты по бальному, ходят парами. В зале подмостки. Одна дама в белом платье отделилась, у нее что-то в руках, взошла на подмостки, стала жестикулировать, как будто поет. Пела ли это дама, или это у меня в ушах я не знаю. Толпа остановилась, как будто аплодировала. Софья М 1 июня 1892 г.».

Задача была решена совершенно верно, вот что было написано в контрольном письме: «большой зал, ярко освещенный люстрами и лампами, в нем расхаживаются группами кавалеры и дамы в бальных костюмах. Одна из дам в бальном костюме с веером в руках взошла на эстраду, все остановились; она начинает петь весьма симпатичным голосом арию «В бурю, во грозу». Публика аплодирует».

Из данного опыта Ховрин выяснил, что под влиянием текста писем у М могут возникать не только зрительные галлюцинации, но и другого рода, как например, слуховые.

Важно отметить, что М обнаруживала свою способность не без труда, отгадывание каждого письма сопровождалось усиленным напряжением внимания с возбуждением всей нервной системы. Однако, не всегда так бывало. Впоследствии, когда ее способность, путем упражнения развилась в достаточной степени, она сплошь и рядом стала проявлять ее сравнительно легко и свободно, решала задачи при свидетелях за один сеанс. Особенно легко она стала отгадывать короткие задания, состоящие из 2-3 слов. Такие опыты удавались гораздо лучше тогда, когда М совершенно к ним не готовилась. Так она путем прощупывания легко прочла число 32 через 5 слоев бумаги, причем точно указала место записи.

Еще один убедительный опыт был произведен докторами Сперанским и Троицким 27-го апреля 1894 г. в 21.00. При их посещении М жаловалась на зубную боль и лежала с перевязанной щекой. Пока Троицкий беседовал с М, Сперанский успел написать карандашом на листочке бумаги фразу и быстро свернул записку в маленький сверток, который свободно умещался в кулак. Было предложено ей отгадать, что написано там. М взяла записку в правую руку, оставаясь лежать навзничь, заложила обе руки на голову так, что была видна кисть руки с запиской. Хотя освещенность была слабой, но видно было как ее пальцы перебирали бумажный сверток. Сосредоточенно всматриваясь в белую стену, она говорила об увиденном: «ну вот я вижу что-то похожее на стол или скамью, нет скорее на кровать. Да, это кровать ... лежит белая большая фигура ... вижу подуш­ки ... теперь вижу лежит на кровати длинная женская фигура с подвязанной щекой ... навзничь. Да ведь это я сама!» В записке была следующая фраза: «Софья Александровна лежит на кровати и смотрит на потолок».

Обратим внимание на то, что М приходилось читать текст не с плоского развернутого листа, как мы все приучены, а пространственно свернутого. Экспериментаторы плоский текст превращали в объемный, поэтому М интуитивно-логически домысливала, соединяя разрозненные слова и их части в предложения разумного содержания.

Множество опытов усилили уверенность Ховрина в том, что способность М заслуживает научного исследования. Ему не раз приходилось слышать возражения о реальности изучаемых фактов, ему отказывали в доверии, обвиняя в мистицизме. К 1894 г. он созрел как твердый ученый, способный отстаивать достоверные научные результаты. Странность способности М заключается не в том, что ее умение проявляется без видимых органов чувств, а в том, что она может своими органами чувств улавливать тончайшие впечатления, которые недоступны для восприятия нашими грубыми органами чувств. Весь вопрос о способности М сводится к вопросу о повышенной различительной способности ее высших органов чувств. Ховрин отмечает, что такая способность давно известна в науке, как редкая форма того нервного состояния, которая называется «гипе­рестезией».

Открытие интересного и поучительного явления - читать закрытые письма путем прощупывания без помощи глаз - побуждало к рождению новых опытов по изучению способностей человека. Исследования были проведены над различительной способностью зрения, осязания и вкуса. Исследование чувства слуха и обоняния было проведено поверхностно. О широте и упорядоченности исследовательской программы А.Н. Ховрина говорят следующие темы:

• Исследование различительной способности каждого из высших органов чувств М.

• Чувство зрения: опыты с внушенными галлюцинациями на бумаге и с цифровыми знаками, различение цветовых оттенков при постепенном их затемнении, различение цвета в непрозрачных конвертах и цветовых оттенков предметов, заключенных в белые аптечные коробки.

• Различительная способность чувства осязания: опыты с повышенной осязательной способностью пальцев руки.

1.7. СПОСОБНОСТЬ М РАЗЛИЧАТЬ ПРЕДМЕТЫ, НЕРАЗЛИЧИМЫЕ НА ГЛАЗ

Эксперименты над М не только не объяснили ее способность читать закрытые письма, но дополнительно обнаружили загадочные возможности человека и породили много новых психологических вопросов.

Приведем один из опытов доктора Андреева, совершенного им 2-го сентября 1892 г. в 20.30.

Из пачки белой лучшей бумаги взяли 20 листов, не представлявших для глаза ни малейших отличий друг от друга. Один из этих 20-ти листов был помечен на оборотной стороне едва заметной точкой, чтобы иметь возможность найти его потом между другими. Этот лист был оставлен на столе. Пригласив М, ей было внушено видеть на этом контрольном листе портрет Ховрина. Пристально всматриваясь то на врача, то в бумагу через полторы минуты заявила, что ясно видит на бумаге его изображение. Затем этот лист тщательно, незаметно для М, перемешали с остальными 19-ю, вся пачка была вручена ей, чтобы она нашла между бумаг контрольный лист. Разложив все листы на столе и всмотревшись в каждый из них, она указала на один, заявив, что именно на этом видит портрет, причем указала места, где располагались голова и ноги.

Просмотрев оборотную сторону листа д-р Андреев убедился, что это был действительно контрольный лист. Чтобы исключить случайность, экспериментатор вновь перемешал листы и незаметно перевернул пачку. М и на этот раз быстро отыскала помеченный лист, определила, что портрет лежит вверх ногами. Опыт повторялся много раз, и каждый раз отгадчица быстро и точно определяла положение портрета. Но когда ей предложили отыскать контрольный лист, повернутый обратной стороной, то она не могла его найти и объявила, что ни на одном листе не видит никакого портрета.

Это интересное явление объясняли так. Чистая бумага, как бы она не была бела, имеет всегда особенные детали, больная с гиперестезией зрения замечает их и на этих заметках проектирует портрет. Это как гвоздь, который укрепляет воображаемый портрет на белой поверхности.

Ховрин этот опыт повторил и со здоровыми людьми, трое из 12-ти также были способны находить контрольные листы по их отметкам, но при условии предварительных упражнений. Казалось, что ответ уже дан и тут ничего особенного нет.

Для выяснения вопроса, действительно ли у нее существует необыкновенно развитое зрение, нежели у здоровых людей, опыт был несколько изменен. Один лист бумаги был помечен на оборотной стороне. Сверху на лист расположили фигуру, вырезанную из простой бумаги. Контрольный лист вместе с фигурой был прикрыт листом белой папиросной бумаги, через которую хорошо просвечивался лист с фигурой. При таких условиях трудно уловить какие-либо отметки на совершенно чистом, белом листе. М было внушено, чтобы она по просвечиваемому знаку отличила этот лист от других. После непродолжительного всматривания, она удалилась, тогда папиросная бумага и фигура снимались, а помеченный лист перемешивался между несколькими такими же листами. Затем пачка бумаг вручалась М. Испытуемая удачно отыскала контрольный лист среди 10-ти других. Подобных опытов доктора осуществили около 25 раз.

Выявлялась способность человека мысленно проектировать изображения на белую бумагу. Насколько реально отпечатывались внушенные М галлюцинаторные образы на контрольных листах, видно из следующего опыта д-ра Андреева. На контрольный лист положили бумажку с написанным на ней большим числом 2367823101945. М было внушено, чтобы она после просмотра цифр видела их на листе и могла бы отыскать между другими, читать цифры в любом порядке. После минутного просмотра цифр, контрольный лист был перемешан среди 15-ти.

Отгадчица быстро нашла лист и прочла на совершенно чистом белом листе, увиденные в записке, цифры. Она прочитала их и в обратном порядке, через одну, затем через две и т.д., каждый раз она читала так же быстро, как будто имела перед собой записку. Однако прочесть весь ряд цифр наизусть без контрольного листа она не смогла. Когда же ей снова давали контрольный лист, она свободно читала цифры в любом порядке. Ясно, что тут ее память играла незначительную роль, а потому ее способность не связана с быстрым и прочным запоминанием.

Если М могла читать цифры только с помощью контрольного листа, значит она нуждалась в зрительных ощущениях, в знаках, которые имелись бы постоянно перед ее глазами. Этими знаками и служили ей бессознательно улавливаемые ею незаметные для простого глаза отметины на поверхности контрольного листа, который играл для нее роль открытой книги.

Опыт с прикрыванием контрольного листа папиросной бума­гой указал, что М действительно способна улавливать орга-ном зрения незначительные отличия и через препятствия. В самом деле, рассуждал Ховрин, как она могла узнавать контрольные листы между другими, не руководствуясь какими-либо его отличиями от других, и как она могла проецировать внушенную галлюцинацию на просвечивающемся листе без каких-либо его отличительных признаков? Во всяком случае, это могло произойти только тогда, когда малейшие детали листа просвечивались через лист папиросной бумаги, т.е. затемненные детали все-таки улавливались ее органом зрения. Однако, действительно ли М способна была улавливать просвечивание незаметных деталей предметов? Этот вопрос экспериментатор решает новыми опытами.

Цветная бумага покрывалась несколькими слоями белой бумаги. Через 3 слоя бумаги никто из здоровых испытуемых не мог различить при падающем свете цветовые оттенки. М было предложено определить цвет через 4 слоя бумаги, не прикасаясь рукой к пакету. Сначала в течение первых полутора ми­нут ничего не получалось, затем М стала видеть, что конверт, как будто, начинает розоветь и наконец заявила, что это чисто красный или розовый цвет. В конверте действительно была бумажка красного цвета.

Усиленную различительную способность чувства зрения М удалось измерить хитроумным способом. В толстую тетрадь из белой папиросной бумаги был вложен клочок цветной бумаги. Медленно перелистывая верхние листы до тех пор, пока не определяется с уверенностью цветовой оттенок, можно определить предельный лист. Для М таким пороговым листом оказался 27-й, у других испытуемых таковым оказался 9-й. Отсюда выходит, что зрение у М в 3 раза прозорливей.

Попутно при опытах выяснился интересный факт: решение задачи всегда шло гораздо успешнее, сокращалось время, если позволялось ей держать конверт в руках.

Проблема различительной способности чувства осязания оказалась гораздо сложнее и запутаннее чем изучение чувства зрения. Для определения пороговой осязательной чувствительности был проделан известный опыт: на первой странице тетради из 10-ти листов писчей бумаги были написаны черными чернилами знаки. Тетрадь открывалась с последней страницы. Выяснилось, что через 10 листов она ничего не ощущает, сквозь 8 листов неясно чувствует место знаков, сквозь 6 листов определяет неуверенно отдельные знаки и наконец, сквозь 4 листа уверенно называет число 29. Прощупывание М производила исключительно средним пальцем правой руки, изредка делала попытки прощупывания другими пальцами.

1.8. РАСПОЗНАВАНИЕ ЦВЕТА ПУТЕМ ОСЯЗАНИЯ

М обладала крайне интересной способностью различения путем осязания, без помощи глазного зрения, цветовых оттенков предметов. Такая ее способность, на первый взгляд, противоречит прочно установившемуся в науке утверждению, что деятельность одного чувства не может быть заменена деятельностью другого. Доктор А.Н. Ховрин своими опытами пытался доказать, что чувство осязания сохраняет у М восприимчивость к известным свойствам света и цветовых лучей, но это не означает способность видеть так же, как и глазами.

Первый опыт по различению с помощью осязания цветовых оттенков врач произвел 17 октября 1892 г. Заранее были приготовлены моточки из шелковых ниток разного цвета. М садилась на стул, а руки ее помещали под толстый плед, закрывавший ее тело от шеи до ниже колен. Экспериментатор становился за спиной испытуемой и давал ей под покрывало один из мотков. Все присутствовавшие имели возможность следить за движениями М, так что уловка или какой-либо фокус при таком контроле был немыслим. Для определения цвета она могла пользоваться только одним чувством осязания. Ощупывая данный ей предмет, М видимо старалась сосредоточить свое внимание на своих осязательных ощущениях и в то же время пристально всматривалась в какую-либо белую поверхность, например, белую стену, на которой и начинал вырисовываться определенный цветовой оттенок сначала неясно, а потом все яс нее и яснее. Когда оттенок принимал на экране ясный определенный цвет, тогда она заявляла о цвете нитки.

Из этого опыта Ховрин делает вывод о том, что как будто осязательные нервы воспринимали цветовые лучи и передавал их каким-то путем сетчатке глаза, откуда они уже и проецировались наружу. Для успеха опыта требовалось одно важное обстоятельство: цвет пробы желательно брать близким к спектральному цвету.

Для выяснения причины явления Ховрин формулирует концептуальный вопрос. Чем руководствуется отгадчица при определении осязанием цвета предмета, исключительно ли только грубыми, осязательными ощущениями, например, плотности, мягкости и др., возникающими от краски предмета, или М способна была улавливать отражаемые предметами цветовые лучи благодаря присущим предметам термическим и химическим свойствам?

Казалось, что этот вопрос можно положительно решить, если доказать, что она способна различать цветовой спектр непосредственно без соприкосновения к предмету. В одном опыте на| пальцы руки направлялись лучи света, проходившие через цветные стекла. Держа руки за спиной, потирая пальцы друг о друга, М всматривалась в какую-либо белую поверхность, при усиленном сосредоточении внимания получала в поле зрения, на экране, соответствующий цветовому лучу цветовой оттенок. В другом опыте цветные предметы заключались в стеклянную оболочку (пробирку). При такой постановке опыта для ощущения могли быть доступны только отраженные лучи цветного предмета. Этот опыт также дал положительный результат: М путем осязания действительно способна была воспринимать цветовые лучи. Оставалось определить, пользовалась ли М при выявлении осязанием цветовых лучей какими-либо термическими и химическими их свойствами, или такое определение цвета происходило каким-либо другим путем?

Для решения этого вопроса был придуман следующий опыт. В деревянном ящике с двух противоположных сторон были сделаны отверстия, одно из них было заделано белым прозрачным стеклом, а другое предназначено для помещения руки в полость ящика. Чтобы отгадчица не могла увидеть глазами цвет определяемых предметов, ящик покрывался светонепроницаемой тканью. Цветные пробные пластинки вставлялись под пологом в желобок к боковому стеклу снаружи ящика. Доступ света в ящик обеспечивался простым отгибанием края покрывала. В этих экспериментах М чувствовала разные ощущения от действия разных цветовых лучей. Менялась температура, а трение пальцев друг о друга вызывало у нее ощущения жесткости, вязкости, стягивания. Одновременно с этими кожными ощущениями возникали и зрительные цветовые, соответствующие пробным цветным пластинкам. Более определенные осязательные ощущения она получала от желтого, красного и синего лучей. При действии желтого цвета она чувствовала теплоту, трение пальцами между собой давало ощущение мягкости. Синий цвет производил в руке неприятное связывающее ощущение, в пальцах чувствовалась вяжущая жесткость, чувство теплоты пропадало. Красный цвет давал ощущение между синим и желтым. Фиолетовый и оранжевый давали менее определенные ощущения. Ощущение от зеленого цвета было сходно с синим. Эти опыты дали повод Ховрину задать следующий вопрос. Не пользуется ли М при определении цвета путем осязания, без помощи зрения, бессознательным улавливанием каких-либо свойств цветовых лучей, способных действовать раздражающим образом на ее осязательные аппараты пальцев?

Однако, несмотря на реальность обнаруженных способностей у М, факт превращения осязательных ощущений в зрительные оставался для врача крайне загадочным. Он изобретает следующий опыт. Из пачки, состоящей из 7 листов белой чистой бумаги, один лист был помечен на оборотной стороне едва заметной точкой. Пригласив М, врач положил перед ней контрольный лист и сделал ей внушение видеть на нем пятикопеечную монету, причем она не должна была никоим образом касаться контрольного листа руками. Она должна была получить понятие об этом листе только через зрение, а осязательные ощущения от этого листа, таким образом, не могли быть ей известны. Когда М заявила, что ясно видит на бумаге внушенную монету, контрольный лист был перемешан среди шести. После этого ей предложено было узнать лист между другими При отгадывании не разрешалось ей касаться руками до листов, они все были разложены перед ней на столе. Испытуемая правильно определила контрольный лист, вторичный опыт также дал положительный результат.

Затем отгадчица положила руки на стол, их покрыли толстым пледом, под который поместили всю пачку с контрольным листом. Теперь она должна была руководствоваться при определении исключительно только одним осязанием. При прощупывании третьего листа она заявила, что на нем она ясно ощущает выпуклый кружок с неровностями на поверхности и получает ощущение, что как будто на него положена монета. Прощупав остальные листы, она не получила от них никакого осязательного ощущения. После этого листы снова были перемешаны и поданы под плед. Она снова получила ощущение монеты на контрольном листе. Данный опыт указывал, что внушенная М зрительная галлюцинация осязательного характера вызвала последовательный осязательный галлюцинаторный образ, вполне соответствующий первоначально внушенному зрительному образу.

Для выявления превращения осязательной галлюцинации в зрительную, Ховрин делает обратный опыт. Убрав из пачки старый контрольный лист, помещает новый из пачки в шесть листов. Затем размещает ее руки и лист под плед, ей внушается осязательная галлюцинация так, чтобы она прощупала на этом листе ту же монету. Когда осязательная галлюцинация развилась довольно ясно, М заявила, что осязает монету. Перемешав контрольный лист между другими пятью, врач стал поочередно показывать отгадчице один лист за другим, не позволяя прикасаться к бумаге, чтобы она определила зрением, на каком из них находится прощупанная ею монета. На первых четырех листах она ничего не видела, на пятом она ясно увидела изображение пятикопеечной монеты, на шестом листе тоже ничего не видела. Чтобы удостовериться в своих зрительных ощущениях, она просила снова перемешать все листы. При вторичном просмотре она увидела свою галлюцинацию опять на том же контрольном листе. Данный опыт указывал, что внушенная М осязательная галлюцинация зрительного характера вызвала последовательный зрительный галлюцинаторный образ, вполне соответствующий первоначально внушенной осязательной галлюцинации.

Эти опыты указывают, каким образом у М в гипнотическом состоянии чувство одного органа может вызывать адекватное чувство другого органа.

Способность М различать вкус вещества путем осязания не пользуясь органом вкуса (языком) была проверена следующими опытами. Были приготовлены внешне не различимые растворы (прозрачные, бесцветные, без запаха), но различимые по вкусу: сладкий, кислый, соленый, горький, вяжущий, металлический и т.д. Растворы брались средней концентрации, но дававшие определенные, ясные, интенсивные вкусовые ощущения. Смоченный в одном из этих растворов кусочек ваты или бумаги прикладывался к какой-либо части отгадчицы, например, на ладонь, предплечье, пальцы правой руки. При приложении вкусового вещества к коже испытуемая начинала сильно сосредоточивать внимание на вкусовых ощущениях, у нее во рту начинало постепенно развиваться вкусовое ощущение сначала неопределенного характера, а затем постепенно получался определенный вкус. Интересно отметить и такой факт, когда развившееся таким образом вкусовое ощущение иногда не исчезало продолжи­тельное время. Иными словами, не срабатывала способность забывания вкуса. Например, ощущение горького у нее оставалось дольше всех других вкусовых ощущений и даже заглушало способность языка различать вкус.

Важно отметить способность М очень тонко дегустировать простую воду, что наглядно было продемонстрировано в экспериментах д-ра Яковлева. Он брал два одинаковых стакана, наливал в них до половины из графина воду, потом держал один в правой ладони, а другой в левой в течение 4-5 минут, затем просил М попробовать вкус воды из каждого стакана. После пробы воды на вкус, она заявляла, что вода в стакане, к котор­му прикасалась правая рука, неприятна, а вкус воды в другом стакане гораздо приятнее. Тогда экспериментатор удалялся со стаканами в другую комнату и выносил оба стакана на подносе.

Отгадчице нужно было определить, какой стакан держала правая рука и какой левая. Попробовав на вкус воду из каждого стакана, она определенно нашла в одном из них неприятный вкус, указала на этот стакан.

Повышенная различительная вкусовая способность М видна еще из другого опыта. В одинаковые стаканы заливали из одного графина воду до определенного уровня. В отсутствии М в один из стаканов помещали хорошо промытую золотую монету на несколько минут, затем вынимали из стакана с водой монету серебряной ложкой. Пригласив М, ей предлагали определить по вкусу воды тот стакан, в котором побывала монета. Попробовав сосредоточенно воду из всех стаканов, она безошибочно определила контрольный стакан. Для нее не представляло затруднений и такая ситуация, когда из контрольного стакана вода переливалась в другой стакан и заменялась чистой водой, она свободно отыскивала воду, в которой лежала монета.

Менее всего изучена способность М ощущения вибрации камертона кончиками пальцев правой руки. Кроме того, она утверждала, что слышит через руку его звук, словно слышит звон в ухе не от внешнего источника, а исходящий изнутри уха. Ощущение звука получалось только в правом ухе, левым она ничего не ощущала. Можно только предполагать, что у М при действии на ее осязательный орган даже слабых звуковых вибраций, возникали последовательные слуховые образы.

Ховрин отметил и такую особенность М, что у нее слуховые восприятия сопровождались последовательными галлюцинаторными зрительными образами или наоборот. Часто у нее развивались слуховые иллюзии, сопровождавшиеся зрительными галлюцинациями. Например, просыпаясь ночью в темной комнате, она начинала слышать ясное топанье и шаги и в то же время в просвете окна видела ясно движущуюся фигуру, что служило причиной сильного испуга, она поднимала крик или крайне взволнованная выбегала из своей комнаты и будила прислугу. Врач полагал, что какой-либо незначительный шорох, может быть от одеяла, создавал слуховую иллюзию, которая вызывала, в свою очередь, ясный соответствующий этой иллюзии* зрительный галлюцинаторный образ.

1.9. ОБ УСТОЙЧИВОСТИ ПРОЯВЛЕНИЯ СПОСОБНОСТИ М

Способность М связана с деятельностью ее нервной системы. Психонервная болезнь делает способность неустойчивой. Поэтому отмечалась ее способность разного качества: иногда ярко и высоко, в другой раз слабо, а иногда совершенно исчезала.

Приведем описание опыта, проведенного Ховриным 24 мая 1894 г. с целью выявления причин появления ошибок у М. Ее попросили при определении цвета предмета передавать вслух всякое малейшее появление в поле зрения цветового впечатления. Эксперимент состоял из 8 проб. Сначала определяли цвет шелка, запаянного в стеклянную пробирку, а затем цвет анилинового раствора, помещенного в каучуковый баллон. Пробы давались в руки с промежутками в 2-3 минуты.

А.Н Ховрин оказался прекрасным аналитиком, он рассуждал следующим образом. Поверхностный анализ полученных данных (см. таблицу) показывает, что М лишь в половине случаев угадала правильно, что может ставить под сомнение ее способность. Однако при глубоком анализе нужно учитывать сам процесс восприятия. При отгадывании она заявляла, что у нее поле зрения появляется то один цвет, то другой, причем обнаруживала нерешительность в выборе того или другого. Почему вместо желтого цвета выбирала фиолетовый, а красный вместо зеленого (в других опытах - черный вместо белого и наоборот)? Объяснить такое явление вполне можно законами физиологической оптики. Для наглядности выпишем ошибочные определения в отдельную таблицу.

Ховрин уловил закономерность в распознавании цвета М. Так в двух последних пробах одинаковые предметы вызвали одинаковые определения, но и одинаковые ощущения. Ясно, что тут одна и та же причина вызвала одни и те же следствия т.е. одну и ту же ошибку. Хотя определение красного было обеих пробах ошибочным, но ошибка не случайна. Анализ первых двух строк также обнаруживает порядок: фиолетовый предмет дал сначала ощущение красного и синего, а затем желтого; при желтом предмете сначала проявился желтый цвет, затем синеватый и красный, сменившийся фиолетовым.

Врач выполнил много экспериментов и отметил, что предметы одного и того же цвета дают в восприятии одни и те же цветовые оттенки. Иногда цвета появлялись сразу по два и чередовались с одинаковой интенсивностью друг с другом или же один за другим, т.е. сначала появлялся один, который затем исчезал и заменялся каким-либо другим, или сразу двумя чередующимися друг с другом. Иногда же на экране появлялся только один цвет, который оставался постоянным.

Интересно при этом поведение М: когда в поле зрения появлялось несколько цветов, ей трудно было разобраться в выборе между ними, тогда она закрывала глаза, и в темном поле зрения появлялся только один из них, но затем, когда она снова открывала глаза, то на экране появлялся совершенно другой. Один из этих цветов соответствовал цвету предмета, а другой был посторонний. Оказалось, что открывание и закрытие глаз влияло на восприятие цвета осязанием. Ховрин приводит результаты очередного эксперимента с учетом положения глаз.

Полученные данные указывают на закономерный характер осязания цветов, в поле зрения М возникают цвета, согласующиеся с законами физиологической оптики. Известно, что зрительные ощущения цветов спектра сопровождаются их последовательными цветовыми образами. Это явление может обнаружить каждый простым опытом. Если положить небольшой цветной предмет на белый лист бумаги и фиксировать на не взгляд в течение нескольких секунд (до минуты) и затем быстро перенести взгляд на белую поверхность, то можно увидеть на ней форму того же предмета с другой окраской, этот другой цвет будет последовательным. Каждый из основных цветов сопровождается своим определенным последовательным цветом.

Так, если предмет был красный, то последовательный образ будет зеленого цвета, а если предмет был желтый, то последовательный образ будет фиолетовый. Последовательный цвет синего будет оранжево-желтый и т.д. Ошибки М как раз представляют явления последовательных цветовых образов, а следовательно возникают по законам физиологической оптики.

Зрительные цветовые ощущения, возникавшие у М при прощупывании цветных предметов, представляют собой зрительные образы, галлюцинации, соответствующие реальным качествам предмета. Зрительные же галлюцинации, как известно, могут при известных условиях сопровождаться последовательным зрительным образом. По этой теме имеются работы немецкого физиолога Грюйтхюйзена. По его наблюдениям, так называемые гипнотические галлюцинации, имеющие цветную окраску, сопровождаются последовательными образами, окрашенными в последовательный цвет. У самого Грюйтхюйзена после гипнотической галлюцинации, в котором он видел фиолетовый плавиковый шпат на пылающих углях, явилось в виде отчетливого последовательного образа желтое пятно на синем фоне. Следовательно, ошибки М нельзя считать гадательным выбором, она производила замену основного цвета последовательным.

Выше уже говорили, что способность зависела от многих факторов, а потому могла быть ослабленной и усиленной. В ослабленном режиме у М в поле зрения появлялись одновременно с одинаковой яркостью основной и последовательный цвета. В усиленном режиме затрудненность выбора устранялась, она уверенно наблюдала один цвет.

Итак, ошибки М при определении путем осязания цвета предметов не могут служить опровержением ее способности, а напротив, скорее служат доказательством существования усиленной различительной способности чувства осязания, в основе проявления которой лежат физиологические законы.

Способность М зависела от сознательных и бессознательных процессов, внутренних и внешних условий. Конечно, нельзя установить однозначную зависимость ее феноменальной способности от воли постороннего человека или даже собственной воли. Врач устанавливает два фактора, заметно влияющих на способность М: это степень напряжения ее внимания, интенсивное кровообращения в ощущающих органах. С ослаблением одного из этих условий экспериментатор обнаружил уменьшение скорости различения. Вот описание опыта, в котором прослеживается значение внимания при чтении закрытой записки. По условию опыта М должна была не касаясь свернутой записки руками, пользуясь лишь зрением, узнать что ней написано. Сначала она плохо сосредотачивала свое внимание, отвлекаясь на разговоры, и не могла устойчиво фиксировать зрением записку. Но затем, пристально всматриваясь, она увидела, что белая поверхность бумаги приняла темную окраску, среди которой стали видеться какие-то белые значки. Это явление еще больше приковало ее внимание и она увидела ясно на темном фоне две цифры: с правой стороны 5, с левой 6 только вверх ногами. В действительности на белой бумаге было на писано число 65, а в свернутой записке число располагалось вверх ногами.

Итак, если ее внимание чем-либо или кем-либо отвлекалось то она не могла сосредоточиться на своих ощущениях и решить задачу не могла. Выше говорили, что в присутствии людей, к которым М привыкла и которым доверяла, результаты опытов лучше, нежели при людях, ей незнакомых или несимпатичных. И еще один важный психологический фактор: страх ошибиться также не давал ей сосредоточиться на своих ощущениях, был помехой в проведении опыта.

Состояние кровообращения ощущающих органов существенно влияло на различительную способность органа осязания. Когда ее руки были теплыми, М сама ощущала приятную теплоту, то ее различительная способность давала хорошие результаты, когда же ее руки были холодными, то способность падала до минимума или совершенно пропадала. При согревании рук в теплой воде чувствительность иногда вновь восстанавливалась. Итак, от деятельности сосудистой и нервной систем зависела ее способность, но этот вопрос не был глубоко изучен.