Река Воронеж — «челноки»

Мне известны две большие публикации Пескова о традиционном сельском промысле на реке Воронеж — кустарном изготовлении небольших деревянных лодок:

• публикация «Баллада о топоре» от 17 апреля 1960 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 2);

• публикация «Челноки на Воронеже» от 22 октября 2004 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 22).

«Баллада о топоре» Василия Пескова по сюжету явно пересекается с рассказом «Крепкая жизнь» известно воронежского писателя Владимира Кораблинова. Оба произведения прославляют мастеров из села Чертовицы  как лучших не только на реке Воронеж, но и во всём регионе (вплоть до Хопра). Один только мастер Иван Гаврилович из села Чертовицы сделал за жизнь не менее тысячи лодок, а таких мастеров в этом селе было много. «Челноки на Воронеже» рассказывают также о мастерах из села Вертячье. И выясняется, что в старые времена только в селе Вертячье было 18 мастеров-лодочников. Частично масштабы производства объясняется тем, что деревянные лодки традиционной конструкции были недолговечны. Частично это объясняется тем, что в бассейне Дона мало хороших лесов, поэтому лодки на реке Воронеж могли делать на продажу. Но в любом случае, гигантские объемы кустарного производства лодок на реке Воронеж удивляют.

Ещё более удивляет, что мастер Иван Гаврилович, по всей вероятности, был классическим кустарём. В тексте нет никаких упоминаний об организованной артели по производству лодок, при этом Иван Гаврилович самостоятельно выбирает тип лодок и объёмы выпуска. 

К сожалению, технические подробности устройства челноков изложены не очень четко. Поэтому не совсем понятно, что понимает автор под настоящими «челноками». Судя по названию, «челнок» должен был иметь заострённые нос и корму, в отличие от «корыт». Вместимость у челноков была небольшая, обычно не более двух человек. Челноки были лёгкими на ходу, на челноке можно было даже грести одним веслом. Также челноки были аккуратно сделаны и мало весили, даже один человек мог перетащить челнок.

Обе публикации проиллюстрированы фотографиями. Но челноки показаны не очень хорошо, особенно на первой фотографии. В Полном собрании сочинений обе фотографии опубликованы в среднем качестве, в Интернете я нашёл эти фотографии только в низком качестве.

Публикация «Баллада о топоре» от 17 апреля 1960 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том  2).

…

Желанный гость «на бревнах» — лодочник Иван Гаврилыч. Он приносит с собой запах стружек, запах табака с донником, веселый, насмешливый говор. С приходом Гаврилыча разговор непременно пойдет о лодках, о старых лодочных мастерах, о том, кому и когда «сготовлена» чертовицкая посуда. 

Тут, «на бревнах», летними вечерами, отдыхая после рыбалки и блужданий по лесу, узнал я историю старого топора. 

* * * 

Историю эту надо начать с Воронежа, с памятника царю Петру. На главной улице в садике, окруженном врытыми в землю пушками, стоит бронзовый Петр. Он и до войны стоял, этот дорогой для воронежцев памятник. Немцы позарились на металл, увезли и растерзали где-то бронзового богатыря. По памяти, по старым фотографиям памятник отлили снова. Старожилы считают, что царь даже помолодел после войны. Скульптор не зря старался. Именно таким — молодым, энергичным и сильным — помнят Петра древние берега Воронежа. 

Время стерло следы великих работ на реке. У пристани стадо моторных лодок, возводится бетонный мост, влюбленные пары сидят на скамейках у берега… Только дошлый краевед покажет вам место, где были верфи, где стоял домик Петра. Война смела остатки петровских строений. Глянешь на обмелевшую реку, на пляж с купальщиками — трудно поверить, что некогда под стук топоров рождался тут могучий российский флот. 

Пятнадцать лет подряд наезжал сюда царь и подолгу жил и работал. Засучив рукава, он плющил железо, тесал бревна и принимал послов. Отсюда, из-под Воронежа, распустив паруса, ушла на Азов петровская флотилия. Поныне окрестные села и местечки названиями своими хранят деяния славного царя-работяги. 

Гвоздовка, Клеповка, Парусное… 

— У села Чертовицкого своя слава. Где-нибудь на Дону, на Тихой Сосне, на Хопре или на болотистой Усманке встретится вам смоленая легкая, как вязовый листок, лодочка. Чуть толкнешь — стрелкой летит. Ладная, красивая, легкая. 

— Игрушка, — непременно скажете вы хозяину-рыбаку. 

— Из Чертовицкого пригнал! — ответит рыбак. 

И начнет петь хвалу чертовицким лодоникам. Обязательно скажет, что они, чертовицкие, секрет лодочный знают. Но невдомек хоперскому рыбаку, откуда у чертовицких этот секрет… 

В тихом селе выше Воронежа двести шестьдесят четыре лета назад учредил Петр малую верфь. Лодки повелел делать царь. Лесу кругом — не пройти. И дуб, и сосна. Жги уголь для кузни. Бери топор в руки. Уменья нет? — Научимся! 

Учился царь, учились лодочному делу смекалистые чертовицкие мужики. Кипела работа у обрывистой горы на Воронеже… 

Каждое лето я еду в Чертовицкое. Брожу по лесным буеракам, ловлю рыбу. Иногда по утрам, когда туман заволакивает реку и видны только макушки у старых дубов, чудится мне стук топора и звон железа. Забыв про удочки, прислушиваешься к голосам, видишь богатырей в конопных фартуках, с волосами, схваченными ремешком… Стук копыт в тумане. Не сам ли Петр прискакал узнать, как исполняется царский указ и хороши ли лодки на воде?.. 

Уходит туман, уходят и грезы. На лошади прискакал тракторист из совхоза, а звон железа — удары по рельсу: в доме отдыха завтрак. Бегут ребятишки к воде, чей-то «Москвич» пылит на пригорке. Только церковь и пеньки от старых дубов на кладбище напоминают о прошлом… Спят на горе старые корабельные мастера, а слава о них живет по Хопру, по Дону, по Тихой Сосне. 

* * * 

Топор Ивану Гавриловичу достался от отца, а тот тоже от отца получил, а тот отец… Неизвестно, когда и как попал этот старый топор в семью Ивановых. Издавна повелось считать, что выкован топор еще в петровские времена и будто первая чертовицкая лодка сделана «этим железом». 

Берегли инструмент пуще глаза, потому считалось в семье — топор приносит счастье. По наследству топор отдавался не старшему сыну, как прочий инструмент, а тому, кто сноровистей, у кого лодки «лебедем шли». 

Ивану Гавриловичу топор достался, когда мастеру было «не то семнадцать, не то осьмнадцать». Приехал из Воронежа знатный заказчик, мастер-краснодеревщик Левонов. Важный человек — при усах, в атласной жилетке, на животе цепь золотая. Приехал лодку заказывать. 

Лодочники — народ с достоинством, с каким-нибудь барином «на одной канаве не сядут». А тут мастер, с парижской выставки медаль имеет… Почтенно стоят чертовицкие мастера, ждут, пока гость оглядит на приколе все лодки. 

— Чья работа? — суковатая трость уперлась в новый только что спущенный на воду челночок. 

— Кликните Ивана! Сына позовите! — что есть мочи закричал дед Гаврила и сам, не дожидаясь, пока дозовутся, побежал к дому. 

С минуту краснодеревщик стоял молча, оглядывал нескладную босоногую, в стружках фигуру парня. Потом сказал строго: 

— Лучший матерьял даю. Заморское дерево. Смотри… 

— Сделаем, — сказал парень. 

Заказчик не стал более говорить. Сел в пролетку, приподнял шляпу: 

— За ценой не стою. Чтоб как игрушка… 

— Сделаем… 

Через три недели опять подкатила коляска. 

Знатный заказчик оглядел лодку, потрогал ладонью днище, велел спустить на воду… И тут же, на берегу, при всех расцеловал Ивана. 

Потом пили чай под вишнями. Краснодеревщик скинул атласный жилет и перчатки. И лодочники увидели: у знатного гостя такие же, как у них, пораненные железом рабочие руки… 

С тех пор и пошли по Воронежу, по Хопру, по Тихой Сосне и по Усманке легкие, как вязовый лист, «Ивановы челноки». Приумножилась слава чертовицких лодочных мастеров. 

* * * 

— Сколько же лодок за жизнь соизладил? — спрашивает старик Кочет. Кочету не хочется уходить в душную избу и, хоть время за полночь, старается протянуть разговор. 

— Зарежь — не знаю. Может, тыщу, может, более тыщи… — Гаврилыч молчит, мнет цигарку с пахучим донником. — Сколько ни сделай — гниет посуда. Все гниет. Одно рукомесло не гниет, если, конечно, в надежные руки дать. 

Сыновья, по мнению старика, не удались, непутевыми вышли. Один в город метит, другой в пастухи подался. Топора и в руки не брали. Старик не принуждал: невольник — не богомольник. Последние годы, почуяв слабость в руках, Гаврилыч хоть и шутит по-прежнему, хоть и выпить не прочь — задумчивым стал. 

«А, может, не нужны теперь чертовицкие лодки? Может, в речку закинуть дедовский топор? Вон сколько ныне «моторок» понастроили! Под воскресенье всю ночь тарахтят». 

Выйдет утром Гаврилыч посмотреть на реку с горы. «Нет, нужны челноки!» Вон под обрывом рыбак сидит в плоскодонке. А вон дровишки везут по реке. Федор Павлович, перевозчик, девок усаживает в челночок. «Пока вода есть — нужны и лодки, — думает старик, возвращаясь с бугра длинной, затерянной в траве тропинкой. — Но если уж делать, то чтобы лебедем шла». У заливчика старик остановится, поглядит на залитые водою лодки. Их много — берется кое-кто ладить. Да что ж, лишь бы деньги взять, делают. Корыто корытом…

…

Публикация «Челноки на Воронеже» от 22 октября 2004 года, Полное собрание сочинений (Том 22).

…

Самым изящным из малых плавучих средств мне представляется маленький челночок для одного-двух людей. Правит им и гонит по тихой воде один гребец одним веслом. Легкая эта лодочка, очертаньем такая же, как ткацкий челнок, скользит по водной глади послушно, стремительно. Я эти лодки повсюду видел ранее на Воронеже, на Хопре, Битюге, Тихой Сосне. 

Легкий этот челнок, как индейскую пирогу из бересты, можно перетащить через мели, перебраться в нем по протоке в пойменное озеро или речную старицу. Лодки эти не только удобны, но и красивы — любуюсь ими на снимках, сделанных в 50-х годах. Я, тогда еще не видевший мира, догадывался: воронежские челноки — шедевры мастеров-лодочников. 

Нетрудно было докопаться и до истоков их мастерства. Они связаны со строительством Петром Первым морского флота в Воронеже. 

На первой в России верфи трудились знатные мастера и, помимо морских судов, строилось много маленьких лодок для обслуживания самой верфи, для плаванья к Дону и вверх по Воронежу. Рассказывают, будто в местечке Маклок на Усманке существовала малая верфь, где строили лодки. Мастера, соревнуясь друг с другом, достигли совершенства в своей работе. 

Когда большая корабельная верфь перестала существовать, зачахла и верфь на маленьком Маклоке. Но мастерство и традиция строить челноки для «корабельной реки» и ее притоков остались, укоренились в приречных селах, и пятьдесят лет назад в селе Чертовицком я разыскал мастера, который ладил старинные челноки, как сказывал сам он, на совесть. Мастера помоложе уже норовили халтурить, этот же марку держал — делал лодки изящные, с боками и днищем гладкими, как яичко. 

Не один час просидели мы с Иваном Гавриловичем на берегу в разговорах о лодках. Я, тогда молодой журналист, добивался: правда ли, что старенький топоришко мастера дошел до него со времен царя-корабельщика? Иван Гаврилович отвечал неопределенно: «Кто знает. Старый топор…» А мне тогда очень хотелось верить, что «помнит» топор корабельные годы. 

Теперь понимаешь, что была то легенда, которая поддерживала славу лодочника. Иван Гаврилович рассказал мне лишь маленький эпизод из своей лодочной биографии. «Молодым был. Приехал из Воронежа в Чертовицкое мастер-краснодеревщик Левонов. Важный — при усах, в атласной жилетке, на животе цепь из золота… Походил, оглядел на приколе все лодки. В мою ткнул тростью: «Кто делал?» «Кликните Ивана! Сына зовите!» — что есть мочи кричал отец и сам кинулся в гору меня разыскивать. 

С минуту краснодеревщик глядел на босоногого малого — осьмнадцать лет мне было. Потом сказал: «Лучший матерьял даю. Заморское дерево. Не оплошай…» Я сказал: «Сделаем». Заказчик не стал более говорить, сел в пролетку, приподнял шляпу: «За ценой не стою, но чтоб лебедем шла…» Через три недели опять подкатила коляска. 

Знатный заказчик оглядел лодку, потрогал днище ладонью, велел спустить на воду… И тут же при всех на берегу расцеловал меня. Все помню, как будто вчера это было». 

Иван Гаврилович был последним «полноценным», как он говорил, мастером в Чертовицком. Я рыбачил с его челночка, радуясь послушности и резвости лодки. В те годы реку уже заполонили шумные алюминиевые моторки. А когда в 75-м году с земляком Вадимом Дёжкиным мы снарядили экспедицию на Воронеж — посмотреть, что стало с «корабельной рекой», то челноки видели уже редко.

А в этом году, побывав на Воронеже, я обнаружил на реке тишину — дорог бензинец и лодки утихли. А вблизи селенья Вертячье в пойменной старице вдруг увидел знакомый по очертаниям челночок недавней постройки. «Где сработано?» 

«А вон село на бугре, — указал на Вертячье хозяин лодки. — Спросите, где живет Кабан, всякий укажет». 

Кабана (он без обиды отзывается на деревенское дворовое прозвище) застал я в пору выхода из запоя. «Да, делаю лодки. Но видите сами, сейчас не в форме. Когда сделаю что-нибудь, мой сосед в Москву по мобильнику просигналит». 

И вот звонок: «Приезжайте. Две лодки готовы». Езды до Воронежа — ночь. А до Вертячьего из города — час на машине. Мастера я увидел в тельняшке на своей «верфи»: «Скоро вы прикатили… А я от заказчиков отбиваюсь, требуют красить». 

Лодки, конечно, не те, что я видел когда-то у чертовицкого мастера. Но выясняется: то, что сделано лодочником, — вполне приемлемо, тем более что мастера можно считать самоучкой (уже не у кого поучиться). 

В Вертячьем, издавна жившем рекою и лесом, раньше едва ли не в каждом доме жил плотник. Делали мастера лодки, телеги, сани, бочки, колеса для разных повозок. Но постепенно промысел этот угас. Три года назад в возрасте восьмидесяти двух лет умер последний мастер Василий Григорьев, и некому стало не то «по челн «соизладить» — табуретку сколотить. 

Тут и явился из Липецка в родное село Александр Николаевич Трухачев. Был он шофером на дорожных работах, но, погостив в отпуске летом в селе, решил в Липецк не возвращаться, а попробовать зарабатывать на хлеб давним промыслом. 

Отдадим должное человеку — первая же лодка, им построенная, немедля нашла покупателя. Потом вторая, третья… И пошел слух по Воронежу-реке: Кабан в Вертячьем делает челноки. 

Сам мастер не склонен преувеличивать мастерство: «Делаю как умею. До этого топором только дрова рубил». Но претензий к его работе нет, напротив, ждут очереди, поторапливают. 

 Разговор о реке, о лодках, о старине продолжаем на крутом берегу. С него далеко видно левобережную пойму Воронежа: слюдою на солнце сверкают озера, старицы, зеленеет болото, а на высоких местах темнеет кудрявый лес. «Ну где еще можно увидеть такие места!» — с гордостью говорит лодочник, исходивший эти низины с ружьем, удочкой, бреденьком. 

«А что, Петр Первый мог проплывать тут на лодке, например, из Воронежа в Липецк?» — вдруг спрашивает мой собеседник. Отвечаю, что вполне мог. «А я так уверен, что плавал. Тут у нас на бугре был вкопан железный столб с какими-то клеймами. Говорят, что это путевой знак со времен, когда строили корабли. Я даже думаю, царь непременно тут останавливался — оглядеть реку сверху — и видел то, что и мы сейчас видим». 

Из протоки в русло Воронежа вплывает челнок. Человек на корме веслом не гребет, лишь слегка лодочку направляет. «Твоя посудина?» 

«Моя, — отвечает Александр Николаевич, прихлопнув через тельняшку добравшегося до его крови комарика. — Моя. Других тут нету. А я уже десятка три челноков настругал. Воруют с реки. Увозят аж в Липецк, в Воронеж. Получается: на этом пространстве всего один лодочник. А ведь было их восемнадцать только в нашем Вертячьем…» 

…

Василий Песков в этих двух публикация явно предпочитает использовать особенное название «челнок», чтобы отличить «правильные» челноки от «обычных» лодок. Но общее название «лодка» тоже часто используется. Вероятно, эти же лодки Песков мог называть «плоскодонками», иногда все три названия встречаются рядом:

Публикация «Баллада о топоре» от 17 апреля 1960 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 2):

«Выйдет утром Гаврилыч посмотреть на реку с горы. «Нет, нужны челноки!» Вон под обрывом рыбак сидит в плоскодонке. А вон дровишки везут по реке. Федор Павлович, перевозчик, девок усаживает в челночок. «Пока вода есть — нужны и лодки, — думает старик …».

В целом терминология у Пескова не очень чёткая. Непонятно, отличаются ли у него воронежские «челноки» от «плоскодонок» или это синонимы для крастоты текста.  В публикации «Река и жизнь» «плоскодонки» и «челночки» явно различаются как две разновидности «лодчёнок»:

Публикация «Река и жизнь» от 19–23 ноября 1975 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том  10, Том 11):

Моторным лодкам снизу кладут предел мели у Дальнего. Таким образом, лишь плоскодонки да наш надувной «Пеликан» могут тут плыть, полностью сочетаясь с покоем и первозданностью этих мест. 

…

… Зато другие моторные лодки летят, едва касаясь воды. Летят вверх по реке из Липецка, возвращаются в Липецк. Едва успевает улечься крутая вода — снова моторка. Рыбаки на плоскодонках и челночках забились в осоку, в заросли кувшинок и телореза. Все равно волна настигает лодчонки, кидает их с борта на борт. …

Однако в публикации «Река и жизнь» названия «плоскодонки» и «челноки» явно используются как синонимы:

Публикация «Река-легенда» от 11 октября 2007 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 23):

… На двух плоскодонках отчаливаем и сразу уподобляемся путешественникам, плывущим где-то вблизи Амазонки. 

…

На носу одного из наших челноков сидит пес, «не раз повисавший на кабанах».…

Кроме двух больших публикаций Василия Пескова о деревянных лодках на реке Воронеж, краткая информация о лодках этого типа встречается в некоторых других публикациях. Эти публикации рассказывают о других реках (Усманка, Хопёр, Потудань). Но Песков сам написал, что видел лодки этого типа на многих других реках Воронежской области (вплоть до Хопра и Тихой Сосны). Красивая фотография с лодкой из публикации «Текущий к Дону Хопёр» (том 23 Полного собрания сочинений) также была опубликована на задней обложке тома 20 Полного собрания сочинений.

• публикация «На Усманке, бобровой речке» от 23 октября 1960 года, Полное собрание сочинений (Том 2) — фотография лодки на реке Усманка;

• публикация «Зеленый дым» от 12 мая 1963 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 3) — поездка на челночке с одним веслом в пойме Хопра;

• публикация «Лесные яблони» от 14 сентября 1986 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том 16) — воспоминания о поездке на челночке в пойме Хопра;

• публикация «Текущий к Дону Хопёр» от 3 ноября 2005 года, Полное собрание сочинений (Том 23) — фотография лодки на Хопре;

• публикация «Река-легенда» от 11 октября 2007 года, Полное собрание сочинений (Том 23) — фотография лодки на реке Потудань.

Вероятно, Василий Песков считал отсутствие уключин отличительным признаком настоящего «челночка». То есть лодки этого типа были достаточно лёгкими и поворотливыми, даже при достаточно дальних поездках можно было грести одним веслом.

Публикация «Зеленый дым» от 12 мая 1963 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том  3).

…

Две лодки. Одна — моторная, другая — маленький челночок — привязана сзади моторной. 

…

Скоро мы убедились: на моторке увидишь только ужей. Оставляем большую лодку и плывем на маленьком челночке. Стараемся не ронять даже капель с весла. Тихо скользит челночок между стволами ольхи.…

…

… Тихо плывет челночок, даже капли с весла не уронит.

…

Покидаем ольховник и просекой, похожей сейчас на строгий канал, плывем к Сосновому озеру. На лодку садятся передохнуть пайки и комарики.…

…

Еще три взмаха веслом, и егерь подносит палец к губам. Сосновое озеро. Бобровое царство. 

И так и сяк лежат в воде срубленные зубами деревья. Тихо скользит над озером черный коршун. Тихо плывет челнок. 

…

Публикация «Лесные яблони» от 14 сентября 1986 года, цитата по Полному собранию сочинений (Том  16).

…

Наш возок стоит у стенки ольхового леса. Нигде в ином месте не видал я ольшаников столь могучих. Богатырской заставой выходит к степи из поймы лес. Черный, мрачноватый и нелюдимый. Жаркий ветер равнины, проникая в ольшаник, создает банную духоту. Под ногами черная топь, к лету подсохшая, но все равно зыбкая, ненадежная. Растут тут крапива и папоротник. Никаких красок, кроме зеленой и черной. Даже осенью, когда все желтеет или краснеет, ольшаники остаются черно-зелеными, роняют на землю жухлый, не пожелтевший лист. 

Километра четыре можно идти этим лесом к Хопру. Но лишь редкий знающий человек предпримет это небезопасное путешествие. Легко заблудиться. И кричи, не кричи — никто не услышит. Царство оленей и кабанов. 

Весною ольховый лес сплошь заливается талыми водами. Вот тогда, блюдя осторожность, в легкой лодочке можно пробраться ольховым лесом. Я плавал однажды и вспоминаю ольшаники, погруженные в воду, как Амазонию. 

…