Татьяна Озерова
СОБЕСЕДНИЦА
о творчестве Маргариты Прошиной
эссе
Бывает так, что с первой строки автор не отпускает тебя, и ты проживаешь с его героями новую реальность ярче, чем саму жизнь.
С интересом читаю прозу Маргариты Васильевны Прошиной, моей современницы, и испытываю такие чувства, как будто знаю её давным-давно, мы с нею играли в одни и те же куклы, выбирали на базаре местные ароматные яблоки, любовались первыми мартовскими тюльпанами, ехали в одном купе, и рассказывали друг другу всё без утайки. Документальные фильмы, созданные удивительным человеком: писателем, редактором, издателем, сценаристом и режиссером Юрием Александровичем Кувалдиным, приоткрывают диалог писательницы с миром.
Более трех лет мы переписываемся с Маргаритой Васильевной, следим за творчеством друг друга, публикуемся в одном журнале «Наша улица». Ее «Задумчивая грусть» стала моей грустью, а моя «интонация» поселилась (как она пишет) в её душе.
«Даруй мне тишь своих библиотек», - когда-то написала Белла Ахмадулина, эту «тишь» сполна вкусила Маргарита Васильевна, проработавшая долгое время заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Она, человек большой культуры и широкого познания, любит и понимает книгу как великую духовную ценность. Позволю себе цитату из моего рассказа «Книжки из-под подушки» о любимой библиотекарше из моего детства, которая, как мне кажется, похожа на Маргариту Васильевну: «Ясные, всё понимающие глаза Ольги Николаевны встречались с нашими глазами, и мы смущенно улыбались. Неторопливо, тихим голосом, тоже действующим на нас успокаивающе, она спрашивала о школе, отметках, просматривала записи книг, которые мы прочитали. Потом уходила вглубь библиотеки к большим книжным полкам и выходила оттуда, бережно неся книгу. Уже потому, как держали её руки книгу, мы невольно подражая ей, брали её так же осторожно. Новые книги с глянцевыми листами нам нравились почему-то меньше старых, с тонкими, истрепанными страницами. Гораздо интереснее было взять толстую, зачитанную книгу (но всегда аккуратно подклеенную) в самодельной обложке с таинственными рисунками-разводами. Поэт все-таки правильно подметил: «Чем книга чернее и листанней, тем прелесть ее задушевней».
В очерке о Маргарите Прошиной «Чуткий парус» слуха» Ирина Гурская подмечает, что «писатель-библиотекарь - всегда духовная интрига и легенда, причастность к особенному «тайному обществу», - вспомним Гете, Борхеса, Крылова, Чуковского, Пришвина».
Сама Маргарита Васильевна в беседе с Юрием Кувалдиным говорит: «…вне мира книг я себя не представляю. В библиотеке Ушинского, в которой я проработала не одно десятилетие, преобладала научно-педагогическая литература, но меня всё время влекло к художественным изданиям. Серьёзный писатель создаёт свой особенный художественный мир. Таких писателей мы называем классиками. Они отличаются, как говорил Баратынский, лица необщим выраженьем…».
Рассказы, эссе Маргариты Васильевны всегда заденут читательский нерв, пробудят в тебе свои воспоминания, захочется сразу рассказать о своих чувствах и переживаниях по поводу той или другой темы:
- А, помнишь? - как близкому другу восклицаешь вслед прочитанному тексту… Чем и когда в последнее время я восхищалась? Каким новым архитектурным объектом, какой живописной работой, какой игрой артиста, какие дожди моей жизни хранятся в душе… Вспомнишь истории про чашку и ложку, дружбу с домашними любимцами: котом Васей и Алексом, и потянется вереница общих переживаний. С одной ее фразой «пусть меня полюбит хорошее настроение» можно прожить с улыбкой несколько дней.
Талант доверительной собеседницы зреет с каждым новым произведением, и если раньше лирические, нежные оттенки украшали ткань прозы, то в последних рассказах «Беспомощная», «Земноводная» мы видим и слышим ноты Николая Гоголя, Михаила Зощенко, Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Таких героинь, как ее Харитоновна или Рожкова, современная литература еще не знала, а теперь они выписаны Маргаритой Прошиной мастерски, со вкусом и настроением.
С Маргаритой-собеседницей говорить обо всем и не наговориться, столько она знает о литературе и писателях, о музеях больших и малых, театрах, архитектурных достопримечательностях Москвы, характерах москвичей и провинциалов и просто о женских судьбах , которые «вылеплены» историей нашей страны и нашего времени.
Мне по душе «музыка» её текста и «формула» восприятия истинного литературного произведения: «…художественную книгу можно читать, а прочитать невозможно».
Когда-то русское общество с большим интересом и волнением откликалось на творчество художников-передвижников: Ивана Крамского, Ильи Репина, Николая Ярошенко, Павла Федотова, показывающих картины жизни и быта простых людей. Словно продолжая их традиции, Маргарита Васильевна в литературной форме создает тонкие, полные психологизма портреты, дает точные характеристики своих героинь, описывает жизненные обстоятельства, которые их сформировали.
Можно ли представить более «беспомощный» портрет Харитоновны из рассказа «Беспомощная»: «В полусвете комнаты возлежало на широком диване грузное полуодетое тело Харитоновны в тёмном с огромными розами халате. Полная вздрагивающая жирком рука подносила к пухлым масляным губам немыслимый бутерброд, сочащийся соком от пышных котлет, придавленных с двух сторон разрезанным мягким батоном, промазанным сливочным маслом и политым итальянским острым бордовым чесночным соусом, рот очень широко открывался и мелкие зубки, как у молоденькой акулки, откусывали сразу треть батона. Стон восторга вырывался из чрева…»
Какое многообразие мелких деталей костюма и украшений подробно описывает автор, создавая портрет другой своей «героини» из рассказа «Бубенчик», где из слов писательницы рождается звук, цвет, характер: «Пёстрая юбка в мелкую красно-сине-черную клетку, от которой рябило в глазах, задралась, и свернулась комом на резинках чулок. На розовую с крупными цветами яркую кофту с длинными рукавами был напялен какой-то грубый зелёный жилет, как будто его не связали, а сваляли, как войлок. Голова была повязана легкой зелёной косынкой, свернутой обручем, с блестящими розочками. Сзади торчали клочья волос, плохо покрашенных хной, так что тусклая рыжина их отдавала зеленью. В мочках ушей болтались несуразные серёжки, слишком большие для такой маленькой худой фигуры. Позвякивали цепочки и бусы на шее, браслеты и кольца на руках. Не хватало только кольца в носу».
Описание ночлежек и их обитателей у М. Горького, В. Гиляровского, М. Зощенко отражают свое время , а барак Ледяйкиной, убивающий всякую жизнь лишает ощущения времени: «По коридору, широкому и чёрному, бегали и ползали чьи-то чумазые дети. На стенах висели какие-то совсем вышедшие из употребления вещи, вроде ржавого велосипеда без колес, прохудившегося дореволюционного самовара или рваных сапог… Почти у каждой двери стояли сундуки с картошкой, или с пронафталиненными сарафанами времён Степана Разина. Только тусклая слабая лампочка, слабее не бывает, чтобы как можно меньше платить за свет, едва высвечивала каким-то рыбьим жиром направление на общую огромную кухню. Там на протянутых из угла в угол веревках постоянно сушилось чьё-то белье».
Творчество Маргариты Васильевны не остается без внимания со стороны критиков и «собратьев по перу». Мне нравится оценка, данная Эмилем Сокольским в предисловии к ее книге «Фортунэта», он пишет: «Пожалуй, главное, что отличает её прозу - непринуждённость. Прошина будто и не задумывается, каким образом в её рассказах будут развиваться события; её не останавливает "страх перед чистой страницей": проза Маргариты Прошиной по своей природе близка самой природе; речь её льётся словно сама по себе, "ни о чём" и "нипочему", а главное - биение самой жизни, где каждая минута наполнена не всегда уловимым смыслом, и с каждой минутой - всё больше хочется жить, всё больше наполняешься каким-то невидимым богатством, чувством значительности жизни».
Ирина Гурская очень тонко замечает, что «…если рассказы (Маргариты Прошиной) сразу погружают в мир непредсказуемой взаимосвязи характеров и жизненных ситуаций, то заметки очаровывают неспешным, углубленным рассмотрением самого ближайшего окружающего пространства, связанного с авторским «я» цепочками аллюзий и ассоциаций, умением услышать мир во всем его стереофоническом звучании. «Задумчивая грусть» не всегда печальна, она и солнечна».
Григорий Блехман так откликается на прозу М. Прошиной: «Следует сказать, что каждая история этой книги заканчивается фразой, долго в тебе звучащей. И не отпускает она, наверное, потому, что любой рассказ Маргариты Прошиной, даже, порой, довольно жёсткий, наполнен любовью и теплом к тем, о ком автор пишет».
Отзывы Э. Сокольского, И. Гурской, Г. Блехмана объединяет глубокое сотворческое прочтение произведений, сопереживание героям и понимание писательского дара Маргариты Прошиной
Признание художника в искусстве никогда неожиданно не приходит, только труд и талант приводит человека к успеху. Хочется пожелать Маргарите Васильевне творческого вдохновения, а мы, читатели, будем ждать новых книг, эссе, новых красок и настроений в ее задумчивой грусти.
В книге: Маргарита Прошина "В потоке классики", издательство "Книжный сад", 2020