10 лет между двумя посещениями центра Хельсинки. О культуре

Название, думаю, уже всё за себя сказало, но поясню почетче. Декабрь 2001. Первый (и единственный) раз мы с женой поехали на автобусе с столицу братской Чушки. Я лишь за полгода до этого открыл себе Мир в виде Испании, где со Светкой (сестрой жены) мы и загорали две недели на Коста-Браве. И вот, перед тем как в последнюю декаду декабря отправиться на семь дней в Париж, мы на пару суток мотанулись автобусным туром в Хельсингфорс.

Середине декабря. Народа на границе - немеренно. Все едут на распродажи. Это теперь мы наелись, а все их Сёппалы и Н&М в любом торговом комплексе присутствуют. А тогда... Тогда галереи шмотья, подземные переходы и мультивыбор казались чем-то запредельным. В общем, выехав от “Октябрьской” в 23.00, с учетом перевода времени, в Хельсинки мы оказались почти через четырнадцать часов. !!! Безумие. Но - по нынешним меркам. Нас еще часик покатали на автобусе по городу, называя места и вводя в исторический курс дела. Где-то мы выходили два-три раза. А потом... Потом - заселение в отель и … и произвольная программа. Кто куда. Ясное дело, что мы отправились гулять снова в центр, где их “Стокман” и “Форум” находятся, совершая покупки, а также просто ползая по близлежащим улочкам. Устав к вечеру, мы вернулись в номер, после чего пошли в ресторан.

Маленькая ремарочка. Тогда я зарабатывал раз в пять меньше, чем сейчас, а потому каждой удачной покупке радовался сильнее, ибо -  первость, и не ломились тогда еще кладовки от всего этого барахла. Да и в родной только-только встающей на ноги России не было товарного изобилия. Помните? Ресторан, где мы оставили сколько-то финских крон, ведь евро вступал в силу только через полмесяца, с 1 января 2002, был не дешев. Но ведь я с женой не мог экономить на романтике, отчасти создаваемой самим фактом траты на...на нематериальный актив. И вот, стало быть, сидим мы в ресторане при отеле (4, помнится, звездочки, в центре). Я попиваю свежую разливную лапинкульту, мягко балдею. Из окон ресторации видно, как прямо через дорогу, на большом катке, куча детишек и взрослых рассекает на коньках, а кто-то даже в хоккей рубится. Мне единственное, что до сих пор безумно нравится в Чушке, - это отношение государства к спорту и физкультуре, что выражается в крайне высоких в сравнении с нами показателях количества спортивных зданий и сооружений на количество жителей. Плюс ко всему всё очень доступно (по деньгам) и не так отдает выпендрежем и призывом к респектабельности (вспомните наши клубные сетки и прайсы в самые престижные места).

Утром следующего дня мы с супругой еще чуть прошлись по центру, а потом поехали автобусом назад, в Питер, успев с нашей группой заехать в недавно построенный Итакесскус. Тогда я был поражен масштабом сооружения, которое теперь очень похоже размерами и стилем на наши Меги. Но это - сейчас. А тогда...Тогда это было основанием для широкого раскрываемого рта. Всё-таки Совдепии в России было в те года больше, чем нынешнего изобилия. А потому я и жадно смотрел по сторонам, бегал в поисках вещей со скидками, еще не успев толком разобраться в качестве местных брендов.

Далее всё понеслось своим чередом. Светка семь лет назад вышла замуж за Терхо, родился мой племянник - Конста. В Турку за эти годы я уже раз двадцать бывал, причем, еще за несколько лет до их регистрации, то есть в 2002, 2003 и 2004 годах, когда мы ездили в город-побратим Питера к нашей финской подруге - Ирине. За эти годы, вплоть до 2008, мы регулярно возвращались на Родину через Хельсинки, где по касательной, не прибегая к заезду в центр столицы Финляндии, посещали тот самый Итакесскус, где и тарились по полной, зная график распродаж или об их отсутствии. Это я к тому, что в самом Хельсинки мы уже не бывали. Зато за эти годы была основательно посещена и изучена Европа. Берлины, Амстердамы, Брюссели, Парижи, Риги, Таллины... Дочка, как я успел сосчитать, к своим десяти годам была в стольки же столицах европейских стран. А жена моя, частенько командировавшаяся по работе, - еще больше и плотнее видела не только первые города, но и все прочие.

И вот вчера я после своих “Записок путешественника из финской провинции” решил выехать из Турку пораньше, чтобы успеть погулять по Хельсинки. После перевода стрелок на час вперед выезд на родной Питер сместился на 19.00, а я уже в 15.58 прибыл из Турку. На Центральный вокзал. В Центр Хельсинки. Центровее не бывает.

Собственно, несколько минорные выводы я сделал чуть позднее, когда погулял почти два часа из 2,5, отведенных самим собой на культурную программу. Но к чему она свелась? Иду. На улице прохладненько, но солнечно более-менее. Торговые монстры, в отличие от всей остальной Финляндии, в центре столицы работаюти по воскресеньям!, но до 18.00. Я захожу куда-либо, минут пять прохожу вдоль полочек и вешалок такого брендового магазина, а потом иду дальше. Не успеваю ни замерзнуть (на улице), ни вспотеть (в помещении). Гроблю время, но успеваю присмотреться и к улочкам, и к трамвайчикам, и к людям. Галереи, как я уже говорил, не производят ничего из того, что когда-то открывало мой рот автоматически. Бренды- тем более. Замечаю мелкие детали. В Aleksi финны за прошедший год решили “вставить” мой любимый (на сегодня) Desiqual - испанского поставщика-производителя эмоциональных шмоток, как я говорю. Но все это барахло - оно уже и в сознании барахло. Уже давно не цепляет так, как тогда...

И тут-то меня и накрыла волна...сравнения. Я вспомнил декабрь 2001, когда с женой был здесь же, и сопоставил те события и их воспринимаемость и память с этим мартом 2012. И задумался. Тогда я был неискушенный, не повидавший мир, нерастраченный на эмоции путешественников. Деревья казались большими. А сейчас...Сейчас я даже не нашел повода достать свой любимый Никон, чтобы хоть что-то снять (в итоге я лишь один памятник трем кузнецам-строителям Финляндии кое-как заставил себя сфотографировать). Смотря на величественную архитектуру центра Хельсинки, я, тем не менее, остался к ней абсолютно холоден. Меня ничего не торкнуло. Но задумался я о другом. Всё то, что десять лет назад мне говорил экскурсовод, гробя полтора часа до заселения группы в отель, из меня выветрилось абсолютно! Я ничего не помнил. Но стыдно за  это мне не было ничуть. Я уже успел в своей жизни впитать Зиновьева (“Знать и понимать”), переосмыслить утративший силу клич или клише о “настоящем жителе города, обязанного ведать, кто построил Казанский, Исаакиевский и прочие соборы”. Я уже успел наглядно убедиться, что знакомые мои не читают практически (художественной литературы), но нисколько от того не страдают. Намного проще нынче стало быть лохом с достатком, который раз или более в год вывозит свое семейство заграницу, где все эти лекции и экскурсии слушаются с одной явной целью - поддержать пользователя в твердой уверенности, что его материальные возможности - это и есть самое главное, к чему нужно стремиться. И всё остальное приложиться следом. Мы откупаемся от необходимости доразвиваться и самообразовываться тем, что приобретаем чужое эфирное время, работающее в режиме многократно повторяющейся пластинки. нисколько не задействуя при этом аппарат анализа и поиска. Зачем? Зачем думать и голову ломать? Мы же - на отдыхе.

Но еще более страшное заключено в том, чего мы не умеем. Не воспитано большинство из нас воспринимать культуру, чтобы пробирало до косточек, чтобы благоговейный трепет от чьих-то шедевров по нам пробегал. Чтобы хотелось смотреть и приходить куда-либо снова и снова. Бывает и такое, но редко. Три раза я был в Париже с женой. И все три раза (однажды и с дочкой) мы ходили в Лувр. Но я так и не понял силы или энергетики Джоконды. Полиграфия по определению не может передать именно Энергетики произведения. Но и, стоя в метре от шедевра, я ничего такого не почувствовал. Я - чурбан, а не человек, умеющий чувствовать искусство. А оно так и есть. Правда, преимущественно в старой обертке, а не в современном эпатаже и арт-хаусе. Но не стану углубляться в область, где я - откровенный дилетант.

Я гулял по самому Центру финской столицы, а ничего трепетного или эстетически задевающего мои гнилые потроха во мне не проистекало. Полное спокойствие,граничащего даже с гранью равнодушия. Но за что мне стыдиться? За то, что меня не торкает там, где никто не учил меня испытывать и чувствовать? Да, так-то оно так. И всё же.

И всё же, мои более культурные сотоварищи, мир уже давно изменился и переориентировался. В сторону чувственных или индивидуальных утех. А последними процессами рулит уже не дух, а тело. И именно тело и стало тем самым основным началом в человеке, которое большинство индустрий на нашей планете пытаются подчеркнуть хорошими нарядами, аксессуарами и прочими атрибутами. Душа отдыхает.

В предыдущей заметке я уже писал, что ходил в ночной клуб Турку. Прикольное наблюдение там меня позабавило и немного даже порадовало. Подруга моей сестренки Светки встретила в ночном заведении приятеля финна. Милый и безобидный на вид мальчик, 24 года. С ним была какая-то финская пассия-корова, напившаяся так сильно, что ни в чем себя не сдерживала. Когда юноша (по моим меркам) только лишь заговорил с К. (26-летней подругой Светланы), то финская ревнивица моментально помчалась навстречу объекту своих чувств, больно наступив мне на левую ногу и нисколько того не заметив. Но интересно было то, что о молодом человеке рассказала мне охотно сама К. Мальчик после школы закончил, если по-нашей терминологии, местную путягу, после чего стал работать сборщиком мебели. Никакого иного образования у него не было. Книг он не читает, поговорить с ним не о чем. Но с виду он - обычный финский парень, как я уже заметил, миленький на вид и вполне добродушный. Одет по-типовому  то есть джинсы, рубашка и какая-то шапочка на голове. И бородка, как теперь стало повсеместно модно. Харизма... Всё просто. Дальше всё было еще более тривиально. Поскольку финская девушка, пришедшая с ним, была, что называется, в сосиску, а наша  русская К. - посимпатичнее и постройнее (и поинтереснее, наверняка), то внимание юноши стало плавно переползать на более перспективную даму. То есть на К. Еще несколько раз он ходил туда-сюда по клубу, находил ее и очень расстроился, когда без четверти два та со мной и Светой покинула заведения. На следующий день, за час до моего отъезда из Турку, К. позвонила Светке и дорассказала историю. Мальчик, оказывается, после ухода К., принялся яростно ей эсэмэсить, а позднее даже написал нечто героическое, мол, бери такси, я оплачу, поехали ко мне.

Я не могу поливать финнов на чем свет стоит за подобную упрощенность, поскольку её и в родных пенатах хватает с избытком. Но мы-то хоть пыжимся-тыжимся, норовим выпендриться и произвести лучшее впечатление, чем того заслуживаем. Врать - нехорошо, но игра! Игра - это наше обязательное дополнение. Уболтать, запарить, быть может, очаровать силой духа. :)

Эпоха потребления - это добровольная деградация насыщающегося человечества. Чувственность, маскируемая под личностную привлекательность (якобы привлекательность) и яркость одежки - это обман. Но обман, как и запретный плод, сладок. Он сокращает, как нам частенько кажется, углы, позволяя придти к цели самым коротким путем. Но короче уже некуда!

Погуляв, если это можно так назвать, по Центру Хельсинки, я ощутил, что основательно за десять лет изменился внутри себя. Иначе быть и не могло, конечно. Но чуть-чуть обидно было за то, что в 32 года я порхал и радовался, а в 42 уже стал стариком и занудой. Философствующим занудой, что лишь усугубляет занудство. :)

Но нет худа без добра. За 5,5 часов итоговых электричек (поездов) от Турку до Хельсинки, а затем- до Питера, я осилил полторы сотни “Слепца в Газе” Хаксли, перечитывая последний и самый значимый, как писали критики, роман автора. Строки, попавшиеся мне на глаза, были написаны более 60 лет назад, но поразили меня тем, что полностью подтвердились временем, а также тем,что вторили моим самым свежим мыслям-анализам.

Но я предпочел остаться свободным ради моего труда — другими словами, остаться порабощенным в мире, в котором отсутствовала свобода ради развлечения. Я настаивал на чувственности без всякой ответственности, а не на любви. Иначе говоря, настаивал на том, чтобы она была всецело средством моего физического удовлетворения и, в свою очередь, конечно же, чтобы и я стал для нее таким же средством.

Любопытно, каким незначительным кажется то, что в свое время люди физически были когда-то любовниками. Не это определяет ее безразличие и мои чувства. У Ларошфуко есть максима о том, что женщины забывают добро, оказанное им предыдущим любовником. Мне нравилась эта мысль, потому что я сам был циником, но в действительности это лишь голая констатация того факта, что то, что считается неважным, то есть чувственность, и на самом деле не является важным. Физическое желание, как мне кажется, едва ли вписывается в нынешний склад моих мыслей, чувств и воспоминаний. Несмотря на тот факт, что у меня есть воспоминания о сильном и полном удовлетворении. Удивителен размах, который обрела эротика, став сутью, основываясь на которой делают выбор и определяют приоритеты. Теперь я мало думаю об эротике, но очень легко бы смог, если бы захотел. Попытайтесь рассмотреть отдельную личность потенциально с точки зрения получения или отдачи ею удовольствия, сфокусируйте внимание на чувственном удовольствии — эротика станет чрезвычайно важной, и по этим каналам будет передаваться колоссальный объем энергии. Изберите другую концепцию личности, иной фокусный план: энергия будет литься отовсюду, и эротика покажется относительно неважной.

Как Вы сами понимаете, человечество за эти шестьдесят лет сделало из Чувственности не просто важную область, но и Индустрию Потребления, и, что хуже, Смысл. Иллюзорный смысл, дутый шарик самозацикленности, который вкратце звучит умиляюще просто - “Всем бы только пое-ться”. Именно эта фраза у какой-то молодой и случайно девушки-анкеты и восхитила меня емкостью и точностью формулировки. И привела к шутливому стишку -

https://docs.google.com/document/d/1EbaN8ZS7W3JTalzegDcaK5H5biIuxXOsp9ayKkQYlFs/edit .

Всё ,всё заложено в нашей башке, это мы давно все успели понять. Но продолжаем идти на поводке у рефлексии. Так проще и … и популярнее. Понимаемо большинством. А эти все левые крайности - умение ценить прекрасное, способность разбираться в искусстве (хотя бы прошлых столетий), вести беседу, заниматься самоконтролем  - это всё пошло куда подальше. Хлеба и зрелищ! Круг замыкается. И уже сегодня утром, когда я осознанно предпочел автобус от одной только мысли, что за туда-сюда смогу осилить страниц 30-40, я наткнулся у Олдоса на следующие слова:

Откуда же берется несознательность? Оттого, что человек никогда не утруждал себя анализом своих мотивов; а анализ мотивов не происходит потому, что мотивы большей частью сомнительны. Если, конечно, человек отдает себе отчет в мотивах, но лжет себе насчет них, пока наконец не начинает верить, что они хорошие.

Анализ своих мотивов.... Эй, Майорыч, ты о чём????? Нет, конечно же, мы частенько ведем себя в соответствии с правилами и предписаниями, ибо мы понимаем, что так нужно и так положено. Но как часто мы сами себя спрашиваем: “Парнишка! На что же ты разменял своё некогда чистое нутро? За какие такие выгоды ты побежал белкой в колесе, чтобы несколько раз в год куда-то выезжать со своим семейством, объедаясь по системе “Всё включено” и покупая для смягчения приговора экскурсии, выветривающиеся на информацию сразу же, а из визуальной памяти - через несколько лет?” Мы не страдаем от того, что не сопоставляем свою единственную жизнь с тем, чему нас в школе учили мало -  с понятием чести. Честь и Достоинство - это такие, скажу я вам, осязаемые понятия, за которые аристократы всех времен, не задумываясь, жизни свои отдавали, а мы опасливо набираем 911 (западный вариант) или знакомым своим звоним, у кого связи с братвой есть (коли дело и разборка сомнительны, а потому и милиция коррумпированная нас заведомо не выручит)...

Эх, Чувственность, … Первую разницу между этим термином и схожим - Чувство я усёк в восьмидесятых годах, когда прочитал Евгения Баратынского:

* * *

Поверь, мой милый друг, страданье нужно нам;

Не испытав его, нельзя понять и счастья:

    Живой источник сладострастья

    Дарован в нем его сынам.

Одни ли радости отрадны и прелестны?

    Одно ль веселье веселит?

Бездейственность души счастливцев тяготит;

    Им силы жизни неизвестны.

Не нам завидовать ленивым чувствам их:

Что в дружбе ветреной, в любви однообразной

    И в ощущениях слепых

    Души рассеянной и праздной?

Счастливцы мнимые, способны ль вы понять

Участья нежного сердечную услугу?

Способны ль чувствовать, как сладко поверять

Печаль души своей внимательному другу?

Способны ль чувствовать, как дорог верный друг?

    Но кто постигнут роком гневным,

Чью душу тяготит мучительный недуг,

    Тот дорожит врачом душевным.

Что, что дает любовь веселым шалунам?

Забаву легкую, минутное забвенье;

В ней благо лучшее дано богами нам

    И нужд живейших утоленье!

    Как будет сладко, милый мой,

Поверить нежности чувствительной подруги -

    Скажу ль?- все раны, все недуги,

Всё расслабление души твоей больной,

    Забыв и свет, и рок суровый,

Желанья смутные в одно желанье слить

И на устах ее, в ее дыханье пить

    Целебный воздух жизни новой!

    Хвала всевидящим богам!

Пусть мнимым счастием для света мы убоги,

Счастливцы нас бедней, и праведные боги

Им дали чувственность, а чувство дали нам.

1820

Конечно, звучит сей стих старомодно и очень возвышенно. Проще говоря, по-детски. Время, однако, такое было. Красивое и наивное. Всё нынче упростилось. А последние две строчки я всегда держу в своей голове. Но вот только Чувств в себе вижу крайне мало. Это и смущает, если честно. Но и Чувственности с тех времен отведен в моей башке не пьедестал. С чувствами у меня - напряженка. Не хватает порой эмпатии, ети её мать. :)))

И всё же... Прогулка по Хельсинки не заставила моё сердце повысить частоту своего пульса. Я даже фотографировать поленился (точнее, не захотел), потому что, как сторонник и проповедник Реализма, очень критически отношусь к альбомам многих своих знакомых, где они кадры с лично увиденной архитектурой разных городов мира сотнями выложили. Смотреть - даже всего лишь этого стало уже скучно. Вот в чем парадокс. Чужая архитектура не будоражит меня. Мне милее картинки с красивой и гармоничной природой, особенно, когда я выступаю в роли соучастника процесса наблюдения и переживания. После того, как мы тут потихонечку все стали лучше жить и, как следствие, чаще кататься по заграницам, приобретая свой личный опыт, то уже редко интересуемся у кого-либо из приятелей, где бы лучше остановиться в том или ином городе или стране? Всё, нам стало скучно и жалко - тратить время на перессуды, хотя лет двадцать назад и, тем паче, тридцать, когда был Совок, мы внимали каждому слову отпутешествовавшего и каждому его кадру. Затем мы сами дорвались до щелкания всего-всего, но тогда еще - на пленку. А когда пришла Цифра, и мы оказались почти без ограничений (по количеству снимков и оплате печати наиболее из них удачных, а не всех подряд, которые через негатив и не разглядишь особо), то случился казус - Фотография стала социальным явлением, а не Ремеслом. Пресыщенность - это, как мне кажется, всегда неизбежное следствие неперехода Количества в Качество, а для последнего-то как раз и требуются тонкие струны, которые мы в себе заглушили давным-давно. Либо же так и не развили. Мы стали Потребителями, Мещанами, точнее говоря. И направили все свои усилия и смыслы на обогащения и услаждения плоти, используя для последнего в качестве стартового выстрела пистолета алкоголь, развязывающий нам не только язык, но и всё тело. Финский вариант: надрался до умопомрачения, а потом абы с кем. И не только финский. И наши юные и не очень девушки, притворно играющие и пеленгующие клубное пространство на предмет наличия в нем состоятельных папиков или им подобных, кажутся мне теперь чуть меньшим злом, чем западноевропейская упрощенность в этих же вопросах.

И еще пичкану себя и вас Хаксли.

— Вот все деньги, которые остались. Ты видел. Зачем мне прятать их? Всего только деньги. — И он загремел, захлопал, завизжал, зашипел, почти бессвязно отрекаясь от «всего этого», чувствуя глубокое сострадание к себе. Да, его можно было вдвойне пожалеть — пожалеть за то, что ему пришлось страдать из-за «их» торгашеского отношения к нему, в то время как то, чего он искал, была любовь ради любви и авантюра ради авантюры; пожалеть также за все растущую неспособность получить хоть малейшее удовольствие от любовного приключения, в котором не было новизны. Повторение все больше становилось угрожающим. Повторение уничтожало то, что он называл frisson (трепет)*. Неимоверная трагедия. Он, который так желал нежности ради понимания, взаимодействия, был лишен того, в чем так нуждался. Связь с кем-либо, принадлежащим к его классу, с кем-либо, с кем было о чем поговорить, оставалась вне вопроса. Но как была возможна настоящая нежность без настоящих чувств? С ними связь была возможна, дико желаема. Но нежность питалась не более за счет общения, чем за счет чувственности. А чувственность, совершенно лишенная общения и нежности, казалась теперь возможной только при постоянной смене объекта. Каждый раз должен был быть другой. За это его можно было пожалеть, но положение имело свою романтическую сторону. Или по крайней мере могло иметь — зачастую так и было. А теперь Беппо жаловался, что «они» изменяли, становились продажными, открытыми хищниками, обычными торговцами собой.

— ... И я не подлец. У меня тьма недостатков, но только не этот. Почему они не могут понять, что это не низость, а желание... — Здесь он замялся. — Желание остаться человеком? Всего лишь жажда романтики, приключений. Вместо этого они устраивают эти жуткие, оскорбительные сцены. Отказываясь просто-напросто понять...

Он продолжал расхаживать по комнате, не говоря ни слова. Энтони оставил все сказанное им без ответа, но задумался, знал ли Беппо истину слишком хорошо или также отказывался понять, что для «них» стареющий и малоприятный человек вряд ли мог показаться романтиком, что единственным завлекающим средством, остававшимся у него помимо некоторого хорошего вкуса, который «они» не в состоянии оценить, были его деньги. Знал ли он все это? Да, разумеется, знал — это было неизбежно. Он знал это великолепно и тем не менее отказывался понимать. «Как и я», — подумал Энтони.