Задумчивая грусть-31

Маргарита Прошина

ЗАДУМЧИВАЯ ГРУСТЬ

заметки

(часть тридцать первая)

ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ

Листки календаря падают, как пожелтевшие листья. Год за годом. И опять появляется 1 сентября. По школьной программе читаю «Нос» Гоголя. Для меня день этот предвестник открытия нового, неведомого доселе. Сознаюсь, что школа не оставила в душе моей нежных, волнующих впечатлений. Накануне первого сентября, наглаживая белый фартук, пришивая воротничок и манжеты, собирая портфель, я предвкушала встречу с друзьями, и бесконечные рассказы о летних приключениях. Кажется, что именно в этот день откроется ещё одна дверь, о существовании которой я даже не догадывалась. И, надо сказать, это происходит со мной каждую осень.

РАЗДВОЕНИЕ

Смею предположить, что практически каждому человеку знакомо это чувство - раздвоение. Семья, близкие люди, сотрудники постоянно ждут от меня определённых поступков, внимания. Нередко ожидания эти, если их удовлетворять, забирают целиком все силы, я растворяюсь и теряю себя. Но никто в этом не виноват, это добровольная жертвенность. При этом внутренний голос настойчиво напоминает мне, что пора вспомнить о своих интересах и желаниях. Я много размышляла о своём раздвоении и пришла к выводу, что необходимо жить свою собственную жизнь, и ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в жизнь близких, даже в тех случаях, когда они просят об этом. Опыт показывает, что заканчивается это плачевно. Интуиция говорит, что нужно промолчать, а эмоции, захлёстывая, несутся на помощь. Результат всегда один и тот же - сама во всём виновата. Уметь отказываться от заманчивых предложений, которые сулят мне земные блага, «достаток» - качество неоценимое, но я ему следовала не всегда. Оглядываясь назад, я сожалею о многом и пытаюсь не повторять ошибок. Как мало я встречала цельных сильных людей, которые следовали своим путём, занимаясь творчеством, не обращая внимания на отношение к ним окружающих. В основном, образованные, интеллектуально развитые, но с этическим отклонением, люди говорят правильные слова, однако при этом, понимая, что не выделяться и быть как все гораздо удобнее, выбирают «доходное место», наступая на горло своим желаниям. При этом они сетуют на обстоятельства, время и…

СОМНЕНИЯ

Никак я не расстанусь с терзающими меня сомнениями. Они имеют особенность охватывать меня внезапно, в момент самый неподходящий. В экстремальных ситуациях, когда времени на размышления нет, я принимаю верное решение мгновенно, и действую уверенно. Стоит только задуматься, как сомнения уводят меня в туманные дали, выбраться из которых бывает очень не просто. Сомнения приводят меня к неуверенности в себе. Я заметила, что желание написать ли, сделать ли что-либо как можно лучше, непременно приводит к сомнениям, а результат частенько оказывается печальным. Учусь поступать, прислушиваясь к внутреннему голосу, он надёжный советчик. Сомнения же гоню прочь, но они, по-прежнему не покидают меня.

В ДРУГОМ ЯЗЫКЕ

Переезд на постоянное место жительства в другую страну - поступок, требующий, по моему мнению, смелости и решительности. Он предполагает открытость, готовность погружения в новую языковую среду, культуру, уважение к традициям и жизненному укладу. Переезд всей семьёй во многом облегчает процесс вхождения в новую атмосферу, но и несколько замедляет процесс изучения языка. Дома вся семья, естественно, говорит на родном языке, а это притормаживает освоение языка нового. Главное, чтобы были желание и готовность меняться. Любознательность и открытость во многом способствуют вхождению в другой язык. Сплочённость членов семьи и любовь существенно облегчают преодоление сложностей и проблем, связанных с законодательством и бытом. Воспитание и деликатность ценятся повсюду. Я убедилась в этом на собственном опыте, правда, во время командировок. В разное время мне пришлось жить в двух республиках, в которых, конечно, русский язык был государственным, но дома мне объяснили, что язык, культуру и обычаи я должна знать и уважать неукоснительно. Поговорка о том, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, для меня стала правилом.

ЕДИНОВЕРЦЫ

Я помню, на хозяйке было домотканое расшитое синими и красными лентами платье, на ногах - войлочные белые тапочки с синенькими из таких же ленточек цветочками, на голове - вязаная в форме цилиндра шапка с вплетенными там и сям узорами из толстых пестрых ниток. Волосы зачёсывали гладко и плели косу, которой обвивали вокруг головы под шапкой. Строгость во взгляде выражала вековые правила жизни в замкнутом пространстве единоверцев. Всяк был на виду у своих собратьев. Сдерживать себя приучались с малолетства. Творчество поощрялось только применительно к совершенствованию быта. Нравственные же устои были непоколебимы веками. Однако случалось, когда вдруг появлялась личность настолько волевая и энергичная, стремящаяся к свободе от предрассудков, личность талантливая и оригинальная, то старики боялись бунта. Если усмирить самостоятельного человека не удавалось, то его просто изгоняли из общины. И навсегда вычеркивали из памяти имя его. Так появлялись независимые художники.

В ГОСТЯХ

В «Невском проспекте» Гоголь незаметно даёт завязку к повести «Нос». Побежал Пирогов за красоткой, а увидел, как Гофман вертит лезвием своего сапожнического ножа перед довольно толстым носом Шиллера. Гоголь не смакует ужасы происшествий, происходящие с героями «Петербургских повестей», а показывает их как бы буднично. Вот Пискарёв перерезает себе горло бритвой, доводя до конца намерение Гофмана по отношению к носу Шиллера. Заметьте, как без намёка на издёвку Гоголь дает великие имена обычным людям. Не отсюда ли знаменитые переименования в Фёдора Достоевского или в Христофора Колумба у Андрея Платонова в «Чевенгуре»?! Необычайная история похождения отрезанного носа (какая-то страсть у Гоголя к ножам и бритвам), под которым, как мне кажется, разумеется нечто более величественное и сакральное, майора Ковалёва даётся Гоголем как совершенно обычное явление для северной столицы, в которой ещё и не такие несуразности происходят. Гоголь пристально всматривается в суету и особенности жизни столицы. Романтические истории, трагические смерти и несуразные истории происходят в Петербурге. Здесь и не такое случается. Всё чуждо здесь Гоголю. А почему? Он же из провинции прибыл, а здесь в гостях.

СОЧНОСТЬ

Мне нравится, как Бабель иронизирует и сочувствует своим героям, например, Ксению в рассказе «Сказка про бабу» он представляет толстой бабой с круглыми плечами и синими глазами с «горьковатой слезой» и восклицает: «Вот какая баба была. Кабы нам с вами!» Тут и ирония и выразительный портрет. Буквально в четырёх предложениях возникает объёмный образ и судьба женщины, которая потеряла на войне мужа и проживает у богатых господ. Бабель очаровывает умением соединять, казалось бы, несоединимые вещи. Ксения как бы обычная простая баба, а с нежной душой, которая непостижимым образом сохранила застенчивость и стыдливость. Как каждая женщина она хочет простого женского счастья. И вот старуха Морозиха, которая была до «бабьего чрева безжалостной» нашла ей мужика, обеспечила, чтобы её пересохшее чрево он дождиком оросил. Валентин Иванович был «неказист, да затейлив - умел песни складать. Тела никакого, волос длинный, прыщи радугой переливаются». Перед нами уже и образ, и характер будущего счастья Ксении. Рассказ совсем небольшой, а глубина необычайная. Хотела повитуха составить удовольствие бабе, а вышла трагедия. Потеряла Ксения и место сытое и удовольствия не получила. Ирония и печаль. Проза Исаака Бабеля поражает меня сочностью языка, вкусными деталями и художественной самостоятельностью.

ЗАМЕДЛЕНИЕ

Часто мне в голову приходит мысль о том, что спешка никак не способствует мышлению. Если бы я убедилась в этом уже давно, то совершенно бы не спешила. Теперь-то я понимаю, что необходимо замедление, вхождение в процесс, способствующий размышлению. Я вижу, скажем, знакомую улицу совершенно иначе, погружаясь в замедленное наблюдение, вижу тихую красоту привычных вещей, при этом медленно на моих глаза облака преображаются в забавные фигуры животных, а затем в удивительные архитектурные сооружения, и постепенно рассеиваются, а дома открывают все свои украшения - карнизы, наличники, мезонины, балконы, галереи, пилястры, колонны… И я сама себе удивляюсь, как я раньше этого не замечала. А теперь всё это происходит как при замедленной съёмке. Жизнь, как кино, есть своеобразное замедление, неспешное выявление того, чего не видят другие, вечно спешащие.

УСЛЫШАТЬ

Я затихаю в некотором прекрасном смятении, когда поэзия и проза льётся как мелодия, и душа моя, улавливая её, начинает тихонько подпевать. Это удивительное слияние с миром автора доставляет ни с чем не сравнимые моменты счастья. Стоило мне подумать об этом, во время чтения книги Александра Тимофеевского «Песня скорбных душой», которую издал Юрий Кувалдин в своём издательстве «Книжный сад» в 1998 году, как мне вспомнилось стихотворение Арсения Тарковского «Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был..», а буквально через несколько минут, я читаю стихотворение Тимофеевского, посвящённое Арсению Тарковскому:

В том месте места нет для странствий,

Где есть граница.

И будешь ты в любом пространстве

Плененной птицей.

Один на свете болезнью клети

Затем ты болен,

Чтобы услышать и нам ответить -

Что там на воле.

Затем, чтоб слышать те глаголы,

Те ритмы, звуки,

Что образуют горы, долы

И рек излуки.

Что образуют рек излуки

И наши души.

Затем, чтоб слушать эти звуки,

Затем, чтоб слушать.

1987

Значит, сегодня мне посчастливилось попасть в нужный ритм, значит, душа моя сегодня слушала и слышала высокую поэзию. Всё находится внутри каждого из нас. Чтобы понять это следует научиться слушать и слышать звуки, которые издают листва и трава, облака и ветер. Меня восхищают писатели и поэты, обладающие тонким слухом, улавливающие малейший шорох и ритм.

МНЕНИЕ

Иметь своё мнение может каждый, но я обратила внимание на то, что большинство людей предпочитает присоединяться, разделять мнение «знающих людей», при этом нисколько не задумываются о том, что в действительности люди эти обычные конъюнктурщики, и мнение, которое они излагают просто хорошо оплачивается. Больше всего меня приводят в недоумение фразы вроде «об этом все говорят» и «это всем известно», я в таких случаях отвечаю, что «все» для меня значит никто. Творческий человек привлекателен, прежде всего, тем, что его не интересует мнение кого-то, а дорожит он только мнением подлинных художников, которые создали или создают свой мир.

ЖИВОЕ

Нет надобности доказывать, что память сохраняется в слове, ну, и какое-то время в материальных памятниках. Каждый из нас убеждается в этом в течение жизни. Тексты, надписи, имена читаем мы и невольно привыкаем настолько, что не замечаем. А задуматься стоит непременно. Если имя мне ни о чём не говорит, то я, обязательно, поинтересуюсь и узнаю об этом человеке, и он будет жить в памяти моей с этого момента. А когда я на кладбище читаю таблички на могилах, то, в основном, образы не возникают. Нет этих людей. В молодости мысли эти приводили меня в отчаяние. Так ещё девочкой я прочитала надпись на могиле конца XIX века: «Образ твой мы сохраним в памяти навечно». Это было в середине шестидесятых годов. Слово «навечно» привело меня в замешательство, в голове моей никак не складывалось это объёмное понятие, ведь каждый из нас - смертен. С того момента вопрос о сохранении памяти в душе моей не давал мне покоя многие годы. Сегодня для меня естественно, что Данте, Байрон, Пушкин, Гоголь, Достоевский… живее многих и многих, потому что они питают бесчисленные поколения людей своими шедеврами. Кладбище тел есть место скорби, но могилы исчезают вместе с именами бесследно, а память о тех, кто оставил свои великие творения остаётся.

ТРАМВАЙЧИКИ

Побродив по Чистопрудному бульвару, услышав мелодичное динь-динь-динь, спешу на конечную остановку «Аннушки». Вот я уже сижу у окошка справа от водителя и мысленно восклицаю: «Эх, прокачусь!» Трамвай отправился. Еду. До чего же я люблю трамваи! Они так неспешно двигаются по улицам и переулкам московским, что можно любоваться каждым домом, подмечая архитектурные украшения, которые не всегда возможно увидеть с узкого тротуара. Позванивая, как бы переговариваясь между собой, они создают атмосферу доверительности. Названия остановок ласкают мой слух: «Покровские ворота», «Воронцово поле», «Яузские ворота»…Тут можно чаю попить у Телешевых вместе с Иваном Буниным, Константином Бальмонтом, Фёдором Соллогубом, а если повезёт, то послушаю пение Фёдора Шаляпина и игру Сергея Рахманинова. Нет, пожалуй, в Замоскворечье поеду, и на остановке «Вишняковский переулок» пересяду на трамвай № 39 и поеду до университета, давно я не гуляла в тех местах.

МЕЛОДИЯ ДУШИ

В уголках памяти моей бережно хранятся моменты упоительного счастья, когда душа, казалось, просто не выдержит этой полноты. Незабываемые вечера с дорогими сердцу людьми за столом, разговоры, пение романсов, песен иногда звучала гитара, но чаще мы слушали песни Окуджавы, весьма стройно подпевая ему, особенно «Молитву». Хотелось всех обнять и остановить время. Нам казалось, что жизни нет конца, так было много лет, но, вдруг, мы очнулись в совершенно другой обстановке. Свобода, о которой мы так много говорили, наступила. Многие растерялись, кто-то уехал, и только единицы сумели воспользоваться ей по назначению. Но воспоминания ушедшей молодости, дружбы нашей светят и согревают в минуты грусти, как вот это чудесное стихотворение Афанасия Фета:

* * *

Сияла ночь. Луной был полон сад; лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна - любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и вели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

Оно удивительно созвучно моему настроению сегодня. Дата написания стихотворения точно не известна. В письме Толстому в 1877 году Фет пишет о нём, как только что написанное, а Татьяна Андреевна Кузминская, сестра жены Толстого, вспоминает, что оно было написано в 1866 году после вечера в Черемошине, имении Дьяковых, на котором поэт оживленно развлекал всех рассказами, а на следующий день было написано это стихотворение. Важно для меня то, что оно так совпало с мелодией моей души. Воспоминания, сожаления, грусть, любовь, вздохи и надежды нахлынули на меня.

ПРОЙТИ МОСКВУ

Я уверена, что по Москве следует ходить непременно пешком, преодолевая постоянно возникающую усталость, только так можно Москву почувствовать. Когда же ноги уже совсем отказываются двигаться, я сажусь на скамейку. Думаю о чём-то неопределенном, но прекрасном. Через короткое время незаметно открывается второе дыхание. Я вновь продолжаю свое вхождение в необъятную Москву, которая постоянно меняется. Конечно, мне бесконечно жалко утраченного облика Москвы начала прошлого века. Страсть разрушать у наших чиновников привела к невосполнимым утратам. Так в Николоворобьинском переулке, в котором следовало бы открыть центр Александра Островского, где он прожил не одно десятилетие, и где жил его отец, в настоящее время просто сплошные руины. А на месте дома, в котором жил Исаак Бабель и из которого его увезли на расстрел, стоит нелепая кирпичная башня. Поэтому каждый дом, свидетель прошлого особенно дорог сегодня. Я вновь и вновь иду навстречу с прошлым.

УСТАЛОСТЬ

Я вижу, как макушки сосен и елей парят в облаках. Мне кажется, что я низколетящий лист каштана, пожелтевший по краям, - такая лёгкость наполняет меня. Аллея манит меня своей таинственностью, растворяясь в дали. Дорожка усыпана золотыми монетками листьев. Я не чувствую ни усталости, ни времени. По небу плавно спешат куда-то облака. Я сама себе не могу поверить, что и это - Москва. По обе стороны дорожки заросший лес, поваленные деревья, заросли кустарника. Я одна как будто плыву в струях моросящего дождика. Я не устала. Потому что иду, не касаясь земли.

ЗАХОЛУСТЬЕ

Прежде при слове «захолустье» я представляла себе посёлок вдали от дорог, в который попасть можно только в сухую погоду или по снегу. Однако, ныне это понятие для меня значительно расширилось. Желая обойти Москву пешком, я нередко попадаю в районы, которые иначе как захолустьем и не назовёшь. Иду я по улице без конца и края. С одной стороны тянется унылый забор непременно с рулоном колючей проволоки наверху, а с другой стороны стоят пятиэтажки, напоминающие сирот бездомных. Такая тоска охватывает меня в эти минуты, что невольно из глаз катятся по щекам слёзы за нас, таких нежеланных для чиновников жителей, которых они называют «народ» или «электорат» в зависимости от ситуации. Я понять никак не могу, как им, чиновникам этим, которые живут только для себя и голосуют сами за себя, ибо их и есть 21 процент в Москве, в голову приходит мысль о том, что мы думаем о них или, вдруг поддерживаем.

СТАНОВЛЕНИЕ

Понять своё предназначение и посвятить себя любимому делу, неукоснительно следуя избранному пути, казалось бы, что может быть лучше? В жизни же на всякое действие находится противодействие и не одно, а силы духа на преодоление не хватает. Да тут ещё окружающие тебя друзья-приятели, родные в один голос начинают тебя убеждать, что следует делом заниматься, а романтические мечты пора оставить в прошлом. Под делом же они подразумевают надёжную, хорошо оплачиваемую работу, достаток…Противостоять их доводам и пренебречь советами вплоть до прекращения отношений удаётся лишь сильным личностям. Жить, занимаясь творчеством, не изменять себе, и не реагировать на насмешки, преодолевая соблазны, идти к намеченной цели только так становятся истинными личностями.

РЕЧНАЯ РЫБА

Одно из ярких детских воспоминаний - рыбный рынок на берегу реки. Это был стихийный рынок, на котором с шести до семи часов утра хозяйки покупали живую рыбу, искрящуюся, серебрящуюся, переливающуюся всеми оттенками радуги, пахнущую водорослями. Едва успевали причалить лодки, как их улов тут же раскупался. Чего тут только не было - бычки, краснопёрка, королева щука и, особо почитаемый лещ, которого вялили на солнце. Вкус сладких золотистых жареных бычков той поры так и остался для меня ни с чем несравнимым. А фаршированная щука! Что может быть изысканнее и вкуснее. Умение и мастерство хозяйки оценивалось умением приготовить её.

БЕЗДУШНАЯ ЛЮБОВЬ

Брак, семейные узы, дети, жизнь… Традиция живёт в людях. Однако в наши дни подобные отношения завязываются как-то второпях, стремительно. Спешат всё успеть (жениться, купить квартиру, построить дачу, получать миллионы…), а оказываются в расстроенных чувствах, и сетуют на невезение, обман. Секс быстро приедается, а родства интеллекта и душ нет. Как точно однажды высказался поэт Евгений Лесин: любовь прошла, завяли помидоры. Ищут всё виноватых, якобы разрушивших их брак (теща, свёкор, подруга, друг...) А по прошествии многих лет иногда вспоминают с грустью тот нежный росток истинной любви, сберечь который не сумели. В таких случаях стоит процитировать Фёдора Тютчева, который знал о любви не понаслышке:

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепости страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Встретить родную душу, практически, невозможно, но что может быть прекраснее этого! Эту душу ещё следует почувствовать, что удаётся далеко не всем. Страсть может разрушить любовь, когда нет духовной близости, да и нередко так и бывает, а нежность, внимание, поддержка, терпение способствуют развитию и сохранению этого восхитительного чувства.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Я иду по знакомым прежде улицам и переулкам, и ничего не понимаю. С недоумением оглядываюсь по сторонам, а на губах так и вертится вопрос о том, какой это город? Улица Лесная в начале изменилась до неузнаваемости, также как и Тверские-Ямские улицы. Всё снесено и построено заново, ничего московского, безымянный город современный. Только комплекс зданий бывшего Миусского парка конно-железных дорог сохранился, что приятно. Я решила пройти на Миусскую площадь и отдохнуть в сквере. На просторном его пространстве найти свободную скамейку для отдыха не так легко. В городе, похоже, ведётся борьба с ними. Никак я не пойму, почему в огромном городе трудно предусмотреть возможность присесть передохнуть пешеходу. Свободного места я не нашла. Постояла перед памятником Александру Фадееву, и задумалась о его не простой судьбе. Он для меня один из немногих официальных писателей тех мрачных, чудовищных лет, которого мучили муки совести. Он не выдержал и ушёл из жизни, раздираемый ужасом действительности.

ЛАБИРИНТ

Светлые столы, которые обычно стоят в аудиториях, нагромождены друг на друга. Им нет конца. Мне же необходимо как можно скорее вырваться на свободу, преодолев их. Там в глубине, за столами у меня важная встреча. Я мечусь, нервничаю, пытаюсь сдвинуть их, пролезть, извиваюсь и проявляю чудеса эквилибристики. Отчаяние охватывает меня, но желание попасть на встречу, главное - неизвестно с кем или с чем, сильнее его. Я должна успеть до темноты. Это я знаю точно. Одежда на мне трещит, туфли я уже давно потеряла. Столы же, чем дальше, тем хуже, сломанные и ободранные. Я рвусь, не обращая внимания на занозы. Отчаяние сменяется силой доселе для меня невиданной, я хватаю и разбрасываю по сторонам один стол за другим. Просто медведь в чаще. Внезапно столы закончились, и передо мной открывается дивной красоты аллея.

СКУДЕЛЬНЫЙ СОСУД

Замоскворечье. Хлебный сытый район старой Москвы. Истории, картины, жители! Сколько об этом сказано, а сколько позабыто… Память каждого человека избирательна, для меня же она особенно важна, когда я брожу по такой разной и прекрасной Москве, которая обладает восхитительным качеством сочетать несочетаемое и сохранять, невзирая на упорное вмешательство временщиков, свой неповторимый образ. Выхожу из трамвая № 39 на остановке «Улица Щипок», сворачиваю в 1-й Щипковский переулок. Путь по причудливо извилистому переулку лежит к дому под номером 26, в котором с 1934 по1962 годы жили Арсений Александрович и Андрей Арсеньевич Тарковские. Ничто не напоминает нынче о прежней жизни и быте этих мест. Нет таможенной заставы Земляного города, где провозившиеся в Москву товары тщательно проверяли, для чего щипали или щупали их специальными приспособлениями, нет мельницы и хлебных складов и двухэтажных домов старой застройки то же практически нет, а сердце моё бьётся, предвкушая встречу с былым. Мне так хочется постоять тихонько и подумать, пройти по деревянным ступенькам, посмотреть в зеркало и прочитать перед ним строки, бесконечно волнующие меня каждый раз, когда я их вспоминаю:

… Сновидения ночи и бабочки дня,

Здравствуй, всё без меня и вы все без меня!

Я читаю страницы неписаных книг,

Слышу круглого яблока круглый язык,

Слышу белого облака белую речь,

Но ни слова для вас не умею сберечь,

Потому что сосудом скудельным я был.

И не знаю, зачем сам себя я разбил.

Больше сферы подвижной в руке не держу

И ни слова без слова я вам не скажу.

А когда-то во мне находили слова

Люди, рыбы и камни, листва и трава.

Цель моя достигнута. Передо мной заброшенный пустырь, огороженный металлической сеткой, земля, по которой как-то раз прошёл трактор, поросла пожелтевшей травой. «Здравствуй…». Былое утрачено безвозвратно, началась новая жизнь этих мест. Вернувшись домой, я прочитала в интернете, что на этом месте на основе архивных документов планируется построить такое же деревянное здание, как и при семье Тарковских, а в нём создать культурный центр. Сегодня настроение у меня было романтическое. Я с удовольствием побродила по местам, которые связаны с гениальными отцом и сыном: поэтом Арсением Тарковским и режиссёром Андреем Тарковским.

ПОЭЗИЯ ЖИЗНИ

Поэзия жизни живет во мне, чтобы понять это мне, следует пострадать. Когда живёшь размеренной, налаженной жизнью невозможно изо дня в день восхищаться тем, что тебя окружает. Например, просыпаясь, я выглядываю в окно, привычным взглядом оцениваю погоду, делаю привычные дела, завтракаю - всё как обычно. Стоит только серьёзной неприятности внезапно ворваться в мою привычную жизнь, перевернуть всё с ног на голову, довести до состояния безоглядного отчаяния, а потом, вдруг вернуть к привычной жизни, как я с пьянящим чувством счастья, вновь и вновь открываю красоту каждой прежде незаметной детали: любуюсь маленькой мушкой, которая появилась у меня на кухне непонятно откуда, грохоту трактора под окном, поливающего газон, который всё лето раздражал меня своим шумом - всё вызывает у меня положительные эмоции, улыбку. Любой запах и звук, едва уловимый, мне приятен. Я не могу надышаться вкусным воздухом, наглядеться осенним нарядом деревьев, мне хочется всех обнимать, читать стихи, петь, кружиться и танцевать. Поэзия жизни живёт внутри меня, и всегда возвращает к счастью через страдание. Прежде нужно пострадать, чтобы понять красоту.

"Наша улица” №179 (10) октябрь 2014