- Когда меня братья в первый раз привели в публичный дом, и я совершил этот акт, я потом стоял у кровати этой женщины и плакал? - сказал Толстой.
После этого откровения я делаю паузу, потому что картина меняется на глазах, розовое перетекает в лазурное, которое плавно приобретает задумчивые тона темно-лилового, намекая, что дождик подкрадывается незаметно, как и сам пейзаж рисуется настолько скрытно, что трудно предположить, во что он выльется, вот подул северный ветер, облака ускорили своё движение и скрылись, следом спряталось солнце за линией горизонта и, наблюдая в сумерках за небесным пейзажем, я предвосхищала ясное утро, но проснулась от шума дождя, который бодро стучал по карнизам, небо было плотно задрапировано бесконечным серым полотном, частые мелкие струи окутали живописный пейзаж, лишая меня надежды на свет и тепло, но там, за облаками скрыт небесный пейзаж и он, непременно, предстанет передо мной, как только я о нём напишу.
- А я плакала от восторга, когда ты вошёл в мой виноградник, такой огромный, откровенный, но тайный… - сказала Толстая.
Все мы съели по банану и слезли с пальмы.
Из вашего окна открывается пейзаж или ландшафт? Пейзаж слово французское. Ландшафт слово германское. А по-русски что я вижу из своего окна. Дом и дерево. А дом по-французски? Мезон. А по-немецки? Хаус. Не оттого ли у нас родители, возвращаясь после работы, кричат на детей: «Что это за хаос вы тут устроили?» Великий и могучий калькировался произвольно с европейских языков, а, бывало, и с азиатских, коли Мечеть стала столицей Боруссии, а также Белоруссии и Пруссии, то есть Руссии-Москов.
- Я обнаружил в себе такую невероятную энергию, что к Богу стал подходить с другой стороны, - сказал он.
- С какой стороны? - спросила она.
- С такой, что это Он входит в тебя!
- Да?
- Да!
Тебе не нравится пейзаж, перегороженный забором? Так отведи глаза и промолчи. И нет убогого пейзажа. Найди ту точку обозренья, с которой всё прелестно и созвучно душе, когда нет повода отводить глаза, когда можно восклицать о красоте сущего и восхищайся. Ты отводишь глаза при встрече с неприятным собеседником, а лучше улыбнись ему, скажи на ходу, что спешишь и прибавь шаг. Отводишь глаза, потому что испытываешь неловкость от бездарной постановки, вставай и тихо покинь зал, никто не обратит внимания, а настроение твоё улучшиться.
- Значит, детей сделал не ты, а Господь?
- Выходит так, - сказал Толстой.
Только закрою глаза, как вижу дивные пейзажи с широкой рекой и высокой сияющей травой на солнце. И вижу себя маленькой с веночком из васильков на светлой головке. У меня в руках сачок. Глаза разбегаются от обилия бабочек и стрекоз, я пытаюсь поймать хоть кого-нибудь, но они кружатся над моей головой, играя. Почему всегда возвращаюсь в детство? Вероятно, потому что стоит мне закрыть глаза, как свет, тепло, нежность, любовь окружают меня. А когда собираются беды и невзгоды, обиды и потери, закрываю глаза, они рассеиваются, появляются силы невероятные.
- Я уж забыла, сколько у нас с тобой было детей? – спросила Толстая.
- Как?! Не помнишь? У меня было 13 детей, 9 сыновей и 4 дочерей…
- А по деревням? – спросила она.
- Бессчётно!
Её ещё нет, но за то я и обожаю весну, что она незаметно покажет мне, как появляются почки, затем набухают, нежась под ласковыми лучами солнышка, и распускаются листочки. Первые листочки напоминают птенцов, только что вылупившихся из яйца. Ветер играет с ними, дождь умывает. Не успеешь налюбоваться первой зеленью, как густая листва окутывает деревья и кусты, а земля покрывается высокой травой. Какие-то очевидные вещи происходят, но всегда, с каждым годом новые - жизнелюбивая зелень шумит в ожидании влаги, без которой она желтеет и сохнет. Что ж тут нового? А каждый год – новое! На глазах происходит чудо осенних превращений, затем листья падают и кружат, гонимые ветром. Движение листвы. Движение жизни. Движение творчества.
Иду неустанно по многовековой Москве, как будто по новой иду галерее, графически чёткие шпили на фоне заката пурпурного, река разрезает пейзаж городской, восхитительные картины сменяют друг друга, ночные люди идут на покой, наступает время влюблённых романтиков, город сияет огнями, оттенки которых, отражаясь в воде, превращают его в чудо, плавно перехожу из одной эпохи в другую, я нахожусь во всех временах, и в этом смысле вне времени.
Толстой отдыхает в своей комнате в полной тишине, многочисленные члены семьи не допускают ни малейшего шума, чтобы не нарушить покой мужа и отца, который в своём почтенном возрасте стал слабеть и всё чаще нуждался в абсолютном покое, чтобы восстановить свои силы.
Какие нежные тона московских улиц в час предвечерний, летний, томный, когда столица опустела, и ты видишь только этот пейзаж в пастозных красках, вернисаж сей для тебя, ходи, любуйся под открытым небом сим градом сказаний и легенд, в котором несочетаемые, на первый взгляд, строения различных стилей, соединяются в историях, легендах, объединяя времена, мелькающие на глазах твоих, ты переносишься из века в век, заходишь во дворы, в которых тебя встречают тени тех, с которыми ты любишь вечерами вести беседы.
Толстой прикрыл глаза и сладострастно облизывает губы, наслаждаясь практически девичьей фигурой темноволосой пассажирки, которая сидела напротив него в метро, глаза её буквально кричали: «Хочу ласки мужской, страстной, упоительной!»
На фоне белого поля я вижу графически чётко нарисованное дерево. Никаких лишних деталей, только черный ствол и черные изогнутые ветви составляют причудливый графический орнамент, открывающий неограниченный простор для фантазии. На верхушке дерева сидит ворона, такая же графически чёрная, как будто является продолжением дерева, его плодом, и пристально наблюдает за каждым моим движением. Чёрная длинная тень контрастно скользит от меня по снегу к подножью дерева. Я впечатана в графику черно-белого кино жизни.
Взгляды Толстой и Толстого пересекались не раз, но он не стал искать повода для знакомства, но дама сама подошла к нему, и предварительно попросив прощения, призналась, что не могла удержаться при виде такого интересного мужчины, лицо которого ей кажется знакомым, что не удержалась и сфотографировала его на свой телефон.
На белом листе одна за другой появляются чёрные буквы. Небо окутало землю светло-серой пеленой, всё преобразилось вокруг. Скучные прямоугольники домов, «шедевры» эпохи развитого социализма, плоские крыши, приобрели некую загадочность. Размытый белёсый свет фар, приглушённый шум автомобилей, смутный блеск асфальта, расплывчатые фигуры прохожих, приплюснутые сверху шагают туда и сюда и исчезают. В воздухе как будто разлита тайна. Постепенно пелена рассеивается, светлеет, четкие контуры тёмных ветвей деревьев, раскачиваясь от легкого ветерка, плетут чёрные кружева на белом. Тайна исчезла, всё выглядит иначе, но романтическое настроение осталось, превратившись в буквы.
Снимок Толстого получился настолько удачным, что возможно он захочет, чтобы она переслала ему на его телефон. При её словах он почувствовал такое желание иметь её, что с трудом сдержался, но номер телефона сказал. При этом Толстой вновь почувствовал желание ласкать незнакомку, бодро вскочив с дивана, он сел перед зеркалом и стал внимательно рассматривать себя, поглаживая свою бороду, радуясь тому, какой он ловкий и хитрый, как ловко надувает всех своей немощью, а сам бодр, как жеребец.
Пусть члены семьи холят и лелеют его старость, он им подарил лучшие годы своей жизни, но он-то знает, что сил у него хватит на несколько таких незнакомок, но близким не следует об этом ничего знать.
Тело моё парит в пространстве, слегка покачиваясь. Я открываю глаза, смотрю и не понимаю, где я нахожусь, что со мной происходит. Изображение размыто, а прозрачная легкая дымка совершенно невероятного цвета, как будто все цвета радуги смешали в один и распылили в воздухе, невероятным образом преобразила небо, деревья, цветы, которые проникли в огромное помещение сквозь стены, и заполнили его. Ощущения совершенно невероятные! От необычайной полноты и силы чувств хочется петь. Я во весь голос пою: «…тревожно мысль моя и путалась, и рвалась…». Тишина! Я не слышу своего голоса, звука нет, но я продолжаю петь. Голос никак не возвращается ко мне, зато я слышу пение птиц.
Более тридцати лет я прожила в одном подъезде с симпатичной стройной темноволосой соседкой Толстой, выпускницей МГТУ имени Баумана, специалистом по появившемся в начале девяностых годов компьютерам, с которой пересекались изредка в праздники, в основном в первые дни Нового года, её супруг, Толстой, приходил к нам в образе деде Мороза, естественно мы приглашали его за стол, звали супругу, которая вечно была занята бесконечными домашними делами, у неё было два сына, старший от предыдущего брака, младший на десять лет моложе от второго муже, человека добродушного, невероятно отзывчивого…
К Толстой я испытывала чувство почтения за её специальность и свободное обращение с компьютерами, которые в 1992 году стали внедрять и у нас. гуманитариев, а я первое время боялась даже включать.
Прожив с мужем 37 лет, Толстая была верной женой, матерью, которая все силы и время посвящала своим сыновьям. Они были абсолютно разные, старший, Андрюша, так Толстая его называла даже после сорока пяти лет, благополучно миновал службу в армии, благодаря усилиям матери, получил диплом о высшем образовании, был толковым и предприимчивым, умел найти способ заработать «хорошие деньги», по словам Толстой, Андрюша рано женился на своей ровеснице и у них родилась прелестная девочка, которая быстро утомила Андрюшу своим плачем и капризами, молодые родители стали ссориться, тогда второй муж Толстой, тоже Толстой, а Толстая жила в трёхкомнатной кооперативной квартире, которую ей помогли приобрести её отец и родители первого мужа в благодарность за внука, предложил оформить квартиру на Андрея, а сам прописался в квартире жены с родным сыном, полагая, что молодые, без посторонних, смогут наладить отношения. Андрей, и Толстая с воодушевлением согласились.
Казалось бы, что все довольны, но это только в сказках пишут: «И стали они жить поживать и добра наживать». Андрей помимо любви к бесконечным шумным компаниям с обильной выпивкой, попробовал наркотики и настолько увлёкся ими, а все свои деньги проигрывал либо в казино, которые в пору его молодости были легальными, либо тратил на другие свои пристрастия.
Жена с маленькой дочкой вернулась к своим родителям и устроила свою жизнь вне всякой зависимости от мужа, при этом, предоставив ему возможность беспрепятственно видеться с дочкой, но у отца были другие интересы, на алименты она по просьбе Толстой подавать не стала, поскольку сохранила светлые чувства к бывшему мужу и благодарность за чудесную дочку.
Толстая же с мужем полюбили внучку и всячески ей помогали. При этом Толстая, вопреки мнению мужа, всегда находила оправдания Андрюше, тайком давала ему деньги, выплачивала его бесконечные кредиты, пользуясь тем, что муж никогда не интересовался её зарплатой, считая, что она вольна тратить её на свои женские капризы, конечно он понимал, что она относится к взрослому мужчине как к ребёнку, но ради мира в доме смирился с её своеобразной материнской любовью. Надо сказать, что младший сын, Миша, рос очень самостоятельным, учился легко и успешно, увлекался спортом, то велосипедным, то горными лыжами, то теннисом - всё у него получалось, во всём его поддерживал отец. Толстая была заботливой женой и матерью, но Андрюша постоянно попадал в какие-то истории, и она всё чаще срывалась к нему по первому звонку в любое время суток, выручала его и, как она постоянно повторяла «спасала», раз он не нужен родному отцу, который живёт себе припеваючи в новой семье, и не интересуется единственным сыном.
В результате Андрюша продал квартиру, чтобы раздать долги, вернулся в семью к отчиму, матери и брату и пустился во все тяжкие приключения, из которых его всегда выручала мама. Но судьба заботилась о нём, через несколько лет он получил в наследство от родителей родного отца двухкомнатную квартиру в Черёмушках, нашёл себе преданную, любящую, всё понимающую жену, которая родила ему к сорока годам сына, к которому он искренне привязался, даже попытался вылечится от своих недугов, правда, потери здоровья были столь серьёзны, что он стал инвалидом, но получил соответствующую пенсию.
Мы с Толстой сблизились при весьма печальных обстоятельствах, её муж тяжело болел последние три года, она все свои силы отдала борьбе с его недугами, всё время проводила в больницах, но супруг умер на 83-м году.
Толстая впервые позвонила мне после печального события в конце лета и сказала, что ей необходим женский совет, она зашла ко мне и мы проговорили до глубокой ночи
Я была настолько под большим впечатлением, что несколько дней не могла прийти в себя. То, что потеря близкого человека, который любил, заботился о тебе, так же, ка ты о нём - огромный стресс, который меняет человека и его отношение к жизни - естественно. Перемены же в Толстой меня потрясли, мы как будто впервые познакомились. Конечно, её можно понять, потому что долгая борьба с болезнями вымотала её настолько, что после нескольких месяцев переживаний и осмысления невероятной свободы у неё появились, с одной стороны, страх одиночества, с другой, - жажда жизни.
Она позвала Андрюшу, который несколько лет живёт с женой отдельно, сохраняя хорошие отношения и общаясь с сыном, жить к себе, а его квартиру они сдали. Появились деньги, а с ними и проснулись аппетиты, это естественно, но Толстая развила бурную деятельность по устройству сексуальной жизни своего великовозрастного мальчика, которому исполнилось 48 лет, заполняя анкеты на сайтах знакомств, более того, она и сама заявила, что не хочет и не будет стареть и к осени следующего года будет жить в своей трёхкомнатной квартире с мужчиной, а Андрюшу устроит жить к женщине с жилплощадью, чтобы он, сдавая свою квартиру, жил с ней безбедно.
Сама же Толстая сначала наметила себе вдовца на даче, с семьёй которого они с мужем приятно соседствовали и проводили там время, когда все были живы, сейчас же этот вдовец, который моложе её, что важно, потому что со стариками она жить не хочет, ей нужен хороший секс, потому что её нередко принимают не за мать Андрюши, а за жену, так хорошо она выглядит. Поэтому она взяла кредит и купила себе абонемент на омолаживающие косметические процедуры на два года, правда, там какие-то невероятные проценты вдруг появились, но они с Андрюшей отдали все деньги, которые она получила в связи со смертью мужа от его прежней работы и выплатили всю сумму, ограничиваясь процентами только за один месяц, правда, со скандалом.
Увидеть зеркальный пруд можно только в первые ночные заморозки, придя на бережок с рассветом, в безоблачное утро, когда первые лучи солнца начнут зеркалить по тонкой корочке льда, когда ветви деревьев, окружающих пруд, создают загадочные письмена на ней, я пытаюсь проникнуть в их тайный смысл, а утки скользят, хрустя тонким ледком, по кругу, пытаясь с первыми тёплыми лучами долгожданного светила овладеть всем пространством своего пруда, так на моих глазах манящая зеркальность и тайны непрочитанных строк исчезают в бездонной глубине.
Теперь Толстая покупает у знакомых невероятные омолаживающие кремы из Италии и Южной Кореи, которые привозят проверенные знакомые лично из-за границы, она купила себе сексуальное нижнее бельё, при виде которого ни один мужчина не устоит, возбудится и будет хотеть её постоянно, а уж там, на процедурах, она найдёт себе постоянного друга, если вдовец с дачи окажется нерешительным на то, чтобы изменить свою жизнь, хотя она чувствует, что он её хочет, но не отваживается на решительные действия, ограничиваясь только поцелуями невероятными, правда, так её никто никогда не целовал, она чувствует его возбуждение, они в доме на даче одни, но он убегает каждый раз в самый решительный момент. Далее Толстая поведала мне о том, что ночами смотрит вебинары о том, как привлечь и удовлетворить мужчину, что в настоящее время она буквально «вся в мужиках», которые её откровенно хотят, но не решаются перейти от слов по телефону к делу, сами ей не звонят, но она чувствует, что её звонки для каждого из них очень важны.
Под сенью осени плоды созрели в золоте листвы, повсюду винный дух дурманит, голову кружит. Осенние сады дремотою объяты, видений сказочных полны. Шелестят вековые деревья, навевая грустные и весёлые мысли о минувших днях. То ли я, то ли некая девочка некогда с восторгом собирала не яблоки и груши, а каштаны в такие же тёплые благостные дни.
Вскоре Толстая позвала меня на прогулку, чтобы посоветоваться, я же ответила, что в личных делах не даю советов, поскольку они приводят только к недоразумениям и обидам, но чувствовалось, что ей просто нужен слушатель, мы пошли по вечернему бульвару, телефон Толстой звонил непрерывно, это звонили её подружки по оздоровительным процедурам, разговоры были только о мужчинах, все находились в поиске. «Ты же понимаешь, что с ними я не могу говорить о своих мужчинах, они будут мне завидовать, или ещё хуже, вмешиваться в мои дела». - Я как-то признался Чехову, что был "ненасытен", - сказал Толстой.
- У меня звенит низ живота! – сказала Толстая.
Окно с видом на небо, в поле, в море имеет силу магическую, притягивая к себе. Вид из окна влияет на самочувствие, создаёт настроение, особенно в ненастную погоду, когда за окном темно. «Душа моя затосковала ночью…» первая строка стихотворения Арсения Тарковского «Ветер» всплыла в памяти моей. Только одно окно дома напротив светится оранжевым, нереальным каким-то светом, как будто огнём полыхает. Да две звездочки тусклым взглядом наблюдали, как снежинки чернеют, падая на землю. Я открыла окно и услышала стон мокрых деревьев, холод напугал их. Да, мы живём на равнине, и погода наша зависит от того, откуда ветер дует.
- Я был наивен, отрывая «человека» от «животного», - сказал Толстой.
- Мы млекопитающие, отряд приматов, - сказала Толстая и добавила: - Размножение прежде всего.
- А вот я, - сказал Толстой до этого не додумался.
Себя не могу познать, как и необъятную природу. Откуда всё проистекает. Из какого-то семечка вырастает дерево. И я из такого же семечка «вылупилась» птенцом одиноким. Смотрю вокруг и ничего не понимаю. Для чего всё вокруг создано? Почему? Нет ответа. Природа нема. Но, если я есть составная часть природы, то она, стало быть, не только говорит, но и пишет. Во время дождя я сама превращаюсь в дождь, и в воде свечусь золотой рыбкой, в снегопад неуклюже иду по белой льдине белым медвежонком. Я могу быть и бабочкой. Всё больше ощущаю себя частью целого - божественной природы.
- Помню, соблазнил одну их своих служанок, черноглазую Глашу, - со слезой умиления сказал Толстой. - После этого спрашивал самого себя: "Прекрасно или ужасно то, что со мной произошло? Ба! Да таков же весь свет: этим занимаются все!"
От слепящего солнца скорее хочется оказаться среди деревьев, спрятаться под их кроны, слушать пение птиц. В ненастный день среди деревьев люблю бродить я по безлюдным бульварам, под музыку дождя. В лесу сидеть среди деревьев у ручья, смотреть на воду можно бесконечно, в такие минуты размытые образы витают предо мною, но стоит приглядеться к ним, как они растворяются, в воздухе, оглядываясь и обещая вернуться вновь, чувствуя моё желание запечатлеть их в новом рассказе.
- Господи, как мы все боимся говорить об этом волшебстве о «лебле»! – воскликнула Толстая.
Загадочная дымка, окутывающая Млечный путь, невероятно усиливает его таинственность. Скользить между звездами там, в бесконечном полёте, созерцая неведомые, фантастические миры, которые самая безудержная фантазия художника не в силах себе вообразить, так заманчиво! Мечты самые невероятные сбываются, и вот я уже в который раз ловко лавирую между светилами, уклоняюсь от осколков метеоритов, кружащихся вокруг. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Жажда мучает меня. Краем глаза я замечаю слева макушки деревьев, спускаюсь, вот ноги мои коснулись серебристых листьев, которые недовольно зашуршали, как бы переговариваясь между собой. Ловко, как птица, я перепрыгиваю с одной ветки на другую, спускаясь вниз. Мощный белый ствол диковинного дерева, огромные шуршащие листья, напоминающие размером зонты, нисколько меня не удивляют. Плавно касаюсь поверхности, которая покрыта голубыми высокими растениями, на которых сверкает роса. Жадно слизываю влагу, вдыхая упоительный воздух, и продолжаю своё путешествие, не ведая, что меня ждёт.
- Ох, девок было у меня, пруд пруди, - сказал Толстой. – Помню, с какой звериной жаждой овладевал кухарками, служанками, простыми девками, бабами, да и чуть ли не старухами…
В предвечернее время, когда солнце спокойно, неспешно клонится к закату, а я могу наблюдать за чудесной переменой света и цвета небесного, вместе с которым уходит жара, покой нисходит на меня. Волнения, тревоги, заботы дня уходящего забирает земля по мере того, как солнце покидает город. Я слышу вздохи облегчения цветов и деревьев, с нетерпением ожидающих желанную прохладу. Запахи цветущих деревьев и дурманящий аромат сирени опьяняют. Стихают звуки шумного города, спокойствие и умиротворение на лицах прохожих. Вот оно тепло, которого я ждала восемь месяцев, оно вернулось вместе с грустью по пушистым снежинкам, бесшумно падающим на ресницы и щёки.
- Хочу «лебли» с тобой, хочу! - вскричала Толстая.
- Я и сам уже весь под высоким напряжением, - сказал он. – Представляешь, даже любил свих родственниц…
Огромное зимнее тяжёлое солнце неспешно приближается туда, где верхушки сосен сливаются с небом. Ничего подобного я прежде не видела. Свет его озаряет всё вокруг золотисто-розовым цветом, а лучи - преображаются из голубого в бирюзовый, который широкими мазками ложится на бледно-голубой холст и создаёт иллюзию движения морской воды. Я с нескрываемым восторгом смотрю то на Запад, где край солнца уже спрятался за макушками деревьев, а нежные тона наливаются золотом, то - на Восток, где бирюза темнеет и ширится, пытаясь навсегда завладеть моим вниманием.
Я же чувствовала себя на прогулке очень некомфортно, поскольку никогда не беру телефон с собой, предпочитая наслаждаться тишиной и природой, поэтому останавливалась каждый раз, когда у Толстой звонил телефон, когда я сказала, что впредь буду гулять одна, она непонимающим взглядом посмотрела на меня, нежно покачивая в своих ладонях телефон и повторяя как мантру: «Телефончик мой, любименький, ты - вся моя жизнь, моё счастье…»
"Наша улица” №264 (11) ноябрь 2021