Маргарита Прошина "Задумчивая грусть" заметки (часть сорок третья)

Маргарита Прошина

ЗАДУМЧИВАЯ ГРУСТЬ

заметки

(часть сорок третья)

ПИСЬМЕННЫЙ СТОЛ

Я любила рисовать, читать за письменным столом, который стоял у окна в детской. Высокая настольная лампа с зелёным абажуром, чернильница, подставка для ручек и карандашей, коробочка с перьями - всё осталось только в моей памяти. Вечерами, в тёмной комнате, вглядываясь в ночную тьму, я придумывала захватывающие истории. В ящиках письменного стола помимо тетрадей и учебников я прятала свои сокровища: открытки, фантики, марки, украшения, сделанные своими руками - всё, что было мне дорого. Ныне пишут на ходу на маленьких экранах по высвеченной клавиатуре.

ПАУТИНА

Пауки - великие ткачи, искусно плетут затейливые сети. Тончайшие нити, переливающиеся на солнце между ветвями или в высокой траве, вызывают у меня восхищение. Пучок бегает по паутине собственного изготовления. Москва с птичьего полёта представляется причудливой паутиной, по которой несутся машины, под землей летят поезда метро, по улицам и переулкам идут люди. Каждый человек сам плетёт паутину своей судьбы, создавая свой узор. Паутины человеческих судеб переплетаются, приобретая ещё более сложные узоры. Писатель пишет слова, сплетая сеть художественного произведения. Написанное слово бегает по мировой сети интернета, создавая, пополняя и усложняя Книгу Вечности.

КУЗНИЦА

Прежде без кузнеца не обходилось ни одно село, в которой он был фигурой уважаемой. Сколько историй о мастерстве кузнецов написано писателями разных времён и народов, я даже приблизительно не берусь сказать! Самые известные из них - гоголевский Вакула и лесковский Левша, а уж у Платонова кузнецы встречаются и в «Котловане», и в «Чевенгуре» и в рассказах, например - в «Юшке». Об уважительном отношении к мастерству кузнечных дел можно судить по многочисленным пословицам: «Каждый человек кузнец своего счастья!». Подкова висит у меня над дверью, я механически вытираю с неё пыль и, глядя на неё, приносящую счастье, я увидела раскалённый металл, кузницу, где в огне и дыме стучит молотом кузнец.

ЗА СЕМЕЙНЫМ СТОЛОМ

Старые фильмы напоминают о ритуале обедов всей семьи за большим столом, потому что почти ни один фильм не обходился без подобных застолий. Я в такие мгновения вспоминаю домашние воскресные и праздничные обеды. Круглый стол, накрахмаленная скатерть, салфетки, праздничная сервировка, в которой принимали участие дети. Первое блюдо, непременно, подавалось в супнице, на стол ставили соусник, сливочник, приборы с горчицей, перцем, солью. К столу следовало привести себя в порядок, тщательно одеться, и, пожелав всем приятного аппетита, сесть вовремя за стол, чтобы не заставлять остальных ждать. Это было давно, в те времена, когда семьи были большими, время не проносилось мимо, а неспешным шагом шло.

ФАКС

В 80-е годы документы перестали носить друг к другу по всей Москве, а стали передавать при помощи факса, подключённого к телефонному аппарату. Возможность передать тексты из одного города в другой, казалась невероятной. Факсы появились только в государственных солидных учреждениях, подлежали строгому учёту, впрочем, так же, как и ксероксы. Сегодня же дети спокойно общаются друг с другом по скайпу, пользуются электронной почтой, сканируют легко и уверенно. Чтобы связаться с любым отдалённым уголком Земли достаточно несколько движений пальцами на ходу. Скопировать текст, передать его и отправить можно с лёгкостью, не выходя из дома. С замиранием сердца я думаю о том, какие чудеса ещё ждут меня впереди!?

ОСЕНЬ

Снова осень, мой друг, снова осень. Я-то думала, что будет в этом году что-нибудь новенькое. Торопливо и уж очень убедительно вступила моя любимая осень в права свои. Постоянные повторы всего на свете изо дня в день! Как с этим жить? Хочется новизны, новых поворотов, желание удивляться - одно из самых постоянных на протяжении всей моей жизни. Сколько их, неожиданных событий, произошло уже, не сосчитать, прежде чем я пришла к убеждению, что самое главное не само событие, а то, как оно передано словом написанным. Грустная, мокрая осень умывает слезами всё вокруг, как бы сожалея о лете, место которого она заняла, не попрощавшись.

КНИГОНОША

В те времена, когда книга была единственной отдушиной для художественной души, когда не было кино, не было телевизора, даже фотографии были большой редкостью, книгоноша разносил художественные миры жаждущим. У меня слово это ассоциируется с добротой, благородством, подвижничеством. Я тоже отчасти была книгоношей. Я ребятам во дворе рассказывала о книгах, которые читала, по их просьбе давала почитать. Когда настало время решать, куда пойти учиться, я растерялась, потому что технические вузы мне были неинтересны, учителем я быть не хотела, тогда домашние мне посоветовали институт культуры, поскольку книги для меня были самыми верными и преданными друзьями. На протяжении всей жизни я живу среди книг, всегда с удовольствием делюсь ими со всеми, кто в них заинтересован.

МОЖНО НЕ ДЕЛАТЬ

Всё больше убеждаюсь в том, как много различных дел я придумываю сама. Когда я не сразу выполняю намеченное накануне, то часто просто забываю, что же, собственно, собиралась сделать. Особенно это касается дел домашних, прежде я чуть ли не ежедневно вытирала пыль, мыла полы, готовила блюда по замысловатым рецептам, на исполнение которых уходили часы, а съедалось оно за несколько минут. Времени же на чтение, тем более на творчество катастрофически не хватало. Как только я поняла, что есть у меня одно важное дело - написать строчку очередного эссе или рассказа, а точнее - заниматься творчеством, всё встало на свои места. Дела сами собой выстраиваются в очередь соответственно важности, выполнять их не тороплюсь, смотрю через время, а очередь исчезла.

ПРИВЫЧНОЕ

То, что меня окружает, становится привычным, как нечто постоянное и неизменное. Я настолько привыкаю не только к людям, окружающим меня, но и к предметам, что при расставании или исчезновении чувствую себя потерянной. К новому месту, напротив, привыкаю очень медленно и болезненно. В творчестве же первой заповедью автора всегда является новизна. Необходимо всячески избегать привычных ходов, именуемых штампами. Привычное в творчестве мешает мне. Читатель же новое почти всегда отрицает, потому что ему не за что зацепиться, он ищет себя и привычный для него мир, чтобы было всё, «как в жизни». Чтобы принять новое необходимо желание открытий, готовность принять существование другого взгляда.

ЗЕРКАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ

Зеркальное отражение вроде бы передаёт мой образ, но в перевёрнутом виде. Правое становится левым, левое - правым. Я никак не хочу принимать своё отражение, потому что чувствую, что я - другая. А хочется взглянуть на себя со стороны глазами других людей, увидеть какой они видят меня. То же происходит с моими персонажами, в которых некоторые узнают себя, хотя я не имела в виду никого из них. Это - загадка для меня. В юности я примеряла на себя образы героинь художественных произведений, например, Веры из «Обрыва» Гончарова, и мне казалось, что это я.

СВЕРКНУЛА ВСПЫШКА

Где иду, не знаю, потому что здесь фонарей почему-то не поставили. Тьма осенняя, смеркается рано. Иду осторожно, чтобы не оступиться. И вдруг сверкнула вспышка, в свете которой я увидела желтый кленовый лист на влажном асфальте. Я подняла голову, пытаясь понять происхождение вспышки. Но небо было черно, и никого вокруг, а лист во всей своей изысканной красоте, как стоп-кадр, стоял перед моим взором. Тьма не рассеялась, ничего как будто не изменилось, но изменилось моё настроение. Растерянность и осторожность исчезли. Уверенно скользя по поверхности, я вышла к свету.

ЖЕСТОКИЕ СЦЕНЫ

Плохого автора видно сразу. Ибо он готовит всё время вас к жестоким сценам, а потом во весь натуралистический рост показывает это, вызывая лишь полное отторжение у читателя. Всякая жестокость вызывает ужас, демонстрация её как таковой. Но ширпотреб, попса (народ) заглатывает только эти крючки. У классиков таких сцен нет, а если есть, то поданы они как философская необходимость. Достоевский на примере Раскольникова через его преступление, мучительные искания и раскаяние вскрывает философскую истину, что никто на земле не имеет права переступать черту, как бы отсылая нас к смерти и воскресению Христа на кресте.

КОЛЁСА

Еду в поезде метро и не думаю, что подо мной колёса, которые, неустанно вращаясь, доставляют меня, куда пожелаю. Комфортные дома на колёсах толпятся на перекрёстке, срываясь с места по зелёному сигналу светофора. Колёса крутятся по рельсам, гудят поезда, несутся стремительно к пункту назначения. Мир на колёсах. Колесо солнца изо дня в день, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие движется по невидимым рельсам орбиты, так было и так будет. Колесо луны катится по темнеющему небу, так было до меня, так будет после. Всюду колёса. Непрекращающееся вращение колеса Вечности.

ИЗ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Все мы были в своё время в утробе матери, так же как наши родители, родители наших родителей, так клубок уходит в глубину веков к прародителям. Все мы принадлежим к роду человеческому, но далеко не все понимают смысл прихода в этот мир. Живут ради сиюминутных материальных благ, которые являются всего лишь малой частью обеспечения жизнедеятельности физического тела, откладывая ответ на вопросы: «Зачем я родился?», «Для чего живу?» на потом, не осознавая конечности жизни. А сколько отпущено каждому никому из нас неведомо. Так в суете исчезают бесследно, проведя жизнь в зависти, злобе, обидах. Разрушительной силе подобных, из рода человеческого, противостоит слово написанное, созидательное, по которому живёт человеческий род, преодолевая губительные силы тех, кто никакого отношения к роду человеческому не имеют.

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

Второе дыхание лета у нас в природе выражено особенно наглядно, когда после холодных осенних дней, оно возвращается вдруг, под названием «Бабье». Я его воспринимаю как чудо каждый год. Светлой печалью пропитан воздух. Тепло кажется таким хрупким, что я дышу тише, чтобы не разрушить его. Осень позволяет лету сделать глубокий вдох прежде, чем исчезнуть. Бабье лето придает мне веру в минуты, когда силы покидают меня. Например, во время дальних прогулок, когда уже нет сил идти дальше, иду через не могу, в этот момент открывается второе дыхание. Невероятные силы появляются из тайных закромов организма, появляется желание не только идти дальше, но даже летать. В минуты отчаяния я жду второе дыхание, зная, что оно непременно придёт.

РАЗНЫЕ ДНИ

Сколько раз в пасмурные холодные дни в жизни моей случались солнечные события, которые не только подарили мне веру, но и повернули всё самым лучшим образом. Бывало и так, что в ясный, тёплый день, накрывала меня чёрная туча отчаяния. То есть настроение находится в зависимости только от состояния души. Я вижу всё, что меня окружает, воспринимаю всё, что происходит вокруг через своё настроение. Я - человек субъективный, и чувствую и вижу, как могу, в меру своих знаний. Но естественно понимаю, что каждый человек имеет свои мнения и чувства. И это - замечательно. В этом состоит аромат, интерес и цвет жизни. Поэтому так разнообразна и неисчерпаема Книга жизни!

ГОЛУБОЙ ДУНАЙ

Ведь что удивительно, при первых же звуках этого вальса перед моими глазами возникает ширь реки. По берегам беленькие домики, красные черепичные крыши. Идеально пострижены кусты и деревья, и рыжая коровка щиплет травку. Звучит пастушья свирель, нежно переливаясь. Белые барашки скользят по синему небу, любуясь своим отражением. Рассеянный мягкий свет. Идиллия. Лёгкий ветерок подхватывает меня и, вальсируя, я переношусь в Вену, где оркестр, которым дирижирует сам Штраус, исполняет вальс «Голубой Дунай» в легендарном Курзале городского Штадтпарка.

ЗАНАВЕС

Занавес таит тайну. В детстве перед его открытием я вся дрожала от предвкушения волшебства, и оно неизменно случалось. Я настолько поверила в его магическую силу, сто соорудила занавес дома из двух покрывал, села на место зрителя и стала ждать чудес. Конечно, я была ещё совсем маленькая, но взрослые очень ласково и серьёзно долго объясняли мне, плачущей, что чудо дома должна подготовить я сама. Так у нас дома появился кукольный театр. Помню, что первый спектакль, который мы показывали, был «По щучьему велению, по моему хотению». Увлечение это сменили книги, которые переносили меня в иные миры. Книга, которую мне только предстоит открыть, таит для меня тайну по сей день. Тайна создания художественного произведения неизменно волнует меня.

ПЕРЕПЛЁТ

Первое с чем я соприкасаюсь, когда беру книгу в руки - переплет. Мне, конечно, возразят, скажут, что главное - текст и автор, безусловно. Солидность книге придает переплет, да ещё с золотым тиснением. Переплёт представляется мне лицом книги. При встрече с незнакомым человеком, невольно обращаешь внимание на его глаза, лицо, так и при встрече с книгой, культура книжного издания имеет немаловажное значение. Порой именно переплёт своей оригинальностью причисляет книгу к категории редкого издания, достойного быть выставленным в музее. Но сколько советской макулатуры было выпущено миллионными тиражами не только с золотым тиснением, но и с золотым обрезом. Появление интернета убедило меня в том, что истинное художественное слово не нуждается ни в гонорарах, ни в переплётах…

САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ ПТИЦА

Посмотрите, как самостоятельная крупная птица уверенно вышагивает, небрежно поглядывая по сторонам. От этой уверенности и властного взгляда тут же разбегаются по сторонам голуби и воробьи, трясогузки, и даже утки робеют. Зоркий глаз, мудрость и чувство собственного достоинства - этим качествам следует поучиться и нам, людям, у этой пернатой хозяйки города. Эта птица первая предупреждает об опасности, о перемене погоды. Как-то раз, на прогулке перед моими двумя очаровательными английскими кокер-спаниелями вывалился из гнезда их птенец. Спаниели, домашние добрые девочки, испугано смотрели на меня, в одно мгновение на нас буквально напала стая самостоятельных птиц. Они пикировали так низко, грозно кричали, что мы ели ноги унесли. Так они спасали своего птенца.

СЛОВА НАХОДЯТСЯ

Слышу, поют в кустах:

Ой, цветет калина в поле у ручья,

Парня молодого полюбила я

Парня полюбила на свою беду:

Не могу открыться - слова не найду!

Ключевое место здесь: «…слова не найду!», на нём и кончается лексический запас у многих людей. Но с этого «слова не найду» стартует писатель, который любое явление, вообще всё на свете может выразить именно словами. Писатель - это тот человек, который всегда находит слова или создаёт свои, которые обогащают язык выразительностью и оттенками чувств. Слова весьма отзывчивы на чуткое отношение к ним писателя, они демонстрируют в ответ свою многозначность, находятся рядом в нужный момент.

АКТЁРЫ

Смотрю советские старые фильмы и не могу вспомнить актёров, которые наигрывают в прямолинейном сюжете - настолько пафосно, что смотреть не хочется. Имена стёрты. А ведь когда-то их узнавали на улицах, в киосках продавались открытки. Поклонники обмирали от любви к ним, толпились у служебных входов, мечтая хотя бы разок увидеть их «живьём». Но и актёры эти и те зрители, что их узнавали - в могилах. Новые поколения ими не интересуются, не знают, у них свои кумиры. Продолжают жить только те, которые создавали не ширпотреб, а искусство, а таких совсем немного. Из последнего времени, например, Михаил Козаков продолжает жить в завораживающих «Покровских воротах».

ЧАЙНИК

На даче у нас был 5-ти литровый латунный чайник, который отсвечивал на солнце золотом. Это был чайник классический - цилиндрической формы, с изогнутым длинным носиком и высокой ручкой. Его ставили за час до чаепития, кипел он шумно. Вода шипела, вырываясь из носика паром, сообщая, что зальёт огонь, если его не выключат немедленно. Эмалированные чайники разных цветов и форм, с рисунком и без, сменяли друг друга. Последнюю четверть века я пользуюсь электрическими чайниками. Они совершенно иной формы: высокие, элегантные, с маленьким широким носом, удобной ручкой, сами отключаются, когда вода закипит. Чайник для меня на кухне играет главную роль. Стоит мне туда зайти, как рука сама тянется к чайнику. Прежде, чем приступить к чему бы то ни было, я должна включить чайник.

МАЛЕНЬКАЯ СТАНЦИЯ

Маленькие станции. Мелькающие за окном поезда. Маленькие станции неизменно вызывают у меня щемящее чувство. Представляю себя на такой станции. Я здесь живу. Несколько вросших в землю избушек. Нет ни улиц, ни асфальта, ни фонарей. Электричество дают с перерывами, колодец обмелел, каждая капля воды - на вес золота. Вагоны раз в сутки проносится мимо, а на станции время остановилось. Осень склоняется к зиме. Только радио связывает с цивилизованным миром, который кажется нереальным. Но в комнатке моей избушки всюду книги. Только с ними я представляю себя на маленькой станции. Тишина.

ГАРДЕРОБ

Есть зрители, стремящиеся уйти до окончания представления, бегущие сломя голову по ступенькам, чтобы первыми попасть в гардероб и одеться как можно быстрее. Создаётся впечатление, что они ради этого спринта пришли на спектакль. Подобное стремление мне непонятно. Например, после концерта в Консерватории, когда музыка продолжает звучать в душе, хочется ещё посидеть в зале в тишине. Торопливость в данной ситуации неуместна. Есть места, где спешить вообще нет необходимости, потому что гардероб в них - отличный, такой, как, скажем, в старой Третьяковке. Но и там, порой, наблюдаю несущихся за одеждой людей.

ПАМЯТНИКИ

Есть памятники, особенные, вызывающие трепет, волнение и вдохновение. Прежде всего, эти чувства у меня неизменно вызывает памятник доктору Фёдору Петровичу Гаазу, что стоит во дворике в Малом Казённом переулке. Памятник выполнен скульптором Николаем Андреевым на пожертвования граждан и открыт 1 октября 1909 года. Скромный бюст доктора Гааза установлен на гранитном постаменте. В который раз перечитываю девиз доктора «Спешите делать добро», окружённый лавровым венком, выбитый на лицевой стороне пьедестала. Подолгу стою, рассматривая каждую деталь. Я закрываю глаза, вижу счастливые детские лица в праздничном хороводе вокруг доброго дедушки Гааза, слышу их счастливые голоса.

СЕНОКОС

Улавливаю запахи свежескошенной травы, как будто я иду по лугу. Но это московская аллея, пустынная, с ароматом сена. Траву на газоне скосили, но не убрали, и она, подсыхая, навевает мысли о просторных лугах, уходящих за горизонт, о тихой реке, отливающей золотом солнечных лучей. Сенокос на газонах и в парках Москвы стал привычным, и, закрыв глаза, многие городские жители, так же как и я, переносятся в поля и луга, по которым давным-давно не бродили.

ЗАМЕДЛЕНИЕ

После беспокойной молодости, которая пронеслась как один миг, постепенно наступает замедление жизни. Не нужно, да и не хочется куда-то бежать, и тем более спешить на какие-нибудь вечера. Во время неспешных прогулок всё большее внимание привлекают детали. Хожу по улицам, бульварам, переулкам и никак понять не могу, где были глаза мои прежде!? Любуюсь лепниной, окнами, входными дверями и козырьками над ними. Вот шарообразный куст стоит совершенно удивительный: внутри - золотой, а наружные листья - тёмно-зеленые. Сажусь на скамейку и очень медленно рассматриваю изразцы, украшающие дом напротив. Замедляюсь.

ПОРЯДОК

Конечно, можно жить, как бог на душу положит, хаотично, импульсивно, без царя в голове. При этом жаловаться, что времени не хватает ни на что. Официальная работа от звонка до звонка ради заработной платы в той или иной степени организует людей. В свободное время многие плывут по течению, спешат с одного вечера на другой, торопятся на всевозможные встречи, разводят руками, что нет ни минуты свободного времени, чтобы заняться творчеством. Тут главное - творчество. Целеустремленная стабильная жизнь гораздо важнее для творчества. Суета никак не способствует ему. Писатель устанавливает порядок своей жизни сам, без внешней зависимости от окружающих.

УЧЕНИЕ

Учение - это не школа, не институт, а образ жизни. Для меня учение заключается в очень простых понятиях: читать и писать. Свободно говорить умеют многие умные люди. Но писать? Так и я в жизни постепенно нарабатывала опыт перехода от слова устного к письменному слову. Частенько вспоминаю Андрея Платонова, его умение не только находить слова в устном просторечии, наиболее выразительно передающем мысль, но и его феноменальное умение их сочленять на бумаге. Художественное полотно его произведений именно благодаря самобытным, сочным словам производит на читателя столь глубокое впечатление, например, в рассказе «Земля»: «В детстве нет счету времени. Утро от вечера в двух шагах. Год от году, как от ворот до плетня».

"Наша улица” №191 (10) октябрь 2015