П.Н. Барышников. ПОСТМОДЕРНИСТКИЕ ЭТЮДЫ СМЕРТЬ КИБЕРСУБЪЕКТА.

П.Н. Барышников. ПОСТМОДЕРНИСТКИЕ ЭТЮДЫ: СМЕРТЬ КИБЕРСУБЪЕКТА. П.Н. Барышников (Пятигорск, Россия)

ПОСТМОДЕРНИСТКИЕ ЭТЮДЫ: СМЕРТЬ КИБЕРСУБЪЕКТА.

Известно, что техника и информационно-коммуникационные системы как производные культуры выделились в отдельную специфическую сферу философской рефлексии в середине 60-х годов XX столетия. Это было связано, прежде всего, с тем, что с ростом интенсивности НТР и внедрением в пространство повседневности новейших информационных технологий изменялась вся социокультурная реальность, и новые условия социального существования требовали специального осмысления. В указанный исторический период внутри классической метафизической системы Человек – Мир зародилась система нового типа Человек – Машина. Рост темпов информатизации социального пространства во второй половине XX в. протекал в геометрической прогрессии, что привело к элиминации субъект-объектного разделения Человек – Машина. Человек стал неотъемлемой частью информатизированной технологической среды, и вся культурно-символическая деятельность человечества адаптировалась к новым условиям текстовой актуализации, созданию новых культурных артефактов, к воплощению исторического дискурса в новых знаковых отношениях информационных потоков [1, 58-64]. Философская позиция, раскрываемая в данной статье, отчасти относится к алармистским настроениям (чьи истоки, возможно, кроятся в древнем мифологическом страхе смерти от рук собственного творения), проявившимся в культуре вместе с новой постиндустриальной системой социальных связей. Этим беспокойством охвачены все уровни осмысления систем Человек – Машина или Человек – Информационная среда. Важно подчеркнуть неотделимость самого человеческого субъекта от этих новых культурных форм. «…информационные технологии нельзя более рассматривать как нечто принадлежащее исключительно миру техники, ибо они настолько глубоко проникли в жизнь людей, вплелись в саму ткань ее повседневности, что вычленить их из общего мировоззренческого и культурологического контекста уже не представляется возможным» [2,5]. В контексте с представленной общей проблематикой философии информационного общества интересно затронуть тему экзистенциальных проблем киберсубъекта.

Понятие киберсубъекта в философских теориях выглядит не новым, хотя этот термин употребляется крайне редко. На сегодняшний день существует две трактовки этого термина: 1. Виртуальная реальность цифрового медийного пространства, интерпретируемого как активная медийная среда. 2. Зафиксированный нумеризированный облик пользователя с его мультимедийными файлами электронными кошельками, контактами в социальных сетях, «аватарами», «никами», сообщениями на форумах, иными словами, со всей дискурсивная активность человека, прописывающего свой духовный мир в цифровую действительность информационного пространства. Мы будем рассматривать понятие киберсубъекта в последней трактовке. Вообще, идея нумеризации человеческой духовности не является чем-то революционным. В XX веке многие футорологи-романисты, да и философы предупреждали о последствиях от безоглядного доверия человеком своего внутреннего мира миру цифровых технологий. Из литературы, на наш взгляд наиболее удачный образ оцифрованной личности был найден А. Зиновьевым в романе «Глобальный человейник». Речь идёт о Еве Адамс, первой женщине, публикующей в интернете каждую свою мысль, желание физиологический процесс и т.д. Постепенно цифровой мир вытеснил из её жизни мир реальный. И даже после её биологической смерти ей цифровые дневники продолжали существовать в сети, порождая, множество подражаний со стороны сообщества. К первой из наиболее болезненных экзистенциальных проблем киберсубъекта мы относим кризис коммуникации. Парадокс состоит в том, что в информационно-коммуникационных системах субъект-субъектная коммуникация подменяется обменом симулякров или символических интернет-клонов, обладающих наборами дискурсивных характеристик их биологических носителей. Киберсубъекты обладают подлинным информационным субстратом – это реально существующую личность. Проблема состоит в том, что психический и душевный мир личности как бы расслаивается на атрибутику цифрового мира, и перестаёт представлять собой некую целостность. Киберсубъект существует в информационном пространстве. Причём с ростом IT-технологий переход из систем ценностей реального мира в системы ценностей мира виртуального всё менее заметен. Ценности кибер-мира иллюзорны и носят игровой характер, здесь кроется одна из причин их деструктивной функции. Но важно также и то, что несмотря на свою виртуальную природу аксиологические параметры информационных систем далеко не стихийны. Постиндустриальная эпоха порождает новые дискурсивные отношения, лишающие бытие наличествующей предметности. Мир репрезентируется на различных уровнях дискретности через единицы информации. На наш взгляд, направление постмодернизма, дошедшего до своих радикальных форм, благодаря именно киберкультуре, полностью соответствует изменениям социальной реальности в связи развитием информационно-технологической мысли. Разрушение принципов классического рационализма, плюралистический релятивизм органично вписались в новую информационную парадигму, поэтому такие, характеристики как фрагментарность, децентрация, изменчивость, контекстуальность, неопределенность, ирония, симуляция – являются основополагающими в постмодернистской гуманитарной мысли. В постмодерне допустимо оперирование не знаками культуры и их референтами, а их симулякрами, т.е. копиями копий. Бодрийяр описывает симулякры в контексте социальной реальности, выдвигая тезис об «утрате реальности» в постмодернистскую эру, на смену которой приходит «гиперреальность», как совокупности виртуальных моделей [3]. Масс-медиа, имиджевая политика, тенденции сетевого либерализма, актуализируемые в киберпространстве, рождают новые социальные отношения. Появляется виртуальная социальная реальность, в которой субъект осуществляет киберэкзистенцию. Ключевой вопрос: если в классическом экзистенциализме сущность субъекта определяется этикой его существования, каков же будет моральный облик киберсубъекта в детабуированном информационном пространстве, где снятие запретов на символизацию выстраивает антикультурные (или ультракультурные) отношения? В настоящее время страсть к технизации коммуникаций так далеко зашла в своем господстве над природными и естественными способами общения, что с ее помощью могут быть уничтожены изначальные условия существования общества. Киберсубъект, отражает атрибуты своего внутреннего мира в актах коммуникации, которые нумеризуются в информационных системах. Именно кодировка передачи данных высокоскоростные потоки обмена коммуникативными сообщениями, порождают такой, специфический феномен кибер-мира как цитируемость. Кибер-существование или, правильнее сказать, коммуникативное кибер-существование, такого оцифрованного субъекта зависит от индекса цитируемости и количества посещений его Веб-страницы, форума, «ЖЖ» и т.д. Одиночество, замкнутость, подавленность, депрессивность – это психолонические состояния, свойственные субстрату киберсубъекта, т.е. реальной личности с подлинным духовным миром, страдающей от суррогатного общения, состоящего из цитат и ссылок. На основе аналитических исследований кибер-мира сейчас уже можно смоделировать экзистенциальный портрет общества будущего. Общества высоких технологий, но низкой гуманности. Дело в том, что для повышения цитируемости (во всех смыслах) необходимо постоянное обновление информации. Здесь уже на первый план выходит семантический аспект. Какие темы самые распространённые в детабуированном культурном пространстве? Ответ очевиден – это манифестация тёмных, запретных сторон культуры, всего того, что было под сводом запретов, предписаний, традиций, обычаев и ритуалов. Таким образом, интерес к запретному повышает индекс цитируемости. Как уже упоминалось, даже самое тёмные, глубинные архаичные образы «проживания» действительности, не развиваются стихийно. Так называемая ультракультурная эстетика основывается на архетипах Эроса и Танатоса, двух мифологических составляющих, концентрирующих экзистенциальные проблемы личности. Можно только представить себе результат от соприкосновения глубинных архаичных пластов человеческой психики с отчуждённо-ироничным, циничным, игровым пространством кибер-мира. Возможно, что многообразие масок, ролей, коммуникативных портретов, которые выступают как информационные «реперзентаменты» киберсубъекта, это всё защитные механизмы реальной личности от отчужденности цифровой действительности. Игровой мотив в кибер-коммуникации снимает экзистенциальную напряжённость в вопросах смысла существоваания и смысла смерти. Умереть в компьютерных мирах можно множество раз, впрочем, как и безнаказанно убить. Чем реалистичнее кибер-среда, т.е. чем выше коэффициент интерактивности (а именно эта тенденция очевидна в развитии информационных технологий), тем ближе культурные процессы этической децентрации к табуированным рубежам реальной психики IT-коммуниканта. На наш взгляд, IТ-культура целиком не может быть подвержена переосмыслению со стороны высокой этики, т.к уже запущен механизм самовоспроизводящегося мира с образовательными и одновременно растлевающими функциями, с рынком цифровых удовольствий и высокой киберэстетикой. Только грамотная инкорпорация этических норм в систему образования позволит сохранить здоровье реального общества. Фактически необходимо научить личность грамотно создавать своих кибердвойников. Существование в двоичном мире (мире реальном и цифровом) должно строиться не на душевном разломе, а на гармоничной коэкзистенции с обязательной доминантой физической реальности. Следующим крайне важным моментом в данном аспекте выглядит потеря киберсубъектом оснований для самоидентификации. Носитель сознания постепенно стирает горизонты собственного Я. Ведь Я может существовать только относительно бытия, среды, объекта, т.е. чего-то, что, в сущности, является не-Я. Для Я существует целая система сообщений со средой, которая «доказывает» Я его существование. Язык уже не выполняет полноценных коммуникативных и когнитивных функций, т.к. Я киберсубъекта из-за запредельных скоростей обмена информацией постепенно сливается с киберсредой. Возникает некоторое информационное поле, в котором движение информации, потоков связей имеет определённую структуру, закономерности развития, но в этой стихии уже нет индивидуальностей. Есть колоссальная совокупность штампов, стандартных решений, перекрестных ссылок, цитат и т.п. Получается почти абсурдная картина: реакция киберсреды на какое-то событие состоит из множества мнений отдельных индивидов (например, блогосфера в момент высшей активности «разбухает» от количества сообщений), но за этой активностью почти не видно людей. Есть включённые актанты киберкоммуникации. Человек становится неким придатком-манипулятором для «нервной системы» Интернета. Разумеется, некая творческая сила проистекает именно из человека, но сетевое пространство через миллиарды повторений и цитат нивелирует индивидуальную вселенную автора. Интернет – это открытая манифестация «смерти Автора». «Смерть Автора» как парадигмальная фигура постмодернистской текстологии представляет независимость текста от интерпретации. Язык актуализируется в активности субъекта помимо его воли. Тексты в кибер-среде, являясь «имманентной процессуальностью языка» [5, 986], минуют сознание субъекта. Процессы бесконечных смыслопорождений стирают границы индивидуального Я, действительно превращая кибер-среду в некоторый «языковой организм». В настоящее время этот феномен называют мягким термином «Интернет-сообщество». На наш взгляд, здесь слово «сообщество» - это, скорее дань традиции. Миллиарды комментариев, цитат, ссылок, публикаций – это безличное поле, некое синтетическое сознание, противопоставляющее себя не природному миру, а миру собственных смыслов. С одной стороны кибер-субъект элиминируется языковой активностью сетевой среды, с другой – его специфика «артикулируется» этой средой. Мы здесь получаем любопытную метафору: в начале был Логос, на котором Бог «высказал» бытие, затем – человек как субъективное начало, наделённое свободой выбора, выраженной в языке, систематизирует мир в номинативных системах, создавая мир референций, и, наконец, человек вместе сетевой культурой входит в фазу «чистого» языкового сознания, выстраивая новую внесубъектную систему значений. В завершении мы предлагаем мысленный эксперимент: если индексировать все уникальные высказывания, которые есть на сегодняшний день в сети, и поместить их в программу, способную бесконечное количество раз комбинировать текстами и фрагментами текстов, не нарушая при этом логики коммуникации, сможет ли сеть существовать без человека и воспроизводить адекватную коммуникацию? Это вариант «китайской комнаты», предложенной в своё время Дж. Сёрлом, когда программа безошибочно генерировала китайские тексты, которые носителями языка воспринимались вполне адекватно. Это также напоминает известную метафору Х. Патнема [6], когда муравьи на песке оставляют следы, но вдруг оказывается (а математически это вполне возможно), что случайные штрихи на песке складываются в текст из «Капитала» Маркса. Пока нет читателя – это всего лишь муравьиные штрихи на песке. Машина может выводить на дисплей результат бессчетного количества числовых комбинаций, которые в системе языкового человека приобретают знаковость. Значит, экзистенциальный горизонт киберсубъекта не так близок, как могло бы показаться; сеть должна обрести некий метаязык относительно собственных информационных процессов. Но, к сожалению, (и прав был Тертуллиан) логически нет никакой возможности киберсубъекту наблюдать собственную смерть.