Задумчивая грусть (часть пятнадцатая)

ЗАДУМЧИВАЯ ГРУСТЬ

заметки

(часть пятнадцатая)

ХОЛОДНЫЙ ВОЗДУХ

Что-то солнышко прогневалось на нас. Ярко светит, слепит глаза, слёзы застилают их, а греть не греет. Интересно, кому оно тепло своё дарит!? Смотрю на небо задумчиво, и вижу облака, пушистые, густые, со светло-серым отливом внизу, неприветливым каким-то. Стылые облака, как айсберги в Антарктиде. Солнце этой весной негреющее. Такое впечатление, что оно согревает выборочно: деревья, траву, птиц, а нас бегающих, суетящихся, спешащих не хочет согреть, провинились мы видно. Запустили газоны, среду обитания не бережём, вот солнышко и рассердилось на нас. Смотрю из окна сверху - красота! Почки лопаются, первые листочки зеленеют, совсем еще новорожденные, клейкие такие, сережки на веточках появляются. Птицы поют, полное ощущение тепла. Вышла на улицу и съёжилась от безжалостного, мерзлого ветра. Прохожие не идут, а спешат, торопятся скорее скрыться от ветра леденящего и пронизывающего насквозь. Стройные, гордые каштаны не замечают как будто ветра, солнышко к ним благосклонно. Уже готовы выпустить белые свечи с розовой сердцевиной. Да, жестокий ветер с Северного полюса никак не даёт воздуху согреться. Стыло, холодно, зябко. За горами на юге когда-то Россия хотела быть, всё войной туда ходила, на Царьград. Но там со времен потопа всё занято, и нам места уступать никто не захотел.

УЕДИНЁННЫЙ РОЗАНОВ

«Печать - это пулемет: из которого стреляет идиотический унтер. И скольких Дон-Кихотов он перестреляет, пока они доберутся до него. Да и вовсе не доберутся никогда». Розанов точит зубы. Розанов издевается над властью. Чувство самоиронии, самостоятельность суждений, искусство анализа и самоанализа - всё это для меня Василий Розанов и прежде всего его «Уединённое». Сколько юмора в его отточенных коротких фразах, сколько философской глубины. А сколько предсказаний, например, Розанов пишет о том, что придёт время, когда «Начнется, я думаю, с отвычки от газет... Потом станут считать просто неприличием, малодушием (“parva anima”) чтение газет». А вот его размышления о собственности: «В России вся собственность выросла из “выпросил”, или “подарил”, или кого-нибудь “обобрал”. Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается». Василий Розанов много пишет о необходимости остановить, запечатлеть быстротечное время, записать мысли, восклицания, не дать им умереть. Розанов о писательстве: «Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только “сделать из себя писателя”. Но он не писатель...». В «Уединённом» автор беседует сам с собой предельно откровенно, но с присущим ему литературным блеском, и беседа эта поражают глубиной и свежестью мысли, например: «Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию». К себе, к своей внешности он относится иронично: «Нет, это кончено. Женщина меня никогда не полюбит, никакая. Что же остается? Уходить в себя, жить с собою, для себя (не эгоистически, а духовно), для будущего. Конечно, побочным образом и как “пустяки”, внешняя непривлекательность была причиною самоуглубления». Анализируя свою жизнь: «Два ангела сидят у меня на плечах: ангел смеха и ангел слез. И их вечное пререкание - моя жизнь». Оригинальный во всём. В 1880 году в 24 года женился на 41-летней Аполлинарии Сусловой, которая была в 1861-1866 годах любовницей женатого Достоевского.

СКАЗКА НЕСТЕРОВА О РУСИ

Была на Крымском валу на выставке Нестерова. Красивые полутона, даже лапти и сарафаны красивы. Всё красиво. Михаил Нестеров создает сказку о нежной Руси. Храмы среди ёлочек. Да, он далёк от страстей. Это осознанный выбор художника, который стремился на протяжении всего творческого пути показать «…человека, живущего внутренней духовной жизнью в объятиях нашей матушки-природы». На выставке впервые показаны эскизы для росписи храмов. Нестеров оставил нам целую галерею портретов знаменитых современников, членов своей семьи, автопортретов. Известный портрет его дочери, Ольги, в амазонке и красной шапочке. Красный цвет на трех работах - распятии, двух портретах дочери - как бы сигналит о драмах, без которых нет искусства, но о которых молчит художник. Он созидает святую Русь без изъянов. Русь бесконфликтную. Много воздуха и цвета. Французский импрессионизм не давал спать спокойно.

ОТ ВЗЛЁТА - К ПАДЕНИЮ

Достоевский хоронил Григорьева. Беднее похорон не было. С Митрофаньевского кладбища зашли в кухмистерскую. Помянули лучшего критика России. Умер скоропостижно практически сразу после выхода из долгового отделения, которое «девицы легкого поведения из немок называли его "Тарасов сад". Боборыкин об этом говорит (в воспоминаниях «За полвека»): «Эта "Яма" (как в Москве еще тогда называли долговое отделение) была довольно сильным пугалом не только для несостоятельных купцов, но и для нашего брата писателя. Было что-то унизительное в этом лишении свободы из-за какого-нибудь векселька, выданного хищному ростовщику. Григорьев тоже оказался жертвой своего хронического безденежья. У него уже не было такого положения, как в журнале графа Кушелева и у Достоевских. Он вел жизнь настоящего (так у Боборыкина) богемы. А выручить его в трудную минуту никто не умел или не хотел. "Фонд" и тогда действовал; но, должно быть, не дал ему ссуды, какая была ему нужна». Выкупила Григорьева Бибикова, известная в Петербурге как "генеральша", с целью дешево приобрести права на его сочинения. Описание похорон Григорьева вызывает противоречивые чувства. Вот уж действительно «смех сквозь слёзы». Печальное зрелище представляли собой «несколько его сожителей из долгового отделения», «выходцы из царства теней». В литературном мире весть о смерти Аполлона Григорьева прошла незаметно. Но это земная жизнь, а творческий импульс его передается и мне. Его энергия зовет к письменному столу. А в душе звучит его голос:

Две гитары, зазвенев,

Жалобно заныли...

С детства памятный напев,

Старый друг мой, ты ли?

Цыганские романсы его зажигательны, романтичны. Они передают тоску и страдания разгульной русской души. Аполлон Григорьев любил цыганское пение, оно завораживало его. Он не раз писал об этом. Он жил отчаянно: от взлёта - к падению.

КОЛЕСО ВЕЧНОСТИ

День, каждый день единственный, неповторимый. Трудно осознавать и понимать это. Первый День рождения, так устроена жизнь, что я не помню его, но любила расспрашивать и слушать о нём бесчисленное количество раз. Колесо жизни неумолимо вращается. Сначала от дня рождения до дня рождения, потом от ёлки к ёлке. Пасхи в моём детстве как бы не было. Первое Христово богослужение на Пасху Христову я наблюдала в конце семидесятых, в Богоявленском Кафедральном Соборе в Елохове. Величие, красота этого священнодействия поразила меня. На протяжении тысячелетий идёт это действо и неизменно величественно и жизнеутверждающе. Вот истинное воссоздание вечности, подумала я. Времена года сменяли друг друга, сменяют друг друга и будут идти чередой. Будут другие люди на земле ждать весну, любоваться первыми, весенними, клейкими листочками. Будут жить жадно, наслаждаясь каждым мгновеньем. Будут ждать лета, буйства красок, а потом мечтать об осени. Наблюдать затем, как пышная зелень преображается с каждым днём в живописный осенний ковёр. Улетят с деревьев последние листочки. Появятся снежинки. Будет зима. Новый год. Новые надежды. Сколько их, времён года исчезнут бесследно!? В памяти людской останутся только те, о которых напишут писатели. Колесо времени! Я останавливаю его своим словом. Но это слово будет воскресать вновь и вновь, после каждого умершего, с каждым новым родившимся.

НИТОЧКА АССОЦИАЦИЙ

Классическое сочетание в одежде - чёрное и белое. Уместность определяется соотношением. Вариантов не счесть. Это при всём многообразии цветов и оттенков актуально во все времена: черно-белое кино, фотография, графика… Тьма и свет, ночь - день, горе - радость, счастье - несчастье. Как познать добро, если ты не встречал зла!? Всё познаётся в сравнении, нам это объясняют с младенчества, но слышать и понять есть вещи разные. Иному целой жизни не хватает, пришёл как чистый лист и ушёл такой же чистый. Зачем приходил!? Не понял. Таких людей в этом мире немало. Без ненастных дней мы не радуемся светлым, тёплым дням. Однообразно. Скучно. В беспечном однообразии не рождаются художественные произведения. Искусство создаёт новые художественные миры тоже на контрасте. Кому интересно произведение без конфликта!? Тень, полутона, недосказанность - вот, что привлекает нас. Холод, ненастье, ветер пронзительный… Идёшь с полным ощущением тоски и безысходности. Вдруг из глубины души возникает (ты достаёшь) огонёк. Любое тёплое, дорогое воспоминание, вытягивает ниточку ассоциаций. В этот момент зарождается оригинальное произведение.

КОЛЬЦО?!

Бульварное кольцо, конечно, любимое место для прогулок. Здесь жили, живут и будут жить люди, посвятившие свою жизнь творчеству и их вымышленные, а потому, самые настоящие герои. Они ведь живее нас с вами. О них написаны стихи и романы... Вот они герои разных эпох, сословий, шествуют чинно и мирно, раскланиваются. Бульварное кольцо тянется с Востока от Яузского бульвара на Запад до Гоголевского, бывшего Пречистинского бульвара. Да, был Белый город с монастырями. Белгородской стеной - снесли. Мешает временщикам история, памятники культуры, архитектуры! И, главное, временщикам Европа не указ! Видишь ли, они бережно сохраняют свою историю в камне. И нам самим это трудно понять, вероятно, потому, что нет отношения к памятнику, городу, улице, дому, подъезду как к своему. Чувство собственности сначала у нас выжигали калёным железом. Научили, что всё всем принадлежит, а значит - ничьё. Единственное утешение в том, что история Белого города, бульваров осталась в слове. События, легенды, истории, связанные с каждым из десяти бульваров: Гоголевским, Никитским, Тверским, Страстным, Петровским, Рождественским, Сретенским, Чистопрудным, Покровским и Яузским - описаны и каждый из нас может написать свою историю. Называется «кольцо», но оно не замкнуто. Что там балет, мне кажется, что и с определением и созданием колец нет нам равных и быть не может. Задумалась я как-то, присев передохнуть на Рождественском бульваре о том, где, в каком ещё городе есть кольцо в виде подковы!?

СТАРЫЕ КАМНИ

«Камни» - как многозначно это слово! С одной стороны это - символ стабильности, продолжительности, надежности, бессмертия, нерушимости, с другой - строительный материал не только для башен, домов и дворцов, но даже и для тюрем. Камни употребляются как памятники и свидетели каких-либо событий. В городах они - живые свидетели минувшей жизни. Брожу по московским переулочкам, улочкам. Рассматриваю, фасады, храмы, памятники, остатки крепостных стен. Я люблю заглядывать во дворы, уютные, небольшие, окружённые домами. Как много они пережили, видели, как много знают. Мне так хочется проникнуть в их тайны. Определяю эпоху, архитектурный стиль, художественное оформление, технику обработки… Сам камень выдаёт как бы время своего появления. Стиль, декор, будь то майолика или поливные изразцы - всё это подсказки. Но это история самого камня, а меня волнуют истории прошедших дней, людей, живших среди них. Чем старше особняк или небольшой дом с мезонином, тем он для меня загадочнее. Завораживают окна старых домов. Я вглядываюсь в них, они оживают. Слышны робкие звуки рояля из распахнутых створчатых окон балкона под цветущей липой - это девочка, ученица музыкальной школы, разучивает Шопена. Камни, старые камни, как много вы знаете, как небрежно мы относимся к вам! Нам всегда места мало. Мне хочется воскликнуть словами Версилова из романа Достоевского «Подросток»: «Русскому Европа так же драгоценна, как Россия: каждый камень в ней мил и дорог. Европа так же была отечеством нашим, как и Россия. О, более! Нельзя более любить Россию, чем люблю ее я, но я никогда не упрекал себя за то, что Венеция, Рим, Париж, сокровища их наук и искусств, вся история их - мне милей, чем Россия. О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес…». Нет, чтобы создавать что-то своё на новом, свободном месте, благо непостижимая территория страны позволяет, так полчища чиновников с подконтрольными бизнесменами лезут в самое сердце Москвы, с одним намерением - уничтожить историю.

ТРУБА

Станция «Трубная» слышу я голос из репродуктора и едва успеваю выскочить из вагона. Останавливаюсь и застываю. Что за дворец!? Малахитовые прямоугольные широкие колонны в два ряда подчёркивают основательность, строгость и простор. Станция воздушна. Цветные витражи с видами старинных городов светятся, создавая обстановку роскошного выставочного зала. Изысканно изогнутые фонари, чёрные, литые, освещают уютные скамьи. Восхищенно осматривая станцию-дворец, я замечаю высокого, худощавого господина в цилиндре с тросточкой. Он неторопливо направляется к выходу, и я как зачарованная следую за ним. На Трубной площади, или на Трубе, как её обычно называют, господин пробирается сквозь возы с птицами в сторону старого Эрмитажа. Придумал всем известный салат, который подавали в трактире «Эрмитаж» Люсьен Оливье, московский ресторатор, владелец трактира «Эрмитаж» на Трубной площади. Здание трактира стоит и поныне, это угловой дом Петровского бульвара и Неглинной улицы, сейчас там театр. Бойкий щегол привлекает внимание господина. Он останавливается и приценивается… В покупателе я узнаю Антона Павловича. Конечно, я от неожиданности замерла. Очнулась только тогда, когда он входил в ресторан «Эрмитаж».

ИМПУЛЬС

Я шла по старому переулку. Одна сторона типично московских двух- и трёхэтажных домиков была ослепительно высвечена солнцем. Другая сторона была в бархатной тени. И вдруг, в проём глухой подворотни ударил свет. Я пошла на этот свет. Во дворе передо мной открылась сцена, окружённая изысканной балюстрадой с круглыми белыми шарами-фонарями. Я вышла на сцену. Услышала небывалой красоты вальс. И закружилась в этом ритме. И сами собой полились строки:

Куда тебя гонит весенняя ночь?

Свихнулись цветы, фиалкам невмочь,

И в страхе трясутся гвоздики,

Надутые розы красны от стыда,

Смертельно бледны нимфеи пруда

И ропщут, бубня, как заики.

О, месяц! Правы святоши цветы.

Хоть видел моё прегрешенье лишь ты,

Но им оно стало известным:

Подслушал синклит этих чопорных дев

Тот бред, что от жгучей любви обалдев,

Я выболтал звёздам небесным!

Это был какой-то неведомый мне доселе импульс. Я и не думала, что эти стихи так твёрдо запали мне в память. Накануне я их прочла всего лишь пару раз. Какова же загадка моей памяти?! Неужели она неисчерпаема? Тут я вздрогнула, оглянулась, не преследует ли кто меня? И вдруг почувствовала необычайную силу энергетики русских слов, поставленных на место немецкого текста Генриха Гейне могучим переводчиком Аркадием Штейнбергом. Я знала, что Штейнберг силён и как оригинальный поэт. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать его поэму «К верховьям». В переводимые стихи Штейнберг вкладывал всё своё несравненное поэтическое мастерство. «Потерянный рай» Джона Мильтона зажил по-русски благодаря поэтической силе Аркадия Штейнберга. Человек богатой филологической культуры, он не стеснялся использовать различные слои лексики: от самой высокой до самой низкой. Только он мог так написать в приведённом стихотворении Гейне: «свихнулись цветы», «ропщут, бубня, как заики»… Я шла и бубнила вслух, не обращая внимания на прохожих, как заика: «Куда тебя гонит весенняя ночь?» На меня смотрели как на сумасшедшую.

ЖЕНЩИНА И ГЕНИЙ

Люблю полистать Ницше. Вот он рассуждает о гениальности и женщинах. Гений ли женщина? В чем женщина гениальна? Может ли быть женщина гениальной? Вариантов вопросов и, впрочем, ответов также - много. На эту тему любят спорить и рассуждать мужчины. Я думаю, что каждая женщина гениальна в чём-то. Женщина - врождённый психолог. Женская интуиция творит чудеса, если она прислушивается к ней. Гений - человек, обладающий высшей степенью творческой одарённости, сумевший в силу своих выдающихся способностей и огромного труда продвинуть вперед развитие человечества. Вот уж творческого начала нам, женщинам, хватает. Кто, как не женщина постоянно продвигает человечество вперед?! Цивилизация развивается ради женщин, во имя женщин. Мужчины для того, чтобы женщину завоевать совершают подвиги, открытия… Фридрих Ницше писал: «Женщина и гений не трудятся. Женщина была до сих пор величайшей роскошью человечества. Каждый раз, когда мы делаем всё, что в наших силах, мы не трудимся. Труд - лишь средство, приводящее к этим мгновениям». Я не согласна с Ницше! Не зря говорят, что женщина - шея: куда захочет, туда и голову повернёт. Вот женщины тысячелетиями и крутят. Искрутились все. Женское умение любить, обаяние, преданность, умение вдохновить и поддержать мужчину, воспето в эпосе, стихах, великой мировой литературе.

МЕНЯ НЕТ

В детстве мне казалось, что меня на самом деле нет. Я сон какой-то девочки. Как только она проснётся, я сразу исчезну. Эти страхи меня преследовали довольно-таки длительное время. Я горько плакала. Приходил папа, брал меня на руки. Я засыпала. Примерно с пяти лет я изводила своих близких вопросом: «Как это вы могли жить, когда меня не было?» Я искренне считала какое-то время, что до меня мир не существовал. Чтобы успокоить меня, мне объяснили, что, конечно, я жила и раньше вместе со всеми, просто была цветком - «маргариткой». Вообще проблемы жизни и смерти беспокоили меня лет до четырнадцати. Только первая, настоящая, на всю жизнь любовь, в этом я была уверена в четырнадцать лет, переключила мои мысли. Вечером во дворе со своими друзьями детства мы обсуждали беспокоящие нас вопросы о будущей жизни. В старом парке рядом с нашим домом был старый дуб. Как-то раз одна пожилая дама, которая читала на скамейке под дубом книжку, сказала нам, что этот дуб - старше Пушкина. Эта информация вызвала новый поток фантазий у нас. Дело было летом после окончания второго класса. Один мальчик, Витя, он был старше на два класса, с умным видом объявил нам, что мы все до того как родиться людьми сначала рождаемся деревьями, разными, а после человеческой смерти мы рождаемся птицами и улетаем. На вопрос: «Куда?» Он махнул рукой вверх и неопределённо ответил: «Туда!»

МОЛЧАНИЕ

С течением жизни я убедилась в том, что друзья не в беде познаются, а в радости. К сожалению. Тем более ценна встреча с единомышленником. Я дорожу бесконечно такими друзьями. Как важно просто помолчать рядом об одном и том же. Молчаливое понимание, проникновение друг в друга. Только взгляд, прикосновение, голос и полное согласие и единение. Всё хорошо, ты не одна. Бывает удушающее, убивающее молчание, когда человек попадает во враждебную среду. Да, молчание - многозначно. Я не выношу наказание молчанием, когда с тобой не разговаривают демонстративно. Считаю подобную демонстрацию глупостью. Жизнь так коротка, зачем мучить друг друга!? Бывает молчание страшное, например очередь к врачу обречённых людей. Тишина, люди боятся встретиться взглядом. В минуты печали, порой, нет ничего лучше молчания, достаточно утешающего взгляда. Самое тягостное чувство вызывают случайные прохожие, которые ловят слушателя. В транспорте, магазине, где угодно, они задают бестактные вопрос или, просто, вещают в надежде подловить собеседника для собственной бесконечной болтовни. Вот уж с ними нужно быть предельно осторожной и ни взглядом, ни жестом не проявлять свою заинтересованность.

НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Создание художественного произведения мастерами великой мировой литературы вызывает восхищение искусством детали. Через незначительную как бы подробность писатель наполняет свою вещь воздухом, который даёт возможность читателю полностью погрузиться в неё, как бы стать персонажем этой вещи. Читатель не всегда даже догадывается об этом. Например, Джером Сэлинджер в рассказе «Хорошо ловится рыбка-бананка» создает образ героини несколькими деталями: «Алло, - сказала она, держа поодаль растопыренные пальчики левой руки и стараясь не касаться ими белого шелкового халатика…» Виртуозно. Непревзойдённый мастер детали, классик и учитель Антон Чехов в рассказе «Гусев»: «Гусев долго думает о рыбах, величиною с гору, и о толстых, заржавленных цепях, потом ему становится скучно, и он начинает думать о родной стороне, куда теперь возвращается он после пятилетней службы на Дальнем Востоке. Рисуется ему громадный пруд, занесенный снегом... На одной стороне пруда фарфоровый завод кирпичного цвета, с высокой трубой и с облаками черного дыма; на другой стороне - деревня...» Несколькими мазками, как художник импрессионист, Чехов рисует два мира - морской и родную сторону героя, при этом передает его настроение. Штрих, мелочь, пустяк - всё это в руках мастера начинает играть и светится, расширяя границы произведения до новой реальности.

ВЕТЕРОК

Сижу в маленьком парке в тени стройных лип. Солнечные пятна сквозь прозрачные кроны ложатся на асфальт. Страницы томика стихов Рафаэля Альберти сами собой перелистываются. Ветерок находит то, что ему нужно:

"Ты в дырявом платье ходишь..."

"Ну и что ж! Зато под праздник

я в атласной юбке выйду,

в туфлях шелковых пройдусь!"

"Ты неряха, ты растрепа..."

"Ну и что ж! Зато под праздник

мне лицо река умоет,

косы ветер заплетет!"

Заплетёт заинтересовано, останавливаясь на каждом волоске. Наблюдать за ветерком так забавно. С ним можно пройти насквозь весь Петровско-Разумовский проезд. С ним легко и приятно через Мирской переулок оказаться на Верхней Масловке у дома номер 9, старого пристанища московских художников. При слове «ветерок» невольно возникает ощущение чего-то ласкового. Это состояние присуще знойному летнему дню. Вот лёгкое дуновение нежно гладит моё лицо. Я улыбаюсь.

ПОДЪЁМНАЯ

Пятиэтажный жилой дом из серого кирпича. Такие дома строили в шестидесятые годы во многих городах. Дом, перед которым сижу я на скамейке, отличается от ему подобных только отсутствием балконов. Под каждым окном на расстоянии примерно 70 сантиметров имитация балкончиков. Эта немыслимая архитектурная находка, по-видимому, предназначена для цветов. Только, чтобы поставить туда цветы и ухаживать за ними нужно уметь стоять на руках. Подобный архитектурный изыск я нигде прежде не видела. Чудеса. Я увидела жителей дома, стоящих на голове или на руках так ясно, что зажмурилась. Очнулась я от птичьих голосов. Чириканье воробьёв создавало странное впечатление. Воробьи пытались исполнить соловьиные трели! Я подняла глаза, и, о чудо! Надо мной увидела высокую цветущую сливу, ветви которой переплелись с рядом стоящим кленом. Два дерева превратились в одно целое. Кленовые листья с цветами сливы. Пройдёт время, с клена будут падать сливы. Мир преображается и изменяется ежесекундно. Если я увижу румяные яблоки на ветвях дуба, то просто сорву яблочко. Иду я по улице с крутым подъёмом и гадаю: «Что же это же это за улица?» Вот, наконец, указатель с названием «улица Подъёмная».

ВИШНЯ

Цветущее дерево. Нежнейший аромат. Светлые, молодые листочки на фоне лазурного неба. Облака лениво создают причудливые композиции, которые расплываются и преображаются постоянно. Вишня ещё вчера вся была покрыта белыми нежными цветочками, а сегодня трава под ней вся усыпана лепестками. И вот в вазе лежат спелые вишни. На длинных плодоножках они как бы жмутся друг к другу.

И, словно преступленье,

Меня к тебе влечет

Искусанный в смятеньи

Вишневый нежный рот.

(Осип Мандельштам)

Ещё бы, ведь два-три дня назад они висели на родных веточках где-то в знойном Узбекистане. Чьи-то руки собирали их, укладывали в корзины, а потом эти корзины - в самолёт. Пиршество вишен на московском рынке! Длинная очередь за ними из истосковавшихся по вишням москвичей. Вишни тёмные, наполнены горячим солнцем с интересом наблюдают за покупателями. Теперь они умытые украшают мой стол. Капельки воды переливаются на них.

НЕЖНАЯ ЗЕЛЕНЬ

С теневой стороны при ярком солнце деревья кажутся мне чёрными, как ночью. Освещение в течение дня незаметно меняется, с мастерством живописца преображая каждый лепесток, каждую травинку. Ближе к стволу ветви деревьев настолько тёмные, что выглядят синими. Весна меня застает врасплох. Я за зиму, в графике белого и черного, забываю о живописном разнообразии. Господи, сколько же у тебя красок?! Я никак не налюбуюсь! Упаду в траву, пропою стихи:

Только утро любви хорошо

Хороши только первые робкие речи

Трепет девственно чистой, стыдливой души,

Недомолвки и беглые встречи…

(Семён Надсон)

Пробивается новая жизнь. Каждая травинка имеет свой оттенок. Газон, покрытый ковром трав, постоянно меняет рисунок. Освещение. Тень. «Девочка с персиками». Оттенков красок великое множество. Особенно зелёного… Я давно заметила, что художники любят смешивать жёлтые краски с синими, что дает им прекрасную возможность извлекать чудесную гамму зеленых тонов. Желтые одуванчики с синим небом. В ясный день стволы деревьев мне иногда кажутся красноватыми. Разрезанный арбуз. Красное и зелёное. Есть зелень Левитана, зелень Коровина, зелень Борисова-Мусатова… Женственные лиственницы по весне одеваются очень светлыми иголочками, которые при прикосновении кажутся мягкими, как пёрышки желторотого птенчика.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ И КРАСНОВА

Поэтесса Нина Краснова подготовила и выпустила превосходный альманах «Эолова арфа», посвященный Андрею Вознесенскому. Нина Краснова удивительно одарённый, отзывчивый и благодарный человек. Её можно назвать летописцем современной литературы. Об Андрее Вознесенском Нина Краснова с чувством написала:

Был такой Есенин - весь ЕСЕНИСТЫЙ,

Ну а Вознесенский - вознЕСЕНИСТЫЙ!

Любовь её к Есенину общеизвестна. Может быть, в своё время именно поэзия Есенина определила путь Красновой. Выросшая в Рязани, она и помыслить свою жизнь не могла без великого земляка. Он, как мне кажется, и привёл её в литературу. Москва оглушила Краснову поэтическим духом. Она открыла для себя новых поэтов. И главным открытием был Вознесенский, с его необычайной поэтикой, с его ультрасовременной лексикой. Вознесенский оценил Краснову. Она послала ему две свои книги: «Такие красные цветы» и «Потерянное кольцо» с знаковым автографом:

Поэту без приставки анти,

Давно контакта с ним ища,

Дарю «Кольцо…», душою трепеща,

И эту надпись в сотом варианте.

И вскоре в журнале «Огонёк» Андрей Вознесенский в своей статье «Музы и ведьмы XX века» доброжелательно отозвался о творчестве Нины Красновой. У неё счастливая литературная судьба.

ОДУВАНЧИКИ

Замечательно, что в Москве с недавних пор стали формировать газоны. Стрёкот косилок слышен теперь повсеместно. Когда траву не косили, везде было буйство трав. Одуванчики красовались на высоких толстых стеблях. Затем они превращались в пушистые белые шары. Семена одуванчиков разлетались повсюду, и могли по количеству соревноваться с тополиным пухом. С устройством современных, на западный манер, газонов, сначала они растерялись, не успевая зацвести, затем мгновенно приспособились, сильно укоротили ножку, и зацветают у самой земли, образуя золотой ковёр. Времени на раздумья у одуванчиков нет.

ЯСНОСТЬ

Трудно начать писать, когда не проясняется как бы всё полотно рассказа. Ходишь, мучаешься, не зная с чего начать. Конечно, можно написать две-три случайные фразы. Но дело не в этом. Дело в том, что должна именно возникнуть ясность. Каждый раз всё происходит по-разному. Не хватает какой-то детали. Мучительно ищешь её, а она ускользает. Это состояние можно сравнить со сном. Он ведь возникает без подготовки, сразу. И кажется всегда логичным, образным и законченным. Причем весь сон (у меня, например) проходит в красках, как будто я смотрю художественный фильм, и при этом сама же участвую в нём. Состояние поиска детали мучительно и упоительно одновременно. Вдруг, наступает момент, когда весь рассказ, как сон, встает перед моими глазами. Остается только срочно записать его.

СОХРАНИТЬ

Сохранить, оставить, беречь меня приучали этому с детства. В каждой семье есть вещи, предметы, которые передаются из поколения в поколение. Семейные реликвии! Они вызывают трепет, волнуют, пробуждают интерес к ушедшим временам. Моя память необыкновенно причудлива, иногда она достаёт из своих глубин такие воспоминания, которые я просто знать не могла. Память не просто хранит, но она и созидает новое путём скрещивания различных впечатлений, как сон. Моя сопричастность к моим милым предкам особенно остро я ощущаю через дорогие для меня предметы и вещи. Они есть, практически, в каждой семье, А вот дневники, воспоминания, письма, открытки - сохранились далеко не у всех. Понятно почему. В эпосе народов мира обязательно есть притчи о необходимости бережного отношения к дереву, цветку, оберега родителей… Вот как поэтично написала об этом Марина Цветаева:

Посадила яблоньку:

Малым - забавоньку,

Старому - младость,

Садовнику - радость.

Через эту яблоньку Цветаева передает недостижимую, казалось бы, глубину жизни. Листья, цветущие ветви, рождение и созревание яблочка радуют детей. Пожилому человеку о молодости напоминает цветущее дерево. Садовнику, который всю свою жизнь приумножает и сохраняет деревья, радостно от такой малости, как посадка одного дерева. Всё просто. Всего-то нужно относиться к любому делу с выдумкой, как это делали наши предшественники. Сохранить важные моменты жизни, какие-то оригинальные черты в памяти, останавливать мгновения. Я не кричу: «Остановись, мгновенье…» Я просто пишу каждый день.

СКВОРЦЫ

Как приятно найти одинокую лавку в парке. Особенно после прогулки по пустынным улочкам. Посидеть под сенью ясеня с хрустящим вафельным стаканчиком мороженого с клюковкой. Наблюдая, как лёгкий ветерок заигрывает с листочками, пробегает волной по нежной траве. И полюбоваться золотисто-карими проворными скворчиками. Какие же они забавные! У них очень много дел. Торопливой походкой скворчики обследуют каждую травинку на газоне. Они негромко переговариваются о чём-то. Вот бы узнать, о чём разговаривают птицы!? Мне не дано разгадать их язык. Наслаждаясь мороженым, слушаю птичий щебет. А, голубь, поджимая красные лапки, садится на травку в тени, как чайка на воду, дремлет (то есть мечтает, ибо по-английски «дрим» - мечта). На клумбах буйство красок! Плотными разноцветными рядами, как стойкие оловянные солдатики, стоят тюльпаны. Прижимаясь друг к другу, они не обращают никакого внимания на шалости ветерка. Могучие, мудрые дубы, вязы, липы и лиственницы шепчутся о чём-то своём. Им есть что обсудить. Не одно поколение детей выросло под их ветвями.

СУЖДЕНИЯ

Как часто люди, обсуждая то или иное произведение искусства, пытаются навязать автору свою точку зрения. Я не перестаю удивляться уверенности и категоричности в суждениях подобных людей. Этим особенно увлекается «номенклатура». Они ловко приспосабливаются к течениям в «верхних слоях», и с умным видом дают, как бы намекают, что нужно изменить или исправить. Начинают давать советы. Ой, советы давать любимое занятие всех нетворческих людей. Автору в этом случае нужно категорично ответить всем критикам и советчикам: пишите (рисуйте, снимайте, играйте сами). Лишь только равные по мастерству художники никогда не будут вязать автора в веревки своего почерка. Они умеют ценить индивидуальность, созидание. Новое в искусстве, как правило, сначала принимают в штыки, высмеивают, освистывают. Слабый сломается, а истинный талант будет заниматься творчеством. Таланту нужен характер, уверенность в себе. Автору достаточно похвалы одного человека равного по мастерству. «Каждый пишет, как он слышит…». Любители критиковать ничего сами создать не могут.

ТЕНЬ

Как же может опостылеть солнце! Вы даже не представляете. Или некоторые представляют? Не знаешь, куда укрыться. На Ордынке, Полянке, Якиманке, жара, как в танке (в центре нет ни тентов, ни скверов), не знаешь где присесть (скамеек в центре нет). О! Этот город не для людей! Заборы, ворота, дворы, надписи: «Вход воспрещён», «Проход закрыт»… Если попадается, случайно, открытый двор, то там имеется типовая детская площадка, вся засыпанная песком. Она сделана не для детей, а - для отчётности. А на Якиманке что за чудовища в виде так называемой архитектуры возведены? Убили улицу безвкусными каменными монстрами. Ни стиля, ни вкуса. Появились два жилых дома приличных - «Коперник» и «Имперский дом», но здания типа «Президент-отеля» и «Сбербанка» портят всё впечатление. Памятник Димитрову с какой стати стоит на клочке выжженной травки? Напротив, через трассу, поскольку Якиманку трудно назвать улицей, это какой-то шоссейный транзит миллионов «железных коней», урод на уроде, как говорят в народе.

ВОСТОРГ

Влетают, к примеру, в вагон метро девчонки-школьницы, и хохочут так, что хоть уши затыкай. Подростки, если собираются в группу, гогочут по любому поводу и без него. Это вызывает, порой, раздражение у меня, но я одёргиваю себя. В подростковом возрасте тоже не ангелом была. Каждый подросток, когда он один, хороший ребёнок, а в компании в них как будто бы бес вселяется. Повзрослеют и поумнеют. Прежде я очень бурно реагировала на понравившиеся мне события. Часто первые реакции в те времена были импульсивного, я бы даже сказала физиологического характера. Во мне таился, да и таится до сих пор зверь. Только он спит, где-то очень глубоко. Я слежу за тем, чтобы он не просыпался. Впрочем, как и в каждом человеке. Ныне я сдерживаю себя, даю возможность пройти времени, чтобы моя реакция была адекватна моему понимаю жизни. Восхищение, упоение, экстаз всё реже возникают в душе моей. Теперь я ценю лёгкий восторг, что возникает от самых простых явлений окружающей жизни.

“Наша улица” №163 (6) июнь 2013