Обзор статьи Пьера Жане «Записка о некоторых явлениях сомнамбулизма» (1885)

Этот документ — не просто рассказ о паранормальных явлениях, а строгий научный отчет, представленный одним из отцов-основателей современной психологии, Пьером Жане, «Обществу физиологической психологии». Статья, написанная в 1885 году, представляет собой протокол экспериментов, проведенных в Гавре над 50-летней крестьянкой, г-жой Б., и является выдающимся образцом ранних психофизиологических исследований.

1. Цель и тон документа

Цель Жане — не доказать существование магии или духов, а с максимальной научной точностью зафиксировать и представить коллегам ряд «странных и до сих пор совершенно необъяснимых» явлений. Тон статьи подчеркнуто сдержанный, методичный и критический. Жане постоянно рассматривает и пытается исключить альтернативные объяснения (самовнушение, случайность, неосознанные сигналы), что придает его работе огромную убедительность. Он выступает не как адепт, а как ученый-экспериментатор, столкнувшийся с фактами, которые требуют осмысления.

2. Субъект исследования

Испытуемая, г-жа Б., описывается как простая, здоровая, неграмотная, но легко входящая в состояние гипнотического сомнамбулизма. Важно, что в обычном состоянии у нее нет признаков истерии, что исключает объяснение феноменов через патологию. Ее робость и первоначальный отказ от опытов служат гарантией ее искренности.

3. Методология: Последовательное исключение гипотез

Сила работы Жане заключается в его безупречной методологии. Он не просто описывает феномен, а строит серию экспериментов, где каждый последующий шаг исключает возможные возражения к предыдущему.

• Шаг 1: Установление базовых фактов. Жане сначала доказывает, что для усыпления г-жи Б. не нужен ни взгляд, ни физический контакт, а важна лишь концентрация мысли оператора.

• Шаг 2: Исключение невербальных сигналов. Проводятся опыты, где гипнотизер (доктор Жибер) находится в соседней комнате. Г-жа Б. засыпает, и, что важно для контроля, подчиняется только отсутствующему Жиберу, а не присутствующему Жане. Это доказывает, что влияние идет от конкретного человека, а не от общей атмосферы.

• Шаг 3: Устранение самовнушения и ожидания. Это кульминация исследований. Проводятся опыты на большом расстоянии (500 метров, затем 2 километра). Жане блестяще использует то, что сегодня называется «слепым методом»:

  • Контроль времени: Чтобы г-жа Б. не могла заснуть по привычке или в ожидании, время для эксперимента назначается третьим лицом, и наблюдатель (Жане) его не знает.

  • Контроль влияния наблюдателя: В решающем эксперименте на расстоянии 2 км Жане, находясь рядом с г-жой Б., сам не знал, когда начнется внушение, что исключало любую бессознательную передачу сигнала с его стороны.

4. Ключевые феномены, описанные в статье

Жане представляет несколько категорий явлений, каждое из которых подкреплено протоколами опытов:

• Мысленное усыпление на расстоянии: Это центральная тема. Жане убедительно демонстрирует, что мысленный приказ уснуть действует на расстоянии до 2 км, даже без ведома испытуемой.

• Осознание и сопротивление внушению: Один из самых интересных фактов — неудачный опыт на 500 м. Г-жа Б. не заснула, но позже в трансе рассказала, что «чувствовала, как господин Жибер хотел ее усыпить», и сознательно сопротивлялась этому, опуская руки в холодную воду. Это доказывает, что некий «сигнал» был получен, даже если он не привел к полному результату.

• Постгипнотические внушения: Жане описывает, как мысленный приказ, отданный во время сна, исполняется испытуемой спустя много часов, после пробуждения. Она выполняет странные действия (например, запирает дверь дома в полдень), а затем придумывает для себя логичное объяснение, полностью забыв о внушении. Это классический пример работы подсознания.

• Передача физических ощущений: Г-жа Б. в трансе чувствовала вкус того, что пробовал Жане (соль, перец, сахар).

• Ясновидение (Телестезия): В конце статьи Жане упоминает «факты совершенно нового рода». Г-жа Б. семь раз подряд точно описала фотографию, которой Жане коснулся, прежде чем он сам или кто-либо другой на нее посмотрел. Жане честно признает, что это уже не «передача мысли» и требует дальнейших, еще более строгих проверок.

5. Значение и выводы

Жане намеренно воздерживается от построения теорий и объяснений. Он представляет себя как добросовестного регистратора фактов, призывая научное сообщество не отвергать их априори, а собирать и изучать.

Вывод: Статья Пьера Жане — это не эзотерический трактат, а выдающийся документ научной мысли конца XIX века. Его ценность не только в описанных феноменах, но и в образцовом применении экспериментального метода к одной из самых загадочных областей человеческой психики. Он демонстрирует, как с помощью строгого контроля, логики и поэтапного исключения гипотез можно исследовать то, что на первый взгляд кажется сверхъестественным, и представить это на суд науки как объективный, хоть и необъяснимый, факт. Это делает его работу одним из самых сильных и убедительных исторических свидетельств в пользу реальности пси-феноменов.

Текст статьи:

ОБЩЕСТВО ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

ЗАПИСКА О НЕКОТОРЫХ ЯВЛЕНИЯХ СОМНАМБУЛИЗМА

Благодаря любезности известного врача из города Гавр, г-на доктора Жибера, я имел возможность в течение двух недель наблюдать некоторые любопытные явления сомнамбулизма. Факты, которые я отметил, уже были описаны многими наблюдателями; но, поскольку они весьма странны и до сих пор совершенно необъяснимы, они далеко не приняты всеми, кто занимается этими вопросами: поэтому не будет лишним описать их еще раз. Общество физиологической психологии, оказавшее мне честь избрать меня членом-корреспондентом, не откажет, я надеюсь, уделить некоторое внимание наблюдениям, которые я представляю с максимально возможной точностью.

Субъект, на котором проводились эти опыты, — добрая деревенская женщина, которую мы будем называть г-жой Б... Насколько нам известно, у нее всегда было очень хорошее здоровье, и, в частности, в нормальном состоянии у нее не наблюдается никаких признаков истерии. С детства она лишь подвержена приступам естественного сомнамбулизма, во время которых она может говорить и описывать необычные галлюцинации, которые, по-видимому, испытывает. В обычной жизни ее характер очень честный, очень простой и, прежде всего, очень робкий; хотя ее ум кажется весьма здравым, г-жа Б... не получила никакого образования, она не умеет писать и едва может произнести по буквам несколько слов. Несколько врачей, по-видимому, уже хотели провести с ней некоторые опыты, но она всегда отказывалась от их предложений. Лишь по просьбе г-на Жибера она согласилась приехать и провести несколько дней в Гавре, с 24 сентября по 14 октября 1885 года, и именно во время этого короткого пребывания мы имели возможность ее наблюдать.

Довольно легко ввести г-жу Б... в состояние искусственного сомнамбулизма; для этого достаточно подержать ее за руку, слегка сжимая ее в течение нескольких мгновений. Спустя более или менее продолжительное время, в зависимости от того, кто ее усыпляет, взгляд становится блуждающим, веки подергиваются мелкими, часто очень быстрыми движениями, пока глазное яблоко не скроется под верхним веком. В то же время грудь с усилием вздымается; явное состояние недомогания, кажется, охватывает субъект. Почти каждый раз, если не каждый, тело сотрясают очень мимолетные, но реальные содрогания; г-жа Б... издает глубокий вздох и откидывается назад, погруженная в глубокий сон. Г-н Жибер вызывал этот сон, держа ее за руку в течение двух минут; мне же всегда требовалось три или четыре. Поза г-жи Б... в этот момент — это поза глубоко спящего человека: конечности обмякшие; если их поднять, они падают со всей своей тяжестью без какого-либо произвольного движения; нечувствительность кажется полной; ни шум, каким бы он ни был, ни даже свет, направленный сходящимся пучком на глаза, ни щипки, ни ожог кожи не вызывают никакой реакции. Только зрачок сокращается, но не полностью, под воздействием очень яркого света. Тем не менее, существует один вид возбуждения, к которому г-жа Б... остается чувствительной во время этого сна. Тот, кто ее усыпил, и только он один, имеет власть вызывать по желанию частичную или общую контрактуру. Достаточно, например, чтобы он придал одному пальцу положение насильственного разгибания, чтобы тот остался твердым, как кусок дерева, и посторонний человек не сможет его согнуть. Если в этот момент магнетизёр даже слегка коснется сокращенного пальца, тот мгновенно расслабляется. Чтобы вызвать общую контрактуру, достаточно, чтобы магнетизёр поместил свою вытянутую руку на небольшом расстоянии перед телом. Сначала наблюдаются некоторые дрожания, затем тело поднимается и следует за рукой, как будто действительно притягивается ею. Но мышцы находятся в состоянии сильной контрактуры, и, поскольку они следуют за движениями руки, можно легко вызвать позы, противоречащие обычным законам сидения. Впрочем, все возбуждения, производимые таким образом в этот период сна, никогда не пробуждают г-жу Б... Очень важно отметить, что явления контрактуры, о которых мы только что говорили, вызываются только тем человеком, который усыпил субъект; любой другой может прикасаться к ней, сжимать ее суставы, не вызывая ни малейшей реакции. Я лишь однажды констатировал небольшое исключение: г-н доктор Ф..., который не усыплял субъект, вызывал, приближая руку, легкое дрожание, но не мог притянуть тело или вызвать контрактуру. Таким образом, возникновение контрактуры может, по крайней мере на этом субъекте, рассматриваться как характерный признак, который при необходимости послужит для различения человека, усыпившего ее. Этот человек, впрочем, сохраняет над г-жой Б... на протяжении всего сна особое влияние. Он может прекратить окоченение несколькими легкими пассами перед телом; он может почти мгновенно устранить самые упорные контрактуры, приложив свой лоб ко лбу субъекта; он может унять головные боли, на которые субъект жаловалась перед сном, оставив на несколько мгновений руку на ее лбу; наконец, он может по желанию изменять сны, которые вскоре овладевают разумом субъекта, прикасаясь ко лбу или надавливая на надбровные дуги.

Действительно, минут через десять, иногда больше, сон кажется менее глубоким; г-жа Б... словно видит сны, она быстро меняется в лице и начинает говорить вслух. Вскоре она садится и входит в то особое состояние, которое профессиональные магнетизёры называют состоянием ясности и которое можно обозначить как сомнамбулизм в собственном смысле слова. Теперь она очень чувствительна ко всем впечатлениям; она слышит все, что ей говорят, и отвечает разумно. Но характер, как это часто отмечалось, уже совсем не тот, что в бодрствующем состоянии. Вместо того чтобы быть простой и робкой, г-жа Б... внезапно становится очень смелой, очень живой, полной капризов и готовой насмехаться над всеми, иногда остроумно. Пробыв некоторое время в этом состоянии, двадцать минут или более, г-жа Б... кажется утомленной, особенно если ее мучили трудными вопросами, она снова откидывается назад и спонтанно возвращается в состояние сна, которое я описал ранее. Снова через четверть часа она пробуждается в сомнамбулизме, чтобы опять вернуться в первое состояние, и она попеременно проходит через эти два состояния на протяжении всего сна. Именно во время одного из приступов сомнамбулизма можно полностью разбудить г-жу Б...; для этого нужно подуть ей на глаза и помахать руками перед ее лицом; но опять же, только тот, кто ее усыпил, может успешно ее разбудить. Таково общее описание сна, вызываемого у г-жи Б..., описание, которое необходимо было сделать, прежде чем остановиться на некоторых особенно интересных моментах.

Мы пытались в ходе, к сожалению, слишком немногочисленных опытов определить, при каких условиях и под каким влиянием вызывался сон. Сначала я предполагал, что здесь играет некоторую роль фиксация взгляда, как это часто констатировалось. Но устранить эту гипотезу не составило труда; мы усыпляли г-жу Б... с той же легкостью и не тратя на это больше времени, если наши глаза были закрыты или даже прикрыты повязкой. Сжатие руки, напротив, кажется более важным: однажды я усыпил г-жу Б..., сжимая ее руку сильнее и дольше обычного, и сон показался гораздо более глубоким. Под этим я подразумеваю, что фазы, которые можно назвать летаргическими, были гораздо длиннее, тогда как приступы сомнамбулизма были реже и короче. Если вместо простого сжатия руки приложить большой палец точно к большому пальцу субъекта, сон вызывается гораздо быстрее; мне удалось усыпить ее таким образом за одну минуту, тогда как обычно мне требовалось три. Но если сжатие руки и имеет определенное влияние, то также очевидно, что это не единственная и даже не главная причина сна. Однажды г-н Жибер держал руку г-жи Б..., чтобы ее усыпить; но он был явно озабочен и думал о чем-то другом, а не о том, что делает: сон не наступал вовсе. Этот опыт, повторенный мной различными способами, доказал нам, что для усыпления г-жи Б... необходимо сильно сосредоточить свою мысль на приказе уснуть, который ей дается, и что чем более рассеянной была мысль оператора, тем труднее было вызвать сон. Это влияние мысли оператора, как бы необычно это ни казалось, здесь совершенно преобладает, до такой степени, что может заменить все остальные. Если сжимать руку г-жи Б..., не думая о том, чтобы ее усыпить, вызвать сон не удается; напротив, если думать об усыплении, не сжимая ее руки, это прекрасно получается. Действительно, мы оставили г-жу Б... сидеть в конце комнаты, затем, не прикасаясь к ней и ничего не говоря, г-н Жибер, находясь на другом конце комнаты, подумал, что хочет ее усыпить: через три минуты наступил летаргический сон. Я повторял тот же опыт несколько раз с величайшей легкостью; мне было достаточно, находясь, правда, в той же комнате, сильно подумать, что я хочу ее усыпить, и она действительно засыпала. Мне даже удалось усыпить ее таким образом однажды против ее воли и несмотря на то, что она была в большом волнении, но мне потребовалось пять минут усилий. В описываемых обстоятельствах, я согласен, не является абсолютно достоверным, что именно мысль одного из нас усыпила г-жу Б... Возможно, можно было бы предположить, и это, несомненно, то, что стал бы утверждать г-н Бернхейм, что речь идет об обычном внушении сна. Наше присутствие, наша поза, молчание — не могли ли они вызвать у этой женщины идею сна и, как следствие, сам сон? Это, в крайнем случае, возможно; вот, однако, некоторые трудности. Мне несколько раз случалось, ожидая г-на Жибера, находиться рядом с г-жой Б... в той же задумчивой позе, в том же молчании, не думая о ее усыплении, и сон вовсе не начинался. Напротив, как только, не меняя позы, я задумывался о приказе уснуть, глаза субъекта становились неподвижными, и вскоре начиналась летаргия. Во-вторых, если бы поза присутствующих внушала сон, я не могу объяснить, почему только тот человек, который вызвал сон мыслью, мог вызывать во время летаргии характерные явления контрактуры и притяжения. В итоге, если придерживаться этих фактов, предположение, что наша мысль влияла на субъект и способствовала вызову сна, представлялось весьма правдоподобным.

Именно поэтому мы провели в том же направлении несколько опытов, на мой взгляд, более решающих и любопытных. Не предупреждая г-жу Б... о своем намерении, г-н Жибер заперся в соседней комнате на расстоянии шести-семи метров от субъекта и там попытался мысленно отдать ей приказ уснуть. Я оставался рядом с субъектом и констатировал, что через несколько мгновений глаза закрылись и начался сон. Но что мне кажется особенно любопытным, так это то, что в летаргии она совсем не была под моим влиянием. Я не мог вызвать у нее ни контрактуры, ни притяжения, хотя и оставался рядом с ней, пока она засыпала. Напротив, она полностью подчинялась г-ну Жиберу, который не присутствовал; наконец, именно г-н Жибер должен был ее разбудить, и это доказывает, что именно он ее усыпил. Однако и здесь может оставаться сомнение. Г-жа Б... наверняка не игнорировала присутствие г-на Жибера в доме; она также знала, что он пришел, чтобы ее усыпить; поэтому, хотя это и кажется мне маловероятным, можно предположить, что она усыпила себя сама путем самовнушения, именно в тот момент, когда г-н Жибер приказывал ей это из соседней комнаты. 3 октября я пришел к г-ну Жиберу в 11:30 утра и попросил его усыпить г-жу Б... мысленным приказом, не выходя из своего кабинета. Эта женщина тогда никак не была предупреждена, так как мы никогда не усыпляли ее в этот час; она находилась в другом доме на расстоянии не менее 500 метров. Я немедленно отправился к ней, чтобы увидеть результат этого необычного приказа. Как я и ожидал, она вовсе не спала: тогда я усыпил ее сам, прикоснувшись к ней, и, как только она вошла в состояние сомнамбулизма, прежде чем я задал ей какой-либо вопрос, она начала говорить так:

«Я-то знаю, что господин Жибер хотел меня усыпить... но когда я это почувствовала, я нашла воды и опустила руки в холодную воду... я не хочу, чтобы меня так усыпляли... я могу быть занята разговором... это мне мешает и выставляет меня дурой». Проверка подтвердила, что она действительно опустила руки в холодную воду до моего прихода. Я сообщил об этом опыте, хотя он и не удался, потому что он кажется мне любопытным с разных точек зрения. Г-жа Б..., по-видимому, осознает даже в бодрствующем состоянии это овладевающее ею влияние; она может сопротивляться сну, опуская руки в холодную воду; наконец, она не поддавалась этим опытам с готовностью, что можно считать гарантией ее искренности. — 9 октября я снова зашел к г-ну Жиберу и попросил его усыпить г-жу Б... не немедленно, а без двадцати двенадцать. Я немедленно отправился к ней, один, без г-на Жибера, который, я уверен, не мог иметь с ней никаких контактов. Я рассчитывал помешать ей опустить руки в холодную воду, если она снова попытается это сделать. Я не смог проследить за ней, как намеревался, так как она уже четверть часа была заперта в своей комнате, и я счел бесполезным предупреждать ее, заставляя спуститься. Без четверти двенадцать я поднялся к ней с несколькими сопровождавшими меня людьми: г-жа Б... была откинута на стуле в очень неудобной позе и глубоко спала. Сон не был естественным, так как она была совершенно нечувствительна, и разбудить ее было абсолютно невозможно. Отметим также, что ни я, ни кто-либо из присутствующих не имел на нее влияния и что мы никак не могли вызвать контрактуру. Вот первые слова, которые она произнесла, как только спонтанно начался сомнамбулизм: «Зачем их так посылать?.. Я запрещаю вам заставлять меня делать такие глупости... разве я не выгляжу дурой!.. почему он усыпляет меня из своего дома, г-н Жибер... я не успела опустить руки в свой таз... я не хочу». Поскольку у меня не было на нее никакого влияния, я не смог ее разбудить, и, так как нельзя было ее так оставлять, пришлось идти за г-ном Жибером. Как только он прибыл, он вызвал все те явления, которые я не мог вызвать в тот день, и, наконец, очень легко ее разбудил. Можно ли поверить, что в этом случае мое присутствие в доме и знание мной выбранного часа, когда должен был наступить сон, могли оказать на нее какое-то влияние и усыпить ее? Я так не думаю, но, в конце концов, такое предположение все еще было возможно. Мы решили провести опыт другим способом.

14 октября г-н Жибер пообещал мне усыпить г-жу Б... на расстоянии, в любой час дня, который он выберет сам или который ему укажет третье лицо, но о котором я не должен был знать. Я прибыл в павильон, где находилась г-жа Б..., только около половины пятого; она спала уже четверть часа, и, следовательно, я не имел никакого отношения к этому сну, который я лишь констатировал. Та же нечувствительность и те же характеристики, что и прежде, за исключением того, что летаргия казалась еще более глубокой, так как приступов сомнамбулизма не было вовсе. Однако в тот день произошли и другие явления, но они относятся к другому порядку идей, о которых я расскажу позже. Г-н Жибер прибыл только в половине шестого; тогда он рассказал мне, что по предложению г-на Д... он подумал об усыплении ее около четверти пятого и что он находился тогда в Гравиле, то есть по меньшей мере в 2 километрах от г-жи Б... Впрочем, ему легко удалось вызвать контрактуру и разбудить субъект. Было бы хорошо повторить этот опыт несколько раз, и жаль, что отъезд г-жи Б... помешал нам его возобновить. Тем не менее, он кажется мне решающим, если учесть, что он лишь дополняет предыдущие опыты и связан с другими фактами того же рода, которые нам предстоит изложить.

14 октября, в тот самый день, когда г-жа Б... была усыплена из Гравиля, я наблюдал во время ее сна следующие явления: Ровно в 5 часов г-жа Б..., продолжая спать, начинает стонать и дрожать, затем бормочет слова: «Хватит... хватит... не делайте этого... вы злой». Она садится, затем, продолжая стонать, встает и делает несколько шагов, потом, разразившись смехом, откидывается на кресло и снова глубоко засыпает. В 5 часов 5 минут та же сцена повторяется в точности; она снова начинает беспокоиться, дрожит и стонет; она поднимается, встает и, кажется, хочет идти; через несколько мгновений она снова смеется, говоря: «Вы не можете... стоит вам хоть немного отвлечься, я прихожу в себя», и действительно, она снова ложится и засыпает. Та же сцена повторяется в 5 часов 10 минут. Когда г-н Жибер прибыл в половине шестого, он показал мне записку, переданную ему третьим лицом, г-ном Д...; он не мог иметь никаких контактов с г-жой Б... с момента получения записки. Ему предлагалось приказать г-же Б... выполнить различные довольно сложные действия с пятиминутными интервалами, начиная с пяти часов. Эти действия, очевидно, слишком сложные, не были выполнены; но в тот самый момент, когда г-н Жибер приказывал их из Гравиля, я видел своими глазами на расстоянии двух километров эффект, который производили эти приказы, и настоящее начало их исполнения. Казалось, что г-жа Б... действительно почувствовала эти приказы, что она им сопротивлялась и что смогла ослушаться только из-за своего рода рассеянности г-на Жибера. Мы повторили этот опыт, находясь уже рядом с ней во время летаргического сна. Странно отметить, что результат не был более значительным, как можно было бы ожидать. Мысленным приказом человек, усыпивший г-жу Б..., может довольно легко заставить ее сесть и даже полностью встать; но, то ли из-за того, что концентрация мысли длится недостаточно долго, то ли по какой-либо другой причине, г-жа Б... вскоре, как она говорит, «приходит в себя» и снова падает назад. Приказ, отданный мысленно, оказывает, по-видимому, немедленное влияние; но, насколько мы могли видеть, это влияние не кажется более значительным вблизи, чем издалека.

Но ментальные внушения, ибо это слово мне кажется здесь вполне уместным, могут производиться на г-жу Б... иным способом и иметь совершенно иной успех. Мало что удается, как мы уже говорили, когда ей приказывают выполнить приказ немедленно во время сна; гораздо большего успеха можно достичь, когда ей мысленно приказывают выполнить действие позже, через некоторое время после пробуждения. 8 октября г-н Жибер сделал внушение такого рода: не произнося ни слова, он приблизил свой лоб ко лбу г-жи Б... во время летаргического сна и на несколько мгновений сосредоточил свою мысль на отдаваемом ей приказе. Г-жа Б..., казалось, испытала неприятное ощущение и издала стон; впрочем, сон, по-видимому, совсем не был нарушен. Г-н Жибер никому не сказал, какой приказ он отдал, и удовольствовался тем, что записал его на бумаге, которую положил в конверт. На следующий день я вернулся к г-же Б..., чтобы увидеть эффект этого внушения, которое должно было быть исполнено между 11 и 12 часами. В 11:30 эта женщина проявляет величайшее беспокойство, покидает кухню, где она находилась, и идет в комнату, чтобы взять стакан, который уносит с собой; затем, преодолев свою робость, решается войти в гостиную, где я находился, и, вся взволнованная, спрашивает, не звали ли ее; на мой отрицательный ответ она выходит и продолжает несколько раз подниматься из кухни в гостиную, ничего, впрочем, не принося. В тот день она больше ничего не сделала, так как вскоре заснула на расстоянии по приказу г-на Жибера. Вот что она рассказала во время своего сна: «Я дрожала, когда пришла спросить вас, не звали ли меня... мне нужно было прийти... было неловко приходить с этим подносом... почему от меня хотят, чтобы я носила стаканы... что я должна была сказать, не так ли... я не хочу, чтобы вы это делали... мне ведь нужно было что-то сказать, когда я пришла». Вскрыв конверт, я увидел, что г-н Жибер вчера приказал г-же Б... «предложить стакан воды каждому из этих господ». И здесь следует признать, что опыт не удался полностью, внушение не было исполнено; но можно ли отрицать, по крайней мере, что оно было понято? А вот опыт более значимый. 10 октября мы, г-н Жибер и я, договариваемся сделать следующее внушение: «Завтра в полдень запереть на ключ двери дома». Я записал внушение на бумаге, которую держал при себе и не хотел никому показывать. Г-н Жибер сделал внушение, как и прежде, приблизив свой лоб ко лбу г-жи Б... На следующий день, когда я прибыл без четверти двенадцать, я нашел дом забаррикадированным, а дверь запертой на ключ. Выяснилось, что это г-жа Б... только что ее заперла; когда я спросил ее, почему она совершила этот странный поступок, она ответила: «Я чувствовала себя очень уставшей и не хотела, чтобы вы могли войти и усыпить меня». Г-н Бернхейм и г-н Рише уже говорили об этих людях, которые выдумывают причины, чтобы объяснить самим себе поступок, который они совершают по необходимости под влиянием внушения. Г-жа Б... в этот момент была очень взволнована; она продолжала бродить по саду, и я видел, как она сорвала розу и пошла проверить почтовый ящик у входной двери. Эти действия не имеют значения, но любопытно отметить, что это были именно те действия, которые мы на мгновение задумали приказать ей накануне. Мы решили приказать другое, запереть двери, но мысль о первых, вероятно, занимала ум г-на Жибера, когда он отдавал приказ, и она тоже оказала свое влияние. Вот третий опыт, который не заслуживал бы рассказа, так как он удался хуже предыдущего, но он все же интересен, поскольку показывает, насколько субъект может сопротивляться этим ментальным внушениям. 13 октября г-н Жибер приказывает ей, опять же мысленно, открыть зонт на следующий день в полдень и дважды обойти сад. На следующий день в полдень она была очень взволнована, дважды обошла сад, но зонт не открыла. Я усыпил ее вскоре после этого, чтобы успокоить волнение, которое становилось все сильнее. Ее первыми словами были: «Зачем вы заставили меня ходить по всему саду... я выглядела глупо... еще если бы была вчерашняя погода... но сегодня я выглядела бы совсем смешно». В тот день было очень хорошая погода, а накануне шел сильный дождь: она не захотела открывать зонт в хорошую погоду из страха показаться смешной. Внушение было по крайней мере понято, если и не было исполнено полностью. Г-н Ш. Рише в своей книге «Человек и интеллект» недавно писал: «По мнению профессиональных магнетизёров, субъект может выполнить приказ, который был помыслен, но не высказан. Я часто пытался проверить это утверждение. Мне не удавалось добиться успеха. Однако непоследовательные результаты, которые я получил, позволяют мне утверждать, что вопрос не должен решаться априорным отрицанием. Есть основания для дальнейших поисков и изучения» (с. 184). Я рад, что г-н Ш. Рише, столь компетентный в этом вопросе, допустил возможность подобных явлений, и надеюсь, что он сочтет достойными внимания факты, которые мне довелось собрать и которые, в действительности, лишь подтверждают его мнение.

Факты, которые я только что изложил, имеют общую черту; все они показывают у г-жи Б... некую способность, не знаю какую, воспринимать чужую мысль, и кажется, что это действительно одна из главных черт, которые можно заметить в ее сомнамбулическом состоянии. Г-жа Б..., по-видимому, испытывает большинство ощущений, испытываемых человеком, который ее усыпил. Она верила, что пьет сама, и можно было видеть, как на ее горле происходит глотание, когда этот человек пил. Она всегда точно распознавала вещество, которое я клал себе в рот, и прекрасно различала, пробую ли я соль, перец или сахар. Я хотел бы внимательно изучить эти явления, которые, действительно, довольно просты и легко проверяемы, и я рассчитывал использовать для этой цели метод, которым г-н Рише пользовался в своих последних исследованиях, опубликованных в «Revue philosophique». Я хотел, подобно ему, сравнить правильные и ложные утверждения и показать, что число первых превышает число успехов, предсказанное теорией вероятностей. Я столкнулся с очень большим числом трудностей: 1º Г-жа Б... в сомнамбулическом состоянии была далека от послушания и чаще всего отказывалась заниматься вещами, которые считала незначительными; 2º нельзя было сравнивать успехи и ошибки, поскольку она не пыталась угадывать и отвечала правильно, когда чувствовала, или не отвечала вовсе; 3º последнее замечание усложнило эти исследования. Я хотел, чтобы г-жа Б... описала фотографии, которых она не видела, но которые были у меня в руках. Я заметил, что она описывала их так же хорошо, когда я их не знал, как и тогда, когда я их знал. Семь раз подряд она точно указала мне, какого портрета я коснулся, прежде чем кто-либо на него посмотрел. Здесь речь идет уже не о восприятии мысли, по крайней мере, я так считаю. Это факты совершенно нового рода, которые, прежде чем быть утвержденными, требуют очень тщательных проверок. Именно поэтому я не хочу сейчас сообщать Обществу физиологической психологии большое количество фактов такого рода, которые я записал, но которые я хочу еще подвергнуть, если представится возможность, самой строгой критике.

Я намеренно воздерживаюсь от выводов: я не хочу создавать никаких теорий и не пытаюсь дать никаких объяснений. Я лишь хотел сообщить Обществу физиологической психологии о некоторых фактах, которые мне довелось констатировать. Я полагаю, что многие люди, занимавшиеся сомнамбулизмом, должны были видеть подобные явления, и я надеюсь, что они захотят о них рассказать. Собирать эти на вид таинственные явления без какой-либо предвзятости, возможно, было бы лучшим способом прояснить проблему и способствовать прогрессу психологических наук.

Гавр, 14 ноября 1885 г.

Пьер Жане.